Глава 5. Книга астромаддукса

 

– Не думай, что это похоже на досадную ошибку на метле‑сказал Зейн позже, когда они сидели в общей гостиной Когтеврана. – Думай об этом, как о маленьком триумфе Ральфа, с этой стороны все выглядит замечательно!

Джеймс ничего не ответил. Он сидел в углу дивана, положив голову на его спинку.

– Кроме того, я не думаю, что смог бы понять, что произошло с моей метлой. Это происходило само собой, я ничего не мог контролировать. В любом случае, это все уже неважно.

 

– Ты творил невообразимые вещи, Уолкер! – сказал старшекурсник, проходивший мимо их дивана, и невзначай взъерошил волосы Зейна.

– Да, – сказал другой, с другого конца комнаты, – Как правило, первогодки выпускаются на поле только для смеха, но с вами мы и посмеялись и усвоили несколько навыков.

За этим последовал взрыв аплодисментов и смеха. Зейн выглядел довольным и наслаждался этим.

 

А, если серьезно, то… – Ральф сидел на полу, повернувшись спиной к огню как ты это сделал? Полет осваивается очень долго.

– Честно говоря, я не знаю – ответил Зейн. – Я видел, что Джеймс падает, и мне пришлось лететь за ним. Я не знал, что я делал почти до самого конца, пока не осознал, что я могу врезаться прямо в поле. Я остановился в последнюю секунду, как будто я был одной из торпед и в этот момент я думал: «Посмотрите на меня! Я лечу!» Может быть это все влияние гоночных игр, в которые я играл со своим папой, но я чувствовал, что это важно для меня.

И вдруг Зейн понял, что совсем не поднимает настроение Джеймсу, а делает только хуже:

– Но довольно обо мне и о моей метле. Как насчет тебя, Ральфи?

 

Ральф задумчиво моргнул, а затем поднял палочку со своей мокрой мантии. Она казалась такой огромной и в то же время нелепой, особенно с концом, окрашенным в зеленый, но никто над ней больше не смеялся.

– Я не знаю. Это то же самое, о чем говорил ты. Я не думал об этом. Я видел падение Джеймса и вдруг подумал о пере в классе Флитвика. Помните? Которое мы поднимали… Так вот, следующее мое воспоминание, это только то, как я направил свою палочку на Джеймса и крикнул…

 

Несколько студентов, в том числе и Зейн, сделали выпад и крикнули, как Ральф, когда он взмахнул палочкой. Ральф смущенно улыбнулся:

– Возьмите себя в руки. Я не собирался говорить об этом.

 

– Ральф, ты действительно молодец, приятель – сказал Зейн, останавливаясь. – Ты проделал путь от плавающих перьев до человеческого организма в первый год обучения! У моего мальчика талант!

 

Джеймс пошевелился:

– Если вы двое закончили поздравлять друг друга, тогда я пойду найду дыру и буду жить в ней до конца года.

 

– Эй, держу пари, что у подружки Гравса есть комната в ее пещере. – сказал Ральф. И Зейн дружески подтолкнул Ральфа.

 

– Что? – сказал Ральф. – Это сохранит ему время на поиски.

 

– Он шутит, – сказал Зейн, взглянув на Джеймса. – Я не мог сказать это первым.

 

– Поздравляю, ты нашел единомышленника – сказал Джеймс тихо, снимая свой плащ с вешалки у огня.

 

– Ну перестань! – Зейну стало неловко – На самом деле, мне жаль, что все так вышло. Я не знал, что это так важно для тебя. Правда.

 

Джеймс остановился на несколько секунд, глядя на пламя огня. Сожаление и искренность Зейна глубоко его задела. Он чувствовал себя ужасно. Его лицо напряглось, а в глазах появился блеск. Он моргнул и отвернулся.

 

– Это все было не то, что важно для меня. – сказал он – Это было самой важной вещью в моей жизни!.

 

Когда дверь закрылась за Джеймсом, он услышал, как Ральф сказал:

– Так КТО же важен для тебя тогда?

 

Джеймс шел медленно, опустив голову. Его одежда была еще мокрой, и все тело болело от заклинания Ральфа, но он почти не замечал всего этого. Он потерпел неудачу. После победного зачисления в Гриффиндор, он был уверен, что и с Квиддичем все будет также легко. Вместо этого, он стал посмешищем перед Гриффиндором и Когтевраном. Вместо захватывающих трюков, которые выполнял его отец, Джеймсу пришлось спасать себя от смерти. Ему невозможно было вынести своего провала. Он никогда этого не переживет.

Никто не смеялся над ним сейчас, по крайней мере не выговаривали ему этого в лицо, но что они скажут в следующем году, когда он снова появится на пробных?

Он даже не мог вынести этой мысли.

