Год К. С. 12-й день Летних волн

 

1

 

Дамы к Капуль-Гизайлям не ездили. До недавнего времени. Приблизив к себе баронессу, Катарина обеспечила красавицу приятельницами из приличных семейств, живо уразумевшими, что открылась лазейка в место, где водятся мужчины. Графине Савиньяк кавалеры были без надобности, но бывшая любовница Ли и Марселя, равно как ее дивный супруг, графиню изрядно занимала. Если б не наследство Катарины и нохские загадки, главной из которых был его высокопреосвященство, Арлетта занялась бы Капуль-Гизайлями сразу же после истории с Умбератто, но ловить сразу трех лисиц графиня была не в состоянии. Визит в гостеприимнейший дом был отложен до конца игры с Левием, только жизнь опять распорядилась по-своему, пришлось собираться и ехать. Раньше, чем думалось, и не в лучшем настроении – Гамбрин покойный тревожил сестру экстерриора куда сильней сидевшего смирно живого.

Странная смерть волновала и Робера с Карвалем, и послов, радевших кто о себе, а кто, диво дивное, о Золотом Договоре. Проэмперадор решил предъявить дипломатам убийцу, что в самом деле было бы очень неплохо, и попросил Марианну по старой памяти справиться у «знающих людей». Мысль казалась разумной, но отпускать сына Жозины в одиночестве сговариваться с пауками Арлетта не собиралась, вот и отправилась осматривать баронские сокровища. И осмотрела, включая столь неприятную Марселю рожу.

После «нападения» на бесценную статуэтку маска была снята со стены и заточена в застекленном ящичке. Графиня простояла перед ним несколько минут и ничего, кроме восхищения в самом деле безупречной работой, не испытала.

– Не понимаю, – честно призналась она сопровождавшему гостью в святая святых барону. – Послушать Марселя, этот лик разве что не кусается.

– Искусство! – Капуль-Гизайль вдохновенно качнул паричком. – Оно улавливает и многократно усиливает эманации наших душ, мы же были так напряжены, что каждой мелочи приписывали зловещий смысл. Упавший на маску луч показался нам чудом, и это в самом деле было чудо. Чудо вдохновения древнего художника. Дорогая графиня, я ведь могу вас так называть? Ваш сын был у нас частым гостем…

– Лионель о вас писал. – Сын волен тратить деньги на любых женщин, но вряд ли в этом доме он искал лишь развлечений. – Как, кстати, он относился к этой маске?

– Как к детали интерьера. Интересной, но не шокирующей, особенно в сравнении с ее ровесниками. Анаксианское искусство все же несколько… фривольно. У меня есть изумительные скульптурные группы с Арсаком и Сервилием. Среднегальтарская бронза, удивительная выразительность, но я рискну показать даме – именно даме и никоим образом не девице – разве что «Бегство».

– Неудивительно, – усмехнулась читавшая Иссерциала в подлиннике дама. – Анаксы боролись с гайифскими притязаниями куда изящней нас. Тем не менее Сервилия мне искренне жаль. Наградить воителя рыданиями, любовником-иноземцем и животом… Готова побиться об заклад, второе название вашего «Бегства» – «Недоверчивость стража».

– Я потрясен! – барон с благоговением воззрился на собеседницу. – Мечтой моей юности было встретить женщину, с которой можно говорить об искусстве. Повзрослев, я взглянул в глаза очевидности и связал себя с особой, которая хотя бы сама смогла стать произведением искусства, и вот явились вы, разбередив былые мечтания… Да, гальтарский мастер изобразил, как Арсак, доказывая стражу, что сопровождает находящуюся в тягости жену, обнажает живот Сервилия. Сейчас мы это увидим!

– Мне не хочется, – улыбнулась Арлетта. – Я отдаю должное выдумке анакса и гению драматурга, но мне не нравится, когда волка переделывают в кролика. Сервилий, настоящий Сервилий, был бойцом, а не стенающим мешком.

