Смена власти в семиречье и роль 2-го полка смкв в перевороте. 1917 - март 1918 Г.

По материалам Митропольской Т.Б. «Из истории семиреченского казачества». Учебное пособие. - Алматы: Высшая школа права «Эдiлет», Изд-80 «ЭдтлетПресс», 1997, с. 90.

http://www.istmira.com/razlichnoe/iz-istorii-semirechenskogo-kazachestva/

В течение 1917 года, в период нарастающего в стране политического и экономического хаоса, казачество предпринимало решительные шаги по возвращению к своим исконным, традиционным основам бытия. За небольшой промежуток времени система управления Семиреченским Казачьим Войском претерпела существенные изменения, Войсковая власть стала гораздо ближе к рядовым казакам - к народным массам. Был образован Центральный Войсковой Исполнительный Комитет, со станичными исполкомами на местах, затем избран Войсковой Совет, проведены Казачьи съезды, затем созван Войсковой Круг - вводились элементы казачьего «народоправства»…

Когда в Семиречье пришла весть о падении царизма, семиреченцы не обнаружили ни прочных монархических привязанностей, ни доверия к правому крылу либералов. Документально зафиксирован лишь один случай открытого неприятия свержения самодержавия - со стороны небольшой группы саркандских казаков во главе с атаманом Назаровым. Они были подвергнуты публичному осуждению, а первый Войсковой Съезд принял решение арестовать их как злостных реакционеров.

Временное правительство с первых шагов заявило о незыблемости земельной собственности Казачьих Войск, санкционировало созыв во всех казачьих областях съездов выборных от станиц для выработки предложений по наболевшим вопросам. В станицах было разрешено создавать новые представительные органы власти - исполкомы. Таким путем власть попыталась взять казаков под контроль, привлечь их на свою сторону, закрепиться на троне их силами. Однако, с учетом того, что в станицах уже существовали выборные правления, шаг этот лишь уводил от традиционной системы управления и мог привести к двоевластию. Кроме того, подчеркнув привилегированное положение казачества и при новом строе, правительство скорее намеренно, чем невольно, поставило казаков в глазах российского крестьянства на одну доску с помещиками. Зато решение вопроса о землевладении было им отложено на неопределенное время.

Съезд представителей станиц СмКВ - 1-й Семиреченский Войсковой Казачий Съезд заседал с 6 по 21 апреля 1917 года в здании женского училища в Большой Алматинской станице. К этому времени в Петрограде уже прошел первый Съезд Казачьих Войск, избравший временный Совет. На подходе был второй Съезд, которому предстояло консультировать Союз Казачьих Войск. Семиреченский Съезд направил представителей в оба высших органа объединившегося казачества. Были избраны восемь членов центрального Войскового семиреченского исполнительного комитета. В распространившейся тогда манере, воспринятой из телеграфной переписки, первый в истории Войска представительный орган получил сокращенное наименование “ Центроказак ”. Возглавил его Я.И. Егошкин. В составе преобладали чиновники и либеральная интеллигенция. Позднее были включены представители станиц, разночинцев, строевых казачьих частей Верненского гарнизона и Центроказак, таким образом, расширился до 24 членов.

Оказав доверие образованной части казачества, 1-й съезд, по-видимому, не воспринял целиком ее программу, сформулированную в местной газете “Семиреченская жизнь”, в частности, по вопросу об узаконивании хуторов. Съезд высказался за демократический строй Российского государства и расширение элементов народоправства в управлении Войском, разработал предложения о реформе воинской службы, землеустройстве, развитии народного образования.

Документы свидетельствуют, что в добром согласии с курсом правящего большинства пребывали в начальный период и казаки-социалисты, да и не только они. По всему Туркестану социалисты разных оттенков сотрудничали в объединенных организациях.

Что же до станичных исполкомов, то казаки не долго думая на первых порах ввели в них атаманов, писарей и других должностных лиц. Разночинцы под разными предлогами отстранялись от участия в выборах. Кроме исполкомов, в станицах действовали продовольственные и земельные комитеты в подобном, если не в том же, составе.Они с самого начала выступили проводниками казачьих узко общинных интересов, отказывая нередко в сотрудничестве не только окрестным крестьянам и киргизам, но и станичным разночинцам и даже соседним казачьим обществам.

