Что будет, если чего-то не будет?

 

Говорят, будто мальчика Прутика нарисовал Карандаш. Но я этому не верю. Представляете, что будет, если все научатся и станут рисовать мальчиков, да ещё таких, каких тебе хочется?

Нужен маленький мальчик – взял и нарисовал. Бери своего мальчика за ручку и гуляй. Мальчик вполне самостоятельный. По ночам спит, никого не будит. А днём с вами в зоопарк ходит, на слонов и тигров смотрит или бумажные лодочки в пруду пускает.

Все будут говорить: смотрите, какой у него славный мальчик. Он так похож на своего папу. Даже левое ушко и родинка на щеке у него папины… Каким нарисуете, он таким и получится. Хоть рыженький, хоть беленький.

Кто-нибудь захочет и нарисует мальчику такие особые ладошки-незамарайки, неразбиваемые коленки. А чтобы мальчик не падал и случайно где-нибудь не оцарапался, нарисуют его небегающим и непрыгающим, послушненьким-препослушненьким, чистеньким-пречистеньким. Хоть петельку пришивай к нему и вешай в прихожей на вешалке. Перед прогулкой метёлочкой обмахнул и повёл на улицу.

И что из этого получится, какие потрясения вызовет рисование готовеньких, умненьких и послушных мальчиков – не могу вам описать.

Если грязных ладошек не будет, в магазинах перестанут покупать мыло. Раз мыло никому не будет нужно, мыловаренную фабрику навсегда закроют.

А если носов и коленок поцарапанных больше не будет, все перестанут покупать зелёнку в аптеке. На складах этой зелёнки столько наберётся, так много, что её перельют в поливальные автомобили – у них такие большие цистерны – и повезут куда-нибудь подальше. А водители поливальных машин эту зелёнку никогда не возили. Они, конечно, про неё забудут и нажмут краны там, где всегда нажимали. А по улицам дети бегают, автобусы ходят, солидные люди гуляют. Вокруг пыльно, жарко. Вот и польют…

Надо будет, конечно, всех от зелёнки отмывать. Побегут люди за мылом, а его нет! Потому что некому стало грязные ладошки мыть и фабрика мыловаренная закрыта навсегда…

Но давайте вернёмся в школу, пока есть на свете немытые ладошки, поцарапанные коленки, пока всё на своих местах.

 

 

Глава первая,

Потому что урок первый

 

– Я нарисую табуретки, – придумал Карандаш. – Вам не на чем сидеть.

– Правильно, – одобрил мастер Самоделкин. – Хотя нет на свете лучше табуретки, сколоченной своими руками из крепкого дерева. Но для такого случая можно сделать исключение.

– А зачем табуретки? – спросил Чижик.

Художник удивился:

– Вы хотите всё время стоять?

– Или прыгать на месте? – спросил железный человечек.

– У них ноги устанут, – сказала Настенька.

– На коне сидеть удобнее, чем на табуретке, – пояснил Чижик.

– Хм, – сказал Карандаш и поглядел на Самоделкина: – Ты когда-нибудь слышал подобное? Им нужны лошадки?

Ребята захлопали в ладоши:

– Лошадки! Лошадки!

– Мне коня! Боевого коня! – попросил Чижик.

– Вы только подумайте, – всплеснул руками художник, – а как я вас потом всех ловить буду? Я нарисую лошадок. Я нарисую деревянные качалки. Они будут совсем как настоящие верховые лошадки!

И всем это понравилось.

Художник подошёл к стене класса, постоял возле неё в тишине, как бы готовясь к торжественному действию, подумал и начал рисовать.

Если вы у себя в классе нарисуете лошадку мелом на доске, она будет на ней красоваться до тех пор, пока её не сотрут влажной тряпкой. Но в классе Волшебной школы лошадка сама вдруг отделилась от стенки!

Будто её не рисовали, а принесли в класс прямо из магазина и поставили на полу. Нарядную качалку-лошадку.

Ребята ахнули. Они впервые увидели такое чудо.

– Первая лошадка – Настеньке, – сказал учитель Самоделкин.

– А я нарисую для всех! – И Карандаш быстро нарисовал ещё двух деревянных лошадок.

