Об осаде лауэнбурга и освобождении графа Адольфа

 

Уладив все эти дела, король Вальдемар около августа[2421] с великой славой и несметным войском прибыл в Любек, где его приветствовали как короля датчан и славян и правителя Нордальбингии. После этого сопровождаемый архиепископом Лунденским и братом последнего, Петром Роскилльским, он вместе с прочими епископами, приорами и вельможами из нордальбингов, дитмарсов, славян и ру-гиев с великой силой осадил замок Лауэнбург. Когда он расположился там лагерем, то соорудил множество осадных машин и прочей военной техники. Пращники и лучники постоянно тревожили защитников замка, попеременно нанося и получая раны, и не было недостатка в убитых ни с той, ни с другой стороны. Поскольку всё это продолжалось очень долго, и король никак не мог овладеть замком, - ибо защитники последнего были храбрыми и воинственными людьми, а сам замок был хорошо укреплён, - было заключено перемирие, и горожане потребовали переговоров с королём, в ходе которых завели речь об освобождении графа. Так, при посредничестве архиепископа, его брата, канцлера, и прочих епископов и вельмож было решено, что жители сдадут замок, а граф, предоставив заложников, будет отпущен на свободу. Итак, граф дал вместо себя двух своих сыновей, сына своего родственника, Лиудольфа фон Дасселя[2422], и сына графа Генриха фон Данненберга, а также восемь сыновей своих министериалов. Было клятвенно оговорено, что заложники обретут свободу через 10 лет. Если король в течение этого срока умрёт, то заложники тут же будут возвращены. То же самое следует сделать в случае, если умрёт граф. Так, замок был сдан, а граф, радуясь, вернулся в Шауэнбург.

 

ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ ЕПИСКОПА ВАЛЬДЕМАРА

 

Между тем епископ Вальдемар, находившийся в плену вместе с графом, по-прежнему сидел в заключении. Но благодаря милости архиепископа Андреаса и прочих, которые ходатайствовали за него, он наконец был освобождён из плена следующим образом. Поскольку этот Вальдемар был благородным мужем, сыном короля Кнута, наследником огромного состояния и в своё время интриговал против короля Кнута и его брата Вальдемара, тогда герцога, а ныне короля, то очень многие были против его освобождения. Поэтому был созван совет, на котором было постановлено передать решение этого дела на усмотрение господина папы. А тот сообщил через своих послов, что господина Вальдемара следует освободить на следующих условиях: он должен жить как можно дальше от короля Вальдемара, своего родственника и тёзки, чтобы не быть тому в тягость. Это было клятвенно обещано епископом Вальдемаром. Итак, король за свой счёт отправил его к господину папе, чтобы Вальдемар находился у него до тех пор, пока папа не предоставит ему какой-либо крупной епархии. Однако Вальдемар лишь отчасти исполнил свою клятву, ибо в скором времени соединился с королём Филиппом и жаловался ему на то, что король Вальдемар грубо с ним обошёлся. Поэтому некоторые и утверждают, что он нарушил своё слово.

 

О ПОДЧИНЕНИИ ГРЕЦИИ

 

А теперь, оставив всё это, мы вынуждены обратиться к Греции, чтобы рассказать и современникам, и потомкам о тех недавних и удивительных событиях, которые, как нам стало известно из достоверных источников, произошли там при содействии или попущении Господа. Ибо латиняне совершили там множество славных и достойных упоминания подвигов. Но вот по Божьей ли воле они произошли или по воле людей, пока ещё не вполне ясно. Это, как было сказано, потому произошло с Божьего дозволения, что часто всё, что происходит в церкви, случается именно с Божьего дозволения, а не в результате прямого творения Божьего, хотя и Божье дозволение по праву можно рассматривать как Божье творение. Так, Господь, уступив Сатане, позволил ему поразить Иова, но невзгоды Иова привели к поражению самого Сатаны и прославлению святого мужа. Ибо Бог, в то время как Иов с Его разрешения подвергался испытанию, пожелал, чтобы сила его терпения, известная только Богу, помогла избранным в учении нравов. Прекрасно это понимая, святой муж после потери своего добра и гибели детей сказал так: «Господь дал, Господь и взял»[2423] и т. д. Ибо у дьявола, с тех пор как он покинул правду и удалился от Бога и сообщества ангелов, первым среди которых он был, как нет никакой собственности, кроме его злобы, так нет и никакой власти. И когда он получает позволение что-то сделать, то действует как разрушитель. Но Бог милосерден и, в то время как что-то совершается, исходя из злой воли дьявола, в итоге получается не то, чего хочет он, но то, что угодно Богу. Но оставим это и перейдём к обещанному.

