Одагири Итиун о «Мече непребывающего ума»

 

Мой учитель, Сэкиун, начал изучать фехтование в молодости, а затем стал учеником Огасавары Гэнсина. Гэнсин, в свою очередь, был одним из четырех лучших учеников Ками-идзуми Исэ-но-ками (умер в 1577 г.), который был основателем новой школы Синкагэ-Рю. Можно сказать, что деятельность Ками-идзуми была причиной нового этапа в развитии японского фехтования. После основания Синка-гэ-Рю Огасавара Гэнсин поехал в Китай. Обучая китайцев своему искусству, он встретился с человеком, прекрасно владеющим китайским оружием. Огасавара стал у него учиться, и это чрезвычайно развило его технику. Вернувшись в Японию, он проверил свой новый метод и убедился, что никто не может ему противостоять. Уверенный в абсолютном превосходстве новой техники, он обучал многочисленных учеников. Упорно трудясь, Сэкиун наконец овладел секретом новой школы.

Однако мой учитель Сэкиун этим не удовлетворился. Он начал изучение дзэн под руководством Кохаку, бывшего настоятеля Тофикудзи, одного из главных монастырей Киото, и достиг больших успехов в понимании дзэн-буддизма. В конце концов он пришел к заключению, что никто из великих мастеров фехтования, о которых он знал, включая и его учителя Гэнсина и учителя его учителя Ками-идзуми, не может считаться поистине мастером фехтования. Ибо все они не понимали глубочайшего принципа жизни. В результате, несмотря на хорошую физическую и техническую подготовку, они продолжали оставаться рабами ошибочных, бесполезных мыслей. Они не могли выйти за пределы трех возможностей:

1) победить более слабого соперника;

2) быть побежденным сильнейшим;

3) встречаясь с равным, взаимно поразить друг друга (ай-ути).

Теперь Сэкиун пытается применить к искусству фехтования принцип Небесного Разума или Изначальной Природы. Он был убежден, что это возможно. И однажды наступило великое просветление. Он понял, что, по сути дела, фехтование в технике не нуждается. Ибо когда человек пребывает на троне Небесного Разума, он чувствует себя совершенно свободным и независимым, и тогда он постоянно готов овладеть любыми профессиональными хитростями. Когда Сэкиун испробовал это открытие со своим учителем Огасаварой Гэнсином, он легко его побеждал даже тогда, когда тот пользовался «самыми тайными секретами» своего мастерства. Это было подобно горению бамбука в пламени сильного пожара.

Сэкиуну было уже за шестьдесят, когда я, Итиун, двадцати восьми лет от роду, пришел к нему в ученики. Пять лет я прилагал свои силы, чтобы постичь искусство фехтования, которое мой учитель объединил с принципом и практикой дзэн. И когда я почувствовал себя готовым испытать, чего же я достиг, я бросил вызов учителю. В каждом из трех поединков исходом был ай-нукэ.

 

 

«Ай-нукэ» — новый термин в фехтовании. Когда соперники во всем равны и бьются до конца, это кончается ай-ути, или взаимным убийством. При ай-нукэ не происходит ни убийства, ни ранения. «Нукэ» — значит не «убить», «сразить», а «миноватъ», «пройти мимо». Итак, Сэкиун и его ученик Итиун, будучи равными, остались после поединка целыми и невредимыми, они оба избежали «поражения». Итиун пишет: «Это стало характерным принципом нашей школы, которая была названа дзэнским учителем Сэкиуном Кохаку «Меч непребывающего (не задерживающегося) ума».

 

 

Когда мой учитель умер, я оставался один и шесть последующих лет провел в глубоком созерцании Небесного Разума, не мысля распространять свое новое искусство. Я погрузился в самосозерцание, забывая голод и холод.

В связи с моими поединками с учителем следует упомянуть один факт. После третьей схватки он выдал мне письменное свидетельство в виде свитка, в котором признал, что я достиг осознания принципа фехтования. Затем мастер вынул из нагрудного кармана четки, воскурил благовония и поклонился мне, как обычно кланяются буддисты.

Не знаю, что именно подразумевал мой учитель, совершая эту религиозную церемонию, но, несомненно, этим он выражал высочайшую похвалу, которую только может выразить один смертный другому.

Хотя у меня вначале не было желания стать учителем новой школы, однако некоторые из моих старых друзей отыскали меня и убедили передать им мой накопленный опыт. Постепенно моя школа и мое имя становились все более известными. По тому, как теперь следуют учению и дисциплине этой школы, я надеюсь, что она будет процветать в грядущих поколениях и удивительные достижения моего учителя не пропадут даром и не исчезнут. Несмотря на это, я думаю, что лучше записать все, что возможно, ибо людям свойственно понимать все по-своему и нужно предупредить возможные неправильные толкования.