Не прошло и пяти минут, как все ребята сидели на своих необыкновенных партах: каждая в четыре ножки, с хвостиком да ещё с ремешком-уздечкой. Ребята качаются на них, как настоящие всадники. Урок продолжается.

– Это все-таки ошибка воспитания, – ворчал себе под нос мастер Самоделкин. – Лучше обыкновенный табурет сделать своими руками.

Но ворчал он просто так, по привычке. Ребята сияли от восторга, и Самоделкин в глубине души радовался этому. Вы не знаете, какая большая радость, когда вдруг нарисованные лошадки становятся игрушками.

– А теперь надо приготовить стол для учителя.

– Не надо! Не надо! – зашумели ребята.

– Как не надо? – опешил художник. – А где же я буду сидеть и ставить вам отметки?

– Я придумал! На кораблике надо сидеть, – как ни в чём не бывало сказал Чижик.

– Хм! – произнёс Карандаш.

Он подошёл к стенке и начал рисовать.

Это был совсем как настоящий пароход, но только сухопутный, пароход на резиновых колёсах, чтобы двигаться по всему классу. На мачте парохода висел звонок с длинной верёвкой. Под ним появился капитанский мостик с медными сверкающими поручнями, а рядом – белая пароходная труба.

Весь класс дружно захлопал в ладоши, смеясь от удивления. Самоделкин подошёл, слегка подвинул пароход, осмотрел его.

– Коробка, пустая коробка, и никакого механизма, – с хорошим знанием дела, но так, чтобы его никто не слышал, проворчал Самоделкин. – Пойду лучше приготовлю всё для большой перемены.

– Вот как появляются оживающие рисунки! – между тем говорил Карандаш, любуясь новым пароходом.

– Не оживающие! – перебила Настенька. – Они совсем не оживающие.

– То есть как? – не понял учитель.

– Они ещё не бегают, и не скачут, и не смеются. Они совсем не оживающие.

– В самом деле, – согласился Карандаш. – Это неодушевлённые предметы. Вы хотите, чтобы я нарисовал что-нибудь живое?

– Хотим! – закричали малыши.

– А можно, я нарисую? У меня дома очень хорошо получалось, – попросил Чижик.

– Живая картинка у тебя пока не выйдет, – улыбнулся художник, – но я дам тебе что-нибудь раскрасить и посмотрю, как ты это умеешь. А теперь я должен придумать, кого же нарисовать.

– Кусачее-бодучее? – сказал Прутик и поглядел на девочку.

– Ой, не надо кусачее, – пискнула девочка.

– Собаку овчарку, – попросил Чижик.

– Серого козлика, бабушку и волка, – засмеялся Прутик, поглядывая на девочку.

– Что вы, что вы! – замахал руками Карандаш. – Не всё сразу, потерпите.

– Козу!

– Кота!

– Собаку! – выкрикивали ребята.

– Попугая! – добавил Прутик. – Учёного попугая!

– Хорошо, хорошо! Нарисуем всех вместе.

Художник подошёл к стене и, посмеиваясь про себя, стал рисовать. Собаку он в один миг нарисовал, потому что собака была нераскрашенная. А нераскрашенная она просто не могла сойти со стены, потому что была недорисована.

Потом Карандаш нарисовал козу с маленькими рожками. Он тоже её не раскрасил. Потом настоящего тропического попугая. Потом кота бесцветного нарисовал и сказал:

– Ну, Чижик, возьми, пожалуйста, мою кисточку и раскрась собаку.

Он протянул кисточку малышу, а сам поднялся на капитанский мостик и стал смотреть сверху прищурившись, как смотрят капитаны с настоящих капитанских мостиков.

Ребята закачались на своих лошадках. Им всем очень хотелось кого-нибудь раскрасить. Но лишь один Чижик спрыгнул с лошадки и пошёл за кисточкой.

– Потом Прутик раскрасит кота, а Настенька раскрасит козу, – так сказал Карандаш, посмотрев, как ребята качаются на своих качалках.

 

Глава вторая,

Самая удивительная

 

Но тут в дверь заглянул Самоделкин и сделал знак рукой.