 

Как он мог сказать об этом своему отцу? Его папа, который приедет в начале следующей недели, чтобы увидеть его и услышать о его первых подвигах. Он, конечно, поймет. Он бы сказал Джеймсу, что Квиддич не имеет никакого значения, что главное для него – это быть собой и получать удовольствие. И он сам бы верил в это. И все же, зная то, что скажет отец, не повысило Джеймсу настроения.

 

Зейн попал в команду Когтеврана. Джеймс почувствовал легкий укол зависти, услышав это. Он почувствовал сожаление, ое действительно жалел, но вместе с этим у Джеймса родилось некое чувство ревности. Зейн был магглорожденным. И, к тому же, американцем! Квиддич должен быть для него чем‑то непонятным, тайной, скрытой за семью печатями, а у Джеймса это в крови быть игроком и героем.

Как же случилось, что все пошло не так?

 

Когда он дошел до гостиной Гриффиндора, то старался идти по краю, боясь попасться на глаза сидевших там студентов. Одни смеялись с друзьями, другие слушали музыку, третьи обсуждали домашнее задание, а некоторые целовались на диване.

Он нырнул вверх по лестнице, и вошел в спальню. Там было темно и тихо…

Со времен отца многое изменилось, теперь в общей спальни могли жить ученики с разных курсов. И сейчас Джеймс был рад, что жил с несколькими ребятами со старших курсов. Они давали уверенность в том, что Джеймс доживет до старших курсов.

Ему нужна была уверенность сейчас, чтобы кто‑то понял и поддержал его. Поверил в него…

Джеймс глубоко вздохнул в пустой комнате.

 

Джеймс вымылся в маленькой ванной, переоделся, и сел на кровать, смотря на ночные башни замка. Нобби наблюдал за ним из клетки у окна, щелкая клювом время от времени, желая расправить крылья и принести парочку мышей, но Джеймс не замечал ее.

Дождь заканчивался. Облака расходились, открывая взору большую серебристую луну. Джеймс смотрел на нее долгое время, сам не зная, чего он действительно ждал. В конце концов, ничего так и не произошло. Никто не поднялся, ничего не случилось. Джеймс слышал голоса из гостиной. Это было в пятницу вечером. Никто не собирался ложиться спать рано. Он чувствовал себя совершенно одиноким и вымотанным. Он скользнул под одеяло и снова стал смотреть на луну.

 

Вскоре, он заснул.

 

Джеймс провел большую часть выходных в гостиной Грифиндора. Он знал, что ни Ральф, ни Зейн не могли попасть в общую гостиную без пароля, и у него не было настроения встречаться сейчас с кем‑либо. Он читал главы, заданные ему на уроках, практиковал некоторые простейшие заклинания. Он был особенно раздражен, когда обнаружил, что не может поднять в воздух перо, и крутился вокруг стола, как только мог, чтобы заставить его летать. Через двадцать минут он не выдержал и выругался так, что его мать даже не знала, что он владеет такими словами. И в сердцах бросил палочку на стол, она тут же выстрелила потоком фиолетовых искр, будто удивляясь тому, как с ней обращаются.

 

Наступила суббота, а это значило, что Джеймсу пришлось отрабатывать наказание вместе с Аргусом Филчем. Джеймс следовал за Филчем по коридорам, держа в руках ведро и щетку с гигантской жесткой щетиной. Иногда Филя останавливался и, не поворачиваясь, указывал на место на полу, на стене или статую. Чаще всего это были небольшие рисунки или грязные места на полу, протоптанные учениками. Джеймс тяжело вздыхал, окунал щетку в ведро и начинал тереть обеими руками. Филч привередливо рассматривал Джеймса, как будто он был лично ответственен за каждый испорченный участок замка. Пока Джеймс работал, Филч бормотал и причитал о том, что раньше наказания были намного суровее. В скором времени, Джеймсу былр разрешено вернуться в свою комнату, его пальцы были холодными, красными, жутко болели и, к тому же, пахли ужасным коричневым мылом Филча.

 

В воскресенье днем, Джеймс бесцельно блуждал по территории замка и столкнулся с Тедом и Петрой, которые валялись на одеяле, якобы рисуя астрономические карты на пергаменте.

 

– Теперь, когда Трелони, преподавателя Прорицаний, заменила мадам Делакруа, у нас появилось фактическое домашнее задание. – Пожаловался Тед – Предмет, на котором просто смотришь на чаинки и произносишь пессимистичные прогнозы, был довольно забавным, на самом деле.

 

Петра сидела, прислонившись к дереву, и разбирала схемы карт на коленях, сравнивая их с огромной книгой созвездий, лежащей открытой на одеяле.

