Восстание Сапожкова (компиляция), 9 июля – сентябрь 1920 г.

Восстание Сапожкова это одно из первых антибольшевистских восстаний крупного соединения Красной Армии в Центральной России, которое началось в Самарской губернии 9 июля 1920 г. Названо по фамилии его руководителя, левого эсера, командира 9-й кавалерийской дивизии Красной Армии А.В. Сапожкова.

Александр Сапожков происходил из крестьян Новоузенского уезда Самарской губернии. Участвовал в Первой мировой войне, в 1917 году в чине подпоручика вернулся в Новоузенск. Он стал первым председателем Новоузенского уездного совета, был фактически «главным руководителем октябрьского переворота в уезде» как позднее было записано в документах следствия.

В мае 1918 года Сапожков был избран членом самарского губревкома. Был левым эсером, но после восстания Чехословацкого легиона стал называть себя коммунистом, однако официально в партию не вступал. Создавал в Новоузенском уезде красногвардейские отряды из революционно настроенных крестьян и бывших фронтовиков.

Красногвардейские бригады Сапожкова и Чапаева, собиравшего отряды в соседнем Николаевском уезде, вошли в созданную июне 1918 г. 4-ю Армию Восточного фронта. Отряды принимали участие в боях в районе Уральска против казаков и Народной армии Комуча. В ходе боёв Сапожков зарекомендовал себя как талантливый командир.

Служил в 22-й дивизии. После того, как в части разразился мятеж, в ходе которого были убиты члены Реввоенсовета 4-й Армии Линдов, Майоров, Мяги, предыдущий начдив А.А. Дементьев был снят с поста, а дивизию возглавил Александр Сапожков.

В апреле 1919 года дивизия была окружена в Уральске белоказаками под командованием генерала Толстова. 20 апреля город был объявлен на осадном положении. Связь со штабом 4-й Армии осуществлялась только по радио и самолётами. Осада длилась 80 дней, после чего была снята 25-й стрелковой дивизией и Особой коммунистической бригадой (командир — И.М. Плясунков) под общим командованием В.И. Чапаева. Героическая оборона прославила дивизию: три её полка были награждены Почётными революционными Красными Знаменами, ещё один полк и свыше 100 человек — орденами Красного Знамени.

Вскоре 22-я дивизия была переброшена на Южный фронт, сражалась в Донской области, но Сапожков «за неумелое командование и за разлагающую политику… был убран с фронта и послан в тыл для формирования частей из собранных дезертиров»^[1]

Вернувшись с фронта Сапожков попытался прекратить в Новоузенском уезде продразвёрстку и восстановить свободную торговлю, что, конечно же, окончилось неудачей. Однако именно ему было поручено формирование в Бузулукском уезде Самарской губернии 9-й кавалерийской дивизии для дальнейшей отправки на Юго-Западный фронт.

9-я кавалерийская дивизия формировалась в составе двух полков. Один полк был сформирован в основном из бывших бойцов 25-й Чапаевской дивизии с основным ядром из местных крестьян. Второй — из уральских казаков, перешедших на сторону красных. На командные должности Сапожков назначал своих старых боевых товарищей: Зубарева, Серова, Усова, которые также были местными уроженцами и левыми эсерами. Даже особый отдел дивизии возглавил преданный Сапожкову Василий Масляков.

Дивизия отличалась слабой дисциплиной: командованию округа поступали донесения о насилии, творимом бойцами дивизии над крестьянами, об агитации против продовольственной политики Советской власти и даже об оскорблении портрета В.И. Ленина.Сапожков был вызван в штаб Заволжского военного округа, где ему было сделано строгое предупреждение о недопустимости антисоветской (то бишь антибольшевицкой) агитации в дивизии, которое действия не возымело. Командование рассматривало Сапожкова как «человека с больными нервами, который увлекается вином», и предлагало ему «отдохнуть». В конце июня командование Заволжского военного округа приняло решение отстранить своенравного комдива Сапожкова от его «полупартизанской вольницы» под предлогом отправки на учебу в Москву.

