Послание организации ,дерковь и общество в Латинской Америке” съезду боливийского рабочего центра

Мы, члены ИЗАЛ („Церкви и общества в Латинской Америке”), обра­зовавшие группу христиан, которые включились в революционное движение, очень растроганы приглашением на ваш съезд. Прежде всего в связи с много­летними гонениями на рабочий, истинно освободительный класс. В годы репрессий наше постоянное осуждение проявлялось в публикациях цент­ральной печати, направленных против убийств шахтеров, занятия шахт военными, отмены свобод, без которых невозможна организация рабочей борьбы, передачи наших национальных богатств частной национальной инициативе (арендаторам) и иностранцам, увольнения шахтеров и трудящих­ся фабрик по политическим причинам, в участии в различных забастовках и петициях правительству.

На своих кафедрах, в своих классах, в своей пастырской и мирской деятельности, используя права человека, мы много раз страстно призывали к справедливости, хотя наши голоса с каждым днем все больше заглушались поддерживающими власть. И это создавало внутри наших церквей значитель­ную напряженность, потому что многие в них неосознанно оказывались на стороне угнетателей. Однако поддержка человека угнетенного, маргинала всегда перевешивала любую другую церковную поддержку, потому что Бога можно найти только у того, кто выносит несправедливость и борется за освобождение своих братьев. Наш опыт свидетельствует о том, что насту­пит день, когда не только небольшая авангардная группа, но и вся церковь сможет соответствовать тому, что она проповедует уже две тысячи лет.

Мы выразили свои позиции в различных документах и участвовали по мере возможности в вашей борьбе в рамках профсоюзных организаций. Сегодня мы хотим еще раз со всей ясностью показать, что мы считаем своей революционной задачей.

Члены ИЗАЛ - социалисты. Мы не верим в правительство классового альянса. Потому что классовая борьба, хотим мы того или нет, — это борьба, начавшаяся много лет, может быть, веков тому назад, когда отдельные имеющие привилегии люди попытались сохранить угнетение и несправедли­вость с помощью современного распределения привилегий, которые сегодня вгоняют в краску все человечество.

В этой классовой борьбе есть свое белое и красное оружие. Однако результат всегда один: голод, нищета, смерть, разрушение и уничтожение человеческой личности, включая физическое.

Мы не верим в обращение класса угнетателей. Мы видим, что возможен подъем сознательности отдельных групп, но не реформа современных струк­тур. Эти структуры основывались на капиталистических принципах частной собственности на средства производства, злоупотреблении потреблением и наживой, а также так называемой частной инициативой, которую мы квали­фицируем как слепой и ужасный эгоизм. Все эти принципы привели нас к тому несправедливейшему распределению богатства и власти, при котором мы живем и которое осуждаем во имя Евангелия.

Более того, мы считаем, что, в сущности, могут встряхнуть, ниспроверг­нуть и разрушить этот несправедливый порядок те, кто не имеет от него прибыли, потому что только они смогут полностью осознать отчуждение, в котором живет вся страна, подчиненная иностранному империализму. С другой стороны, в этой борьбе некоторые наиболее сознательные группы из других классов понемногу преодолевают отчуждение и освобождаются от мышления эксплуататоров и имеющих привилегии. Однако эти группы, в которые входили и мы, должны служить опорой для рабочих масс, должны открыто встать под их руководство и на их службу, вовсе не претендуя на замену их в руководстве революционным движением, а еще меньше - в контроле над властью.

Когда мы говорим о революционном движении, это не просто лозунг. Мы переживаем скорбь нашей родины и нашего континента. Мы считаем, что ситуация на нем сложилась революционная... Несправедливости и угне­тение, которые сегодня характерны для нашей истории, достигли апогея. Невыносима деградация ручного труда, имеющая место в нашей стране из- за обрекающей на голод зарплаты, в то время как бюрократы получают зарплату, как в самых развитых странах. Невыносимо, что в нашей стране 80 % неграмотных, в то время как у нас 10 университетов и более 10 тыс. студентов только в одном из них; горько сознавать, что жилищная проб­лема стоит перед 40 % населения, а мы в изумлении взираем на этажи своих небоскребов. Невыносимо, что в мире на каждого человека, который ест, приходится трое умирающих от голода. Мы будем бороться вплоть до му­ченического конца, чтобы в мире нас не связывали с этим злом. Мы будем бороться для того, чтобы победить последнее, а не для того, чтобы его ис­править.