– И что бы от него осталось, не займись им Иссерциал? – На сей раз паричок качнулся вызывающе. – Искусство бессмертно и дарит бессмертие, вбирая в себя жизнь, страсть и смерть. Ему неважно, от чего оттолкнуться, важен полет.

– Я бы не хотела через триста лет стать искусством, – призналась Арлетта, – и я отравлю любого гения, если он вздумает отталкиваться от моих сыновей. Разумеется, если успею опередить Ли. Увы, барон, как собеседница я далека от вашего идеала.

– Он недостижим, но насколько легче говорить с вами, чем с тем же господином Карвалем. Не подумайте, что я жалуюсь, у барона пытливый и оригинальный ум, но он ужасающе, невозможно невежествен! Ему приходится объяснять буквально все!

– Генерал Карваль интересуется искусством?

– Я бы так не сказал. Нет, я бы определенно так не сказал, но он очень не любит не знать. Вы, к счастью для вас, не застали псевдогальтарского мракобесия, царившего в Олларии этой зимой! Достаточно единожды увидеть судейские халаты и одеяния так называемых гимнетов, чтобы понять – подобное не может родиться из былого величия! Неудивительно, что господин барон захотел узнать о костюмах и обрядах, имевших место в действительности. Кое в чем я ему помог…

– А кое в чем он помог вам, – подхватила графиня, – бесценная коллекция нуждается в охране, не так ли?

Барон красноречиво воздел ухоженные ручки к расписанному крылатыми кошкоженщинами плафону. За дверью, будто в ответ, басовито гавкнули и визгливо, но кокетливо тявкнули. Видимо, собачьи чувства не иссякали.

– Подают закуски, – быстро пояснил Капуль-Гизайль. – Мои одержимые новейшей философией гости, которых вы еще оцените, правы в одном. Животные оснащены лучше нас. Для человека я прекрасно различаю запахи, но уловить миг, в который первый слуга с подносом переступает порог кухни, мне не дано.

– Но вам как музыканту дано различать звуки. Лай предвкушающий и лай при исполнении отнюдь не схожи. Кто-то вошел в дом, воспользовавшись малым подъездом, который предпочитал и Ли. Собаки гостя узнали, но для порядка облаяли. Вы не приняли пари по Иссерциалу, примите хотя бы это. Бьюсь об заклад – гость явился по приглашению Проэмперадора Олларии.

 

2

 

Кого Робер не ожидал увидеть снова, так это Салигана, до такой степени не ожидал, что почти не обратил внимания на спутника неряхи-маркиза. Нежданный визитер, напротив, непринужденно кивнул и без приглашения плюхнулся в обитое персиковым атласом кресло.

– Голову ты так и не вымыл, – странным тоном заметила Марианна. Салиган хмыкнул и смахнул с плеча пару незадачливых перхотинок.

– Хорошо все обернулось, – светским тоном заметил он. – Все мы живы, сыты и, кроме меня, чисты́, все мы сидим в этих уютных стеночках и уповаем на лучшее. Даже я. Эпинэ, я так полагаю, лично вы мне благодарны?

От некоторой наглости немеют. Робер онемел.

– Тебе благодарна я, – спокойно уточнила баронесса, – ты привел ко мне герцога Эпинэ, и ты меня не выдал.

– О да, – изрек маркиз, – хотя был к этому позорно близок. Не приди мне в голову делишки Борна или приди в голову Та-Ракану мысль меня малость поковырять, я бы выложил про тебя всё и больше, но без веской причины я дам не выдаю. Следовательно, вы у меня в долгу, а долги приличные люди отдают. Я хочу получить назад свой домишко и право обыгрывать молодых олухов. Нет-нет, господин Проэмперадор, я не толкаю вас ни на преступление перед Талигом, ни на убийство меня. Как вы смотрите на сделку? Мое возвращение в обмен на убийцу гайифского сморчка?

