История крестовых походов в документах и материалах

М. А. Заборов

История крестовых походов в документах и материалах

 

 

Допущено Министерством высшего и среднего специального образования СССР в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности «История».

Рецензенты: кафедра истории средних веков МГУ; проф. Удальцова З. В.

 

Предисловие

 

Тема «Крестовые походы XI—XIII веков» занимает в курсе истории средних веков особое положение. Она находится как бы на стыке истории стран Европы и византийско-мусульманского Востока и уже вследствие этого является комплексной по своему характеру. Ею охватывается обширный исторический материал, знание которого позволяет глубже разобраться во многих существенных проблемах курса, имеющих принципиальное методологическое, общетеоретическое значение. Осмысление данной темы студентом-историком составляет одну из необходимых предпосылок для правильного понимания всей средневековой истории также и потому, что эти войны, ведшиеся, главным образом, рыцарством, которое воодушевлялось церковными лозунгами, — явление, чрезвычайно характерное для эпохи средневековья, отмеченной господством религиозного мировоззрения.

Сложная и своеобразная картина социальных и социально-политических отношений в феодальном обществе Запада и Востока раскрывается при изучении крестовых походов с большой полнотой, поскольку события и факты, образующие их историю, обрисованы не только в источниках западного происхождения (латинские хроники, папская переписка и пр.), но и в многочисленных повествованиях арабских, армянских, греческих, русских современников и очевидцев. С этой точки зрения, тема «Крестовые походы» в методическом плане вообще уникальна: работа над ней предоставляет студенту широкие возможности для ознакомления «из первых рук» с произведениями латинской, арабской, армянской, византийской, русской исторической литературы и других письменных памятников XII—XIII вв.

Пособие распадается на две неравные части. В первой, вводной, кратко излагаются сведения об основных источниках по истории крестовых походов, дается классификация этих источников и анализируется идейное содержание латинских хроник — главной категории наших источников; вместе с тем здесь характеризуются арабские, армянские, греческие и русские летописные и другие повествования о крестоносных войнах западного рыцарства на Востоке. Вторая часть книги включает фрагменты источников — хроник, дневников и писем участников и современников крестовых походов, их путевых записок и воспоминаний. Если назначение материала вводной части — познакомить студента с элементами источниковедения истории крестовых походов, то цель второй части книги — служить собственно пособием для проведения практических (семинарских) занятий.

Из-за ограниченности объема книги в ней приводятся лишь тексты, рисующие те или иные эпизоды истории Первого крестового похода, социально-политического строя Иерусалимского королевства и истории Четвертого крестового похода. Именно эти сюжеты находятся обычно в центре внимания изучающих данную тему. Подбор материалов определялся и двумя немаловажными дополнительными мотивами: отрывки, приводимые в книге, отражают главнейшие события обоих крестоносных предприятий и, что особенно существенно, по большей части представляют собой «параллельные» тексты. Тот или иной комплекс фактов освещается в них с разных сторон, с разных позиций, в разное время, на основе различных источников информации, находившихся в распоряжении составителей хроник, мемуаров, записок и пр.

Важнейшая задача студента, работающего под руководством преподавателя над текстами, заключается в выявлении сходства и различия в повествованиях, в отделении элементов исторической правды от вольного или невольного ее искажения средневековыми авторами, в том, чтобы в ходе занятий подвергнуть возможно более обстоятельному сравнению «показания» двух-трех и более «параллельных» текстов, авторы которых, каждый по-своему, излагают одни и те же или близкие события.

Переводы латинских и старофранцузских фрагментов выполнены автором книги по наиболее авторитетным изданиям источников; в отдельных случаях использованы прежние переводы, которые выверены и исправлены по оригиналам. Отрывки из «Алексиады» приводятся в переводе С. Г. Слуцкой, сделанном ею для полного издания этого памятника, которое осуществил Я. Н. Любарский в 1965 г.; фрагменты же из «Истории» Никиты Хониата перевел кандидат исторических наук И. С. Чичуров. Автором переводов «Хронографии» Матфея Эдесского (с древнеармянского языка) является доктор исторических наук Р. М. Бартикян. Что касается сочинений арабских писателей, то, за исключением текстов из «Книги назидания» Усамы ибн Мункыза, которые даются в старом переводе М. А. Салье, соответствующие отрывки впервые перевела на русский язык для настоящего пособия доктор филологических наук Б. Я. Шидфар. Имена и названия произведений арабских и армянских историков в ссылках на источники приводятся большей частью в русском переводе и в русской транскрипции.