Мы, конечно, понимаем, что с последним государственным перево­ротом ситуация немного изменилась. Начался процесс возвращения наших национальных богатств, который, дай-то Бог, не превратится в плод оппорту­низма или демагогии. Рабочий класс получил некоторые демократические гарантии, были сделаны робкие шаги в печати, вплоть до социализации. Но продолжаются противоречия, колебания даже в рядах самого правитель­ства. И оно не соглашается с крайней необходимостью быстрого измене­ния структур. Надежды тщетны, если люди умирают от голода или если человек не может остаться человеком. И такое положение почти во всей стране. Поэтому мы здесь повторяем слова того, кто погиб от ярости импе­риализма: „Если нет богатства, то по крайней мере давайте получше рас­пределим бедность”.

Мы считаем, что освобождение угнетенных помимо того, что его нельзя откладывать ни на один день, нельзя урегулировать с помощью реформизма и теорий развития. Оно требует жесткости и самоотверженности, которые предполагают революционный стиль, стиль нового человека.

Наше освобождение начинается на профсоюзном уровне, но оно дол­жно охватить весь мир. Это обширная и жестокая борьба, потому что угне­тающие власти со своими предприятиями и дипломатическими миссиями сегодня проникают во все уголки Земли.

Пожалуй, мы можем экспериментировать с попытками развертывающе­гося прогресса, который приводит к мгновенному облегчению, чтобы сделать страну еще более зависимой и эксплуатируемой, чтобы нас превратили в нищих, подбирающих крохи, падающие с изобильного стола, за которым сегодня сидит капитализм, пожирая наши сельскохозяйственные продукты, нефть и олово. Истинная революция предполагает революционный путь, и она завоевывает народ с помощью морали и сознательности в большей степени, чем своей политической тактикой, включая свое оружие.

И мы считаем, что христианину есть что внести в эту область. Наша революция должна осуществиться с позиций искренности, с высот гума­низма и не может идти по пути личного реванша, политического оппорту­низма или сектантства традиционных партий, интересующихся больше своей собственной судьбой, чем страной и пролетариатом. Наша революция должна исходить из любви, а не из ненависти. Революция — это не дешевый оптимизм или экзальтация, а надежда, потому что это задача, рассчитанная не на один день, не на несколько лет. Это постоянное дело человека на Земле. Общество никогда не бывает совершенным. Его структуру всегда можно улучшать. Поэтому освобождение человека — постоянный процесс, вплоть до последнего дня мира. Действительно, в определенные моменты освобождение приобрета­ет более срочное и полное значение, потому что нужно устранить все стол­пы общества. И это ситуация, сложившаяся в настоящее время, революцион­ная ситуация в нашей стране, на континенте, в „третьем мире”.Но не следует впадать в фальшивый оптимизм, полагая, что этот мир мигом изменится, как только пролетариат получит власть. Появятся новые противоречия, и снова придется учитывать новых угнетенных бюрократией, привилегией власти.

Мы не против насилия, если это единственный выход. Но мы его не пре­возносим. Мы считаем, что революционер доказывает свою революционность не ружьем, но любовью, которая побуждает его бороться. Нам не нравится насилие, хотя нам, вероятно, придется использовать его. Но это не заставит нас избрать ни время, ни место, ни способ его использования.

Как это осуществить? Когда? В каком виде? Этого мы без вас сказать не можем, потому что это прежде всего и в первую очередь ваша борьба. Вы — живая практика освобождения. И ваша профсоюзная и политическая организация определит конкретные направления, которые мы всегда под­держим и которые впишутся в подлинно революционный процесс масс и не будут отвлечены синекурой, манипулированием или предательством. Поэтому мы не можем говорить конкретнее. Мы не предлагаем схем, тактик или стратегий, потому что все это должно исходить не от мысли, а от жиз­ни, и мы живем в этой драме. Мы внимательно слушали все, о чем говори­лось на этом решающем для нас съезде.

Мы пришли сюда не представлять свои церкви. Большинство из них живет в грехе, поддерживая существующее положений вещей. И мы боремся с несправедливостью как изнутри, так и снаружи. Сегодня более чем когда- либо мы осознаем, что Христос принес не мир, но меч и что этот меч разде­ляет самих христиан, священников, иногда и иерархию на угнетателей и угнетенных. Только борьба за освобождение с каждым разом все яснее пока­жет, кто на какой стороне. Мы свою избрали, и ваша борьба стала нашей.