Около этого времени господину королю Оттону из пределов Греции было прислано следующее письмо:

«Глубокоуважаемому господину Оттону, Божьей милостью римскому королю и вечно августу, Балдуин[2424], граф Фландрии и Геннегау, Людовик[2425], граф Блуа и Клермона, граф Гуго де Сен-Поль и прочие бароны и рыцари войска крестоносцев в венецианском флоте выражают свою любовь и заявляют о своей готовности служить.

О том, какую милость послал нам Господь, вернее не нам, но своему имени, какую славу оказал в эти дни, мы намерены рассказать вам со всей возможной краткостью, предварительно заметив, что с тех пор как мы покинули исходный пункт нашего странствия, - мы называем так Зару[2426], - чью гибель мы наблюдали с болью и вынужденные необходимостью, мы не можем вспомнить ни об одном из сделанных нами распоряжений, касающихся благополучия войска, которое не было бы изменено Божьим провидением к лучшему, так что провидение, приписав себе всё, обратило в глупость всю нашу мудрость. Поэтому все совершённые нами подвиги, всю славу мы по праву отвергаем от себя, проявив слишком мало энергии и почти никакой мудрости. Так что если кто-нибудь из нас захочет похвалиться, то пусть хвалится в Господе, но не в самом себе и не в ком-либо ещё.

Итак, заключив в Заре союз с сиятельным константинопольцем Алексеем[2427], сыном бывшего императора Исаака, мы, испытывая нехватку продовольствия и всего необходимого, решили, что станем скорее обузой для святой земли, как и другие наши предшественники, нежели принесём ей облегчение. Мы верили также, что не сможем при такой нужде добраться до сарацинской земли. Поэтому, узнав на основании правдоподобных слухов и фактов, что большая часть царственного града и весь цвет империи с нетерпением ждут прибытия названного Алексея, - ибо он был избран на императорский трон при всеобщем согласии и с должной торжественностью, - мы, подгоняемые попутным ветром вопреки обычной в это время непогоде, - ибо Господу послушны ветры и моря[2428], - против всякого ожидания благополучно и в короткое время добрались до царственного града[2429]. Однако наше прибытие не стало неожиданным, ибо мы нашли в городе до 60 000 всадников, не считая пехоты. Без всяких потерь миновав наиболее укреплённые места, мосты, башни и реки, мы одновременно с суши и с моря осадили этот город и тирана[2430], который, совершив преступление против брата, своим долговременным присутствием пятнал трон империи. И вот, вопреки всем ожиданиям мы застали всех его жителей, настроенными против нас, а город, ощетинившимся против своего государя стенами и противоосадной техникой так, словно пришёл неверный народ, который намерен осквернить святые места и до конца искоренить христианскую веру. Ибо кровожадный узурпатор императорской власти, предавший и ослепивший своего брата и господина, который безвинно осудил его на вечное заточение и точно также поступил бы и с его сыном, если бы тому не посчастливилось вырваться из его рук и уйти в изгнание, провёл в народе нечестивое собрание, на котором отравил ядовитыми речами и вельмож, и простых людей, уверяя, что латиняне прибыли для того, чтобы уничтожить старинную свободу; это место и этот народ они спешат возвратить римскому владыке, а империю подчинить латинским законам. Это, действительно, настолько восстановило и вооружило их против нас, что они, казалось, все как один поднялись против нас и нашего изгнанника. Часто через послов, то есть через нашего изгнанника и через наших баронов, а также лично мы просили горожан выслушать нас, но так и не смогли сообщить им ни о цели нашего прихода, ни о том, чего мы хотим от них, и сколько бы раз мы на суше или на море ни обращались с речью к стоявшим на стене людям, столько же раз мы вместо слов получали в ответ стрелы. Итак, мы увидели, что всё вышло вопреки нашим ожиданиям, и мы оказались в такой нужде, что нам осталось теперь только или умереть, или победить. Ведь мы не могли затянуть эту осаду более чем на 15 дней, ибо испытывали острую нехватку продовольствия. Поэтому не от отчаяния, но обретя свыше нечаянное спокойствие духа, мы начали стремиться к битве, готовые храбро встретить опасность и почти невероятным образом одолеть всех врагов. Часто выстраивая для битвы в поле войска, мы обратили в постыдное бегство и загнали в город огромное множество врагов. Итак, приведя в боевую готовность осадную технику на суше и на море, мы на восьмой день осады силой ворвались в город[2431]. Начался пожар, и император вывел против нас в поле своё войско. Однако мы были готовы к встрече с прибывшими, и он, удивлённый нашей твёрдостью, - ибо нас было не очень много, - постыдно повернул назад. Вернувшись в горящий город, он той же ночью бежал вместе с немногими людьми, оставив в городе жену и малолетнего сына. Узнав об этом, - в то время как мы ещё ничего этого не знали, - греческие вельможи собрались во дворце и провели торжественное избрание нашего изгнанника, или, вернее, объявили о его восстановлении на троне. Многочисленные огни во дворце возвестили о нечаянной радости. На следующее утро в лагерь явилась безоружная толпа греческих вельмож и с радостью просила дать им их избранника; затем они объявили о возвращении городу свободы и с несказанной радостью представили восстановленному на императорском троне сыну голову его освобождённого из тюрьмы отца Исаака[2432]. Итак, заранее уладив все казавшиеся необходимыми формальности, новый император с торжественной процессией был введён в церковь св. Софии, где нашему изгнаннику без всяких возражений была возвращена императорская корона и вся полнота власти.