Центроказак превратился в общепризнанный высший орган управления Войском, хотя по статусу таковым не являлся. К нему, а не в Войсковое Правление, обращались станичники со всеми своими нуждами, так что комитетчикам то и дело приходилось разъяснять, что порядок разрешения хозяйственных и военных вопросов остался прежним.

С первых шагов Центроказак постарался оградить казаков от влияния возникших еще в марте советов солдатских депутатов, но это не удалось, так как в них уже были представители казачьих частей. В начале апреля они вместе с солдатами голосовали за арест или смещение царских чиновников, реакционных старших офицеров во главе с исполняющим должность военного губернатора, полицейских и жандармов. В Верненском совдепе казаки образовали особую фракцию во главе со старшим урядником оружейной мастерской Иваном Георгиевичем Шершневым. Нечто подобное произошло и в Лепсинском гарнизонном совете. Поэтому Центроказак вскоре избрал другую тактику - подчинения центрального и наиболее авторитетного Верненского совдепа своему влиянию. Тем более, что оба органа роднила в то время поддержка большинством депутатов политики Временного правительства, войны до победного конца и ярое неприятие большевизма.

Оба представительных органа проявили завидное единодушие, требуя ареста Ленина и большевиков после апрельских антиправительственных волнений в Петрограде. Их руководство выступило единым фронтом во время июньских митингов в Верном, когда солдаты и городская беднота требовали реорганизации совдепа и решительных действий по защите их интересов.

Главным раздражителем в аулах и городах был голод. Амнистировав повстанцев 1916 года, правительство не возвратило им средства к существованию. Их “мирные" сородичи продолжали тянуть воз контрибуций, Росло недовольство и в переселенческой деревне. Продолжая принудительные закупки зерновых по твердым ценам (реквизиции), введенные еще в 1916 году, местная администрация не имела ни мужества, ни сил навести в этом деле порядок, общий для всех категорий хлеборобов. Центроказак, на словах осуждая, фактически поощрял сепаративные действия станичных продкомов, поскольку при общей неразберихе и слабости правительства казаки резонно опасались, что продовольственный кризис будет разрешен за их счет.

Когда 18 июня 1917 г. собрался Верненский уездный продовольственный съезд и выяснилось, что казакам разрешено присутствовать лишь как наблюдателям, это вызвало такую бурную реакцию крестьян и горожан, что члены Туркестанского комитета Временного правительства О.А. Шкапский и М.Т. Тынышпаев, прибывшие в Семиречье для урегулирования межнациональных конфликтов, сочли за благо явиться на заседание Центроказака и уговорили его изменить позицию. После этого в городскую продовольст-венную управу от казаков был избран все тот же неутомимый совдеповец И.Г. Шершнев.

Тактика Временного правительства в аграрном вопросе заключалась в проволочках и оттяжках, "Идеальное”, устраивающее все слои населения (будто это возможно!) земельное законодательство неспешно разрабатывала группа ученых и практиков, а между тем деревня уже переходила к “черному переделу".

К середине лета наметились трещины в единении революционной демократии. Появились люди, называвшие себя “правдистами”, потому что именно из большевистской газеты черпали ориентиры. Они были малочисленны и не смогли переломить ход событий, когда Центроказак, областной совет солдатских и рабочих депутатов и Лепсинский гарнизонный совдеп поддержали администрацию и санкционировали подавление июльского выступления фронтовиков и крестьян-новоселов в Лепсинском уезде.

Карателям оказали помощь местные станичные исполкомы, хотя поначалу лепсинский станичный сбор категорически отклонил приказ об аресте руководителей волнения Дегтярева и Черкашина и даже признал их действия правильными. Ведь поводом послужили злоупотребления при назначении отпускников в маршевые роты. С начальниками-лихоимцами у станичников и строевиков были свои счеты. Но тут пришло известие о попытке государственного переворота в Петрограде. К тому же Керенский ввел смертную казнь за измену присяге. Позиция советов тоже сыграла свою роль, как и антибольшевистская истерия во всей стране. Дегтярев и Черкашин были арестованы и зарублены казачьим конвоем из карательной сотни полковника Осипова. Семиречье, уже привычное за последние годы к крови, отреагировало сдержанно, но лепсинские повстанцы поклялись жестоко отомстить за убитых.