Mensaje de ISAL en el Congreso de la Central Obrera Bolivians// La Iglesia latinoame- ricana у el socialismo. Documentos de la jerarquia у de grupos eclesiales. - Heverlee-Louva- in, 1973. - P. 75-76.

Шарль Антуан

КОГДА ЕПИСКОПЫ СТАНОВЯТСЯ ПОДРЫВНЫМИ ЭЛЕМЕНТАМИ... *

В Латинской Америке Библия стала подрывной книгой, и в этом своем качестве она на равных конкурирует с революционными книгами. Молит­ва „Славься” стала в Латинской Америке революционным песнопением, запрещенным цензурой: действительно, в ней могущественные свергнуты со своих тронов, а униженные возвышены...

Странный разговор о священнике, арестованном за „подрывную деятель­ность”, состоялся у епископа с аргентинским полковником. Вот содержание этой беседы, имевшей место 25 ноября 1975 г. между епископом Формосы монсеньором П. М. Скосиной и командиром 29-го пехотного полка Формо­сы полковником Д. А. Оливой. В таком виде запись разговора передана епископом и распространена среди священников его епархии.

Епископ: Полковник, Вы знаете, зачем я пришел? Меня очень беспоко­ит арест отца Сантьяго Ревено. Я очень сожалею, что это было сделано в мое отсутствие в Формосе.

Полковник: Вы можете быть спокойны. Я позаботился о том, чтобы с ним обращались особым образом, учитывая, что он — священник. Поэто­му я потребовал отдельного доклада о его деятельности. Теперь властям остается принять необходимые меры.

Епископ: Кто эти власти?

Полковник: Вопрос об аресте решил я сам. Но теперь решение будет принимать исполнительная власть нашей страны.

Епископ: Помните, несколько недель назад я просил Вас обговаривать со мной такие вопросы, прежде чем принимать какие-либо меры. Весьма огорчительно, что Вы этого не сделали и решили действовать в мое отсут­ствие.

Полковник: Я действовал в соответствии с полученной мною информа­цией.

Епископ: Что это за „информация”? Откуда она взялась? Кто эти „ин­форматоры”? Почему Вы не посоветовались с епископом?

Полковник: Информация, которой я располагаю, свидетельствует о том, что священник Сантьяго проповедовал в пользу подрывных элементов. И делал он это тайно.

Епископ: Вы не знаете отца Сантьяго, а я знаком с ним 10 лет! И мне представляется, что, напротив, отец Сантьяго — человек миролюбивый, простой, внимательный воспитатель. Он хочет, чтобы люди ставили и реша­ли свои проблемы как настоящие христиане. Именно это он заявил христиа­нам своего прихода в пастырском письме в воскресенье, 23 ноября. И всем священникам, монахиням и христианам это очень хорошо известно.

Полковник: Может быть, Вы не все знаете...

Епископ: Вероятно, но не в этом случае; мы совершенно уверены в том, что мы знаем отца Сантьяго. Это достойный священник, настоящий Божий человек. А если это не так, то пусть выйдут клеветники, пусть приведут доказательства своей бессовестной клеветы! Пусть они придут сюда, к нам, ко мне и к священнику!

Полковник: Отца Сантьяго обвинили в том, что он поддерживает кон­такты с подрывными элементами.

Епископ: Кто может избежать какой-либо встречи с такими людьми? Кто может сказать, кто они? Мы их лиц не видим.

Полковник: У него также отобрали большое количество книг, идеоло­гия которых — марксистская.

Епископ: А что Вы понимаете под „марксистской литературой”? Если пойти по такому пути, то у любого окажется „марксистская литература”, достаточно решить, что это так. У меня в епископстве ее тоже очень много.

Полковник: Но все эти подрывные действия показывают, что отец Сантьяго — подрывной элемент.

Епископ: Кто может это утверждать? Кто доносчики? Я хорошо знаю отца Сантьяго. Как епископ, я знаю, что говорю. Или мое слово епископа уже ничего не стоит? Такими акциями можно добиться только одного — усилить экстремизм. А к этому-то и стремятся некоторые: к расколу, смя­тению, столкновениям. И в данном случае арестовывают людей, делающих благое дело, невинных, священников и честных крестьян, в то время как настоящих экстремистов что-то нигде не видно... Бросается в глаза очевид­ное: совершено нападение на католическую церковь.

Полковник: Нет. Только не это! Я - католик.