 

Повествования и документы

 

Pactum domini Balduini comitis Flandrensis, et Theobaldi comitis Trecensis, et Lodovici comitis Blesensis, factum cum praefato domini Henrico Dandulo, Duce Venetiae pro passagio Terre Sanctae. — В кн.: G. L. Tafel, G. M. Thomas. Urkunden zur alteren Handels- und Staatsgeschichte der Republik Venedig mit besonderer Aufziehung auf Byzanz und die Levante. Amsterdam, 1964, S. 362—368.

 

 

Из «Истории» Никиты Хониата

 

...Также и сыну Исаака Алексею[507], освободив его из заключения, император[508] предоставил полную свободу и даже, собираясь в поход против протостратора[509], взял его с собой, остановившись на пути в Дамокранию. Алексей же (разумеется, по совету своего отца) договорился с одним пизанцем, командовавшим большим купеческим кораблем, о бегстве и ждал только удобного случая, что-бы ускользнуть морем и скрыть свои следы водою[510]. Как только наступило благоприятное для отплытия время, корабль, распустив паруса, отправляется с попутным ветром и благополучно пристает в Авлонии на Геллеспонте. С корабля была послана в Афиру за Алексеем лодка, а чтобы скрыть истинное намерение, ее загрузили песком для балласта, будто бы необходимого судну после разгрузки товаров. Бежав сюда из Дамокрании, Алексей сел на лодку и переправился на корабль. Когда же о бегстве его стало известно, василевс послал обыскать корабль, но посланные не смогли найти Алексея; он остриг себе в кружок волосы, нарядился в латинскую одежду, смешался с толпой латинян и укрылся, таким образом, от разыскивавших его. Приехав в Сицилию, Алексей дает знать об этом своей сестре. Она же, выслав ему навстречу сильную охрану, приняла брата с распростертыми объятиями и стала просить своего мужа Филиппа[511] сделать все возможное, чтобы защитить ее отца, лишенного своими близкими не только власти, но и зрения[512], и помочь брату, блуждающему, подобно звезде, без крова и отечества и ничего не имеющему при себе, кроме собственной особы...

...Едва лишь флот латинян приготовился к отплытию, как к одной беде для ромеев присоединилась другая, по пословице — беда за бедой, как волна за волной: появился Алексей[513], сын Исаака Ангела, снабженный грамотами папы Древнего Рима[514] и Филиппа, короля Алемании, обещавших щедро отблагодарить эту пиратскую шайку, если она примет Алексея и поможет ему вернуться в отцовскую империю. Вскоре с величайшим удовольствием он был принят флотом, в надежде на то, что Алексей не только даст разбойничьей экспедиции против ромеев удобный повод и придаст ей благовидную внешность, но и удовлетворит их алчность и корыстолюбие несметными богатствами. Приняв к себе Алексея, мальчишку сколько по летам[515], столько же и по уму, все эти ловкие и искушенные в делах мужи уговорили его поклясться в том, чего он не в состоянии был исполнить никогда. В самом деле, этот ребенок согласился на их требование не только дать им море денег, но и предоставить помощь для похода на сарацин ромейскими воинами и пятьюдесятью трехгребными кораблями...

V. Планы похода на Константинополь и политика Иннокентия III

 

Anonymi Suessionensis De Terra Iherosolymitana, et quomodo ab urbe Constantinopolitana ad hanc ecclesiam allate sunt reliquie. — P. Riant. Exuviae sacrae Constantinopolitanae. T. I. Genevae, 1877, p. 5—7.