Сапожков как пехотный командир отзывался из дивизии в штаб округа. Но приказ о снятии Сапожкова и комполка Зубарева с должности и о замене их на военспецов вызвал в дивизии недовольство командного и рядового состава. 1 июля 1920-го Сапожков не подчинился приказу о своем отстранении от занимаемой должности и заявил о том, что он остается командиром дивизии. Он под любыми предлогами затягивал выполнение приказа об отправке своих частей на Западный фронт против польских войск и хотел, чтобы дивизию направили на Туркестанский фронт.

Это уже послужило причиной для отстранения Сапожкова от командования дивизией. 4 июля командующим войсками ЗВО К.А. Авксентьевским был издан приказ об отстранении Сапожкова с поста начальника 9-й дивизии в связи со служебным несоответствием. Вместо него назначался бывший офицер царской армии Г.О. Стосуй.

Однако штаб округа совершил ряд непонятных ошибок. Несмотря на то, что 4-6 июля Сапожков находился в Самаре, ему не было сообщено о подписанном приказе и он спокойно вернулся в дивизию. Известие об отстранении дошло до Александра Сапожкова только 8 июля и произвело на него по утверждениям свидетелей «потрясающее впечатление». По показаниям В. Маслякова:

«вид у него (Сапожкова) был похоронный; прислонясь к забору, он нервно говорил о том, что он все свои способности, силы и здоровье отдал на укрепление Советской власти. При этом вынул из кармана копию радиотелеграммы от т. Ленина, полученной им в Уральске во время осады, в которой Ленин телеграфировал ему, Сапожкову, что Республика его (Сапожкова) за удержание Уральска не забудет. А теперь, говорил далее Сапожков — меня смещают… Сапожков уже плакал»

Причины восстания

Традиционно считается, что восстание имело под собой только личные причины его руководителя. Александр Сапожков был обижен отстранением от командования дивизией, ненавидел военных специалистов из царской армии, одним из которых его заменили. Амбиции, авантюризм и левоэсеровское прошлое подтолкнули его на путь мятежа. А рядовые красноармейцы участвовали в мятеже несознательно из-за непонимания ситуации.

Однако документы дают и другую трактовку событий. 27 июля ответственный работник Петухов из Самары сообщал в ЦК партии следующее:

«Сапожков поднял бунт после отстранения его от командования за пьянство, он был прав, возмущаясь этим поступком руководства Заволжского округа, ибо таковое во главе с Авксентьевским, Андерсом и другими само часто является даже на службу в штаб в невменяемом состоянии от опьянения… По некоторым версиям, я слышал, если послать категорический приказ о сдаче Сапожкова за подписью товарищей Ленина и Троцкого и в этом же приказе отозвать Авксентьевского и человек пять генштабистов из штаба округа: Андерса, Балтийского, Токаревского, Кирпичникова и Волкова, то Сапожков сдастся». Как свидетельствует этот, да и другие документы, склонность к злоупотреблению спиртным не являлась редкостью ни в Заволжском военном округе, ни в Красной Армии в целом.

В материалах следственного дела, расследовавшего деятельность командования округа в конце 1920 года приводятся факты: красноармейцы округа, в том числе и восставшей 9-й дивизии, находились в ужасающем положении. Не было продуктов, обмундирования, снаряжения. Развивалось дезертирство, росло число преступлений, не велась культурно-просветительская работа. Росло число больных тифом и цингой, заражённых паразитами. В частях процветали пьянство, картёжная игра и мордобой. В то же время командование округа жило совсем иначе: «Все вместе представляет чудовищный конгломерат из грязи, крови, авантюр, винных паров, безобразий, преступлений, самоуправства, спекуляции, обмана… Все спешат, все веселятся, устраивают бесшабашные оргии, дым идёт коромыслом, и все это на глазах разутых и раздетых красноармейцев, на глазах голодных рабочих и крестьян, на глазах всего населения». Примечательно, что в протоколах допросов следкомом должностных лиц округа довольно часто встречаются слова понимания и даже сочувствия по отношению к мятежникам.