Епископ: Я повторяю: здесь в лице одного из самых ее достойных священников атаке подверглись католическая церковь, ее миссионерская деятельность, ее евангельская проповедь. И это началось не сегодня. Вспом­ните, несколько месяцев назад священник Сантьяго был арестован за то же самое, и вам пришлось освободить его из-за полного отсутствия улик.

Полковник: Информация, которой я располагаю, достойна доверия.

Епископ: Я хочу видеть эти обвинения. Пусть придут обвинители! У отца Сантьяго много врагов, потому что существуют несправедливости, которые нельзя не осуждать.

Полковник: Я чувствую себя неловко.

Епископ: Однако Вы это сделали! Дд еще со священником, который пришел помочь нам! Так, что ли, надо платить за помощь? Так благода­рить?..

* * *

Далеко от севера Аргентины другой епископ доказал свое мужество — монсеньор Проаньо, епископ Риобамбы (Эквадор). У него в жилах течет индейская кровь. Как пастырь, заботящийся о своем стаде, он олицетворя­ет заботы индейцев провинции Чимборасо. Собратья по епископату относят­ся к нему с подозрительностью, и поэтому в 1973 году он стал объектом церковного расследования со стороны Ватикана, в ходе которого (тайно) было высоко оценено евангельское качество его посланий. Этого епископа подозревали и правительственные власти его страны, поэтому в августе 1976 года он подвергся временному аресту вместе с 16 другими епископа­ми, приглашенными им для обмена пастырским опытом.

В 1974 году он рассказал интервьюировавшему его журналисту о своей вере и обязательствах.

Журналист: Оправдываете ли Вы насилие в экстренных случаях?

Проанъо: Как христиане, мы не можем ни способствовать насилию, ни осуществлять его. Нам препятствует любовь к ближнему. Более того, с точки зрения рациональной жизни это самоубийство, если учесть, что репрессивные силы всегда значительно сильнее, чем всякие другие противо­стоящие им силы того же типа, состоящие из крестьянских групп.

Журналист: Так Вы не одобряете платформу Камило Торреса?

Проаньо: Я никогда не переставал восхищаться Камило Торресом как священником и как человеком. Но я считаю, что он ошибался. Со своей верой он мог бы осуществить нечто грандиозное. То, что он взялся за оружие, было его ошибкой, и его преждевременная смерть лишила церковь потря­сающего священника. Я думаю об Эльдере Камаре - другом достойном всяческого уважения священнике, который никогда не проповедовал наси­лия. Мы все видим, чтб он сумел сделать.

Журналист: В чем источник Вашей силы?

Проаньо: В вере и в конкретной солидарности. Не забывайте, что в нашем веке существуют две невидимые силы: атомная бомба и ненасилие...

Журналист: Чего Вы добиваетесь с помощью пастырских групп и ра- диофонических школ?

Проаньо: Наша цель - дать образование крестьянам в провинции, где 52 % населения неграмотно и где среди крестьянства процент неграмотности значительно выше: он достигает 90 %.

Нас побуждают не только простые соображения материального харак­тера, но и стремление буквальным образом провести в жизнь указание латиноамериканских епископов, собравшихся в Медельине.

Мы боремся за то, чтобы вырвать индейцев из их эндемических усло­вий — фатализма, робости, покорности и рабского повиновения, не забы­вая и двух других определяющих факторов: алкоголизма и неграмотности. Мы уже добились многого, но еще очень многое нам предстоит сделать. Не следует забывать, что склад ума у белых и индейцев различен: у послед­них существует мистика вождя.

Журналист: Вы считаете себя вождем индейцев?

Проаньо: Нет, я считаю себя и являюсь другом индейцев. Наша длитель­ная битва ставит своей задачей окончательное устранение эксплуатации, жестокости, плохого обращения, социальной несправедливости, репрес­сий и всякого насилия, которые индейцы терпели в течение многих веков, несмотря на брата Бартоломео де Лас Касаса.

Журналист: После открытия Америки теологи Саламанки десять лет обсуждали, есть у индейцев душа или нет. И в конце концов они решили, что индейцы — „низшие существа”. Известно, что это означает. Считаете ли Вы, что они до сих пор являются „низшими существами”?

Проанъо: К несчастью, множество теологических выводов диктовалось политическими соображениями. Не будем забывать, что святые одобряли крестовые походы, инквизицию или религиозные войны. Но, возвращаясь к Вашему вопросу, я бы ответил, что мы все оказываемся „низшими суще­ствами”, когда господствующая социальная группа заставляет нас быть таковыми.