Именно в эти июльские дни Центроказак получил удар, откуда не ждал. На политическую арену области выступила новая сила - фронтовое казачество во главе со своими комитетами. Получив с большим опозданием известие о состоявшемся Войсковом Съезде и об обстановке, складывающейся в Семиречье, фронтовики вообразили, что в их отсутствие будет начата реформа землепользования и направили в Верный своихделегатов. 11 июля объединенное заседание офицеров 3-го полка и представителей 2-го и 1-го полков, объявив Центроказак “не отвечающим назначению и по своей форме, и по допущенным неправильностям при избрании в него членов", назначило временное бюро по созыву внеочередного Войскового Круга и поручило этому бюро провести фронтальную проверку деятельности Войсковых учреждений.

К этому времени у фронтовиков уже был кое-какой опыт борьбы за свои интересы. В конце апреля 4-я отдельная сотня вынудила своего командира, подозревавшегося в казнокрадстве, подать рапорт о переводе. 2-й же полк замахнулся не только на своих офицеров, но и на командира Гюргентского отряда генерала А.С. Мадритова. На этом событии стоит остановиться подробнее, поскольку оно показывает коренное отличие действий казаков от солдатских бунтов, которым, в большинстве случаев, был свойственен крайний радикализм, граничащий с экстремизмом.

Дело было в Иранском городе Астрабаде. Однажды утром Войсковому старшине Шебалину, исполнявшему должность командира полка, доложили, что полк в полном вооружении стоит перед штабом и приглашает его для разговора. Больше возмущенный, чем встревоженный, Шебалин вышел на плац и скомандовал разойтись. Вместо повиновения казаки встали по стойке “смирно”. Из рядов вышел председатель полкового комитета К.С. Сазонтов и объявил, что полк постановил направить военному министру требование разжаловать в рядовые есаула Ананьина, восстановить в чине народного заступника Угреинова, а Мадритова с Шебалиным наказать за потворство рукоприкладчику и старорежимные замашки. Казаки желали отменить обращение “ваше благородие” и свободно, без утайки получать из дома письма и центральные газеты.

Вскоре должность командира занял полковник Александр Михайлович Ионов. Ананьин был отправлен на фронт. Полк со своими требованиями подгадал как раз к смещению самого Туркестанского генерал-губернатора А.Н. Куропаткина и обновлению состава Туркестанского комитета Временного правительства под давлением Ташкентского совета.

  А. М. Ионов (1880-1950), генерал – майор с 26.02.1918

Почувствовав свою силу, полковой комитет стал инициатором смены власти в своем Войске, опираясь на этот раз на полную поддержку офицеров /* дурная голова ногам покоя не дает/. Попытка Центроказака перехватить инициативу была пресечена в зародыше. Ему ничего не оставалось, как согласиться на созыв съезда.

Формально решающие голоса на Съезде, состоявшемся в Большой станице с 25 июля по 5 августа 1917 года /II-й Съезд СмКВ/ ,получили поровну представители станиц и строевых частей. Фактически же с первых заседаний им руководили приглашенные с совещательным голосом меньшевик С.Н. Шендриков (младший брат Шендриковых) и трудовик Д.И. Туполев, бывший некогда другом А.П. Березовского. Они опирались на авторитетное содействие социалиста О.А. Шкапского и советы Ильи Шендрикова, который к тому времени входил в состав Туркестанского комитета Временного правительства и был номинально главой семиреченской администрации, оставаясь в Ташкенте. В Семиречье его заменял еще один социал-демократ из казаков - П.И. Шебалин (* Не путать с войсковым старшиной Шебалиным из 2-го Семиреченского полка).

Съезд учредил Войсковой Совет как высший орган власти до созыва Войскового Круга. Председателем Совета был избран хорунжий 1-го полка Андрей Михайлович Астраханцев. Горстка левых радикалов на съезде в лице А.П. Березовского, И.Н. Ламанова, А.Ф. Жданова из 4-й отдельной сотни и еще двух-трех казаков была изолирована и в состав нового политического органа не прошла.