– В отличии от Трелони, у Делакруа, кажется, есть представления о том, что астрология‑жесткая наука. – Сказала она, качая головой от отвращения. – Как будто камни, которые крутятся во Вселенной, знают о моем будущем намного больше, чем я.

 

Тед попросил Джеймса остаться, и подержать карты, так как их становилось слишком много. Чувствуя, что он не помешал ничему личному, и, что ни Тед, ни Петра не собираются воспитывать Джеймса «ужасными пробными испытаниями по Квиддичу», Джеймс плюхнулся на одеяло и посмотрел в книгу со звездными картами. Черно‑белые рисунки планет, каждая из которых имела имя, иллюстрации мифических существ, планеты кружились и медленно поворачивались на страницах, их орбиты обозначались в виде красного эллипса.

 

– Какая из этих планет называется Вокет? – спросил Джеймс сухо.

 

Петра перевернул страницу.

– Харди‑Хар.

 

Джеймс перевернул страницу с созвездиями этой огромной книги, наблюдая за перемещением планет и потусторонними астрологическими объектами.

– Итак, как тогда ладят профессор Трелони и мадам Делакруа? – Спросил Джеймс через минуту. Он вспомнил, что Демьян подозревал о каких‑то разногласиях между ними.

 

– Так же, как масло и вода, – ответил Тед, – Трелони пытается найти общий язык, но она, скорее всего, ненавидит королеву вуду. Что насчет Делакруа, так она даже не притворяется дружелюбной. Они из разных миров, во всех смыслах этого слова.

 

– Мне больше нравятся уроки Трелони. – Пробормотала Петра, что‑то быстро зарисовывая на своем пергаменте.

 

– Мы все знаем, что ты думаешь, дорогая. – Успокоил ее Тед. Он повернулся к Джеймсу. – Петра любит Трелони, потому что она знает, что гадание представляет собой набор случайных знаков, символов, который мы используем, чтобы разгадать смысл. Трелони конечно же думает, что этим руководит магия, но все же она понимает, что это лишь набор безделушек вперемешку с субъективным мнением. Петра любит факты, так что, если Трелони все же пытается внести какую‑то серьезность в предсказание, она не делает уроки жестокими.

 

Петра вздохнула и закрыла огромный фолиант на замок.

– Гадание‑это не наука, это психология. По крайней мере, Трелони получает предсказание и верит в него. Делакруа… – И тут она бросила книгу на кучу пергаментов рядом с ней и закатила глаза.

 

– У нас контрольная на этой неделе, – Сказал Тед печально. – Контрольная по гаданиям. И она будет состоять из того, какие события произойдут в этом году, расположение планет, сфер и все в этом духе.

 

Джеймс посмотрел насмешливо:

– Расположение планет?

 

– Выравнивание планет, становление их в одну линию. – Ответила Петра терпеливо. – На самом деле, это очень серьезно. Это происходит только раз в несколько сотен лет. Это наука. Это знание того, какое мифическое существо отображает каждая планета, причисляли ли его к божеству и что обозначает «гармония астрологической матрицы предвидения».

 

Тед посмотрел на Джеймса и нахмурился:

– Когда‑нибудь мы покажем Петре, что на самом деле думаем по этому поводу.

 

Петра ударила его по голове одной из больших карт звездного неба.

 

Позже, за обедом, Джеймс увидел Ральфа и Зейна, сидевших за столом Когтеврана. Он увидел, что Зейн один раз взглянул на него и был рад, что тот не попытался с ним поговорить. Он знал, что это очень маленький проступок, но все же был полон зависти и стыдился этого. Он быстро поел, и затем вышел из Большого зала, совершенно не представляя, куда идти.

 

Вечером было свежо и прохладно, как только солнце скрылось за горами. Джеймс исследовал территорию замка, слушал скрежет сверчков, бросал камешки в озеро. Он отправился в сторону хижины Хагрида, но, когда он подошел, увидел, что к двери прикреплена записка, написанная большими, корявыми буквами. В записки говорилось, что Хагрид в лесу и не вернется до утра понедельника. Скорее всего он проводит время со своей подружкой и Гроххом, понял Джемс.

Стало смеркаться. И Джеймс уныло побрел к замку.

 

Он был на пути в общую гостиную, когда решил свернуть в сторону. Ему вдруг что‑то стало интересно.

 

Трофейные стеллажи были освещены рядом фонарей, так, что чаши, таблички с именами и статуи ярко блестели. Джеймс шел медленно, просматривая каждую фотографию команды по Квиддичу, фотографии потускнели от времени, но улыбки игроков и выражение триумфа на лице остались неизменными.

Здесь были золотые и бронзовые кубки, антикварные снитчи, игровые бладжеры, пристегнутые ремнями к полкам, но все же еще шевелившиеся, когда чувствовали, что он проходил мимо.