Наша миссия состоит в поисках полного освобождения индейцев как в материальном, так и в духовном плане. В день, когда индейцы научатся быть свободными, пользоваться -своим воображением, своими громадными созидательными способностями и когда мы сумеем помочь преодолеть свое естественное недоверие, в этот день Эквадор изменится. Три миллиона индейцев в нашей стране — это исторический факт, который следует учиты­вать.

Журналист: Нет ли в Ваших рабочих планах, Ваших группах, Вашей миссионерской деятельности опасности патернализма?

Проанъо: Да, совершенно верно. Именно поэтому мы периодически переоцениваем свою пастырскую деятельность.

Журналист: О Вас много спорят. Люди ощущают в Вашей деятельности запах радикализма и с подозрением относятся к Вашим намерениям.

Проаньо: В нашем сельском мире, отмеченном политическим примити­визмом, где самые элементарные манипуляции играют первостепенную роль, очень легко объявить того или иного из нас коммунистом, даже если мы всей душой верим в то, что Христос, и только он один, является освободите­лем человека.

Журналист: Каковы, по Вашему мнению, основные различия между марксизмом и христианством?

Проанъо: Марксизм фаталистичен, а христианство трансцендентно. Марксизм заинтересован в реализации материальных требований людей, я бы сказал, многих людей. Христианство заинтересовано в осуществлении материальных и духовных потребностей человека. Христианство — это до­рога к единству, не переходящему в совокупность, как это происходит в марксистской философии. Кроме того, я всегда действовал совершенно независимо, и у меня нет абсолютно никаких связей ни с марксизмом, ни с позициями правых. Некоторые схемы мыслей и действий, как мне пред­ставляется, преодолены, но ошибочные верования не исчезли. В общем, я ратую за основополагающую миссию церкви, свойственную ей всегда: за осуждение и благовещение. Осудить эксплуатацию и возвестить добрую весть. Я — человек, верный Христу.

Журналист: Не изменяла ли Вам вера в течение последних лет, таких грустных и даже горестных для Вас? Я знаю многих священников, снявших сутану. Впрочем, Вы ее и не носите.

Проаньо: У меня никогда не было кризиса веры. Я никогда не терял веры в Бога. С каждой новой трудностью я чувствую себя еще более верным Евангелию...

Журналист: Почему Вы отслужили мессу 11 сентября, в годовщину свержения и смерти президента Сальвадора Альенде? Не стало ли это до­полнительным аргументом в пользу тех, кто развязал против Вас кампа­нию? Не слишком ли быстро Вы уступили первому побуждению?

Проаньо: Хорошенько поразмыслив, я по просьбе чилийских христиан согласился отслужить мессу в память всех тех, кто погиб в Чили, всех умер­ших. И Вы, как и я, знаете, Вы ведь пережили чилийские события, что сотни католиков, священников, политических деятелей и крестьян были под­вергнуты преследованиям, их пытали и убивали в течение тех дней, мрач­ных для всех, кто, как мы, еще не потерял надежду. Я почувствовал необхо­димость отслужить эту мессу, хотя и понимал, какому риску подвергаюсь.

Журналист: Вы являетесь главой католической церкви, и многих удив­ляет, почему Вы отказались от одежды, соответствующей Вашему званию.

Проаньо: Епископская мантия всегда рождает дистанцию между людь­ми. А в эти времена кризисов, тревоги и недостаточного милосердия следует устранять дистанции. Никогда люди так не нуждались в солидарности, как сегодня. Всякая дистанция греховна.

Журналист: Какой смерти Вы бы себе пожелали?

Проаньо: В окружении бедных и униженных крестьян, всех тех, кто ви­дит в Христе символ истинного освобождения.

Antoine Ch. Quand des eveques deviennent subversifs... Reponse du colonel de For­mosa a Mgr Scozzina//Antoine Ch. Le sang et Tespoir. - P. 93-102.

71. ПРАВА ИНДЕЙЦЕВ И РАЗВИТИЕ НЕФТЯНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
ЭКВАДОРА

В пастырском послании, опубликованном 12 февраля 1986 г., шесть апостольских викариев района Амазонии представили плод широких кон­сультаций — анализ социальных проблем, связанных с началом нефтяной эры в этом районе.