 

Письмо неизвестного рыцаря, участника событий [577]

 

Да будет вам ведомо, что Алексей Барисиак[578], как я Вам уже сказывал, прибыл к нам на Корфу[579] и здесь, преклонив колена и проливая слезы, смиренно и настоятельно просил нас идти с ним в Константинополь, оказать ему помощь, чтобы [он смог] с нашей помощью прогнать с императорского престола брата отца своего, которого отец его освободил из языческого плена и который, будучи освобожден и выкуплен братом, отплатил ему тем, что гнусно ослепил своего брата и, побуждаемый стремлением к власти, по жадности узурпировал его престол и незаконно удерживает. По этому поводу в войске произошли большие раздоры и был большой шум. Все, крича, требовали идти к Аскалону, и немного было таких, которые одобряли бы поход к Константинополю; одним из них был граф Фландрский[580], затем [граф] Людовик[581], маркиз Монферратский[582] и граф Матье Монморанси[583], маршал Шампанский[584], Конон Бетюнский[585], Милон Брабантский, Жан Фуанон[586].

Мы все в открытую доказывали целому войску, что поход к Иерусалиму для всех будет бесполезен и грозит неудачей ввиду того, что они оскудели, не имеют запасов продовольствия и среди них нет никого, кто бы мог взять ратников на свое денежное содержание и обеспечить перевозку камнеметательниц и прочего воинского снаряжения. Почти все склонились тогда к нашему мнению, выдвинув условием, что под Константинополем они не задержатся более месяца. В ответ им было сказано, что нет необходимости оговаривать непродолжительность пребывания под Константинополем, потому что [в этом случае] греки нас будут менее страшиться, если заранее узнают о нашем [намерении] оставаться под Константинополем недолго. Однако они[587] потребовали, чтобы мы все-таки ясно гарантировали им [выполнение] условия [о том], что задержка составит лишь один месяц. Так и было сделано. После того юный император[588] посулил нам, что будет в течение целого года доставлять припасы всему войску и обеспечит на год содержание за свой счет 10000 конных ратников для [оказания] подмоги Святой земле. [Он] обещал также, пока будет жив, держать в Святой земле на своем обеспечении 50 воинов. Венецианскому дожу [он] обещал уплатить 10 марок серебра и столько же — нашему войску. После того как все это было установлено и одобрено общим согласием, мы сели на свои корабли. Засим, на восьмой день мы благополучно прибыли к гавани Дусевии[589]; от этого места до Константинополя считается 100 лиг[590]. От этой гавани до Константинополя можно пройти быстрым плаванием по узкому морю[591]. Отсюда, плывя по этому проливу, мы прошли рукав св. Георгия[592] и захватили некую гавань, что против Икония, вплоть до самой суши, каковая гавань отстоит от Константинополя на одну лигу[593]. Там мы пребывали в чрезвычайном удивлении из-за того, что никто из друзей и никто из родственников юноши[594], находившегося с нами, и вообще кто бы то ни было от них не явился сообщить ему о положении Константинополя. Император же, владевший престолом, без промедления отправил подарки венецианскому дожу, графу Фландрии, графу Людовику и нам. Мы же, сойдясь между собою на тайный совет, [договорились о том], что ни в коем случае не станем выслушивать императорских вестников, если он сперва не отречется от величия императорской власти, — иначе мы не будем выслушивать ни его самого, ни его вестников. Мы не хотели, чтобы греки завлекли нас своими льстивыми подарками и улестили обещаниями.