По мнению одного из ответственных политработников округа, лозунг “долой спецов и золотопогонников” накапливался в головах сапожковцев не как результат голого авантюризма, а как прямое и естественное содержание вопиющих фактов в истории округа. При этом отмечалось, что Сапожков мало отличался от красноармейцев, “он мог спать как попало, есть что угодно”. В заключении следственной комиссии подчеркивалось, что восстание назревало, с одной стороны, при условиях общего недостатка, холода и нищеты в рядах красноармейцев и, с другой стороны, при обжорстве, пьянстве и разврате и полной оторванности от масс высшего командования и политруководства округа и отсутствии политической работы в частях.

Конфликт между “штабами” и бывшими партизанскими частями имел давнюю историю. Так, еще в начале июля 1919 г., во время обороны Уральска, Авксентьевский, тогда командующий 4-й Армией, писал в Реввоенсовет Южной группы Восточного фронта: “Главным недостатком 4 Армии является ее партизанский характер… Против командиров бывших офицеров ведется злостная разлагающая дисциплину агитация. Зачастую целые полки выносят резолюции недоверия не только своему ближайшему командному составу, но даже штарму 4, штарму Южгруппы, обвиняя их в предательстве и измене ”. Он отметил, что будет постепенно устранять из Армии всех ответственных, тем более популярных лиц, являющихся вождями партизанщины. Реввоенсовет армии также считал неправильным поощрение главарей партизанства и раздувание и без этого огромного авторитета в глазах красноармейской массы - “главарей, которые, при подобном к ним отношении в самом ближайшем будущем неизбежно станут на путь измены советской власти, тем более что они известны как антисемиты и недавние сторонники лозунга “долой комиссаров”. В качестве примера такого “взбунтовавшегося главаря” приводился И. Плясунков. М.В. Фрунзе тогда смог уладить этот конфликт.

Ненависть к “спецам” и “штабам” была действительно широко распространенным явлением в этой ”партизанской” среде красноармейцев. “Недоверие к центру было у него органическое, ненависть к офицерству была смертельная... Это Чапаев измывался по поводу “проклятых штабов”, которые считал скопищем дармоедов, трусов, карьеристов и всяких вообще отбросных элементов”, - писал о Чапаеве Д.А. Фурманов. Та самоуверенность и авантюризм, которые действительно проявил Александр Сапожков, были характерными для его среды - бывших партизанских отрядов, сохранивших в себе с 1918 г. стремление к независимости, самостийности, трудную управляемость, некоторую стихийность, оппозиционность “проклятым штабам”. Фурманов определил это как чапаевщину - “все эти неприятные, временами просто опасные выходки и выпады в сторону политработников, ЧК, штабов”. В материалах по расследованию мятежа отмечены склонность Сапожков к партизанщине, его большое честолюбие, а также то, что он “по своим воззрениям и поведению вообще очень близок покойному Чапаеву, сыгравшему в свое время огромную роль в деле ликвидации учредилки”. На наш взгляд, то, что Сапожкова поддержали многие командиры, объясняется не только дружбой и уважением, но и общностью взглядов, поведенческих реакций, а сам мятеж представляется все же не случайностью, а закономерным итогом действия сразу нескольких факторов.

Начало восстания

9 июля Сапожков на встрече с близкими ему командирами сообщил о своей отставке и предложил «выразить протест вооруженной силой». Тогда же он предложил идейную платформу для будущего восстания:

1. долой комиссаров и старых спецов;

2. освободить из тюрем политзаключённых и других мелких преступников за исключением контрреволюционеров и совершивших преступления с корыстной целью;

3. РЕОРГАНИЗОВАТЬ СОВЕТЫ, в выборах которых имеют право участвовать только имевшие к 1914 г. капитал не более десяти тысяч рублей

13 июля 1920-го Сапожков тайно выехал из Бузулука, где находился штаб дивизии, в села – в расположение своих полков. Сапожков убедил комсостав полков немедленно начать антибольшевистское восстание и арестовать «ненадежных» командиров и политработников. Собрание комсостава дивизии подтвердило решение о вооружённом выступлении. Опасные для начинания люди были НЕМЕДЛЕННО АРЕСТОВАНЫ. Поначалу организаторы «мятежа» думали только показать власти свой «вооруженный протест, но крови не проливать». По частям дивизии прокатился клич «Долой спецов!».