 

Джеймс остановился в конце и посмотрел на фотографию рядом с Кубком Турнира Трех Волшебников. Его отец улыбался той же неловкой улыбкой, и выглядел таким молодым и своевольным. Джеймс наклонился и посмотрел на фотографию по другую сторону Кубка, это была фотография Седрика Диггори. Мальчик на фото был красив, с тем же открытым, бесхитростным выражением лица, которое он видел на многочисленных фотографиях команд по Квиддичу. Тогда Джеймс понял, что время не властно над честностью и доверием. Джеймс внимательно изучал фото. Чувство привязанности возникло у Джеймса, хотя он в первый раз увидел фото.

 

– Это был ты, не так ли? – Прошептал Джеймс, всматриваясь в лицо Седрика. Вопрос вырвался случайно.

 

Мальчик на фото улыбнулся своей искренней улыбкой, слегка кивая, как бы в знак согласия.

 

Джеймс не ожидал ответа, но, когда он стал выпрямляться, что‑то изменилось на мемориальной табличке ниже Кубка Трех Волшебников. Слова, которые были выгравированы, разгладились, будто утонули в серебре, а затем, через некоторое время, появились новые слова. Они писались на ходу, бесшумно…

 

«Джеймс Поттер».

 

Сын Гарри.

 

Мурашки пробежали по спине Джеймса. Он кивнул.

– Да – Прошептал мальчик.

 

Слова снова исчезли. Прошло несколько секунд и появились новые.

 

«Как давно».

 

«Это было».

 

Сначала Джеймс не понял вопроса. Он слегка покачал головой:

– Я…мне очень жаль. Сколько времени прошло с тех пор, или что?

 

Буквы исчезли и появились другие. Они писались так долго, как если бы требовали еще больше усилий.

 

«С моей смерти».

 

Джеймс сглотнул:

– Я точно не знаю. Думаю 17–18 лет.

 

Буквы исчезали очень медленно. Новые проступали через серебро почти минуту.

 

«Время так странно идет здесь».

 

«Как будто оно растягивается».

 

«А иногда идет очень быстро».

 

Джеймс не знал, что сказать. Чувства одиночества и печали прокрались в коридор, заполняя все пространство, а Джеймс выглядел мрачным.

 

– Мой… – Голос Джеймса прервался. Он кашлянул и попытался снова. – Мои папа и мама, Джинни, раньше была Уизли… Они рассказывают о вас. Время от времени. Они… Они помнят вас. Ведь они так вас любили.

 

Буквы исчезли и появились другие.

 

«Джинни и Гарри».

 

«Я всегда знал».

 

«Что они будут вместе».

 

Призрак Седрика, казалось, ускользал, чувствовалось как легкий ветерок удалялся дальше по коридору. Буквы исчезали медленно. Джеймс хотел задать больше вопросов, о маггловском нарушителе, как он смог войти или что‑нибудь другое, хоть что‑нибудь, но теперь это казалось неважным.

Он просто хотел говорить с кем‑то, чтобы уменьшить груз печали, и он почувствовал поддержку Седрика.

Вдруг буквы снова проступили, на этот раз еще более медленно.

 

«Они счастливы?»

 

Джеймс прочитал вопрос и кивнул:

– Да Седрик. Они. Счастливы.

 

Буквы испарились, как только Джеймс сказал и казалось, что воздух вокруг него перестал существовать, в нем не было силы.

Когда все было кончено, Джеймс оглядел коридор. И снова почувствовал себя одиноким. Он снова посмотрел на пластину с надписью на Кубке Трех Волшебников, но на ней уже были написаны прежние слова. Джеймс вздрогнул, обхватил себя руками, потом повернулся и пошел обратно к Главному Залу.

Призрак наконец заговорил и это был призрак Седрика Диггори.

 

Я действительно счастлив, подумал Джеймс. Когда он поднялся по ступенькам в гостиную, он понял, что не врет себе. Он чувствовал, что глупо было проводить все выходные, скучая и обижаясь на Зейна из‑за того, что тот попал в команду. На данный момент все это казалось неважным. Он просто рад быть здесь, в Хогрвартсе, с новыми друзьями, с некоторыми трудностями и бесконечными приключениями.

Он побежал по коридору, к портрету Полной Дамы, ничего так сильно не желая, как провести последнюю пару часов, что остались от выходных, с огромным удовольствием, смеясь, забыв о маленьком глупом провале на квиддиче. Он осознал, что эта ситуация оказалась даже немного смешной.

 

Когда он вошел в общую комнату, он остановился и огляделся. Ральф и Зейн были там, сидя с остальными Гремлинами за столом у окна. Все обернулись в его сторону.