– Вы его знаете?!

– Ну зачем же так сразу? – Салиган «почистил» второе плечо. – А поторговаться? В конце концов, я принес Талигу меньше неприятностей, чем стадо до сих пор не повешенных негодяев. Я не нарушал присяг, не казнил и даже не приговаривал; барахло, которое у меня отобрал надорский кабанчик, я спасал от узурпатора, а на суде вел себя всяко не гаже богоданного короля, так почему бы меня и не простить? Человек слаб и гнусен, а я человек, ваш брат, к слову сказать, и ни в чем по большому счету не виноват, так за что меня отвергать и бросать на съедение?

– Кому? Готти тебя и в рот не возьмет. – Марианна с ногами забралась на другое кресло и обхватила колени, будто деревенская девчонка или… Мэллит. – Робер, он в самом деле напакостил меньше многих.

– Он напакостил куда меньше меня. – На Салигане крови нет, а убийцу Гамбрина надо найти, и быстро. – Не могу говорить за регента…

– И не надо, – засмеялся маркиз. – Проэмперадор может казнить и миловать, вот вы меня и помилуете. В обмен на убийцу.

– Так вы его все-таки знаете?

– Я знаю, кто Гамбрина точно не трогал. «Висельники». Тень тому свидетель.

– Никто из моих не убивал гайифского посла. – Спутник Салигана, отделившись от стены, с которой словно бы сливался, изогнул полумесяцем большой и указательный пальцы левой руки и приложил к губам. – Я сказал.

– Это клятва, – объяснила Марианна. – Он сказал. Она услышала.

– Я должен этому верить? – пожал плечами Эпинэ, понимая, что верит. Не столько Салигану, сколько вот этому высокому грубоватому человеку. И Марианне.

– Лучше бы вам поверить, – буркнул маркиз, – иначе нам не сдвинуться с места. Тень ручается за своих подданных, я – за покойного. Конхессер был осторожен, как крыса, за него вечно расплачивался секретарь, а о плотских радостях покойный позабыл, когда мы с вами еще в девственниках ходили. Согласитесь, нет денег, нет и ограбления. И ссору он затеять не мог, не казарон.

– Допустим. – Предложение предложением, но почему не выходит как следует злиться на этого поганца? – Гамбрина не грабили, и он не приставал к грабителям и убийцам, тогда что случилось?

– Надеюсь, вы помните, что я оказывал конхессеру конфиденциальные услуги?

– Я помню, что сказал на суде Алва.

– Если б кэналлийцу это надоело, он бы с меня содрал шкуру. Если бы поймал, само собой. Но вóрону с оленем нравилось между делом подкармливать павлина спорыньей…

– Герцог Алва, – перевела Марианна, – и граф Савиньяк знали, что Салиган брал деньги у Гамбрина.

– Не брал, – запротестовал шпион, – получал в знак благодарности, потому и знаю его как облупленного. Конхессер из тех, кто барахтается до последнего. Сидеть мало что в мешке, еще и с завязанными глазами, когда любезное отечество дерут мориски, было не по нему. Можете оскорбляться, но Гамбрин не лучше вас. Родную бабушку утопит, жила бы страна родная, вот и принялся за тех, кого по старой памяти держал за жабры. А таких в Олларии не один и не два.

– И кто-то раздумал иметь дело с Гайифой? Похоже на правду, только кто?

– Будь это я, я бы тоже постарался сплавить посла закатным кошкам, но обормот вне закона дипломату без надобности. Конхессер мог бы вцепиться в вас, только чем припугнешь прощенного мятежника? Убийца кто-то тихий и праведный, и я его найду.

– Как?