Утром 14 июля Сапожков отдал приказ о начале боевых действий. Далее события развивались стремительно – в течение одного дня.

Утром 14 июля части формируемой 9-й кавалерийской и 2-й Туркестанской дивизии подняли знамя восстания, провозгласив формирование «Первой Красной Армии Правды» под руководством Сапожкова. В эту армию сразу же было зачислено до 4 тысяч бойцов, среди которых красноармейцы дивизии составляли две трети. «Армия Правды» располагала 4 орудиями и 45 пулеметами. В то же время в своих воззваниях атаман лживо утверждал, что за ним идут 100 тысяч восставших.

14-го же июля на дивизионном митинге в селе Погромное в 25 верстах от Бузулука Сапожков зачитал приказ № 1 о переименовании 9-й кавдивизии в 1-ю Красную армию «Правды». В приказе также содержался призыв выступить против буржуазии и «других элементов, которые недавно под мощным ударом Красной Армии сложили оружие, а в настоящее время занимают видные ответственные посты, как то: в совнархозах, райпродкомах, штабах». Сапожков заявил, что в РКП(б) произошёл раскол и предательство, а в стране введено «неправильное государственное правление». Была объявлена и цель восстания «объединить все беднейшее рабоче-крестьянское население в одной идее, сломив слишком обуржуазившихся некоторых ответственных членов коммунистической партии под лозунгом: „Вся власть Советов действительна по программе партии большевиков на основе Конституции!“».

Войска атамана Александра Сапожкова

Также в приказе разрешалась свободная торговля всеми продуктами, при этом указывалось, что спекулянтов будет ждать суровое наказание.

Армия была разделена на 1-ю кавалерийскую дивизию, 1-ю стрелковую дивизию, состоящую из двух пехотных полков, а также конную батарею из 4 орудий. Политическим руководителем армии назначался Ф.И. Долматов, начальником кавалерийской дивизии — Т.Ф. Зубарев, начальником штаба — Е. Хорошилов, его помощником по административной части — С. Хорошилов, командиром 1-й стрелковой бригады 1-й стрелковой дивизии — тов. Воробьев. Политотдел и особый отдел упразднялись. Бойцам армии предписывалось соблюдать самую строжайшую дисциплину, «поскольку дисциплина — это основа Красной Армии и её боеспособности, а всякое разгильдяйство, неподчинение и неисполнение приказов, соответственно, будет строго караться».

Для привлечения новых бойцов и формирования еще не существующей 2-й Пугачевской дивизии «Армии Правды» Сапожков отправил в Пугачёвский уезд одного из своих соратников - перешедшего на его сторону бывшего комбрига 25-й Чапаевской дивизии И.М. Плясункова, который и был назначен атаманом. Планировалось поднять население уезда на борьбу, захватить Пугачёв и Балаково. Для «экспорта восстания» в помощь Плясункову было выделено 30 красноармейцев,ранее служивших в 25-й Чапаевской дивизии, некогда сформированной из добровольцев Пугачёвского (до 1920 года — Николаевского) уезда, а также 200 винтовок, 2 пулемета и грузовик. Ближайшей целью Сапожкова было захватить города Пугачевск, Уральск, Новоузенск. Очевидно, планировалось использовать связи чапаевцев с местными жителями и авторитет имени Чапаева для вербовки сторонников. Однако затея провалилась. Уже 18 июля К.А. Авксентьевский доложил, что Плясунков был взят в плен. /*Потому что для казаков Чапаев был не авторитет, а враг. Красные же посчитали, что в рядах восставших сам Плясунков был скорее заложником, чем активным участником и вскоре освободили./

Программа мятежников

Программа мятежников, описанная ими в приказе № 1, на митингах и ряде других документов, была тесно связана с борьбой крестьянства против политики военного коммунизма.

Основными требованиями были перевыборы советов, отмена продотрядов, возврат к свободной торговле.

