Год К. С. Ночь с 6-го на 7-й день Летних волн

 

1

 

«Хитрый селезень» уходил с вечерним отливом. Шкипер умело лавировал, и северная звезда Ретаннэ, что ведет моряков в открытом море, висела то по носу, то по правому борту. Руппи следил за звездой, лениво удивляясь удаче и тому, что больше не нужно ни ждать, ни убегать. Спать хотелось зверски, но сначала требовалось оторвать ладони от влажного дерева, спуститься в каютку, стянуть сапоги…

Сзади затопали, но Фельсенбург не обернулся, только захотел, чтобы пробежали мимо. Желание не исполнилось: кто-то шумно засопел и доложил, что пожилой господин ждут в своей каюте. Руппи кивнул и побрел за посыльным – молодым парнем, чем-то похожим на шкипера. Поднимаясь на борт, лейтенант был готов и к докладу, и к разговору, но Грольше сказал, что Олаф спит, и Руппи, сам не зная почему, обрадовался отсрочке.

– Вот, – сказал провожатый, – тута. Шкипер свою уступили.

Каютка была крохотной, но Олаф в ней выглядел уютно, что ли. Мысль была глупой, и улыбка, которая помимо воли растянула губы, тоже.

– Здравствуй, – поздоровался адмирал цур зее. – Садись. Ты все это сделал один?

– Как бы я смог? Нас было…

– Йозев мне рассказал, что знал. Само собой, тебе понадобились люди, и ты их нашел, но без тебя ничего бы не было. Так?

– Не знаю. – Руппи не врал. Кто-то мог попытать счастья прямо у ратуши. С того же Луциана сталось бы пустить в ход не только золото, но и Свечу, да и Шнеетали… Ну не могли же они сидеть просто так?!

– Я боялся, что тебе подсказали…

Олаф? Боялся?!

– Мне подсказывали… Йозев, Грольше, епископ…

– Но решил ты сам?

– Да.

– Расскажи, как это было.

Доложить просто, но Олафу нужен не доклад.

– Мама сожгла ваши письма. – Прости, мама, но адмирал должен знать, что его адъютант не прятался! – Поэтому я и не отвечал. Я был в полном неведении, пока не оказалось, что к нам едет Гудрун… принцесса Гудрун.

– Постой. Твоя мать сказала, что сожгла мои письма? Но я тебе не писал.

– Не писали?

– Я не нарушал закон, да и зачем бы? Ты не стал бы лгать под присягой, а и кесарю, и мне, и бедняге Шнееталю требовалась правда.

Значит, мама сожгла подделку! Убийцы начали с писем, не вышло, придумали фальшивого Дица и добились бы своего, не вмешайся она … О таком не расскажешь. Схватка и танец, танец и ветер… Это поймут лишь те, кто хоть раз целовал чудо с чаячьими крыльями. Пусть смертельно опасное, плевать, от смерти жизнь лишь становится ярче!

– Мой адмирал, – Руппи сделал усилие и вернулся в уютную каюту к ждущему ответа человеку, – меня собирались выманить из замка и убить, прежде чем я дам показания. Первое им удалось, второе нет, но возвращаться в Фельсенбург я не стал. Поехал под чужим именем в Эйнрехт разобраться в том, что происходит. Мне не хотелось встречаться с родственниками, и я отправился к Файерманам. Мастер Мартин мне сказал, что кесарь болен, а регентом стал Фридрих. Дальше мне просто повезло. Я встретил адрианианцев и занял у них денег, потом отыскал боцмана Канмахера. Его внук был моим другом…

– Я помню обоих… Обвинитель много говорил о молодом человеке с твоими приметами. Ты дал повод?

– Не думаю. Я вызвал и убил двоих придурков. – Пока двоих, только Олаф не Фридрих, чтобы обещать ему чужие шкуры. – Кроме покойных, меня никто не видел.

– Ты дрался из-за меня?