После всего этого император приступил к исполнению обещанного и сделал даже больше, чем обещал. Так, ради предстоящей службы Господней он выдал всем нам годовой запас продовольствия, велел уплатить нам и венецианцам 200 000 марок и на год взял на себя содержание нашего флота. Далее он клятвенно обязался поднять вместе с нами королевское знамя и в марте с первым пассатом отправиться с нами на службу Господу с таким количеством вооружённых воинов, какое только сможет собрать. А в заключение он обещал оказывать римскому понтифику такое же уважение, какое, как известно, его предшественники, католические императоры, некогда оказывали предыдущим папам, и по возможности склонить к этому восточную церковь. Итак, соблазнённые такими выгодами мы, дабы не казалось, будто мы презрели то благо, которое Господь дал нам в руки, и обратили в несмываемый позор то, что Он, казалось, уступил нам к ни с чем не сравнимой чести, охотно согласились со всем этим. Мы также с готовностью обязались, если даст Бог, провести там зиму, а с ближайшим пассатом, насколько то будет от нас зависеть, отправиться в пределы Египта, и заявили, что таково наше твёрдое и неизменное желание.

А теперь, если от того, что уже совершено или ещё только будет сделано, мы ожидаем какой-то выгоды, милости или славы, то мы желаем в Господе, чтобы вы, ваше величество, приняли в этом участие или, вернее, возглавили это. Тем временем мы направили к султану Вавилонии, нечестивому захватчику Святой земли, наших послов, чтобы они от имени высшего царя, Иисуса Христа из Назарета, и его рабов, то есть названного императора и нас самих, по порядку сообщили, что мы, если даст Бог, намерены в самое ближайшее время показать его неверному роду благоговение христианского народа и ожидаем лишь небесной силы для сокрушения его неверия. Мы сделали это, полагаясь более на вашу силу, а также силу прочих ревнителей христианского имени, нежели на свою собственную, и желаем, чтобы наши сотоварищи в служении Господу присоединились к нам тем более преданно и страстно, чем большее количество лучших слуг нашего короля сражается, как мы видим, вместе с нами, дабы тот, кто был некогда предан евреями, а ныне вознесён во славе, не был более оставлен язычникам на поругание».

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ

 

Вот, что мы узнали о первоначальном вступлении латинян в Грецию из отправленного королю письма, которое вы только что слышали. А теперь, на основании ещё одного, приведённого ниже письма, вы можете узнать также о завоевании этой страны и установлении там власти Балдуина, императора Константинопольского, а также о том, с какой силой он подчинил себе эту землю и с какой щедростью раздал спрятанные сокровища и сундуки с добром, которыми наделил его Бог.