 

– Вот и наш маленький пришелец! – Зейн выглядел счастливым. – Мы пытаемся разработать новые трюки с метлой. Что ты думаешь о своей маленькой аварии и представлении Ральфа? Ральф сделал все, что только мог, чтобы спасти тебя.

 

Ральф пошевелил палочкой и смущенно улыбнулся. Джеймс закатил глаза и решил к ним присоединиться.

 

Когда Джеймс проснулся а понедельник, было уже позднее утро. Он вбежал в Большой зал, надеясь взять кусочек тоста до начала урока по Трансфигурации и встретил Ральфа и Зейна, которые только что вышли.

 

– Нет времени, приятель, – сказал Ральф, схватив его руку и быстро развернув Джеймса. – Мы не можем опоздать на первый урок. Я слышал, что Мак Гонагалл строго наказывает студентов, которые задерживаются.

 

Джеймс вздохнул и побежал вместе с ними по оживленным коридорам замка.

– Я хотя бы надеюсь на то, что она ничего не делает со студентами, чьи желудки урчат от голода во время ее урока.

 

Зейн что‑то отдал Джеймсу в руки, когда они шли в класс.

– Посмотри, это наш шанс. Я уже показал ее Ральфу, и он был в полном восторге. Я положил закладку для тебя.

Это была толстая, потрепанная книга. Переплет был из цельной, но уже потертой ткани, которая когда‑то, скорее всего, была красной. Страницы пожелтели от времени и казалось, могли выпасть или рассыпаться, если их возьмешь в руки..

 

– Что это? – спросил Джеймс, когда не смог прочитать буквы, потускневшие от времени. – У меня есть, что почитать из‑за Джексона и Флитвика. Так что, я освобожусь нескоро.

 

– Тебе будет интересно это посмотреть, поверь мне. Эта книга по предмету Истории Параллельных миров, том 7.‑сказал Зейн. – Мне ее дали из библиотеки Когтеврана. Просто прочитай раздел, на который я указал.

 

– У Когтеврана есть своя библиотека? – спросил Ральф, изо всех сил запихивая свой учебник по трансфигурации в рюкзак.

 

– Ну, а у Слизерина висят головы драконов на стенах. – Пожал плечами Зейн. – Каждому свое.

 

Когда они подошли к классу Трансфигурации, им пришлось пройти через толпу студентов, столпившихся рядом с дверью. Некоторые из них все еще носили те самые синие значки «победителей». Казалось, все больше и больше студентов стали носить их. Значки имели надпись «Прогрессивные элемент» и Джеймс был встревожен тем, что уже не только слизеринцы носили их.

 

– Твой отец приедет сегодня, да, Поттер? – Один из старшекурсников ткнул его, криво улыбаясь. – Решил встретиться со своими дружками из Штатов?

 

Джеймс остановился и посмотрел на говорившего.

– Да, он приезжает сегодня. – И его щеки покраснели. – Но я не понимаю, что ты имеешь в виду, когда говорил о его «дружках». Он даже не встречался с американцами раньше. Знаешь ли, иногда следует почитать, прежде чем открывать рот.

 

– Оо, мы читали, уж поверь мне. – Ответил мальчик и его улыбка исчезла. – Больше, чем ты и твой отец можете себе представить. Ваша семья и весь ваш род не сможет долго скрывать правду.

 

– Скрывать правду? – Гнев Джеймса нарастал. – Что ты несешь?!

 

– Читай надпись на значках, Поттер. Ты точно знаешь, о чем мы говорим. – Ответил мальчик, резко поднял свой рюкзак и отошел со своими друзьями дальше по коридору. – И, если ты не понимаешь, тогда ты еще глупее, чем кажешься. – Он повернулся к Джеймсу спиной.

 

Джеймс моргнул от гнева и изумления:

– Что все это значит?

 

Ральф вздохнул:

– Давай сядем на место. Я вам расскажу все, что знаю, хотя знаю немного.

 

Но у них не хватило времени, чтобы обсудить все перед уроком. Директриса МакГонагалл, которая еще обучала Трансфигурации маму и папу Джеймса, вошла в класс с тем же деловым спокойствием, что и раньше.

Она объяснила основные движения палочкой и заклинания, помогающие превратить книгу в бутерброд с рыбой. Она даже попросила одного из студентов, мальчика по имени Карсон, чтобы тот откусил бутерброд. Потом, она превратила бутерброд обратно в книгу и все увидели, что на переплете следы от зубов Карсона. Гул восхищения пронесся по классу..

Карсон посмотрел на след от укуса и прижал руку к животу, с тревогой на лице. Ближе к концу урока, МакГонагалл попросила студентов достать свои палочки и попрактиковать движения и заклинания на бананах, которые они должны были превратить в персик.