– После дуэли я встретил адрианианцев, – попытался уйти в сторону лейтенант. – Мы поладили. Мне кажется, епископ Луциан на самом деле магнус Славы, потому что…

– Не части́, – устало попросил Олаф. – Я все равно скажу тебе что должен. Я не хотел умирать, тем более так…

– Мой адмирал…

– Руппи, пожалуйста, помолчи. Я понимаю, что ты, что вы все для меня сделали. Помнишь полковника, который освободил Алву?

– Конечно! Если честно…

– Если честно… – улыбнулся, именно улыбнулся Ледяной. – «Что по силам лучшему из фрошеров, то по силам и худшему моряку его величества…» Только Людвиг при всей своей гордости так и не взял Хексберг, а мы двое… Ты смог повторить сделанное фрошером, я – нет. Алва вернулся в тюрьму, я позволил себя увести. Да какое там позволил, я счастлив, что остался в живых, хотя умереть достойно, надеюсь, все же сумел бы.

– Алва возвращался не на плаху, и потом…

– Сейчас ты скажешь, что я должен жить ради Дриксен, справедливости и так далее, – ровным голосом произнес Ледяной, и Руппи промолчал, потому что собирался сказать именно это. – Я бы тоже так считал, если бы сохранил флот и людей, но они погибли. Все, кроме Бермессера и нашего шкипера, которые наплевали на мой приказ.

– Но вы же были правы! Никто не мог знать про шторм…

– Никто, – согласился адмирал цур зее. – Если б я был судьей, честным судьей, я бы вынес такому, как я, оправдательный приговор, но законы – не всё. Есть удача, и есть нечто большее… Я больше не вправе вести за собой флот.

– А кто вправе? Бермессер? Северяне, которые фрошеров в глаза не видели? Кроме вас, некому…

– Потому что Шнееталь, Доннер, Бюнц на дне. Потому что я отдал приказ защищать купцов и дожидаться ночи. Любой другой приказ – любой! – был бы лучшим… Сцепись мы на абордаж, сдайся, удери, кто-то да уцелел бы…

Руппи уже слышал что-то похожее… Точно! Говорили об отце Александере и о том, что смерть в бою не самое страшное. Аристид ушел, Олаф – нет, ошиблись оба. Они с Грольше тоже могли ошибиться с местом засады, не справиться с охраной, не суметь сбить с толку погоню, только это совсем не то, что молчание Бруно… Как уход Аристида – не то, что бегство этой кошачьей «Звезды».

– Бермессеру место на рее, – выпалил лейтенант, – вместе с его… лжесвидетелями. Не хотели мокнуть, будут сохнуть! Удача… она приходит и уходит, а подлость остается! Мы обещали «Ноордкроне», и мы сделаем…

– Да, – Ледяной задумчиво тронул шрам, – ты умеешь решать за себя и за других. Научиться такому нельзя, скорее наоборот.

 

2

 

Ричард выскочил из будуара в приемную, ничего не соображая, и едва не налетел на своего бывшего эра. Рокэ полулежал в том самом обитом алым бархатом кресле, где… Как он попал во дворец? Или это мóрок, бред?!

Юноша замер, не отрывая глаз от Алвы. Тюрьма мало изменила Ворона, разве что сошел загар, и сочетание белой кожи, черных волос и ярко-синих глаз превратило герцога в существо из иного мира.

– Эр Рокэ…

Красивая голова медленно повернулась, звякнули цепи. Герцог отнюдь не казался слепым, а в углах губ играла обычная усмешка.

– Окделл? Не лучшее место для встречи и не лучшее время. Я посоветовал бы вам уйти, эрэа сейчас вернется. Ей не понравится, что мы беседуем.

– Она… Катари не вернется!..

– Откуда подобные сведения? – Нет, он все-таки изменился, этих кругов под глазами раньше не было…

– Я… Я все слышал, эр Рокэ… Слышал, что она… Я убил ее!

– Вот как? – Темная бровь знакомо приподнялась. – Иногда случаются престранные вещи.