«Балдуин, Божьей милостью вернейший император Константинопольский, коронованный Богом римский правитель и вечно август, граф Фландрии и Геннегау, всем верующим во Христа, архиепископам, епископам и аббатам, приорам, настоятелям, деканам и прочим церковным прелатам и духовным лицам, а также баронам, рыцарям, сержантам и всему христианскому люду, до кого дойдут эти страницы, шлёт в спасительной правде милость и свой привет.

Услышьте те, кто далеко, и те, кто близко, удивитесь и восславьте Господа, ибо Он сделал великое, когда соизволил повторить в наши времена древнее чудо и даровал достойную во все века удивления славу не нам, а своему имени. За его чудесами, которые Он уже явил нам, всегда следуют ещё более удивительные явления, чтобы даже у неверных не осталось сомнения в том, что всё это сотворено рукой Господа, ибо ничто из того, на что мы ранее надеялись и к чему стремились, не сбылось, но Господь только тогда оказал нам новую помощь, когда человеческой мудрости было уже недостаточно. Если нам не изменяет память, то в отправленном вашему вселенскому [святейшеству] письме мы довели рассказ о наших успехах и о нашем положении до того момента, как после взятия штурмом многолюдного города, осуществленного немногими людьми, после изгнания тирана и коронации Алексея нам были обещаны и подготовлены квартиры, чтобы мы остались там на зиму и силой подавили тех, кто захочет оказать Алексею сопротивление. Тем не менее, не желая, чтобы враждебное нашим нравам варварство стало причиной вражды между нами и греками, мы ушли из города и по просьбе императора расположились лагерем напротив Константинополя, на той стороне моря[2433].

Однако как то, что мы совершили для греков, было делом рук не людей, а Бога, так и то, чем Греция вместе с новым императором отплатила нам с обычным для себя вероломством, также было делом рук не людей, а дьявола. Ибо император, которому мы оказали такое благодеяние, поддавшись вероломству греков, внезапно отдалился от нас и во всём, что обещал нам вместе с отцом, патриархом и толпой вельмож, показал себя лжецом и клятвопреступником, ибо совершил клятвопреступление столько раз, сколько дал нам клятв. Поэтому лишённый в конце концов нашей помощи он безрассудно вздумал сразиться с нами и попытался сжечь флот, который доставил его сюда и возвёл на престол. Но Господь уберёг нас, разрушив его гнусные планы. Его позиции везде становились всё слабее, а людей его повсюду ждали смерть, пожары и разбой. Ему угрожала битва снаружи, и терзали страхи внутри города. А греки, пользуясь случаем, - поскольку он не мог более обратиться к нашей помощи через какого-либо кровного родственника, -избрали другого императора[2434]. И вот, когда у него осталась только одна надежда на спасение - опереться на нас, он послал к нашему войску одного из своих присяжных - Мурзуфла[2435], на которого из-за оказанных ему благодеяний полагался более всех прочих, и тот от имени императора и от себя лично клятвенно обещал передать нам в залог дворец, называемый Влахерны, пока император не уплатит всё, что обещал. Для принятия этого дворца прибыл благородный маркграф Монферрато[2436] с нашими рыцарями. Но греки опять обманули наших и, хотя нам согласно обещанному уже были переданы заложники, не обошлось без обычного для них вероломства. Следующей ночью Мурзуфл, изменив своему господину и нам, открыл [грекам] тайну передачи нам дворца и заявил, что они из-за этого навсегда лишатся свободы, если не будут бороться против этого всеми способами и не свергнут Алексея. В награду за это предательство он был провозглашён греками императором. Итак, он поднял безбожную руку на своего спавшего и ничего не ведавшего господина и бросил его, жертву измены, в темницу вместе с неким Николаем, которого народ без его ведома возвёл в императоры в Святой Софии, а сам захватил императорскую корону. Вскоре после этого окончил свои дни господин Исаак, отец Алексея, который, как говорили, был первым из тех, кто отвратил от нас душу его сына.