 

 

Так, рекомендуя себя и своего учителя, Итиун говорит о самом главном в личности фехтовальщика. Фехтовальщик должен отбросить всякое стремление прославить свое имя, избавиться от эгоизма и самовосхваления; он должен быть в согласии с Небесным Разумом и блюсти Высший Закон Природы, который отражается в каждом из нас.

Мой учитель, презирая обывателей, говорит, что они одержимы звероподобными духами, которые, как животные, только и ждут, как бы что-нибудь съесть. Они все время ищут материальных благ и выгод. Они не понимают, что значит человеческое достоинство и законы нравственности, которые управляют человеческой жизнью.

Что касается фехтования, то Итиун советует, во-первых, не полагаться на технические приемы. Большинство фехтовальщиков уделяют им слишком много внимания. Тот, кто хочет следовать Мечу непребывания, должен отказаться от намерения превратить фехтование в источник благополучия или развлечение, в вещь чисто внешнюю, внешне привлекательную. Не следует думать о победе над противником. Фехтовальщик не должен думать об исходе боя, его ум должен быть свободен от подобных мыслей. Первый принцип фехтования — это глубочайшая интуиция прозрения, совершенная интуиция Небесного Разума, который действует в гармонии с любыми обстоятельствами, а больше ничего от фехтовальщика не зависит.

Когда Небесный Разум присутствует в нас, он знает, как ему себя вести, что бы ни произошло. Когда человек видит огонь, его разум сразу знает, как его использовать; когда находит воду, разум подсказывает ему, для чего она. Когда человек видит другого в опасности, разум ведет его на выручку. Пока мы с ним, как бы сложна ни была ситуация, мы будем вести себя как подобает.

Он был еще до нашего рождения, этот принцип, который управляет Вселенной как нравственно, так и физически. Этот творческий принцип имеет четыре аспекта:

• гэн (юань) — «великое»,

• ко (хэн) — «успех»,

• ои (ли) — «продвижение, способствование»,

• тэй (чэн) — «упорство, настойчивость».

Когда человек рожден силой творческого принципа, он воплощает эти четыре аспекта в форме четырех социальных добродетелей:

• дзинь (жень) — «любовь, человеколюбие»,

• ги (и) — «справедливость»,

• рэй (ли) — «правильность»,

• ти (чи) — «мудрость».

Эти четыре добродетели определяют человеческую природу, а другие люди видят в этом человеке духовного вождя.

В чистейшем виде Изначальная Природа функционирует в нас во младенчестве, когда нас еще не отняли от материнской груди. Полагаясь на Природу, позволив ей действовать по своему усмотрению, не препятствуйте ей действовать своим относительным сознанием, тогда мы будем самодостаточны и в зрелом возрасте. Но, увы, когда мы растем, у нас возникает много всяких концепций, позиций и амбиций, которые существенно искажают картину мира, которую мы получаем из наших чувств. И мы уже не можем видеть просто гору, такой, как она есть в ее таковости. Вместо этого на зрительное восприятие горы накладывается много идей о горах, наши предшествующие знания и впечатления. Гора с таким наслоением не чудесна, а чудовищна. Это — результат того, что мы пропитаны всяческими доктринами, учениями, обретенными в результате наших обширных интересов. Тут смешивается личное с политическим, социальным, экономическим, религиозным. Получается совершенно извращенная картина. Вместо того чтобы жить в мире Изначальной Природы, в ее прекрасной наготе, мы живем в искусственном, окультуренном мире и к тому же не сознаем этого.

Если фехтовальщик хочет узнать, как же эта искаженная картина мира влияет на его действия, пусть он наблюдает за собой во время поединка. Он обнаружит, что все его действия противоречат принципу «Непребывающего Меча», который с начала и до конца должен быть согласен с мышлением и действиями младенца. Следуя дисциплине согласия с Природой, шаги фехтовальщика в схватке не будут слишком быстрыми, медленными, безразличными. Они будут как раз такими, как это нужно. Об этом позаботится Изначальная Природа, которой следует ситуация, находящаяся в постоянном изменении. Фехтовальщик не должен выказывать свою смелость, но не должен чувствовать и робости. Он не должен сознавать, что кто-то противостоит ему. Он должен чувствовать себя так, будто занимается своим обычным делом — например, радуется завтраку. Пусть фехтовальщик держит свой меч, как вилку за завтраком, когда поднимает кусочек и берет его в рот, а потом кладет вилку, когда она не нужна, по окончании завтрака. Если фехтовальщик думает, что схватка требует чего-то большего, значит, он еще не закончил учиться и ему рано покидать стены школы.