Художник, не очень довольный тем, что его оторвали от урока, не торопясь, подошёл к нему.

– Выйди на минутку, – шепнул Самоделкин, – всё готово. Не хватает конфет с клубникой.

– Я на одну минуту, – сказал Карандаш ребятам. – Я скоро приду. – Он вышел из класса.

– Не шалите, – добавил почему-то Самоделкин и закрыл дверь.

– Так чего же нам не хватает? – спросил Карандаш, когда Самоделкин привёл его в столовую.

Надо вам сказать, что в этой Волшебной школе есть необыкновенная столовая, о которой вы ещё услышите.

– К чаю нет конфет. А чай без конфет – это не чай.

Карандаш подошёл к длинному столу, накрытому белоснежной скатертью, подумал и нарисовал прямо на скатерти шоколадные конфеты с клубникой внутри.

Вы, конечно, понимаете, что конфеты через мгновение лежали на скатерти, как самые что ни на есть настоящие-пренастоящие. Самоделкин взял их и куда-то спрятал. И в ту же минуту он услышал громкий весёлый смех, крики, топот, звон пароходного колокола, мяуканье, собачий лай. Кто-то звонил в колокол на капитанском мостике парохода. Будто пароход не стоял на четырёх своих колёсах на твёрдом паркете, а попал в страшную бурю, и вот-вот собирается утонуть, и зовёт всех, кто попадётся, на помощь.

Два наших учителя подпрыгнули на месте, повернулись и побежали по коридору. Когда они влетели в класс, Карандаш чуть не упал от удивления, а Самоделкин так раскачался на своих пружинках, что никак не мог устоять на месте.

На лошадках никто не сидел. Они качались одни, сами по себе.

Ребята прыгали по классу не хуже самого Самоделкина. Все кричали, смеялись, махали руками, а колокол звенел и звенел.

На мостике парохода стояла коза и отчаянно дёргала за вёревку, привязанную к сигнальному колоколу. На шее у неё висел маленький серебряный бубенчик. Он тоже звенел.

На высокой мачте сидел неизвестно откуда взявшийся кот и шевелил невероятными кошачьими глазами. Невероятная собака с отчаянным лаем бегала по классу. И неизвестно было, кто кого догонял: собака ребят или ребята собаку.

Самоделкин зазвенел своими пружинками, засмеялся. Художник, чтобы не упасть, хотел за него подержаться. И они закачались вместе, запрыгали, заливаясь весёлым смехом.

Коза была необыкновенной масти! Козы бывают белые и чёрные, серые и чёрно-белые. А эта вся в луговых цветочках. На одном боку васильки, на другом – жёлтые ромашки. Эту козу, пока она ещё была бесцветной, раскрасила девочка Настенька волшебной кисточкой учителя.

Какие бывают собаки, я рассказывать не буду. Все ребята знают, какие они бывают, эти собаки. Наша собака не такая, как все. Она была тигриная, в оранжевую полоску, с тигриным хвостом и усами. Она только лаяла почему-то не по-тигриному. Эту собаку раскрасил Чижик.

Кот на высокой мачте весь был в шахматную клеточку, в зелёную и белую. Хоть ставь на него шашки или шахматы и передвигай с клетки на клетку. Хвост у него зелёный, усы длинные, зелёные, как травка, и глаза очень зелёные, как светофоры. Кота раскрашивал Чижик.

Вот откуда в школе появились такие удивительные звери: кот по имени Клеточка, собака Тиграша и коза Бубенчик. У неё на шее висел бубенчик. Вот почему она Бубенчик.

 

Глава третья,

С учёным попугаем

 

А Прутик никого не раскрашивал. Он в эту минуту подозрительно быстро что-то рисовал на ровной стенке волшебной кисточкой учителя.

На стенке появилось какое-то чучело-бабучило.

Я много видел таких чучел-бабучил на разных стенках. Их стирают мокрыми тряпками, их закрашивают яркими красками, а они снова появляются, нарисованные мелом и углём на заборах, стенах и дверях. Может быть, они волшебные, раз они так появляются повсюду, сколько их ни закрашивай яркими красками?!

Карандаш первый спохватился. Он сначала остановил Прутика.