 

– Персика Алтерамус, акцент только на первом слоге. Не ждите, что у вас все получится с первого раза. – Сказала она, когда наблюдала за попытками студентов. – Если у вас получится банан с намеком на пух персика, будем считать, что вам повезло сегодня. Аккуратнее, мисс Маярис! Небольшие круговые движения, не нужно размахивать палочкой в разные стороны.

 

Зейн яростно посмотрел на свой банан и взмахнул палочкой:

– Персико Алтерамус! – Но ничего не произошло. Он сжал губы. – Давай, Джеймс, теперь ты.

 

Пожав плечами, Джеймс поднял палочку и направил ее, сказав заклинание. Банан перевернулся, но так и остался бананом.

 

– Может быть он изменился внутри? – С надеждой сказал Зейн – Возможно, мы должны очистить его и посмотреть, может там внутри мякоть персика, а?

 

Джеймс думал об этом, а затем покачал головой. Они оба попытались снова. Ральф наблюдал:

– Больше движений кистью руки. Вы, ребята, так это делаете, как будто показываете азбуку моряков.

 

– Критиковать легко, но сделать трудно. – Сказал Зейн между попытками. – Посмотрим как ты это сделаешь, Ральфинатор.

 

Ральф, казалось, хотел попробовать. Он перебирал свою палочку в руках, держа ее под столом.

 

– Давай же, Ральф. – Сказал Джеймс – Ты отлично справился с летающими чарами. Что не так?

 

– Ничего, – сказал Ральф, немного скованно. – Я не знаю.

 

– Вот черт! – закричал Зейн, опустив руку с палочкой и схватив банан другой. Он бросил палочку на стол и указал на нее бананом. – Может быть, если я буду так делать, станет лучше, как вы думаете?

 

Джеймс и Ральф уставился на него. Он закатил глаза.

– О, неважно, давай Ральф. Сделай его персиком. Ты знаешь, что можешь это сделать. Чего ты ждешь?

 

Ральф поморщился, потом вздохнул и поднял гигантскую палочку. Он коснулся ею слегка своего банана и сказал заклинание так неуверенно, как будто знал, что ничего не получится. Сверкнула вспышка и звук, похожий на взрыв Летучего пороха в камине. Весь класс услышал это и повернулся в сторону Ральфа. Дым окутал их стол, Ральф сидел с широко открытыми глазами, совершенно не понимая, что происходит. Когда дым рассеялся, Джеймс наклонился над бананом Ральфа, он все еще лежал там, совершенно нетронутый.

 

– Что ж, – сказал Зейн в тишине, которая наступила после взрыва.

 

Тихий, мягкий шум раздался из банана Ральфа. Кожура раскрывалась медленно и начала отделяться, открываясь как мясистый желтый цветок. Вздох прокатился по классу, когда зеленый завиток вырос из центра банана. Казалось, он дышал, когда он рос, скручивался и удлинялся, как виноградная лоза. Усик начала выправляться, когда он вырос, извилистой линией. Другие усики появились из банана. Они распространялись вдоль поверхности в разные стороны, по краям стола, они обхватывали весь стол, плотно его сжимая. Ростки начали отделяться от основного стебля, как только он вырос, утолщения и превращения были легче, пока он еще не был твердым, и таким желтовато‑серым. Листва, вышедшая из отростков разрасталась нежными побегами в полный лист в считанные секунды. Наконец, когда дерево достигло высоты около четырех футов, начали появляться плоды. Полдюжины персиков образовались на концах нижних ветвей, утяжеляя их. Каждый из них был сочным, пухлым, и зрелым.

 

Джеймс оторвал взгляд от дерева и оглядел комнату. Все глаза были на прекрасном персиковом деревце Ральфа, рты у все были открыты, руки с палочками все еще замерли в воздухе. Директриса МакГонагалл смотрела на дерево пристально, рот открылся в полной неожиданности. Тогда движение вернулся в комнату. Каждый выдохнул и спонтанные, благоговейные аплодисменты наполнили класс.

 

– Это мой мальчик! – Сказал Зейн и положил руку на плечо Ральфа. – Я увидел его первым!

Ральф отвернулся от дерева, посмотрел на Зейна и смущенно улыбнулся. Но Джеймс вспомнил выражение на лице Ральфа, в то время, как росло дерево и тогда он не улыбался.

 

Спустя несколько мгновений, в коридоре, Зейн, с полным ртом персиков, спросил у Ральфа:

– Серьезно, Ральф. Ты меня удивляешь. Как так происходит, что у тебя все волшебные заклинания получаются с первого раза. В чем дело?

 

Ральф улыбнулся своей неопределенной, взволнованной улыбкой снова.

– Ну, на самом деле…

 

Джеймс посмотрел на Ральфа:

– Что? Скажи, Ральф!