– Я все слышал, – в отчаянье повторил Ричард, – и я убил ее. Я…

– Роскошно. – В голосе Рокэ зазвучали властные нотки. – Как ты ее убил?

– Кинжалом Алана…

– Кинжал остался в ране?

– Да, но… эр Рокэ, я убил Катари!

– Спокойно, юноша! – Именно так маршал разговаривал на тренировках, когда Дик мечтал убить его. Хотел убить Ворона, а убил королеву, свою королеву… – Кинжал тот самый? С вепрем?

– Тот… эр…

– Спокойно! – Рокэ слегка повысил голос. Раньше это бесило, теперь сбросило камень с души. – Пройди в кабинет – там на стене должен быть кинжал в синих бархатных ножнах… Клинок трехгранный, на нем клеймо в виде вихря. Принеси его.

– Эр Рокэ…

– Ричард Окделл!

Дикон переступил через лежащую ничком Катарину и шмыгнул в кабинет. Он был здесь только раз и не заметил развешанного на шкуре черного льва оружия. Рокэ не ошибся – кинжал в синих ножнах был на месте, и Ричард его взял.

– Нашел? – Голос Рокэ был спокойным и требовательным, как на учениях.

– Да.

– Очень хорошо. Теперь подойди к столику с инкрустацией. Он в углу. Там должен лежать ключ. Не знаю, как он выглядит, но вряд ли его создавали лучшие ювелиры.

– Да… Лежит…

– Катарина всегда то, что могло понадобиться, клала туда. Сними с меня цепи.

Ричард повиновался. Он совершенно успокоился, немного тревожило лишь отсутствие Моро. Предложить Караса? Раньше Ворон не терпел линарцев, но другого выхода нет.

Снять цепи оказалось более чем просто. Вставая, герцог пошатнулся, Дикон успел его поддержать.

– Спасибо, – так маршал благодарил оруженосца за принесенный плащ, – полгода в кандалах – это весьма неприятно. Где она лежит?

– У окна. Вы…

– Здесь, – Рокэ улыбнулся, – я могу ходить ощупью. Дай мне кинжал.

Он и впрямь знал в покоях Катари каждый пуфик. Еще вчера это было оскорбительным, сейчас Ричард, словно в полусне, следил за тем, как бледный черноволосый человек приближается к распростертой на полу женщине и встает перед ней на колени. Узкая рука тронула роскошные волосы, скользнула по шее вниз. Это не было лаской – Рокэ искал убившее Катарину оружие.

– Отойди, может брызнуть кровь!

Дик сделал шаг назад, и Алва выдернул клинок из раны.

– Возьми и оботри как следует!

– Зачем?

– Затем, что ее убил не ты фамильной реликвией, а я – кинжалом из спальни… Я знаю оба клинка – разобрать, каким нанесли рану, можно, но с трудом. Вряд ли те, кто сюда заявится, усомнятся в орудии и убийце. Ты пришел тем ходом, что скрыт зеркалом?

– Да.

– Отправляйся им же назад. Тебя тут не было!

– Эр Рокэ…

– Тебя тут не было! – слегка повысил голос бывший маршал. – Скоро начнется переполох. Не забудь спросить, что случилось, и изобразить вселенскую скорбь. У тебя это неплохо получается…

– А вы?

– Я? – Рокэ пожал плечами. – Последним преступлением Ворона станет убийство доброй и прекрасной королевы. Думаю, ее причислят к лику святых. Несчастная решила утешить и вразумить закоренелого злодея. Она призвала его к себе, освободила от оков, а злодей, воспользовавшись добротой ее величества, всадил ей в грудь нож…

– Рокэ, – Ричарду вдруг стало очень страшно, – но как же вы, один… У вас даже лошади нет… Как вы…

– Не бойся меня обидеть. Что есть, то есть – я слеп. Потому-то я никуда и не пойду.

– Вы… После всего, что они с вами сделали?! Вы давно уже не заложник – король мертв, город взят! Захватить Ноху им было еще важней, чем получить вас.