– Разве можно такое рисовать? Он у тебя всё равно живым не станет. Надо много и долго учиться и быть прилежным учеником. Садись на свою лошадку. А это я потом смою водой… Нарисую тучу. Из тучи пойдет мокрый дождик и смоет… Ластиком такой большой рисунок стирать очень долго и трудно. Дождиком легче и проще…

Потом художник прогнал козу-дерезу. Кота с мачты он согнать не мог, потому что мачта была очень высокая. Хотя прогнать кота – пустяковое дело. Нарисуй мышки, и кот на мачте не усидит… Но Карандаш об этом просто не догадался.

Тиграша лаять перестала. Тиграша подняла одно ухо и строго поглядела на ребят. Карандаш тоже строго поглядел на ребят. И они сели на своих лошадок, всё ещё смеясь от радости, которую доставило им первое чудо, самое обыкновенное, какому легко научиться в этой Волшебной школе.

– А почему никто попугая не раскрасил? – удивился художник. – Разве бывают бесцветные попугаи?

– Мы не успели, – сказал Чижик.

– Хорошо, я сам его раскрашу, – кивнул учитель. – А то будет у нас попугай в горошек или в звёздочках.

Он взял свою кисточку и раскрасил попугая, каким положено быть попугаю. Через мгновение настоящий учёный попугай взлетел на верхушку мачты, строго, как учитель, поглядел на ребят и вдруг сказал:

– Ку-ку! Привет!

И все ученики засмеялись.

– Итак, наш первый урок Смеха и Радости на этом заканчивается, – сказал Карандаш. – Вы сами увидели, как получаются оживающие картинки. Вам понравилось?

– Пон-ра-ви-лось! – крикнули ребята, да так громко, что кот слетел с мачты и убежал вон из класса.

– Всему этому я научу вас.

– Ур-ра! – закричали ребята, подскакивая на лошадках.

А Тиграша подняла второе ухо в полной задумчивости, не зная, что ей делать, лаять или бежать.

– Урра! Ку-ку! – весело крикнул попугай.

Учитель дёрнул за верёвку, зазвонил колокол.

– Большая перемена! Бегите к фонтану мыть ладошки. Потом в столовую.

– Мыть ладошки! Ладошки! – повторил попугай. – Кыш! Кыш! – вдруг замахал он крыльями, словно желая скорей прогнать ребят мыть ладошки.

Первой в столовую помчалась Тиграша. Как будто она понимала, о чём люди говорят.

 

Глава никакая,

Потому что в школе перемена

 

Тиграшу опередили. В столовой уже кто-то был. И даже не кто-то, а кот Клеточка. Он сидел у ножки стола и жмурил свои зелёные глаза. Но пока ребят не было, никто не спешил его накормить.

А ребята плескались у фонтана в саду, подставляя брызгам ладони, плюхали по тугим прохладным струям. Настенька озабоченно глядела на мальчиков и говорила:

– Пожалуйста, не простудитесь! Чижик уже носом шмыгает.

– Я не шмыгаю, – сказал Чижик.

– Значит, Прутик шмыгает.

– И я не шмыгаю.

– Тебе показалось, – решил Чижик. – Это фонтан шмыгает.

Они побежали в столовую.

– Входите, входите, – приглашал Самоделкин ребят. – Будем пить чай.

Ребята сели за стол. А на столе ничего не было, одна ровная пустая белая скатерть. Самоделкин слегка махнул рукой. На стенке столовой открылось окошко на кухню, и прямо на стол из окошка, гудя и посвистывая, вышел маленький игрушечный поезд. Алый нарядный локомотив тянул за собой платформы, а на каждой платформе стояла чашка с блюдцем и тарелочка.

Ребята зашумели от удивления, засмеялись. А поезд, пыхтя, подъехал к ним по скатерти и остановился. Ребята, конечно, тут же догадались: надо взять чашки. Они так и сделали. А игрушечный поезд после этого дал сигнал отправления, развернулся и поехал в обратную сторону, в окошко в стене, совсем как настоящий. Он и в самом деле настоящий, только маленький. Фонари на последнем вагоне мигнули на прощанье и скрылись.