Греки жаждали только нашей крови, так что когда весь народ и, особенно, духовенство стали кричать, что нас следует тут же стереть с лица земли, названный уже предатель возобновил против нас войну и укрепил город на бастионах машинами, подобных которым никто и нигде не видел. Стена удивительной ширины и не менее значительной высоты имела довольно внушительные башни, которые отстояли друг от друга примерно на 50 футов. Между двумя башнями со стороны моря, откуда опасались нашего нападения, построили ещё и деревянную башню, возвышавшуюся над стеной на три или четыре этажа, где расположилось огромное количество вооружённых людей. Кроме того, везде между двумя башнями были установлены петрарии и магнеллы[2437]. Над башнями были надстроены очень высокие деревянные башни в шесть этажей, и с последнего этажа в нашу сторону направлены лестницы, снабжённые с обеих сторон опорами и укреплениями, так что концы этих лестниц опускались несколько ниже того расстояния, до которого можно достать, стреляя с земли из лука. И, наконец, стену обнесли ещё одной, более низкой стеной и двойным рвом, чтобы к стене нельзя было приставить осадные машины, под которыми могли бы прятаться те, кто должен был подрывать стены. Между тем коварный император беспокоил нас на суше и на море, однако Господь всегда оберегал нас и сводил на нет все попытки врагов. Так, когда от нас, вопреки нашему распоряжению, ушло в поисках продовольствия около 1000 наших воинов, против них с большим отрядом выступил император, но в первом же столкновении был наголову разбит[2438], понеся большие потери убитыми и ранеными, тогда как наши при этом практически не пострадали. Сам он, обратившись в постыдное бегство, потерял щит, бросил оружие и оставил как императорское знамя, так и драгоценную икону, которую велел нести впереди себя; наши, одержав победу, подарили её ордену цистерцианцев. После этого он вторично попытался сжечь наши суда. Так, в ночной тиши, при сильном южном ветре, он направил в сторону наших кораблей 16 своих брандеров с высоко поставленными и привязанными к носовой части парусами. Но при помощи Господа и с большим напряжением наших сил мы сохранили их в целости и сохранности. Наши вбили в горящие суда гвозди с приделанными к ним цепями и на вёслах вывели суда в открытое море. Так мы были спасены Господом от угрожавшей нам смертельной опасности. Мы вызвали также противника на сухопутную битву и, перейдя мост через реку, которая отделяла наше войско от греков, долгое время стройными рядами стояли перед воротами царственного града с животворящим крестом во главе, готовые во имя Господа полков Израиля вступить с греками в битву, если им будет угодно выйти из города. Но для рыцарских упражнений вышел только один благородный воин, и наши пехотинцы разорвали его на куски, после чего вернулись в лагерь. Мы и потом часто вызывали их на суше и на море и с Божьей помощью всегда одерживали победу.

Итак, коварный захватчик императорского престола якобы ради мира отправляет к нам послов, просит и добивается переговоров с венецианским дожем[2439]. Но дож возразил ему, сказав, что не может заключить прочный мир с тем, кто, презрев святость присяги, верности и договора, свято соблюдаемого между всеми, в том числе между неверными, заключил в темницу своего господина и отнял у него власть. Он также дал ему добрый совет - восстановить на троне своего господина и смиренно просить у него прощения, и обещал в этом случае наше заступничество. Мы, говорил он, милостиво обойдёмся с его господином, если он того захочет, и всё, что он сделал против нас дурного, спишем на его возраст и заблуждения, если он образумится. Но тот произнёс в ответ лишь пустые слова, ибо ответить по существу ему было нечего. От послушания римскому понтифику и поддержки Святой земли, клятвенно обещанных Алексеем и подтверждённых его императорской грамотой, он наотрез отказался, заявив, что предпочтёт скорее расстаться с жизнью и погубить Грецию, чем допустить, чтобы восточная церковь подчинялась латинским владыкам. Итак, следующей ночью он тайно задушил в тюрьме своего господина, с которым ещё днем делил трапезу. Затем железной палицей, которая была у него в руках, он с неслыханной жестокостью разбил бока и рёбра убитого и распространил слух, будто тот сам случайно лишился жизни, хотя именно он удавил его верёвкой. Устроив ему императорские похороны, он посредством последних почестей скрыл это всем известное преступление.