– Растормошу былых собратьев по павлиньей кормушке и тех, кто мог оказаться таковыми. Скорее рано, нежели поздно я наступлю на нужный хвост, меня попытаются прикончить, и Джанис схватит убийц на месте. Соглашайтесь, Эпинэ. В конце концов, я рискую пусть и грязной, но шкурой, а вы – бумажкой с печатью. Дайте мне месяц. Если за это время я не окажу услуги Талигу, то просто удеру.

– А если Джанис не успеет к вам на помощь?

– Значит – судьба, но я в эту слепую сволочь не верил и не верю.

– Хорошо, я подпишу помилование, но охранять вас будет Карваль.

– Нет, – затряс головой Салиган, – так я не играю. Не судите о «висельниках» по не сумевшим вас захватить неумехам, у Тени есть и толковые ребята, но главное, они в истории с Гамбрином чисты, как ангельские задницы, а за ваших я не поручусь.

Зарычать Роберу не дала отошедшая в сторону панель, за которой обнаружились лесенка и барон, галантно подающий руку графине Савиньяк.

– Я подслушивала, – с достоинством сообщила высокородная дама. – Лучшего плана мы не дождемся, и Салиган прав. Это дело нельзя выпускать ни во дворец, ни в казармы.

 

3

 

Ловить так ловить, причем не откладывая. Маркиза Салигана в приличное общество вернула лично Арлетта, вернее, это маркиз галантно сопроводил графиню к накрытым столам. Робер и хозяйка задерживались, зато забежавший вперед хозяин очень мило поднял бровки и кинулся представлять гостей. Мевена, Дарави и Мэнселла Арлетта знала, ардорцев и парочку второсортных баронесс встречала. Оставшиеся трое, судя по физиономиям и опустошенности облюбованного ими края стола, могли быть лишь знаменитыми матерьялистами, тем паче один, как и обещал Марсель, напоминал сразу лисицу и ящерицу, а второй был щекаст и лыс. Значит, третий – не желающий быть бароном Фальтак.

– О! – воскликнул Дарави. – Салиган, а вы смелый человек! Так запросто явиться к обеду в… столь уважаемый самим Проэмперадором дом! А ведь вас ищут.

– Уже нет, – успокоила Арлетта. – Как вы можете видеть, маркиз найден и с учетом будущих заслуг почти прощен. Кстати, он в самом деле довольно смел, хоть и не той смелостью, которую я привыкла видеть рядом.

– Я предчувствовал! – провозгласил барон. – Я предчувствовал нечто подобное еще с утра и приказал приготовить осенний гальтарский соус! Желтки перепелиных яиц, белая горчица, оливковое масло, бальзамический уксус… Осень – пора возвращений и бесед с друзьями за достойным столом, но почему бы нам не заняться тем же в разгаре лета?! За ужин я ручаюсь, что до рассказов… Маркиз, чем вы занимались все это время?

– Я страдал, – объяснил Салиган, отодвигая даме стул.

– Придется поверить, – сухо бросил Мевен, – вы явно похудели.

– Связывать худобу со страданием – абсурд, – донеслось с философского конца. – Дурное питание, дурной аппетит и дурное пищеварение – вот истинные причины телесного истощения!

– А вы знаете, – весело произнесла Арлетта, – я готова согласиться. Не есть еще не значит страдать, и наоборот. Мой сын навестил в заключении Манрика и Колиньяра и нашел, что они поправились, а ведь эти господа, несомненно, страдают… Или одна из подруг моей юности. В очередной раз разочаровавшись в любви, она плакала и ела конфеты.

– Как мило! – воскликнул один из ардорцев. – Плачущая девица с конфетами, если она хороша собой, лично у меня вызовет немедленное желание… утешить.

– Вы такой шутник! – заулыбалась одна из баронесс. – Разве мужчины способны утешать? Они лишь разбивают наши сердца!

– Зато женщины, – нашелся ардорец, – всегда готовы утешить плачущего мужчину.

– Особенно если он хорошенький, – со смешком уточнил Дарави, удостоился игривого удара веером и ретировался подальше от расшалившейся прелестницы.