Между тем, войско императора, расположившееся на берегу против нас, готово было воспрепятствовать нашей переправе и показывало нам нарочитое воодушевление, [будто намеревается] сразиться с нами; видя это, мы исповедались в своих грехах и возложили надежду на одно только могущество милосердного господа. Затем мы [сами] изготовились к бою, все в полном вооружении, а потом установили свои корабли. Когда же, ведомые богом, мы двинулись вперед, все греки сошлись, чтобы помешать нашей переправе. Однако милостью божьей [они] удалились от нас настолько, что наши стрелы не могли долетать ни до кого из них. Потом мы добрались до некоей крепчайшей башни, называемой Галатой, у которой укреплена преогромная железная цепь. Уложенная на деревянные сваи, она пересекала море, достигая на суше городской стены. Цепь эта запирала вход в ту гавань, и за ней стояли городские корабли, галеры и барки, скрепленные бортами и препятствовавшие нашему проникновению [в гавань]. А на упомянутой суше находились стражами пизанцы, генуэзцы, дакийцы и другие, приставленные для ее [башни] охраны и защиты. Они свободно, по своему желанию, выходили из башни и входили в нее, чтобы пускать в нас стрелы. Насчет этой башни мы говорили с дожем венецианским, мудрейшим мужем; мы сказали ему, что башню никоим образом не удастся взять иначе, как посредством [применения] подкопа, камнеметательных орудий и всяких других [имевшихся] на кораблях военных приспособлений. Мы тоже прилагали много ухищрений, чтобы с помощью божьей и собственною взять таким образом осажденную отовсюду башню. Пока все это намечалось, защитники упомянутой башни своими частыми стрелами причиняли нам чувствительный урон. Однако и [греки], в свою очередь, несли потери, были отбрасываемы назад и не могли нас потеснить. На третий день после того, как здесь были раскинуты наши палатки, [греки], выйдя [из башни], совершили нападение на наших рыцарей и пехотинцев. Однако Петр Браникол[595], ринувшись на них с несколькими рыцарями и оруженосцами, так сильно потеснил их, что они не могли ни сопротивляться, ни отступить к башне в поисках убежища: напротив, при наступлении наших иные из них предпочитали броситься в море, и они тонули, частью раненные, частью обессиленные. Тотчас чудесной помощью божьей башня была взята без осадных приспособлений, и цепь — разорвана. Вскоре, едва только городские корабли отошли, наши суда получили свободный проход в гавань и захватили кое-какие из их судов — и галеры, и малые суденышки, и барки.

Тогда, приведя в боевой порядок и корабли, и самих себя, мы двинулись вперед к некоему каменному мосту, отстоящему от упомянутого ранее места на одну с лишком лигу. Мост же этот был крепче Малого моста Парижского и до того был узок, что три всадника [по нему] едва могли пройти бок о бок, а подходящего брода мы не могли найти иначе, как на расстоянии трех лиг. Впрочем, если бы мы так далеко отошли от своего флота, то могли бы подвергнуться большой опасности и понести урон. Когда мы достигли самого моста, то долготерпением божьим, без всякого противодействия перешли по нему и, идя вперед, раскинули наши палатки между дворцом императора, который называется Влахернским, и дворцом Боэмунда, и настолько приблизились к Влахернскому [дворцу], что стрелы наши падали на дворец императора и чрез окна [попадали] внутрь него, а греческие стрелы летели над нашими палатками. Содеяв это, мы огородили наше войско большими кольями. Потом мы пододвинули и поставили у стен камнеметательные орудия. Дож же венецианский соорудил на [каждом из] всех кораблей высочайший помост из рей, вышиною в сто шагов, и по каждому помосту могли спускаться четыре вооруженных рыцаря. Сверх того, на одном уссарии[596] действовал также свой магнеллум.

Пока происходило все это, греки пешие и конные, совершали вылазки против нас. Однако они всегда терпели больший урон, чем мы. Однажды множество их воинов, выйдя толпою из неких ворот, которые расположены были с правой стороны, выступили вперед и стали вызывать нас к сражению. Однако наши напали на них с такой силой и отвагой, храбро отогнав их назад, что многие из них, толкая друг друга, валились в ров; среди некоторых иных оказался убитым сын герцога Диррахия, который слыл у константинопольцев благороднейшим и прекраснейшим. На следующий день из Влахернских ворот выступила когорта воинов города, — в той стороне, которая была лучше всего укреплена нашими воинскими орудиями. Однако могучим ударом они были божьей подмогой с позором отброшены назад [в город]. Тогда же был захвачен некий сильный муж[597], наиболее опытный из всех горожан в военном деле и советник императора. По прошествии Меркуриева дня отдано было распоряжение, чтобы на завтра[598] произвести приступ города; дожу венецианскому — напасть с моря, а маркизу[599] и графу Фландрскому — с суши. Я же и Матье Монморанси с маршалом Шампани, а также А. де С. Суроне[600], пока будет производиться приступ, должны будем охранять войско снаружи от укреплений и близ лагеря. Так мы и сделали.