Опять Самоделкин слегка махнул рукой. На стол из окошка выехали гружённые доверху игрушечные грузовики. На первом были конфеты с клубникой, на втором – печенье, на третьем – бублики, на четвёртом – бутерброды с маслом и сыром, на пятом – пирожки с мясом, на шестом – пирожки с вареньем, на седьмом – пирожки с капустой, на восьмом – с грибами, на девятом – белый сахар. А десятым ехал игрушечный экскаватор с ковшом.

Первый грузовик просигналил. Это, наверное, означало: не задерживайте машины, приготовьтесь к разгрузке. Машины подъехали к ребятам и остановились. Игрушечный экскаватор стал двигаться мимо ряда автомобилей и накладывать своим ковшом ребятам в тарелки всё, что привезли машины.

Самоделкин в третий раз легонько махнул рукой. На белую скатерть из окошка под весёлые крики «ура» выплыл сверкающий пузатый новенький самоходный самовар. Да! Да! Он шёл как танк на резиновых гусеницах, пыхтя и покачиваясь. Он вышел на середину стола и замер. А за ним, посвистывая, как паровозик, подкатил на колёсиках чайничек с чаем. Да ещё поливальный автомобильчик с надписью «МОЛОКО».

Все малыши протянули к нему свои чашки, и он сам налил каждому сколько полагалось. Потом самовар налил в каждую чашку горячей воды. Начался пир.

Вот Клеточка сказал «мяу», и экскаватор протянул ему пирожок с мясом. Коза Бубенчик вежливо боднула стол рожками. Экскаватор подал ей печенье и бублики. Собака Тиграша вильнула хвостом и получила бутерброд.

– Надо взять сахар для попугая Ку-Ку, – сказала девочка.

– Он разве Ку-Ку? – не согласился Прутик.

– Ну конечно, – кивнула уверенно девочка.

 

Глава четвёртая,

Почему-то немножко грустная

 

Карандаш в это время вернулся в класс. Он хотел смыть чучело-бабучило, которое нарисовал Прутик.

В классе было тихо. Лошадки тихонько покачивались, ожидая, наверное, своих отважных и ловких всадников. Пароход поблёскивал чистыми стеклянными иллюминаторами: так называют окошки на всех пароходах.

Карандаш подошел к стене и взглянул на чучело-бабучило:

– Ай-ай, разве такие глаза бывают? Ай-ай-ай!..

– Ай-ай! – сказал попугай Ку-Ку. – Ай-ай-ай!

У чучела-бабучила были смешные ручки и ножки, и сам он получился очень смешной. Только глаза – маленькие точки, совсем крапинки.

– Всё не так. Всё не так, – сам себе говорил Карандаш.

– Не так! Не так! – повторил попугай, махнув крылом. – Ку-ку!

Хороший учитель никогда не пройдёт мимо ошибки своего ученика. Художник машинально исправил чучелу-бабучилу глаза. Какая непростительная рассеянность для волшебника!

– Вот как надо… Ну теперь и смывать можно, – проговорил он, оглядывая рисунок.

Потом Карандаш подкатил к стене пароход, поднялся на капитанский мостик и нарисовал вверху на стене дождевую хмурую тучку.

Вот капнули первые блёстки дождя. Художник спустился на пол. И тут ему показалось, что маленькое чучело-бабучило плачет. Слёзы бегут из нарисованных кисточкой глаз.

«нет, это, наверное, дождевая капля мелькнула под грустными глазами чучела-бабучила», – подумал Карандаш и вышел из класса, не притворив за собой дверь.

Окно в классе было открыто. Подул ветер. Он подхватил тучку и вынес её на улицу. И все прохожие очень удивились, когда вдруг начался звонкий летний дождь.

– Откуда он взялся? – удивлялись прохожие. – Только что небо было чистое, как стёклышко, – и вдруг дождь! А мы зонтики не взяли. Ай-ай!

В классе уже никого не было. Ни тучки, ни чучела-бабучила. Его, наверное, смыло дождём. Хотя вроде и дождь в классе не капал. Ветер унёс тучку. Лишь один попугай Ку-Ку сердито покрикивал непонятно почему:

– Кыш! Кыш! Кыш!

 

Глава пятая,