Так прошла вся зима до того дня, как мы, приготовив на наших кораблях лестницы и установив боевые машины, погрузились на суда и 9 апреля, то есть в пятницу перед днём Страстей Господних, все разом, во имя чести святой римской церкви и ради поддержки Святой земли, с моря атаковали город. В этот день, хоть и без большой крови со стороны наших, мы встретили такой отпор, что стали посмешищем в глазах наших врагов, чьи позиции в этот день во всех отношениях были более слабы, так что мы были вынуждены оставить грекам вытащенные на сушу боевые машины и, не окончив дела, отступить на противоположный берег. В итоге мы в этот день, очевидно, лишь напрасно тратили силы. Итак, сильно смущённые и объятые страхом мы тем не менее укрепились в Господе и, приняв решение, вновь приготовились к битве. На четвёртый день, 12 апреля, то есть в понедельник после Страстей Господних, мы, воспользовавшись северным ветром, опять причалили к стенам и с большим трудом и при ожесточённом сопротивлении греков соединили корабельные лестницы с лестницами башен. Но, как только они, вступив в рукопашную, ощутили на себе мечи наших воинов, исход битвы не долго оставался сомнительным. Ибо два связанных друг с другом корабля, которые везли наших епископов - Суассонского и Труасского - и назывались «Рай» и «Пилигрим», первыми достигли своими лестницами лестниц на башнях и дали пилигримам счастливую возможность сразиться с врагами во имя рая. Знамена епископов первыми взвились на стенах, и служителям небесных таинств небом была дарована первая победа. Итак, как только наши ворвались в город, то несметная толпа отступила по воле Господа перед немногими; греки бросили укрепления, и наши храбро открыли ворота рыцарям. Когда император, который в полном вооружении стоял в шатре неподалёку от стен, увидел их вторжение, то сейчас же покинул лагерь и бежал. Наши занялись резнёй, многолюдный город был взят, а те, кто спасся от наших мечей, укрылись в императорских дворцах. Наконец наши вновь собрались уже после того, как устроили грекам страшную резню. Когда наступил вечер, они, изнурённые, сложили оружие, чтобы обсудить завтрашний штурм. Император также собрал своих людей и призвал их к завтрашнему сражению, уверяя, что теперь они в силах одолеть наших, которые заперты внутри городских стен. Однако ночью он тайно бежал, тем самым признав своё поражение.

Поражённый этим известием греческий народ приступил к избранию нового императора. Но с наступлением утра, когда они собирались провозгласить некоего Константина[2440], наши пехотинцы, не дожидаясь решения вождей, бросились к оружию, и греки, обратив тыл, оставили прочнейшие и чрезвычайно укреплённые дворцы, так что весь город в одно мгновение был взят. Было захвачено огромное количество лошадей, а золота, серебра, шелков, дорогих одежд и драгоценных камней, то есть всего того, что считается у людей богатством, нашли в таком изобилии, что стольких богатств, казалось, не было во всём латинском мире. Те, кто прежде отказал нам в малом, теперь по Божьей воле оставили нам всё, и мы по праву можем сказать, что ни одна история не рассказывает о более удивительных событиях во время военных походов, чем эта, и что в нас, очевидно, исполнилось пророчество, которое гласит: «Один из вас прогоняет сотню»[2441]; ведь если разделить победу на всех, то каждый из наших осадил и победил не меньше сотни врагов. Однако мы отнюдь не приписываем себе эту победу, ибо над всем чудесным простёрта длань Всевышнего и десница силы Его открылась в нас[2442]. Это сотворено Господом и удивительно в очах наших[2443].