Влияние проправительственной группировки в Войсковом Совете сказалось в первую очередь в том, что Съезд занял позицию полной и безусловной поддержки А.Ф. Керенского. И это в то время, когда уже проклевывался конфликт главы Временного правительства с донским атаманом А.М. Калединым, Кубанским Войсковым Правительством и главнокомандующим Л.Г. Корниловым. Керенский был даже избран почетным стариком Семиреченского Войска. Идея кубанцев о создании Отдельной казачьей армии и замене ею ненадежного Петроградского гарнизона не была допущена к обсуждению. Не решился и вопрос об избрании Войскового Атамана. Каждый полк выдвинул своего офицера, но яркой личности, общепризнанного вождя среди командного состава не оказалось.Шендриковцам удалось провести решение о признании наказным Атаманом вновь назначенного Керенским командующего Войсками области генерала Кияшко (в который раз не семиреченца).

Словом, съезд отверг крайности как правого, так и левого толка и конфронтационные тенденции юго-восточных Казачьих Войск.

Еще одной крупной победой Шендрикова стало решение Съезда блокироваться с областным киргизским комитетом на выборах во Всероссийское учредительное собрание. Оно положило начало длительному политическому союзу двух полномочных органов, продолжавшемуся и в тот период, когда оба они уже лишились поддержки значительной части доверителей. Предложение, о блоке, поступившее от областного крестьянского совета, было отклонено и тот образовал блок “социалистов всех партий”, опять же выдвинув главными претендентами на депутатские мандаты хорошо известных О.А. Шкапского, М.Т. Тынышпаева и П.И. Шебалина. От Казачьего Войска кандидатами в депутаты стали, конечно же, Шендриков с Туполевым.

Съезд утвердил разработанную Д.И. Туполевым властно управленческую конструкцию Войска. Распорядительная власть вручалась Войсковому Кругу, избираемому прямым, равным и тайным (но не всеобщим) голосованием на три года и собирающемуся один раз в год, в январе. В промежутках власть представлял Войсковой Совет, избираемый съездом из равного числа представителей станиц и двух первоочередных полков. Исполнительная власть была оставлена за выборным Войсковым Правлением во главе с Войсковым Атаманом. Непосредственные сношения областной и уездной администраций с Войсковым населением полностью исключались. Вместе с тем делегаты проявили чуть более политической предусмотрительности, чем бывший подпольщик Туполев и внесли в резолюцию о власти положение о предоставлении некоторых прав оседлым разночинцам. Полностью бесправной оставалась армия наемных работников в станицах.

Животрепещущий земельный вопрос был отложен до Учредительного собрания, а покуда “исторические границы Войска” были объявлены неприкосновенными. Войсковому Правлению вменили их строжайшее охранение.

Зато в вопросе о воинской повинности все сокровенные чаяния вырвались на волю. В части сроков и порядка службы казаки потребовали себе полного равенства со всем населением России. Однако служить в мирное время соглашались только на своей территории и под началом офицеров-земляков, а полицейские и карательные функции исполнять там и тогда, где и когда заблагорассудится самому Войску. Таким путем семиреченцы сигнализировали правительству, что более не желают приносить безответные жертвы. Это была общая тенденция всех Войск. Казачество возжелало сохранить привилегии и одновременно отказаться от уникальной повинности, в уплату за которую и имело эти привилегии; захотело сохранить свою волю и долю, но тяжесть бремени по их сохранению переложить на других. Между тем одна из частных исторических закономерностей утверждает, что утрата или отказ от особой общественной функции при сохранении привилегий политическими средствами превращает привилегированное сословие в социального паразита, и другие, социально значимые группы населения рано или поздно вычищают его с исторической арены. Так во всем мире произошло со служилым дворянством, после того как оно добилось закрепления за собой особых вольностей, не связанных со службой государству. На ту же стезю неумолимая логика саморазвития вытолкнула и казачество.

После съезда роль выборной “головки” в делах Войска еще больше возросла. А когда Войсковой Совет, немного поколебавшись, не пошел на присоединение к калединско-кадетскому блоку и отмежевался от антиправительственного выступления Л.Г. Корнилова, перед ним открылась возможность превращения в решающую политическую силу в Семиреченской области. Свое влияние члены совета направили в первую очередь на то, чтобы изгнать левых радикалов из всех демократических организаций и оказать поддержку июльскому буржуазно демократическому режиму в тех вопросах, которые не затрагивали земельных и продовольственных интересов станичных обществ.