 

 

Чтобы объяснить чудесное действие Небесного Разума и Изначальной Природы в человеке, мы употребляем различные выражения, но главное здесь — вернуть к невинности «первоначального человека», то есть времени нашего раннего детства, которое часто называем Великим Пределом («тайкеку»; по-китайски «тай-цзи») или Природой в ее таковости, состоянием не-действия, пустоты. Но большинство людей, вместо того чтобы смотреть в суть явления, накручивают слова на слова и все больше и окончательно в них запутываются.

Таким людям лучше всего вернуться во времена своего детства и посмотреть, как ведет себя ребенок. Земля может расколоться, а ребенок и внимания не обратит. Убийца бросится в его дом и станет его убивать, а он только ему улыбнется. Разве это не демонстрирует подлинное мужество? Ну, а раз это ясно, то посмотрим, как он будет вести себя в этой всемирной игре, в которой мы участвуем, ради которой мы почти готовы пожертвовать своей жизнью или бесстыдно пускаем в ход самое подлое коварство. Будет ли дитя радоваться, если его сделают императором или наградят самым высоким орденом? В ответ на это младенец даже не моргнет глазом. Мы можем сказать, что он просто ничего не знает о мире взрослых и этим все объясняется.

Что истинно в мире взрослых? Все в нем суета сует. А то, что волнует младенца, действительно существенно. Младенец не уносится мыслями в прошлое и будущее. Потому он свободен и не знает страха, неуверенности, тревоги или «мужества жить». Фехтовальщику, как и всем нам, необходимо сознавать Небесный Разум, который движет младенцем. Дети его не сознают, он просто движет ими. А нам нужно привести в полное сознание Природу, которая раскрывает в нас Небесный Разум. Достичь зрелости — не значит стать пленником всяких рассуждений, это значит достичь сознания того, что лежит в самой глубине вашего существа. Это и есть «истинное знание» (рети), «искренность» (макото), «благоговение» (кэй), «безошибочность» (тантеки). Как бы стар ни был человек, детское в нем не умерло, оно всегда свежо, энергично, воодушевляюще.

Когда стоишь с мечом перед противником, продвинься вперед, если дистанция слишком велика, и ударь. А если сразу стоишь на правильной дистанции, то ударь сразу с того места. Думать не нужно.

Однако с большинством фехтовальщиков дело обстоит по-иному. Как только они окажутся перед противником, они уставятся на него, определят, на какой они с ним дистанции, выберут позицию, которая кажется им наилучшей, проверят длину меча, поразмыслят о том, как бы применить прием, и т. д. Их мозг лихорадочно работает, решая, какую же тактику из тех, которым его научили, применить в данном случае. Они понятия не имеют о Небесном Разуме и его действии при разных условиях. Величайшая ошибка в фехтовании — это пытаться предугадать исход поединка. Вы не должны думать, чем это кончится — победой или поражением. Просто доверьтесь вашей Природе, и тогда ваш меч ударит в надлежащий момент.

 

 

Может быть, самый верный совет, который дает Итиун, заключается в том, что первым шагом в тренировке фехтовальщика должна быть мысль об «ай-ути» — взаимном убийстве, в момент, когда он приступает к поединку. Этот совет имеет самое существенное психологическое значение. Иными словами, ай-ути означает, что не нужно думать об исходе поединка, о своей безопасности. Если человек вступает в поединок в таком душевном состоянии, он действует более эффективно и противостоять ему сможет только противник, имеющий такую же позицию. Подобные примеры уже приводились в этом тексте. Мысль об ай-ути — и это главное — должна быть у фехтовальщика с самого начала, а не в конце.

Второй урок Итиуна демонстрирует самую суть его методологии и его глубочайшее проникновение в тайны человеческой психологии.

 

 

Кажется, что не трудно придерживаться мысли об ай-ути с самого начала поединка, но если все это так легко, то возникает мысль о несомненной победе над противником, а эта мысль более всего препятствует естественному функционированию Небесного Разума. В тот момент вы можете подумать: «Как же я так двойственно думаю? Сначала я решил, что быстро закончу поединок, и тут же начал мечтать о победе». Подобное размышление тут же приведет вас и ваш ум в состояние куфу.

Если вы продолжаете в течение нескольких лет свою практику, в конце концов вы достигнете прозрения Небесного Разума, который никогда не подчиняется никакой форме движения, то есть никакой форме нерешительности ума. Разум, Природа, или душа, или субстанция — все это синонимы — всегда спокойна, недвижима, неизменна, она действует на бесконечных путях, и она вне досягаемости мысли.