Итак, тщательно приведя в порядок всё, что было необходимо, мы все разом смиренно приступили к избранию императора. Отложив всякое честолюбие, мы, во имя Господа, наряду с шестью венецианскими баронами назначили выборщиками нашего императора достопочтенных мужей, а именно: наших епископов -Суассонского, Хальберштадтского[2444] - и Вифлеемского, который был прислан к нам из заморских земель апостольской властью, а также избранного епископа Акко и аббата Луцедия[2445]. Совершив, как подобало, молитву, они в воскресенье «Милосердия Господнего» единодушно и торжественно избрали нашу особу, - хоть это и не соответствовало нашим заслугам, - а духовенство и народ воздали хвалу Господу. И, поскольку Пётр велит почитать царя и оказывать ему повиновение[2446], а Евангелие обещает, что никто не отнимет у вас вашей радости[2447], то в следующее воскресение, когда поют «Воскликните Богу», угодные Господу и людям отцы, названные владыки, с величайшей честью и радостью, при одобрении и благочестивых слезах всех присутствующих, к чести Бога и святой римской церкви, торжественно возвели нас на императорский трон и короновали, и даже греки рукоплескали нам по своему обычаю. Были там и жители Святой земли, лица духовного и рыцарского звания, чьи радость и поздравления превосходили все прочие. Они утверждали, что если царственный град ради окончательного поражения врагов Креста посвятит себя святой римской церкви и святой земле Иерусалимской, - ибо он так долго и так сильно сопротивлялся им, противореча во всём, - то это будет гораздо более угодно Богу, чем даже возвращение христианскому культу святого града. Ведь он - тот, кто по отвратительному обычаю язычников прибегал ко взаимному распитию крови во имя братского с ними союза, часто дерзал заключать гибельную дружбу с неверными, долго питал их богатой молоком грудью и возвысил до мировой гордыни, поставляя им оружие, корабли и продукты питания, которые они использовали против пилигримов, как то хорошо известно всему латинскому народу даже не со слов, а по собственному опыту. Он - тот, кто из ненависти к верховному понтифику едва мог слышать имя князя апостолов и среди стольких греческих церквей ни одной не уступил тому, кто получил власть над всеми церквями от самого Господа. Он, как вспоминают недавние очевидцы, тот, кто приговорил папского легата к такой постыдной смерти, что подобной ей не найти среди прочих смертей мучеников, хотя звериная жестокость придумывала для них невероятные муки[2448]. Он - тот, кто учил почитать Христа только через иконы и посреди отвратительных обычаев, которые они выдумали себе, презрев авторитет Писания, и часто дерзал оскорблять спасительное крещение повторением этого обряда. Он - тот, кто всех латинян считал недостойными имени людей, но лишь имени собак, чью кровь пролить считалось чуть ли не заслугой, - по крайней мере, обмирщённые монахи, у которых по вытеснении священников была вся власть вязать и разрешать, не налагали за это никакого наказания. Когда исполнилась мера нечестия тех, которые довели Господа Христа до отвращения, то по Божьему приговору и благодаря нашей службе Он поразил эти и другие подобного рода сумасбродства, о которых из-за краткости письма нет возможности рассказать, достойной карой и, изгнав тех, которые ненавидели Бога и любили самих себя, передал нам эту землю, в избытке наделённую всеми благами, хлебом, вином и маслом, богатую плодами, украшенную лесами, водами и пастбищами, удобную для проживания и лежащую в умеренном климате. Другой такой страны нет в мире.

Но на этом не остановятся наши желания, ибо мы не допустим, чтобы королевское знамя упало с наших плеч, пока мы не сохраним за собой эту страну путём заселения её нашими людьми, после чего посетим заморские земли и с Божьей помощью исполним цель нашего странствия. Мы уповаем на Господа Иисуса, ибо тот, кто начал в нас доброе дело, доведёт его до конца в похвалу и славу своего имени и ради окончательного уничтожения врагов Креста укрепит и ободрит нас. Итак, мы настоятельно умоляем в Господе ваше вселенское [величество] соизволить разделить с нами эту славу, победу и страстную надежду, врата которой широко открыты для нас, ибо вам вне всякого сомнения удастся обрести и земные, и небесные блага, если знатные и незнатные люди всякого звания и обоего пола загорятся этим желанием и все разом устремятся к поистине несметным богатствам. Поскольку у нас, благодарение Богу, всего, что дало нам рвение к христианской религии, в избытке, то мы хотим и в то же время можем осыпать богатствами и почестями всех, согласно их статусу и происхождению. Мы также настойчиво просим в Господе боголюбивых церковных мужей нашей веры и обряда, чтобы они убедительными словами призвали к этому свою паству, воодушевили её собственным примером и сами наперебой устремились сюда, чтобы уже не в крови, но с великой свободой и миром, а также изобилием всех благ обустроить в этих прелестных и плодороднейших местах церковь, как и положено, вечно сохранив послушание прелатам».

 

КНИГА СЕДЬМАЯ