Руководители солдатской, казачьей и рабочей фракции Верненского совдепа Мелешко, Шершнев и Муравьев, неугодные члены областного совета солдатских и рабочих депутатов, сформированного из представителей уездных советов, - стали подвергаться постоянным нападкам. Развернулась кампания за их отзыв избирателями. Она особенно усилилась после того, как Мелешко и Шершнев по поручению областного совдепа организовали в Верном митинг протеста против назначения в область Кияшко, известного всей демократической России под прозвищем “палача Нерчинской каторги”. В митинге впервые наряду с солдатами участвовали казачьи части гарнизона и этот факт чрезвычайно возмутил и обеспокоил членов Войскового Совета. Верненскому совдепу было бесцеремонно предписано немедленно осудить устроителей митинга и тот не посмел ослушаться. - Сначала двумя третями голосов отозвал из областного совдепа своих представителей, а затем и вовсе объявил облсовет неправомочным и вывел Мелешко и Шернева из своего состава. Вся процедура “очищения” совдепа длилась с 23 августа по 13 сентября, после чего Войсковой Совет милостиво разрешил Верненскому совдепу отныне именоваться Советом солдатских, казачьих, рабочих и крестьянских депутатов.

Но вот парадокс: чем больше побед одерживала проправительственная коалиция в борьбе за монополию на общественную трибуну, тем четче проступали знамения политического раскола. На защиту Шершнева с немалым мужеством встала маленькая, но сплоченная команда казаков оружейной мастерской. Раз за разом в ответ на приказы командира, уговоры Шендрикова и Кияшко, проработки и запугивания Войскового Совета она принимала резолюции в поддержку своего делегата и отозвала его из совдепа только 4 октября, сразу же избрав своим представителем на фронтовой казачий съезд в Киеве.

Параллельно с “делом” Шершнева развивался конфликт с Копальским станичным исполкомом. Войсковой Совет не нашел ничего лучше, как объявить, что Ламанов и его сторонники вступили “на ложный путь анархии и большевизма”, тем самым как бы подсказав оппозиции способ добиться цели через объединение с левыми. Станица разделилась на два лагеря и сходы иногда превращались в настоящие схватки. Использовав грубые просчеты исполкома, группе специально направленных из Верного депутатов Войскового Совета во главе с С.И. Шендриковвым 20 сентября удалось с помощью уездного комитета общественной безопасности и ополченческой дружины арестовать мятежного атамана. Станичный сход незначительным большинством переизбрал его, но потребовал освободить из-под ареста. Не добившись ничего в Войсковом Совете, ламановцы обратились за поддержкой в Семиреченский областной совет крестьянских депутатов. Это была первая брешь в стене, возведенной казачьими руководителями между казачьими и крестьянскими представительными органами.

Оба областных совета - солдатско-рабочий и крестьянский в этот период, обороняясь от атак администрации и Войскового Совета, все быстрее сближались и при этом поворачивали "налево". Не последнюю роль играло и то, что в них сосредоточились деятели, которые под разными предлогами были удалены из Войсковых и уездных демократических органов. В областном крестьянском совете положение идеолога и неформального лидера прочно занял А.П. Березовский. К нему-то и обратились копальцы, а он нашел верный способ надавить на фактического главу области О.А. Шкапского. Едва успел крестьянский совет 16 октября рассмотреть обращение станичников, как Шкапский телеграфировал в Копал о немедленном освобождении Ламанова.

Еще один факт заслуживает упоминания. В сентябре из фронтовой 2-й отдельной сотни пришло известие, что среди нижних чинов появились... толстовцы, проповедующие отказ от военной службы. Застрельщиком стал старший урядник Т.П. Ерискин. Командир сотни настоятельно просил переправить опасного агитатора в Семиречье, так как, даже будучи под арестом, тот ухитряется влиять на казаков. Получив донесение, Кияшко рассудил, что зачислить такого человека в одну из частей - все равно, что пустить волка в овчарню. В результате Ерискин оказался в софийской тюрьме.