„Нефтяная промышленность развивается в обширном бассейне Ама­зонии с 60-х годов; она принесла с собой головокружительные изменения экономической и социальной жизни местного населения, особенно коло­нов¹ и индейцев. Возникло сильное эмиграционное течение, исходящее из других провинций Эквадора, не считая предпринимателей, техников и ра­бочих нефтяных и промышленных компаний”.

Епископы отмечают многие позитивные факторы, связанные с новым богатством: новые средства сообщения открыли этот район для новых социальных отношений различных групп населения — были созданы тысячи рабочих мест, и в настоящее время открываются перспективы социального продвижения. Но в то же время они отмечают и отрицательные последствия: невыполнение обязательств, взятых на себя нефтяными компаниями, кор­рупцию, проблемы, касающиеся права и защиты собственности на землю, культурную целостность местного населения, в частности индейцев, а также опасность деградации в экологической области.

Выдвигая свои рекомендации и предложения, епископы настаивают на следующих пунктах.

- Уважение культурной целостности индейцев, помня при этом, что их культура по самой своей природе общинная и что эта концепция вместе с землей составляет два полюса, на которых основывается жизнь индейцев, что индейцы не хотят, чтобы их считали народом, нуждающимся в колонизации, а требуют права самим быть авторами собственной истории.

— Законное признание исторического права индейского населения мирно владеть достаточным количеством своей земли частным, семейным и об­щинным образом в соответствии со своей культурой.

- Обязательство государства принять глобальный план развития Ама­зонии, с тем чтобы положить конец уходу ее жителей из этого района.

— Принятие определенных мер для достижения справедливого равнове­сия между всеми законными интересами и защитой окружающей среды.

Equateur. Les droits des Indiens et le developpement de l’industrie petroliere//La Do­cumentation Catholique. - 1986. - 6 avriL - P. 379-380.

Леонидас Проаньо

БЕЗ СПРАВЕДЛИВОСТИ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ МИРА*

Среди иерархов католической церкви Латинской Америки, связав­ших себя с „выбором в пользу бедных” и теологией освобождения, имя Л. Проаньо занимает особое место. Всю свою долгую жизнь — сейчас ему 78 лет - он посвятил защите гражданских прав, человеческого достоинства и культурно-исторической самобытности коренного населения Эквадора и континента в целом, за что его заслуженно называют „епископом индей­цев”. Не раз Проаньо подвергался открытым нападкам местных латифун­дистов и реакционных клерикалов, окрестивших его „красным” и „ком­мунистом”.

Монсеньор Л. Проаньо в настоящее время возглавляет департамент эквадорского епископата по пастырской работе среди индейцев, является вице-президентом Латиноамериканской ассоциации борьбы за права челове­ка (ЛАПЧ) и пользуется широкой известностью как последовательный борец за мир и всеобщее разоружение.

Публикуем запись беседы, проведенной с ним по просьбе журнала „Проблемы мира и социализма” эквадорским журналистом Л. Оньей.

- Расскажите, пожалуйста, о Вашем опыте работы с индейцами.

— Более тридцати лет я работал в епархии Риобамбы, и всегда моей главной заботой было просвещение индейцев. Рассказ о том, что пришлось при этом испытать, занял бы слишком много времени. Хочу только сказать несколько слов о положении, в котором мы застали коренных жителей провинции Чимборасо в начале своей деятельности. Это были жестоко угне­таемые люди. Их лишили возможности думать, решать, любить, проявлять инициативу. А в психологическом отношении они страдали от многочис­ленных комплексов: неполноценности, недоверия, пассивности, конфор­мизма ², фатализма и т. п.

В первое время я столкнулся с большими трудностями. Часто возвра­щался обескураженным в свою резиденцию после напрасных попыток найти общий язык с местным населением.

Позднее удалось создать так называемые народные радиошколы³ для обучения индейцев грамоте, ибо 90 % из них не умели читать и писать.

Для организации этих школ пришлось использовать добровольцев, имев­ших лишь начальное образование, — их мы старались хоть немного подгото­вить к педагогической работе. В качестве первого шага открыли 11 малень­ких, весьма скромных радиошкол, чей опыт распространился постепенно по всей стране. Полагаю, это был важный вклад в дело борьбы с неграмотностью: по некоторым данным, удалось научить грамоте около 19 тыс. человек.

Следует, однако, сказать, что обучение чтению и письму было для нас не единственной целью. Много важнее представлялась задача пробудить сознание наших учеников.