– У шадов страдающий ищет утешения не в вине, а в воде, – вспомнил ардорец.

– Отвратительно, – с чувством произнес Салиган.

– Все куда хуже, чем вы думаете, – улыбнулась Арлетта, – скорбящие шады воду не пьют, они совершают омовения. Случается, по восемь раз на дню.

– Слышите, Салиган? На Межевых вам пришлось бы либо ходить в счастливчиках, либо мыться!

Салиган что-то ответил, матерьялисты встрепенулись и ринулись в спор. Они ценили грязь и уже съели все, до чего могли дотянуться. Появилась хозяйка, но к столу не пошла, а тихонько встала у окна, улыбаясь и пряча улыбку за веткой лилии. Баронесса казалась тоньше и бледней, чем обычно, но такое после дневной любви случается, особенно с брюнетками. Когда Арно наезжал домой, ночей дожидались редко… Пятилетний Ли даже решил, что побледневшая мама больна. Как же они тогда смеялись! Что ж, Робер наконец-то полностью ожил. Прежний полуседой доходяга не смог бы ласкать женщину, когда в доме полно чужих и нужно ловить убийцу. Любовь не только убивает, но и лечит, так что пусть любят сильнее и дольше.

– Констанс, – у заявившегося вслед за Марианной Эпине красноречиво блестели глаза, – прошу простить мое опоздание. Дела…

– Герцог, – вместо приветствия требовательно спросил кавалер Дарави, – не подскажете, сколько раз мылся Шарль Эпинэ? Который был при Франциске?

– Маршал Шарло? При чем здесь он?

– А при том, – расплылся Дарави, – что он не мылся вообще. Не спешите вызывать меня на дуэль, мои предки не чище. Да будет всем известно, что рыцари мылись лишь дважды – при рождении и после смерти. И при этом ставили себя выше натуры!

– В этом доме не переводятся те, кому нравится кичиться грязными невежественными разбойниками, коими были их предки. Я не из их числа! – объявил философ с лисоящеричным лицом. – Восхваление любых ничтожеств, чьей единственной заслугой было потомство, в большинстве своем довольно жалкое…

– Ваши предки были не столь грязны, – перебил Мевен, – не столь невежественны или уклонялись от разбоя? Возможно, они проповедовали?

– Грязные разбойники в рясах ничем не лучше грязных разбойников в золоте!

– Вы с таким достоинством намекаете, что произошли от ызаргов, – поддержала беседу Арлетта. – Пожалуй, после ужина я все же начну вами восхищаться.

– Я произошел от того же животного, что и кружевные бездельники, и последние нищие, – сообщил, видимо, Сэц-Пьер. – Все мы остаемся животными, вынужденными удовлетворять свои потребности! Блудить, спать, жрать…

– Что до вас, то как вам будет угодно, – лениво оскалился Салиган, – я имею в виду ваших прародителей, но, как вы изволили выразиться, жрать с сегодняшнего дня вам придется в другом месте. Констанс, прошу меня простить, но грязное животное в этом доме отныне одно, и оно не потерпит соперников!

Дарави захохотал, барон развел ручками, баронесса… У залитого расплавленным золотом окна никто не стоял!

– Сударыня, – Эпинэ, все с теми же шалыми глазами, опустился рядом с графиней, – разрешите?

– Что?.. Конечно… Робер, где Марианна?

– Пошла… поправить прическу. Она скоро придет.

Лэйе Астрапэ, как выражается сын Жозины, хотя сейчас уместней помянуть закатных тварей. Самое для них время.

– Какой закат! – пробормотала Арлетта. – Золото… Текущее золото…

– Дорогая графиня, – барон со своим паричком был тут как тут, – вы что-то сказали?

– Ничего, – протянула женщина, косясь на заоконный пожар, – просто мне захотелось еще раз взглянуть на вашу маску. Пока не сгорело.

 

 

Глава 8