Есть все основания утверждать, что “толстовство” было проявлением не столько антивоенных настроений, сколько недовольства Войсковым руководством. Дело в том, что еще Центроказак выдвинул патриотическую инициативу расширить сотню до дивизиона. В нее было направлено более ста добровольцев. Но о финансировании и снабжении этого притока никто не позаботился. Сами добровольцы, поварившись с полгода во фронтовом котле, потребовали прекратить присылать пополнение. А некоторые “непротивленцы” недвусмысленно давали понять, что вернутся в строй, если им выплатят задержанное содержание. Только Трофим Ерискин, попав в заключение, продолжал и здесь разыгрывать из себя протопопа Аввакума и развлекать станичников диспутами с начальством и священнослужителями всех рангов, вплоть до епископа Семиреченского Пимена. Наконец, Войсковой Совет в сердцах решил ославить Ерискина большевиком. Этим предполагалось вызвать к нему отвращение, но, как и в случае с Ламановым, эффект оказался далеко не тем, какой задумывался.

Феномен скоростной реанимации большевистской партии после июльского разгрома и роста ее влияния уже к сентябрю 1917 года и по сей день кажется историкам необъяснимым. Планомерная правительственная кампания ее очернения только прибавляла привлекательности большевистской программе. Возможно, все дело в том, что эта кампания ненароком создала большевикам образ наиболее последовательного противника половинчатой и слабой политики, от которой уже устала вся страна. Недаром лидер кадетов П.Н. Милюков в качестве главной отличительной особенности большевистской агитации назвал умение договаривать свои мысли до конца и внушать их очень многим людям.

Что же до семиреченских большевиков, то, похоже, впервые они стали именовать себя таковыми в ответ на попытки правящего большинства отлучить их от общественной деятельности. Никакой особой организации они не создали, сосредоточившись на работе в областных советах и городских думах. Тем паче, что такой тактики придерживались и их более опытные ташкентские единомышленники. Сознавая свою малочисленность, они умышленно оттягивали организационное объединение, чтобы не подтолкнуть к межпартийной борьбе тех социалистов, которые ориентировались на левых эсеров. Минус такой тактики обнаружился в том, что организационное единство с уже обозначившимися политическими соперниками не позволило левым социалистам Семиречья выступить самостоятельно на выборах в Учредительное собрание.

К октябрю к ним прибавились казаки. С А.П.Березовским, И.Г. Шершневым и его командой активно сотрудничали комитетчики писарской команды Войскового Правления во главе с Е.С. Студениным и И.И. Снегиревым. Они вели работу во всех частях Верненского гарнизона. В станице Николаевской во главе антиправительственно настроенных крестьян встал казак выселка Охотничьего Н.Н. Доставалов. Березовский в течение сентября и октября не раз выезжал в северные уезды, вместе с Ламановым выступал на сходах во множестве сел и станиц. /*Интересно, кто оплачивал эти поездки?/

Углубившись в политическую борьбу, Войсковой Совет едва имел время заниматься вопросами экономического характера. Впрочем, экономика и политика в революционный период неотделимы. Самым удачным начинанием было создание Казачьего банка. Решение закупить на Дону сельхозмашины оказалось невыполнимым. За урегулирование земельных отношений невозможно было даже толком взяться, столько споров, взаимных претензий и жалоб приходилось рассматривать. А в какую проблему превратилось возобновление арендных договоров на земельные участки перед севом озимых! Всякий хозяин теперь опасался, не отберут ли арендные участки как излишки. Безземельный же люд клял на чем свет стоит прижимистых хозяев, что сами не пашут и другим не дают. И все в один голос предрекали лютый голод в 1918 году.