 

– Ну хорошо, – сказал он, останавливаясь и втягивая их за собой за угол, – Но это пока еще неточно, ладно?

 

Джеймс и Зейн с энтузиазмом кивнули, жестом Ральф показал им идти дальше.

 

– Я много занимаюсь с некоторыми слизеринцами в ночное время, – Объяснил Ральф, – Просто основной материал. Они научили меня нескольким вещам. Ну, например, снятие заклинаний и теперь я знаю несколько трюков, чтобы победить своих врагов.

 

– Что за враги у тебя появились, Ральф? – Спросил Зейн недоверчиво, облизывая пальцы, липкие от персикового сока.

 

Ральф отмахнулся от него.

– Ну понимаешь, просто враги. В любом случае, так говорят ребята из моей комнаты. Они говорят, что я лучше, чем просто волшебник среднего сорта. Они думают, что я не простой маггловский ребенок, который случайно оказался волшебником. Они полагают, что возможно, один из моих родителей потомок великой волшебной семьи и я просто не знал об этом.

 

– Это слишком важная вещь, чтобы ее не знать, я думаю… – Сказал Джеймс с сомнением. – Ты же говорил, что твой папа разрабатывает маггловские компьютеры, не так ли?

 

– Ну да, так и есть, – махнул рукой Ральф, а потом понизил голос. – Но моя мама, я ведь не говорил вам, что она умерла, не так ли? Нет, не говорил‑ответил он сам себе. – Конечно, нет. Но вот так случилось. Она умерла, когда я был очень маленьким. Я даже не знал ее. А вдруг, она была ведьмой? Я имею в виду, что, если она была бы из одной из великих старейших чистокровных семей и папа даже не знал об этом, а что? Бывает и такое. Маги, влюбившиеся в магглов никогда не могут раскрыть им свою тайну. Чистокровным такое бы не понравилось, я думаю, но так уж вышло.

Он замолчали посмотрел на Зейна и Джеймса.

 

– Хорошо… – сказал Джеймс медленно. Конечно, я думаю, что это возможно. Но все так странно.

Зейн поднял брови:

– Ну хотя бы это многое объясняет, не так ли? Может быть ты, кто‑то вроде принца. А вдруг, ты наследник сказочного богатства, власти и возможностей!

 

Ральф закатил глаза:

– Давайте не увлекаться. Я уже сказал, что это всего лишь предположение.

 

Джеймс прогуливался с Зейном и Ральфом, пока не пришло время следующего урока. Следующей была сдвоенная Травология, и он побежал к теплицам, надеясь увидеть друзей позднее.

 

Профессор Долгопупс приветствовал Джеймса по имени, когда он вошел, тепло улыбаясь. Джеймс всегда любил Невилла, хотя он был более спокойным и вдумчивым, чем его отец или дядя Рон.

Джеймс знал историю о том, как Невилл воевал во время своего последнего года в школе, когда Волан‑де‑Морт захватил Министерство Магии и Хогвартс был под его контролем. В конце концов, Невилл был тем, кто отрезал голову гигантской змеи, Нагайны, которая была последним крестражем Волан‑де‑Морта.

Но это все трудно было представить, в то время, как довольно неуклюжий профессор расставлял кастрюли и горшки на столе в передней части теплицы.

 

– Травология‑это… – начал Невилл, но случайно опрокинул один из горшков. Он прервался, быстро поставил горшок на место, просыпав грязь на свои бумаги. Он поднял голову, смущенно улыбаясь.

– Травология‑это изучение… Нууу, трав, конечно. Как вы видите. – Он показал в сторону растений, которых в теплице находилось великое множество, деревьев, растущих в самых причудливых формах.

Джеймс подумал, что профессора Долгопупса, вероятно, заинтересует персиковое дерево, которое все еще находилось в классе Трансфигурации.

 

– Травы являются основанием, э‑э… так сказать, многих магических дисциплин. Они нужны для зелий, медицины, создания палочек, и многого другого. Все эти науки полагаются на магические растения, и их переработку. В этом классе мы будем изучать огромное количество свойств и применений некоторых, наиболее важных для нас растительных ресурсов, начиная с таких как Бубонтубер, и заканчивая редким Мимбулусом Миблетония.

 

Краем глаза Джеймс увидел, как что‑то движется. Одна из виноградных плетей тянулась к девушке‑первокурснице, которая яростно писала имена знаменитых ученых, изучавших Травологию, которые диктовал Невилл. Виноградная лоза отделилась от подоконника, и слегка постукивала по ее спине, затем обернулась вокруг ее сережек. Глаза девушки расширились и она уронила перо, когда почувствовала, как ее что‑то тянуло.