Ключом методики, которая позволила сблизиться с индейцами, стало не что иное, как чувство любви к ним, которое зародилось в моем сердце еще с детства. Родители прививали мне его неустанно и сами показывали пример доброго отношения к местным крестьянам. Когда я был еще семи­наристом и готовился принять сан священника, мною овладела мечта полу­чить сельский приход, чтобы помогать туземному населению. А с назначе­нием епископом Риобамбы я понял, что пробил мой час. Думаю, только при большой любви к людям можно преодолеть трудности, о которых я упо­минал. Ведь мы общались не только с учениками народных радиошкол, но и с целыми весьма многочисленными общинами, проявлявшими интерес ко всем нашим программам, включая развлекательные. Мало-помалу индей­цы начали воспринимать всю эту деятельность как собственную, и отсюда понятны причины их пробуждения.

Потом начался и другой процесс: появилось Индейское движение про­винции Чимборасо с ярко выраженными политическими целями. Оно, по моему мнению, заслуживало всяческого одобрения. Сейчас это движение переживает кризис, но в случае его активизации, полагаю, сможет стать значительной силой в процессе возрождения индейского народа нашей страны.

Когда я достиг предельного возраста и Ватикан принял мою отстав­ку с поста епископа Риобамбы, Эквадорская епископская конференция, по-видимому, не без участия папы назначила меня руководителем департа­мента по пастырской работе среди индейцев всего Эквадора. Я с большими надеждами выполняю эти обязанности, ибо сейчас положение коренного на­селения значительно изменилось по сравнению с тем, в котором оно на­ходилось к началу моей деятельности.

Сегодня появились объективные условия, позволяющие надеяться на что-то очень новое как в консолидации организованного и саморазвиваю- щегося индейского народа, так и в создании церкви на службе этому народу со своими (индейскими) священниками, монахами, литургией, теологией и, как сказал папа во время визита в Эквадор, со своими епископами. Ныне мы и трудимся над претворением в жизнь этой идеи.

- Не могли бы Вы сказать, какую роль играют в работе с населением псевдохристианские секты, наводнившие в последние годы Эквадор?

- Деятельность сект поистине разрушительна. В провинции Чимборасо они развернули настоящее наступление с единственной целью — свести на нет плоды многих лет нашего мучительного труда. Чтобы лучше понять утверждение о деструктивном характере сект, нужно, думаю, затронуть политические мотивы их действий. Все мы знаем: Соединенные Штаты в на­стоящее время являются той имперской силой, которая господствует не только над латиноамериканскими странами, но и над многими другими государствами мира. А отсюда большая заинтересованность США в том, чтобы каждый народ был разделен, как это случилось, например, в Южном Вьетнаме, где они во время войны для разобщения вьетнамцев широко использовали влияние сект; там же подвизался и Летний лингвистический институт, наподобие действующего в Эквадоре. Для меня ясно, что секты руководствуются принципом „разделяй и властвуй”.

— Какие ценности несет индейцам теология освобождения?

— Когда мы говорим о теологии освобождения применительно к индей­цам, следует иметь в виду ее отличительные особенности. Первоначально она мыслилась как разновидность богословия на службе угнетенным народ­ным массам без учета того, что могло бы быть названо индейской культур­ной самобытностью. Именно этот признак и следует принять во внимание.

Полагаю, что прежде всего нужно работать, жить вместе с индейцами, помогая им открывать самих себя. Пусть они проникнутся верой в собствен­ные силы и найдут в себе пути к духовному освобождению. Когда они как народ почувствуют способность противопоставить свои Глубочайшие нрав­ственные ценности ложным античеловеческим стандартам западной циви­лизации, освободятся от ложных воззрений, можно будет говорить о диало­ге с ними и о взаимопомощи во имя того, для чего и существует теология освобождения, — интегральной свободы человека.

Повторяю, индейцы должны внутренне раскрепоститься. Прежде всего им необходимо раскрыть, осознать величие собственной истории, и тогда мы вместе пойдем к всестороннему экономическому, социальному, рели­гиозному, политическому, психологическому освобождению, с тем чтобы превратить эквадорцев, все латиноамериканские народы в подлинно свобод­ные нации. Думаю, именно в этом состоит сейчас призвание различных этнических групп, населяющих Латинскую Америку.

— Какое значение Вы придаете взаимосвязи между общественной спра­ведливостью и обеспечением мира в масштабе планеты, региона и в пределах каждой страны?