Когда все было приготовлено, в установленное время дож и венецианцы с некоторыми из наших, кто особенно настаивал на атаке с моря, придвинули корабли близко к стенам, приставили к ним лестницы и, двинувшись на приступ с великими искусством, ворвались в город; 25 триб ратников захватили [в городе] немало сверх всякой меры и пожгли [там]. Наши также, произведя приступ с суши и приставив подобным же образом лестницы к стенам, водрузили на стенах свои стяги и знамена. Миниторы же, сделав подкоп стены снизу, разрушили одну башню. Тогда император, стесненный пожаром города и нашими хитростями, неожиданными и [наносимыми] отовсюду ударами, собрал немалые турмы[601] воинов к единственным воротам, которые давали выход в поле, чтобы окружить наших и разбить их. Мы также изготовились к бою; граф Фландрский — со своими, и я тоже — со своими, каждый, конечно, находясь на своем месте начеку; в боевом порядке подвигаясь вперед на конях, мы, будучи вовлечены в бой, нам противный, приблизились к неприятелю настолько, что их лучники и арбалетчики могли попадать в наших, а наши в их [воинов]. Когда они увидели нас воодушевленными и неуклонно выступающими вперед в боевом строю и [когда] убедились, что не могут легко одолеть нас в сражении, то, сильно устрашенные и растерянные, отступили, не осмелившись вступить с нами в битву. И знайте, что нас в войске было не больше двухсот рыцарей и столько же прочих конных воинов, а пехотинцев у нас было не более двух тысяч; ибо большая часть оставалась на месте для охраны орудий. Мы же, видя, как они бегут, не хотели их преследовать, дабы их хитростями не был причинен урон нашему войску, и военным машинам, и башням, которые захватили венецианцы. Возвратившись в свой дворец, император заявил, что даст нам бой завтра, но среди ночи тайно бежал. Однако в день Юпитера, как он и обещал, мы принуждены были сражаться. А назавтра с помощью божьей город был нам сдан, и таким образом истекли полных 8 дней с начала осады города. Тогда же император Корисак[602] и императрица, его супруга, сестра короля Венгрии, которые долго находились в страхе и держались в заточении, изъявляя нам всячески свое благоволение, сообщили, что божьей милостью и с нашей помощью они освобождены из заключения и что им возвращены знаки императорского достоинства и что они просят нас завтра пожаловать во дворец вместе с их давно ожидаемым сыном. И мы так и сделали и откушали во дворце с великим ликованием и необыкновенными почестями.

Особенно я хочу, чтобы вы знали, что Р. де Парке[603] и Р. де Монмирайль[604], и А. де Бов[605], стремившиеся идти к Иерусалиму, Ю. де Бов[606], и Симон де Монфор, и Р. Недобрый Сосед[607], и аббат де Во[608], учинившие большое несогласие в войске участников похода, устремились к королю венгерскому; они оставили наше войско и покинули нас при смертельно тяжких обстоятельствах. Зато всячески восхвалим венецианского дожа, мужа благоразумнейшего и умудренного в трудных советах. Было содеяно, конечно, и многое иное, лучшее и славнейшее сказанного. Но я постараюсь только удовлетворить вас объяснением того, почему главным образом мы стремились прибыть к царственному городу: разумеется, потому, что выполняли дело Спасителя, [такое], чтобы восточная церковь, столицей коей был Константинополь, с императором и всею своею империею признала бы себя дочерью своего главы — римского первосвященника и преданно повиновалась бы ему во всем с надлежащим смирением. Даже сам ее патриарх[609] одобрял это дело; он согласился принять паллиум — знак своего достоинства — от верховного первосвященника, имея в виду добиваться затем Римского престола, в чем сам, вместе с императором, принес клятвенное заверение. К этому наш император клятвою обязался нам честно и сполна выполнить все, что было обещано: переправиться вместе с нашими к середине текущего марта, имея с собою 10 000 ратников, доставлять в течение года продовольствие всему воинству господнему и продлить на год наш договор с венецианцами. Послав также со своей и с нашей стороны послов к вавилонскому султану[610] — обладателю Святой земли, он потребовал, чтобы тот, выказывая уважение к народу христианскому пред лицом своего неверного народа, ожидал бы благодати и милосердия божия к истреблению неверия.

Итак, мы, соблазненные такими выгодами и задержанные священною надеждою будущих благ, решили зазимовать у вышеописанного города, и об этом мы хотим уведомить наших братьев, которые ожидают в заморских странах нашего прибытия, чтобы они, услышавши радостную молву о наших удачах, участниками каковых мы и их считаем, чтобы они, подкрепленные святой надеждой, ожидали бы будущего с большей твердостью.