 

– Ой! Ой‑ой‑ой! – Воскликнула она, с трудом поднимаясь со стула и хлопая рукой по уху. Невилл оглянулся, увидел девушку и побежал помогать им.

 

– Да, схватите лозу, мисс Патони. Все правильно. – Он подбежал к ней и стал осторожно извлекать лозу из сережки. Она крутилась медленно, пока он не закончил. – Вы только что нашли наш Лигулос Вороватый, точнее это он нашел вас. Я прошу прощенья, что не предупредил вас, до начала занятия. Один пират, несколько сотен лет назад из‑за своего врожденного влечения к блестящим вещам, которые он использовал для увеличения количества солнечного света, был похоронен там, где в последствии и вырос этот виноград. Этот вид практически исчез, но нам удалось спасти небольшой побег. – Невилл аккуратно схватил виноградное дерево за ствол и завернул лозы вокруг него, прижав их кончики в горшок, к огромному бриллианту.

Патони потерла ухо и уставилась на виноградное дерево, как будто она жалела, что весь этот вид не был сожжен.

 

Невилл вернулся за рабочий стол и стал рассказывать о растениях, которые разместились в длинный ряд перед классом. Джеймс зевнул. От тепла, которое наполняло все помещение, хотелось спать. Чтобы хоть как‑то развеять сонливость, Джеймс попытался достать перо и пергамент из рюкзака. Его рука нащупала книгу, которую дал ему Зейн. Он вытащил ее вместе с пергаментом и разместил ее на коленях.

Когда он понял, что Невилл углубился в рассказ о своем любимом предмете так сильно, что уже ничего не замечал вокруг себя, Джеймс открыл книгу, где была закладка. Его внимание сразу же было приковано к заголовку в верхней части страницы: Феодре Астромаддукс. Он наклонился над книгой и стал быстро читать.

 

«Сторонник Обратного Предвиденья, или искусство написания истории через хронологию гаданий, провидец и историк Астромаддукс остается известным миру волшебства главным образом за его фантастический расчеты последних дней Мэрина Амвросия, легендарного колдуна и основателя Ордена Мерлина. Расчеты Астромаддукса, которые записаны в полном объеме в его знаменитой Параллельной истории Магического Мира (см. главу 12), отображают его знакомство с Мерлином в конце карьеры последнего, на должности специального магического регента Королей Европы. Растущая коррупция магического мира разочаровала его, волшебный мир перенял это у знатных королей и вельмож, тогда‑то Мерлин и объявил о своем намерении «уйти из земного мира». Кроме того, он утверждал, что вернется к людям, столетие или даже тысячелетие спустя, когда баланс между магическим миром и миром магглов практически нарушится. Эти предсказания были включены во многие заговоры и источники, так как многие считают, что возвращение Мерлина в мир, будет сопровождаться войной между двумя мирами, с целью волшебников подчинить магглов.»

 

Джеймс перестал читать. Его мозг работал с неимоверной скоростью, он задумывался о последствиях того, что он только что прочитал. Он знал о Мерлине всю свою жизнь, во многом таким же образом, как маггловские дети знали о Святом Николае: не как об исторической личности, но как своего рода о мифическом персонаже. Джеймсу никогда не приходило в голову сомневаться в том, что Мерлин был реальным человеком, но он никогда не задавался вопросом, кто такой Мерлин, что он за человек.

Он вырос на глупых выражениях, типа «Клянусь бородой Мерлина» или «Мерлиновы кальсоны», но это вообще ничего не говорило о характере колдуна.

Согласно Астромаддуксу, Мерлин был что‑то вроде советника маггловских королей и вождей. Возможно ли, что во времена Мерлина, ведьмы и колдуны открыто жили в мире магглов, без законов о секретности, ничего не скрывая?! И если это так, то что Мерлин имел в виду, когда говорил о том, что волшебники «заразились» от магглов? Более того, что за жуткое предсказание о том, что он вернется, когда «мир созреет для служения ему»? Это неудивительно, что темные маги в истории пытались сделать так, чтобы предсказание Мерлина сбылось, чтобы снова привести великого мага в этот мир.

Темные маги всегда стремились править миром магглов, и, видимо, было некоторое основание считать, что Мерлин, величайший и самый могущественный волшебник всех времен, поможет им добиться этого.

 

Внезапная мысль пришла в голову Джеймса, и его глаза расширились. Он впервые услышал имя Астромаддукса через профиль, созданный Слизерином. Слизерин всегда считался факультетом с темными волшебниками, презирающих мир магглов. Что если упоминание об Астромаддуксе, не было случайным совпадением? Что если это было предостережение об опасности? Что если Слизеринец, который создал профиль специально сделал это так, с целью приближения даты предсказания о возвращении Мерлина, который будет руководит<