— Полагаю, что этот вопрос важен не только с теоретической точки зрения. Его принципиальное решение мы находим в Библии. Мир возможен только тогда, когда соблюдается справедливость. Образно говоря и слегка утрируя, если мы, например, хватаем человека за горло, бросаем наземь, топчем его и избиваем до потери сознания, он будет сопротивляться, бороть­ся из последних сил против подобного обращения. В данном случае отно­шения между угнетателем и его жертвой никак нельзя назвать миром.

Достаточно сопоставить этот простой пример с происходящим в реаль­ной жизни, чтобы понять: есть угнетенные и угнетатели, те, кто несправед­ливо притесняет других, и те, кто несправедливо подвергается притеснению. Пока сохраняется такое положение вещей, невозможно говорить о подлинном мире. Что касается меня, то я мыслю его как гармонию всеобщих взаимоот­ношений, гармонию в поведении людей на основе признания общих ценно­стей. Только при настоящей гармонии может быть обеспечен мир. А справед­ливость — его составная часть, ибо там, где господствует произвол, мира не существует.

— Если практически встать на такую точку зрения, что думаете Вы о нынешних событиях в Центральной Америке?

— Позвольте сразу же отделить такие центральноамериканские страны, как Сальвадор, Гондурас и Гватемала, от Никарагуа, хотя причины их бед­ствий одни и те же. Мне представляется, что для народов Сальвадора и Гвате­малы главное — борьба за свое освобождение. Она ведется уже в течение многих лет и пока безрезультатно из-за вмешательства Соединенных Штатов, которые остаются жандармом нашего континента. Боль и жертвы его насе­ления неисчислимы.

Я имел возможность побывать в Сальвадоре и лично ощутить остроту обстановки, вместе с сальвадорцами ежеминутно опасаясь за свою жизнь, будь то на улице, дома, в церкви или в любом другом месте. Жизнь там не стоит и гроша, люди пребывают в состоянии вечного страха, непрерывной войны, которая подстерегает их со всех сторон. Такова сегодняшняя действи­тельность Сальвадора и Гватемалы. Полагаю, что и Гондурас переживает нечто похожее, хотя и не в столь откровенных формах. Здесь также нарастает воз­мущение против правительства, ставшего марионеткой администрации США.

Необходимо поэтому всячески способствовать развитию международной солидарности во имя спасения истекающих кровью центральноамерикан­ских народов, которые борются за свою свободу.

Положение же в Никарагуа, с моей точки зрения, нужно рассматривать отдельно, ибо это — случай особый. Нельзя без негодования смотреть на то, с каким бесстыдством Вашингтон помогает местным контрреволюционерам попирать суверенную волю большинства никарагуанцев, навязывая им кро­вопролитную войну. Ведь совсем надавно они сбросили жесточайшую тира­нию Сомосы и, вдохновленные успехом, посвятили себя борьбе за удовлет­ворение своих основных, самых неотложных потребностей, таких как ор­ганизация здравоохранения, ликвидация неграмотности и т. д. Честно говоря, мне просто непонятно, как могли Соединенные Штаты, президент Рейган на глазах у всего мира выступить против этой маленькой и отважной цент­ральноамериканской страны, революция которой стала надеждой для всей Латинской Америки и других народов земного шара. Почему оказалась возможной столь вопиющая агрессивность и столь неприкрытая наглость без каких-либо действенных санкций со стороны мирового сообщества? Почему были растоптаны все законы, все международные соглашения? Где же принципы невмешательства и самоопределения народов?

Хотел бы обратиться ко всем демократическим странам, ко всем госу­дарствам, считающим себя частью миролюбивого человечества, с призывом поднять голос в защиту никарагуанского народа. Нужно перекрыть колос­сальный поток помощи, которую США оказывают бандам контрас, оставив в покое небольшую республику. Она сама должна определять свой строй и выбирать тот образ жизни, который ей нравится.

— Каковы Ваши взгляды и позиции церкви по вопросам мира и всеоб­щего разоружения?

— Непостижима логика тех, кто защищает курс, взятый за последние годы Соединенными Штатами и направленный на подготовку „звездных войн”. Столько лжи, столько оружия, в том числе ядерного, накоплено в мире и одновременно столько людей, включая американских ученых, поднимает голос против поджигателей войны, против угрозы самой жизни на нашей планете! А тем, кто подталкивает человечество к самоуничтожению и смерти, — хоть бы что. Поэтому любая инициатива, направленная на осво­бождение от этого кошмара, заслуживает самого горячего одобрения и поддержки. Что касается церкви, то в целом она давно выступает за мир.