– В чистоте их намерений я никогда не сомневался. – В синих глазах мелькнуло что-то похожее на грусть. – Какой же ты еще мальчишка, Дикон. Я не собираюсь возвращаться в Ноху, а на воле, как ты правильно заметил, слепому делать нечего. Лучшее и единственное, что я могу, – это умереть. И я умру, но без цепей и от собственной руки. Еще утром я и мечтать не смел о таком счастье.

– Рокэ! Не надо!

– Дик, поверь – дышать, пить и есть еще не значит жить. Это так, спроси об этом хоть… Короче, дай Зверь тебе этого не узнать никогда, а теперь убирайся.

– Я не уйду, – тихо сказал Ричард Окделл.

– То есть? – Когда-то кривоватая усмешка вызывала приступ ярости, теперь Дику захотелось заплакать.

– А то, что королеву убил я, и я за это отвечу! Мы или уйдем вместе, или вместе останемся. Вас я им живым не отдам и сам не сдамся, но правду узнают все!

– Все? – Ворон вздохнул. – Семь клириков, которых не взяли бы даже на живодерню по причине жестокости, и дюжина стражников… Эти, сделав свое дело, навеки забудут о том, что видели. Не валяй дурака, Дикон. С ними тебе не по пути, это так. Когда все уляжется, выбирайся из города и скачи в Гальтары. Анакс тебя примет. Мой совет – скажи ему все.

– Я не уйду без вас, – прошипел Ричард, – слышите, вы, Рокэ Алва! Не уйду! Вашим последним убийством будет не Катарина, а я! Хотя меня вряд ли убьют… Я займу ваше место в Нохе, но какое вам дело до бывшего оруженосца?! Тем более что он вас предал!

– Болван, – безнадежно пробормотал Рокэ. – Неужели ты не понимаешь, что я не хочу жить?

– Зато я хочу, чтоб вы жили! – почти выкрикнул Дикон. – Хочу!

– Ты как женщина – не переспоришь. Тогда тебе придется стать вором.

– Вором?

– Если ты собрался прятать слепца, по следам которого кинутся все крысы Нохи, тебе понадобится золото, и много. Открой бюро, там лежат королевские кошельки, а на туалете стоят шкатулки с драгоценностями.

– Эр Рокэ…

– Ты, кажется, собрался меня спасать?

Ричард молча пошел к бюро. Там и впрямь оказалось несколько туго набитых кошелей. С драгоценностями было сложнее – пришлось выбирать те, которые можно сбыть без особого риска.

– Я собрал, – коротко доложил юноша.

– Хорошо. Теперь пройди в спальню и поверни третью розетку справа от окна. Помнится, там был тайник, а в нем плащ с капюшоном и фонарь.

Когда Дикон вернулся к Ворону, тот сосредоточенно разбрызгивал по комнате благовония.

– Это нравилось любовникам, но наверняка не понравится собаке.

Рокэ уверенно направился в угол, где стояла статуя мужчины с кабаньей головой, щедро плеснул розовым маслом на ее подножие и что-то нажал. Щелкнуло, и человековепрь медленно сдвинулся, открыв черный прямоугольный колодец.

– Все, Дикон, – тихо сказал Рокэ Алва, – больше я тебе не помощник. Дальше будешь водить меня за руку.

К горлу юноши подскочило что-то горячее.

– Я поведу, Рокэ. Все будет хорошо, вот увидите.

– Увижу? – Алва коротко засмеялся.

 

3

 

Жмотничать при удаче последнее дело – сегодня полсалаки сберег, а завтра целый кит мимо рта! Некормленая судьба такое тебе устроит – локти кусать начнешь вместе с пятками. Юхан предпочитал пробовать на зуб не грязные пятки, а чистое золото, вот и не жался. Гулять так гулять, а уж если с прибытком со сковородки соскочил… Тут, господа селедки, всё на стол, чтоб ломился! И он ломился. Добрый шкипер перед отходом успел заскочить в местный кабачок, что при всей своей неказистости по части горячительного обставил бы лучшую столичную харчевню. Хозяин, старый знакомец, подвалами не бахвалился, но надежные люди могли по разумной цене получить хоть касеру, хоть кэналлийское. Добряк был надежным – сам это кэналлийское, случалось, и подвозил. Пару бочонков «Слезы» Юхан для пассажиров прикупил, но собственная душа требовала родного и крепкого. Можжевеловой она требовала и свиных колбасок, которые долго не провозишь. Ну и общества, как же без него.