 

 

Прежде чем закончить эту длинную экспозицию школы фехтования, называемой «Меч непребывания», я хочу отметить четыре характерных момента в рукописи Итиуна.

1. Отсутствие стереотипных техник.

2. Мягкость, кротость духа (кшанти) или непротивление (недеяние). Эти термины сильно напоминают философию Лао-цзы или Чжуан-цзы.

3. Убеждение, что «я лучший в мире фехтовальщик». Это соответствует тому, что, согласно традиции, сказал Будда при своем просветлении: «На небесах и на земле я единственный достоин почитания!» Сравнить эти высказывания интересно по двум причинам. Итиун приветствует «детскость» как воплощение принципа фехтования, и Будда сказал эти слова, когда был младенцем, новорожденным. Но дитя Итиуна — это мужественный фехтовальщик, прошедший через все события и испытания, рискуя своей жизнью. Иными словами, дух и учение дзэн исповедуют Итиун и Будда. Оба хотят соскрести грязь, которая накопилась на нашем существе еще до нашего рождения, и раскрыть Реальность, как она есть, в ее таковости. Вот вся нагота, которая соответствует буддийской концепции о пустоте (шуньяте).

4. И еще одна особенность «Меча непребывания» — идея об ай-нукэ. Этому не учила ни одна школа. В других школах при равенстве противников все кончалось взаимным убийством, но в школе «Меч непребывания» финал не был трагичен — все кончалось без жертв.

Как я уже говорил, «нукэ» означает «не ударить». Ни один из соперников не наносит другому удара или ранения. Когда несовершенный мастер вызывает на поединок настоящего мастера «Меча непребывания», он совершает самоубийство. Настоящий мастер не преследует цели убивать. И когда несовершенный мастер встречается с мастером «Меча непребыванияего же злой дух его и убивает. Мастер даже может и не подозревать, что его меч сразил противника. Можно сказать, что Небесный Разум наказал тех, кто пошел против него, а «детскость» мастера остается такой же жизненной, как и была.

Такуан был дзэнским учителем, который пользовался фехтованием как методом тренировки. Его меч, как палка (здесь проводится аналогия) дзэнского учителя, бьет ученика, который, не усвоив урока, пытается действовать. Меч Сэкиуна унаследовал Итиун, это настоящий «Меч недеяния», а в нем выражается сущность философии праджня — парам ита (по-японски «хання-харамита»).

 

 

Сейчас есть около двухсот школ фехтования, но все они обязаны четырем ученикам Ками-идзуми Исэ-но-ками. Мой учитель, Сэкиун, учился у одного из них. Это Огасавара Гэнсин. Гэнсин после посещения Китая, где овладел чисто китайским оружием, создал собственный стиль фехтования, настолько совершенный, что во всех последующих поединках не имел себе равных. Мой учитель, Сэкиун, в совершенстве овладел методом Гэнсина, но позже, когда Сэкиун пришел к пониманию дзэн, он отринул все, чему раньше научился, и обрел истинное знание. Он вступил в схватку со своим учителем. В результате методы, основанные на совершенной технике боя, потерпели поражение.

С тех пор Сэкиуна никто не мог победить, его система была выше других.

 

 

Вывод Итиуна: лучшие фехтовальщики Японии не могли его победить потому, что строили свои системы на каком-то одном приеме или методе, на техническом совершенстве. Сэкиун же, изучив дзэн, овладел «Мечом недеяния». Это непривязанность ни к одному методу, воплощение самого Небесного Разума, выходящего за пределы человеческого разумения. Достигнув дзэнского сатори, Сэкиун обрел святость. Его «Меч непребывания» не имел ничего общего с тактическими тонкостями, то есть всем тем, что обычно составляет искусство фехтования. Его меч, совершенно свободный от мирских побуждений и интересов, был движим духом владельца, у которого было чистое сердце и свободный, «пустой» ум (не-ум, мусин). Поэтому и меч был совершенно свободен у него в руках. И никто из тех, кто не достиг той же степени просветления ума, что и Сэкиун, не мог его победить. В конце концов, фехтование — дело не техники, а высокого развития духовности. Отсюда и заявление Итиуна, что ему нет равных.

 

 

Заключение

Из всех японских искусств фехтование, вероятно, наиболее близкого к дзэн потому, что проблема жизни и смерти здесь стоит с наибольшей остротой и реальностью. В фехтовании у человека нет права на ошибку, у него нет времени поразмыслить. Все, что он делает, исходит прямо изнутри и не поддается контролю сознания. Фехтовальщик должен действовать инстинктивно, а не интеллектуально. Во время напряженной схватки решается — жить или умереть. Самое ценное — время, его нужно использовать максимально эффективно. Малейшее мгновение расслабления (суки) — и противник воспользуется им и уничтожит вас. Тут речь идет не просто о поражении или унижении.