Из «Истории» Никиты Хониата

 

...Благодаря необычайно счастливому плаванию (потому что на всем пути в море дули тихие и самые благоприятные для их кораблей ветры) латиняне появились у Константинополя[611], прежде чем в городе узнали об их приближении. Они подошли к Халкедону, а вскоре затем подступили к Перее[612], лежащей на противоположном, восточном, берегу залива чуть ниже Диплокиона[613] (военные корабли — на веслах, грузовые — на парусах) и встали там на якорь на таком расстоянии от суши, чтобы быть вне пределов досягаемости стрел. Дромоны[614] же причалили к Скутари...[615].

...Спустя несколько дней[616] прибыли во дворец военачальники латиняне, и не только они, но и знатные родом среди них. Принесли лавки, и все латиняне сели подле императоров, слушая, как их называют благодетелями и спасителями, охотно принимая и любое другое приятное обращение, так как они[617] наказали властолюбивого Алексея III за его ребячество и помогли бедствующим императорам. Но не только это: они пользовались всяческим расположением, им были выказаны обходительность, забота и ласка; а Исаак, если что и утаилось в императорской сокровищнице и что сам он приобрел, заключив императрицу Ефросинью[618] и ее родственников, все это он обеими руками вытаскивал и щедро преподносил латинянам. Но так как и это казалось получавшим каплей (ибо нет другого народа более корыстолюбивого, жадного до пиров и расточительного, чем это племя) и так как они всегда жаждали потоков Тирренского моря, император нечестиво схватился за неприкосновенное, и с этих пор, я думаю, дела ромеев вконец расстроились и пришли в упадок...

...19 августа, шестого индикта, шесть тысяч семьсот одиннадцатого года[619] какие-то французы (т. е. те, кого прежде называли фламионами), соединившись с частью пизанцев и венецианцев, переправляются через залив и набрасываются, словно на приготовленное угощение или счастливую находку, на принадлежащее сарацинам[620] имущество. И вот эта грязная банда, добравшись до города на рыбачьих лодках (ведь никого не было, кто воспрепятствовал бы им плавать туда и сюда), тайно нападают на постой сынов Агари, в просторечье называемый Митатом[621], и, с мечом в руке, расхищают все, что там находят.

...Еще не погасло пламя пожаров, как сбор и переплавка церковных сокровищ возобновились с еще большим, чем прежде, размахом, Войско же латинян использовало поступавшее к нему таким образом золото и серебро, словно простой материал, на свои плоские потребности и беззаботно расточало его на рынках. И хотя они хорошо знали, откуда поступают выделенные им деньги, они уверяли себя в своей непогрешимости, так как берут причитающиеся им деньги, а на долю ромеев, заботящихся о своем и оскверняющих господнее, оставляли гнев всевышнего...

...Уезжая в сопровождении немногих в палатки варваров, Алексей пьянствовал вместе с латинянами и целыми днями играл с ними в кости. Товарищи его забав, снимая у него с головы венец, сделанный из золота и усыпанный драгоценными камнями, водружали его на себя, а Алексею набрасывали на плечи грубый шерстяной плащ латинской пряжи...

...Взыскивающие же деньги латиняне, насмехаясь над простодушием ромеев и издеваясь над глупостью императоров, хотели, чтобы, в то время как одни выгружают у них драгоценности, другие уже стояли бы подле тяжело нагруженными, третьи были бы на походе с новым золотом, а четвертые готовились бы к отправлению, и чтобы все это происходило беспрерывно. Поэтому один за другим появлялись в богатых предместьях столицы, святых храмах Пропонтиды[622], блестящих дворцах императоров латинские полководцы, вооружаемые друг другом, грабили все, что там находили, а сами дома предавали огню; ни одного прибрежного здания не пощадили эти дьяволом посланные варвары, чуждые чувства прекрасного. Чаще же, подплывая к прибрежным частям города, они вступали там в схватки, но иногда победа улыбалась и ромеям, и вообще не доставалась противнику даром.