Ожидание голода неимоверно осложнило обстановку. Сопротивление сел и станиц вызвала уже одна попытка произвести учет урожая. Не удалось реализовать соглашение казачьих и прочих продовольственных органов о введении твердых закупочных цен на хлеб. Против были не только производители (некоторые прямо с полей отправляли урожай оптом перекупщикам), но и беднота, опасавшаяся, что пострадают общественные хлебные запасы станицы. В августе и сентябре в области зарегистрировано семь крупных аграрных и продовольственных беспорядков, сопровождавшихся самосудами, несанкционированными арестами и обысками, грабежами и даже убийствами. Все чаще уездные власти вынуждены были запрашивать казачьи сотни и дружины для подавления беспорядков. А предоставлялись они все менее охотно и не в последнюю очередь потому, что вынуждены были охранять станичные хлебные закрома. Войсковой Совет заклинал станичников подчиниться реквизициям “в целях избежания голодных бунтов, а затем и разрухи, что может повлечь не только потерю хлеба, но и независимости” (ЦГА РК Ф.39. Оп.2. Д.309. Л.5-9). В Курганской, Урджарской, Лепсинской, Петропавловской, Коксуйской, Большеалматинской станицах разгорались конфликты между казачьими и разночинными продкомами.

После октябрьского переворота и захвата власти и арсеналов большевиками в Ташкенте, в ноябре-декабре, один за другим областные центры, малые и большие города, аулы и села Туркестана, преимущественно мирным путем, перешли под власть советов. Семиречье же стало исключением.

В Семиреченской области продолжалась борьба каждого против всех. Разрозненные волнения не приобретали фатального для органов Временного правительства характера. Так, в начале октября председатель Верненского мещанского общества К.В. Овчаров с группой активистов был арестован при попытке городских низов взять под общественный контроль торговлю товарами первой необходимости. Власти погасили страсти, пообещав создать представительную общественную контрольную комиссию, но “демократическая" процедура ее формирования длилась ровно столько, сколько времени понадобилось торговцам, чтобы спрятать товары.

Чиновные саботажники повсюду стремительно теряли доверие масс, но лозунги их насильственного устранения по-прежнему были мало популярны. Петроградское и ташкентское восстания по горячим следам были осуждены даже областными Советами. На экстренном объединенном заседании всех областных организаций 27 октября они, хотя и воздержались от резких антибольшевистских заявлений, все же проголосовали за резолюцию, предложенную С.Н. Шендриковым и А.М. Астраханцевым, с требованием “немедленного наказания изменников Родины, не останавливаясь перед высшей мерой наказания” (Семиреченские ведомости. - 1917. - 29 октября).

Однако попытка провести подобную резолюцию на объединенном митинге верненцев и пригородных станичников потерпела неожиданную неудачу. Выступившие на митинге А.П. Березовский и Т. Бокин добились того, что текст антибольшевистской телеграммы не был утвержден.

Между тем к границам области катился поток демобилизованных солдат. Многие правдами-неправдами сохранили оружие. Можно без труда представить, с какими предчувствиями их ожидала местная контрреволюция (употребляю этот термин, отнюдь не придавая ему оскорбительного смысла, но для обозначения всех сторонников Временного правительства и противников Октябрьской революции). Если учесть, что к этому времени вернулись многие участники восстания 1916 года и киргизские и кара-киргизские рабочие из прифронтовой зоны, у которых тоже имелся политический и боевой опыт, ситуация ожидалась прямо-таки взрывоопасная.

Детонатором мог стать в первую очередь земельный вопрос. Как бы мы не относились сейчас к Ленину, следует признать, что увязка вопроса о власти с судьбой земли была гениальным решением. Утверждение в знаменитом декрете “О земле" эсеровской формулы советской муниципализации земли, разработанной самими крестьянами, дало новорожденной советской власти гигантское число если не прямых сторонников, то попутчиков. А декрет “О мире", провозгласивший односторонний выход России из войны, хотя и добил боеспособность старой армии, зато позволил создать множество местных армий, готовых грудью защищать крестьянскую мечту о свободном труде на свободной земле, воплощением которой в тот момент казался декрет “О земле".

Но в Семиречье спусковой механизм этого декрета сработал не так, как в центральной России. Тех категорий земель, которые он дополнительно передавал в пользование земледельцев (помещичьих, удельных, кабинетских, монастырских, церковных и других) здесь не было совсем или было очень мало. Не было и «казаков-помещиков», как в исторических казачьих областях. Пункт пятый декрета особо оговаривал: “Земли рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуются”. Тем не менее, казаки, особенно после демобилизации солдат, почуяли в декрете непосредственную угрозу своей земельной собственности.