В воззвании Реввоенсовета штаба 1-й Армии “Правды” “Ко всему беднейшему, обиженному и угнетенному крестьянству и рабочему населению Российсской Республики” указывалось, что в партию пролезли “бывшие буржуи, помещики, генералы, урядники и прочие им подобные сволочи, которые как пиявки впились в тело русского народа и стали пить его кровь без всякой жалости”. Вышло же это потому, что «нынешняя партия коммунистов забрала всю власть в стране и всецело стала проводить диктатуру, то есть полную власть одной только партии коммунистов, но не диктатуру всего пролетариата, как это должно быть». /*С какой стати вообще должна быть диктатура, а не народовластие?, чтобы начальникам было удобнее сидеть на шее народа?, а народ этого хочет?, а народ это станет поддерживать?/

Общей целью восстания Сапожкова объявлялось: «Мы хотим заставить правительство прислушаться к нашему голосу и вашему стону, увидеть те тюрьмы и места заключения, битком набитые нами и изменить политику в образе правления страной. Если это правительство действительно народная власть, то она и поймёт нас, и услышит, и облегчит нашу жизнь, если же она не послушает нас, то это правительство не желаетдобра народу». И совсем не случайно свою новую армию мятежники назвали Армией “Правды”. Фактически Сапожковым и его соратниками политика властей оценивалась как предательство идеалов революции (а его отставка стала всего лишь еще одним, последним предательством). Очевидно, что схожие настроения были характерны и для значительной части крестьянской среды.

Пропаганда Сапожкова велась «за революцию и Красную Армию, но без тирании коммунистов», за «Правду» с большой буквы против неправды вождей Владимира Ленина Ленина и Льва Троцкого, против продразверстки. «Долой комиссаров, долой старых спецов, да здравствует свободная торговля!» – вещали организаторы восстания, но в то же время они выступали за «истинную Советскую власть и Третий интернационал». В воззвании «Ко всем трудящимся и красноармейцам» атаман Сапожков, заявив о себе как об «идейном анархисте», уверял, что «власти тружеников-крестьян давно уже не существует». Сапожков указывал, что он начал борьбу против «засевших в советских учреждениях буржуазии, спецов-золотопогонников и лжекоммунистов».

Сапожков заявлял, что в советских учреждениях «засели враги революции – офицеры и буржуи», что ответственные работники компартии «обуржуазились», что необходимо провести «чистку» и не заключать никаких соглашений с буржуазией. Эти заявления сближали восстание Сапожкова с «сибирской махновщиной». Еще одно оправдание восстания стало «ноу-хау» – Сапожков уверял, что восстание необходимо по причине раскола в партии коммунистов-большевиков.

Боевые действия

В тот же день, 14 июля, Сапожков двинул свои отряды на Бузулук. Наступающая группировка Сапожкова составляла 500 штыков, 500 сабель, 2 орудия и три пулемёта. Ей противостоял гарнизон численность 700—800 штыков.

После того как о восстании стало известно, несколько раз предпринимались попытки связаться с Сапожковым по телефону, но безрезультатно. В городе немедленно организовался Военно-Революционный Комитет, ненадёжные воинские части были разоружены, зато вооружены местные коммунисты и комсомольцы. Около 12 часов дня на личные переговоры с Сапожковым в Ново-Александровку выехал уездный военком Степан Сучков. Сапожков первоначально предъявил требования: выдать советских партийных работников, разрешить вольную торговлю, разогнать райпродком. Однако вскоре все требования были заменены на одно: СДАТЬ ГОРОД ИЛИ ОН БУДЕТ ВЗЯТ ШТУРМОМ.

В 15 часов началось наступление сапожковцев на Бузулук. Город сопротивлялся 1 час, после чего защитники отступили. Захватив город, часть сил Сапожков отправил на станцию Колтубанка, после захвата которой, был разобран железнодорожный мост через реку.

По словам очевидца, на красном знамени въехавших в Бузулук восставших было написано наверху мелкими буквами «Рос. Сов. Социал. Респ.» и в середине крупными буквами: «Долой яйца и масло, да здравствует соль!». В разговорах некоторые повстанцы утверждали, что они стоят за советскую власть. Обещалось разрешение вольной торговли, разгон райпродкомов и коммунистов, перевыборы советов. В качестве причины же выступления назывались недовольство продовольственной политикой «засевших во власть коммунистов» и последняя развёрстка губпродкома на масло и яйца.