Это придало мужества горожанам, и они обратились к императору с просьбой помочь им, верным соотечественникам, вместе с войском в противоборстве с противником, если, конечно, император не на словах только привержен ромеям, а сердцем склоняется к латинянам. Просьбы, однако, не увенчались успехом: Алексей, вообще не приспособленный для борьбы с латинянами, считал это бесполезным, да и отец его Исаак убеждал Алексея позволить простонародью болтать впустую, а тех, кто вернул его на родину, удостаивать наивысших почестей. К этому мнению склонялись и остальные члены царского рода — мальчишки, по-мальчишески ублажавшие Алексея. Некоторые же, завязав дружбу с латинянами, относились к просьбам сограждан, как к пустому вздору, так избегая столкновений с латинянами, как стадо оленей избегает рычащего льва...

Из «Истории» Никиты Хониата

 

...Бесстыдно бросились они грабить, начав с лошадей, не только имущество горожан, но и то, что посвящено богу.

Тому же, что нечестиво творили они в Великой Церкви[659], трудно поверить. Алтарный престол, сложенный из драгоценных материалов, сплавленных огнем и слившихся друг с другом в вершину многоцветной красоты, необыкновенный и вызывавший удивление у всех народов, был разбит и разделен на части грабителями, равным образом и все церковные сокровища, несметные количеством и бесконечно прекрасные. Когда же им понадобилось, словно добычу, вывезти пресвятые сосуды и церковную утварь, непревзойденного искусства и изящества, созданные из редких материалов, а также чистейшее серебро, покрытое позолотой, которым была выложена решетка алтаря, амвон и врата и которое было вплавлено во многие другие украшения, в святая святых храма они ввели мулов и оседланный вьючный скот, но так как некоторые животные скользили и не могли стоять на ногах на до блеска отполированных камнях, латиняне закалывали их мечами, так что божественный пол был осквернен не только пометом, но и кровью зверей.

...Во всех отношениях трудно и почти невозможно было смягчить мольбами или как-то расположить к себе этих варваров, настолько они были раздражительны, прямо-таки изрыгая желчную ненависть при всяком неугодном им слове. Все могло разжечь их гнев, заслужить невежественную насмешку. Того же, кто хоть в чем-то возражал им или отказывал им в их желаниях, били за дерзость, а частенько обнажали против него и меч...

...В тот день, когда город был захвачен, грабители останавливались в любом доме, расхищали все, что находили внутри, допрашивали хозяев о припрятанном; некоторых они били, многих уговаривали добром, но угрожали всем. И даже тогда, когда одно они уже имели, другое выслеживали, одно лежало у них перед глазами и было принесено владельцами, а другое они отыскали сами, даже тогда не было от них никакой пощады.

...Противник проводил время в бесчинствах, забавах, причем самых нечестивых, и в высмеивании обычаев ромеев. Одни из них, облачившись не к месту, для смеха в плащи с пурпурной каймой, болтались по улицам или разъезжали туда и сюда по городу, надев на головы лошадей головные уборы, крытые тонким полотном, и повязав их челюсти лентами из белого льна, которые [у сенаторов] висели за спиной, Другие носили писчие тростинки и чернильницы, а в руках держали книги, насмехаясь над нами, как грамотеями. Большинство же возили на лошадях изнасилованных ими женщин, некоторых из них в длинных одеждах, с непокрытой головой, с волосами, сплетенными сзади в один пучок, а женские шапочки и височные подвески волнистых, белых волос водружали на лошадей. Целыми днями латиняне пировали и пьянствовали. Одни налегали на изысканные блюда, другие приказывали подавать себе пищу отцов, которая состояла из разваренных в котлах спин бычьего мяса, кусков свиной солонины, сваренной с мучнистыми бобами, а также из чесночных приправ и соусов из различных соков, острых на вкус.

Когда же они делили добычу, то не было для них разницы между мирской утварью и священными сосудами: равным образом все использовали они для своих плотских нужд, не заботясь ни о боге, ни о правосудии. Даже из божественных изображений Христа и святых они делали сиденья и скамейки для ног...

М. А. Заборов

История крестовых походов в документах и материалах

 

 

Допущено Министерством высшего и среднего специального образования СССР в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности «История».

Рецензенты: кафедра истории средних веков МГУ; проф. Удальцова З. В.