Мгновение интенсивного сосредоточения — это момент совершенного единения субъекта и объекта, личности и ее поведения. Пока это не достигнуто, поле сознания не очищено, все еще остается «слабый след мысли», который препятствует прямому и непосредственному действию, исходящему из глубины личности, иными словами — из неосознаваемого. Это приводит к тому, что меч противника находит разрыв обороны, разрыв в нашем сознании.

Вот почему фехтовальщику советуют освободиться от мысли о смерти и от беспокойства за исход поединка. Пока осталась хоть какая-то мысль, она приводит к гибели. Китайская пословица говорит: «Если ваши действия совершенно непоколебимы и цельны, даже боги будут вас бояться и избегатъ». Такая твердость, решительность ума и духа должны присутствовать в боевом искусстве фехтовальщика. Без этого никакая концепция и тем более единение невозможны. Сосредоточенность, единоумность, концентрация (экаграта), решительность, непоколебимость ума и духа — все они исходят из одного. Это «одно» в дзэн называется состоянием «не-ума» (мунэн), это соответствует «детскости», в которой еще нет и зачатка умозрительности и схематичности.

Кое-кто может сказать: непоколебимость ума — это высшее качество человека, и мы не можем его достигнуть до тех пор, пока не вполне созрели, ибо это — свойство вполне сформированного ума. Но, достигнув этого, как можно от всего отказаться и вернуться к духовному состоянию детства? Как можно вернуться к самому началу после того, как совершили тяжелое и утомительное путешествие? Или как можно совместить высокий ум с беспомощностью ребенка? Это один из возможных взглядов на проблему, но не забудьте, что есть и второй, согласно которому дитя превосходит того, кто «полностью развит». Что здесь имеется в виду?

Спеша сделать себя «вполне развитым», мы совершенно отрицаем то важнейшее качество, которым обладает дитя, — веру в неизвестное бытие. Это неизвестное можно назвать Неизвестным Разумом, Дао, Богом, неосознаваемым или глубочайшим «я». Ввиду того что неизвестное, какое бы ему имя ни давали, не поддается постижению сознательной частью ума, оно теряет свою сущность, свою таковость в тот момент, когда сознание пытается его схватить. Это неизвестное мы оставляем позади «развития», «зрелости», да так, что совершенно о нем забываем и не имеем представления, как оно осуществляется в нас. Когда фехтовальщик или монах говорит о «детскости» или «не-уме», большинство людей не понимают, о нем идет речь. А пытаясь понять, мы низводим или возводим «это» (в зависимости от того, как к «этому» относиться) на обычный уровень сознания, где пытаемся рассуждать о нем так, как обычно рассуждаем вообще обо всем, В результате смысл совершенно меняется. А когда кто-нибудь ссылается на «это» или обращается к «этому», то мы «это» не узнаем.

Непоколебимость ума, восстановление «этого» — оно всегда присутствовало в нас, сохранялось и не было искажено. Вопрос в том, как «этим» правильно пользоваться. Фехтовальщик, пройдя подготовку у дзэнских учителей, приобретя большой собственный опыт, начинает различать в себе Присутствие и важность этой «неизвестной величины», которую мы сейчас пытаемся как-то обрисовать.

И в заключение приведем цитату-наставление из трактата Дзягю Тадзима-но-ками.

 

 

Ум (кокоро) — это пустота (ку, шуньята), но из этой пустоты создается вся бесконечность действий, в руках она хватает, в ногах — ходит, в глазах — видит и т. д. Однажды этот ум надо удержать, хотя это сделать трудно, ибо этому нельзя научиться только теоретически. Собственно, фехтование в том и состоит, чтобы пережить это. И когда это достигнуто, тогда слова человека — сама искренность, его действия исходят прямо из изначального ума, свободного от всех эгоистических мыслей и побуждений. Тот ум, которым обычно пользуемся мы, грязен, но изначальный ум всегда чист, он — само Дао.

Я так об этом говорю, будто сам пережил это, но на самом деле я далек от того, чтобы быть настоящим даосом, Дао-человеком. Я пишу так просто потому, что вся человеческая жизнь должна быть в согласии с этим направлением ума. И если нам не удается так жить каждое мгновение, мы должны, по крайней мере, пытаться достичь этого в нашей профессии, в нашем искусстве.