Октябрьский переворот и захват власти большевицкими Советами в Петрограде и Ташкенте подтолкнул семиреченские правящие круги к чрезвычайным мерам. Члены Туркестанского комитета О. Шкапский и М. Тынышпаев вместе с находившимся в Верном с инспекционным визитом военным комиссаром края В.Г. Ивановым обратились ко всем областным комиссарам Туркестана с призывом не подчиняться советскому Ташкенту. Войсковой Совет завязал телеграфную переписку с Дутовым, пытаясь собрать в кулак оренбургские и семиреченские “персидские” полки и двинуть их на помощь Коровиченко. Но подмога катастрофически не успевала и Дутов посоветовал ждать объединенного удара всех антисоветских сил. Ни у кого в этом стане не было сомнения в том, что авантюристы долго не продержатся у власти. Надо было, следовательно, укрепить свои позиции и в нужный момент обрушиться со всех сторон на узурпаторов. Только вот представления о том, на какой основе должна зиждиться властная структура в столь смутное время, что и каким образом отстаивать, оказались у казачьих и чиновничьих кругов различными.

После разгрома Временного правительства в Ташкенте (1 ноября 1917.г.) первый шаг сделали его представители - назначенцы. 2 ноября Шкапский и Тынышпаев объявили себя верховной властью всего Туркестана, ввели своим постановлением в Семиречье военное положение и попытались вручить гражданскую власть комитету общественной безопасности. В состав Комитета они предполагали включить представителей всех сословных, национальных организаций и областных советов, суда, прокуратуры, областного продовольственного комитета и Верненской думы. Главную ставку самопровозглашенный Туркестанский комитет делал на семиреченские казачьи части и “мусульманство”. В тот же день был запрещен обмен корреспонденцией с европейской Россией и революционным Туркестаном.

Но уже 6 ноября все изменилось. Так и не созданный Комитет общественной безопасности был заменен Советом советов при командующем войсками области есауле Шебалине, которому от имени Турккомитета вручалась высшая исполнительная власть в Семиречье. На местах стали создаваться объединенные общественные организации и комитеты при командующих гарнизонами. Совдепы от участия в них отстранялись. Что же произошло?

В ответ на попытку “малого переворота” со стороны комиссаров Туркестанского комитета Войсковой Совет 2-го же ноября ОБНАРОДОВАЛ ДЕКЛАРАЦИЮ, В КОТОРОЙ ПРИНЯЛ НА СЕБЯ ВСЮ ПОЛНОТУ ВЛАСТИ В ВОЙСКЕ (т.е. в станицах). Исполнительная власть передавалась новому органу - Войсковому Правительству в лице Войскового Атамана (на тот момент еще не избранного) и Войскового Правления. Фактически власть была сосредоточена в руках председателя Войскового Совета хорунжего А.М. Астраханцева и членов Войскового Совета. Декларациядышала антибольшевизмом и угрожала беспощадной расправой всем “безответственным группам" в случае вооруженного выступления. /*Надо было запретить все партии – как врагов народа и устанавливать народовластие./Главной целью объявлялось сохранение в области порядка и поддержание власти органов Временного правительства на неказачьей территории.

Последнее было необходимо, поскольку именно с этим лозунгом “суверенизировалось” в эти дни подавляющее большинство казачьих регионов. В своих действиях Войсковые Правительства и Атаманы опирались на законодательный акт Временного правительства о предоставлении автономии казачьим областям, принятый незадолго до Октябрьского переворота .Этот шаг, противоречивший ранее провозглашенным принципам неделимости и непредвосхищения Учредительного собрания, был сделан в надежде на вооруженную поддержку казачьих частей. Тщетная попытка, ибо в подавляющем большинстве казачьи полки заявили о нейтралитете в надвигавшемся столкновении между правительством и совдепами. Более того, получилось так, что антисоветизм (антибольшевизм) новоиспеченных Войсковых Правительств вкупе с поддержкой ими, пусть только на словах, неудачливого Временного правительства в решительный момент превратили эти Правительства в генералов без войска. Повсеместное невмешательство рядовой казачьей массы на первой стадии всероссийского конфликта было не сиюминутным помутнением рассудка миллионов исстрадавшихся и разуверившихся во всем людей, а потребностью жить не принося жертв во имя чуждых и неблагодарных “благородий" и “превосходительств”. Насколь