 

Предисловие

 

Тема «Крестовые походы XI—XIII веков» занимает в курсе истории средних веков особое положение. Она находится как бы на стыке истории стран Европы и византийско-мусульманского Востока и уже вследствие этого является комплексной по своему характеру. Ею охватывается обширный исторический материал, знание которого позволяет глубже разобраться во многих существенных проблемах курса, имеющих принципиальное методологическое, общетеоретическое значение. Осмысление данной темы студентом-историком составляет одну из необходимых предпосылок для правильного понимания всей средневековой истории также и потому, что эти войны, ведшиеся, главным образом, рыцарством, которое воодушевлялось церковными лозунгами, — явление, чрезвычайно характерное для эпохи средневековья, отмеченной господством религиозного мировоззрения.

Сложная и своеобразная картина социальных и социально-политических отношений в феодальном обществе Запада и Востока раскрывается при изучении крестовых походов с большой полнотой, поскольку события и факты, образующие их историю, обрисованы не только в источниках западного происхождения (латинские хроники, папская переписка и пр.), но и в многочисленных повествованиях арабских, армянских, греческих, русских современников и очевидцев. С этой точки зрения, тема «Крестовые походы» в методическом плане вообще уникальна: работа над ней предоставляет студенту широкие возможности для ознакомления «из первых рук» с произведениями латинской, арабской, армянской, византийской, русской исторической литературы и других письменных памятников XII—XIII вв.

Пособие распадается на две неравные части. В первой, вводной, кратко излагаются сведения об основных источниках по истории крестовых походов, дается классификация этих источников и анализируется идейное содержание латинских хроник — главной категории наших источников; вместе с тем здесь характеризуются арабские, армянские, греческие и русские летописные и другие повествования о крестоносных войнах западного рыцарства на Востоке. Вторая часть книги включает фрагменты источников — хроник, дневников и писем участников и современников крестовых походов, их путевых записок и воспоминаний. Если назначение материала вводной части — познакомить студента с элементами источниковедения истории крестовых походов, то цель второй части книги — служить собственно пособием для проведения практических (семинарских) занятий.

Из-за ограниченности объема книги в ней приводятся лишь тексты, рисующие те или иные эпизоды истории Первого крестового похода, социально-политического строя Иерусалимского королевства и истории Четвертого крестового похода. Именно эти сюжеты находятся обычно в центре внимания изучающих данную тему. Подбор материалов определялся и двумя немаловажными дополнительными мотивами: отрывки, приводимые в книге, отражают главнейшие события обоих крестоносных предприятий и, что особенно существенно, по большей части представляют собой «параллельные» тексты. Тот или иной комплекс фактов освещается в них с разных сторон, с разных позиций, в разное время, на основе различных источников информации, находившихся в распоряжении составителей хроник, мемуаров, записок и пр.

Важнейшая задача студента, работающего под руководством преподавателя над текстами, заключается в выявлении сходства и различия в повествованиях, в отделении элементов исторической правды от вольного или невольного ее искажения средневековыми авторами, в том, чтобы в ходе занятий подвергнуть возможно более обстоятельному сравнению «показания» двух-трех и более «параллельных» текстов, авторы которых, каждый по-своему, излагают одни и те же или близкие события.

Переводы латинских и старофранцузских фрагментов выполнены автором книги по наиболее авторитетным изданиям источников; в отдельных случаях использованы прежние переводы, которые выверены и исправлены по оригиналам. Отрывки из «Алексиады» приводятся в переводе С. Г. Слуцкой, сделанном ею для полного издания этого памятника, которое осуществил Я. Н. Любарский в 1965 г.; фрагменты же из «Истории» Никиты Хониата перевел кандидат исторических наук И. С. Чичуров. Автором переводов «Хронографии» Матфея Эдесского (с древнеармянского языка) является доктор исторических наук Р. М. Бартикян. Что касается сочинений арабских писателей, то, за исключением текстов из «Книги назидания» Усамы ибн Мункыза, которые даются в старом переводе М. А. Салье, соответствующие отрывки впервые перевела на русский язык для настоящего пособия доктор филологических наук Б. Я. Шидфар. Имена и названия произведений арабских и армянских историков в ссылках на источники приводятся большей частью в русском переводе и в русской транскрипции.