В первых неудачных боях с «сапожковцами» и при разоружении потери у красных были небольшие – 10-20 бойцов. Половина разоруженных красноармейцев немедленно присоединилась к восставшим. В городе повстанцы разжились военным имуществом, продуктами, а также транспортом: уводился гужевой транспорт и лошади

К вечеру в городе был вывешен приказ, по которому Бузулук объявлялся на осадном положении, всем под страхом расстрела предписывалось сдать оружие, а также объявлена мобилизация крестьян окрестных деревень. Мобилизация оказалась успешной, крестьяне охотно вступали в ряды Красной Армии «Правды». Был избран новый исполком, причём с коммунистом во главе. Комендантом города был назначен Василий Серов.

Советские и партийные работники предусмотрительно бежали из города, оставшиеся же, но отказавшиеся перейти на сторону повстанцев, были арестованы. Однако никаких расстрелов, избиений и прочего не производилось. Сохранились подробные записи разговоров Сапожкова с арестованными, в которых он высказывал свою позицию.

Он упомянул расстрел Б.М. Думенко по подложному обвинению, сказал, что «если бы Чапаев не был убит, его бы, конечно, расстреляли, как, несомненно, расстреляют и Будённого, когда будут в состоянии без него обойтись». По его мнению, в Красной Армии наблюдалось засилие военспецов, которые стали в ней полными хозяевами, в отличие от проверенных бойцов: «Остается ожидать только, что пригласят великого князя Николая Николаевича». По его мнению, советские работники оторвались от масс, обуржуазились, сформировав особую привилегированную касту. Высказывалась критика и к внешней политике: по мнению Сапожкова она принимала захватнический характер, и что следует принять мирные условия Польши. Критиковалась Красная Армия: институт военных комиссаров вносит двоевластие, а командовать частями должны не спецы, а испытанные боевые революционеры.

Резкой критике была подвергнута продовольственная политика, которая, по его мнению, осуществляется просто безобразно, сопровождаясь угнетением крестьян и насилием, и требует полной реорганизации. А местные коммунисты, по его словам, творят преступления и ложно информируют центр о своей работе и политике на местах.

Коснулся он и еврейского вопроса, выразив удивление фактом, что «евреи кишмя кишат в тылу, в то время как на фронте их чрезвычайно мало».

В целом все разговоры велись Сапожковым в очень корректном тоне, возможно он хотел привлечь арестованных на свою сторону. Также он выразил твёрдую уверенность, что через 3 дня он возьмёт Самару, а через 2 недели на его стороне будет всё Поволжье.

15 июля Реввоенсовет Армии «Правды» принял «Декларацию прав человека и гражданина Р. С. Ф. С. Р.», которая среди прочих предусматривала следующие шаги:

· ПРОВЕСТИ ПЕРЕВЫБОРЫ СОВЕТОВ с тщательной фильтрацией всех советов и исполкомов «от присосавшегося буржуазного элемента»;

· все органы РКП(б) оставить на месте, но произвести тщательную перерегистрацию членов партии в соответствии с указаниями ЦК;

· Всю промышленность и торговлю передать государству «с ревизиями созданной Рабоче-Крестьянской инспекции», каждый гражданин может «пользоваться кустарным производством и торговлей, не превышающими сумму 100 000 рублей»

Тогда же состоялись три митинга, на которых населению объясняли, что действия восставших направлены против центральной власти, которая теперь, как и раньше, населению ничего не даёт, а «только всё берёт и разоряет, ведя теперь уже войну на чужих территориях». В учреждениях засели золотопогонники и буржуи, от которых, по словам выступавших, они хотят освободить беднейший класс. Главными ораторами на митингах были Масляков и Дворецкий, Сапожков же почти не выступал. Дворецкий, в частности, произнес речь о III Интернационале, объявив, что ему посылается приветственная телеграмма. Отвечая на вопросы, выступающие заявили, что коммуны они считают буржуазными организациями и их, соответственно, не поддерживают, а совхозам придают большое значение и признают необходимым способствовать их развитию.