Лезть к господину адмиралу цур зее, пусть и беглому, шкипер счел излишним. Молодого Фельсенбурга, когда тот на борт поднялся, разве что из стороны в сторону не мотыляло – еще бы, три дня в седле не спамши и, знал Юхан таких, наверняка не жрамши. Зато старый Канмахер с Грольше были самое то! Их Юхан и пригласил заодно с напросившимся в Седые земли Лёффером. Бывшему партнеру здорово припекло пятки, и, что самое подлое, не по собственной дури, а по начальственному гадству. То, что уцелевших у Хексберг начали топить в дерьме, не удивляло, но уж больно шустро уроды взялись за дело. Само собой, Добряк Лёффера не бросил – и человек хороший, и лишнего теперь не скажет. Не хватало из-за притырка-интенданта угодить на каторгу. Нет уж, лучше Седые земли…

– Хороший фрахт! – объявил Добряк, удовлетворенно оглядывая гостей и ставшую на первые четыре тоста столом лавку. – Просто отличный, и мой первый тост за «свата» – господина Канмахера, сведшего меня с господином Фельсенбургом! Первый до дна!

Выпить сразу не вышло: Грольше кружку не уронил – сноровки хватило, – но глаза выпучил, как хороший рак. Не знал! Ничего ж себе господин Руперт, выдернул своего адмирала из регентской пасти и не признался.

– А чего трепаться было? – заявил в повисшей тишине Канмахер. – Мы ж Ледяного спасали, а тут и рявкнуть случалось, и поспорить. Много ты б с Фельсенбургом бодался, если бы знал?

– Торстенова сила, сроду задниц не лизал!

– Тут лижи не лижи, все одно б сбивало, а так мало ли у Ледяного адъютантов было. Да и парням, что по домам наладились, проще. Не знаешь – не проболтаешься.

– Так-то оно так…

– А раз так, пожалей можжевеловку. Киснет.

– До дна за господина Канмахера, нашедшего фрахт, – вежливо напомнил Лёффер, – и господина Фельсенбурга, этот фрахт оплатившего.

На этот раз приняли как полагается. Юхан послюнил палец, поймал ветер и остался доволен. Выбравшись из бухты, «Селезень» весело бежал на север, место было нахоженным и без подвохов, так что шкипер мог и жизни порадоваться, чем Юхан и занялся, не забывая выспрашивать гостей. Слушать, как умыли паршивца, из-за которого пришлось удирать, было не только приятно, но и полезно. Раз уж связался с родичем кесаря, надо узнать про него побольше.

– Как вы карету поймали, понятно. – Юхан вытащил заветную фляжку и положил перед собой. Можжевеловка была та же, что и в кружках, но чего бы цыпочкам не глянуть на звезды? – А вот как вы охрану уделали? Пятеро покойников на такое дело – это тьфу…

– У них пятеро, – уточнил Грольше, – а у нас только Штуба поцарапался, да и то не о гвардейца. Точно говорю!

– Вот и я о том. Сглазили их, что ли?

– Можно сказать и так. – Старый Йозев вгляделся и из всех колбасок выхватил самую поджаристую. – Руперт и сглазил. Волчьим салом. Охотничьи фортели…

– У нас ум расшелся, что с этими копытными делать, – признался Грольше. – Ну, пяток, допустим, с крыши положим, ну десяток, а остальных – куда? Да пока мы с ними возились бы, Ледяного б кончили или уволокли. И хоть бы клячи эти выстрелов и огня боялись, так ведь нет! Только что фейерверки не жрали… Торстенова сила…

– Ты осторожней! – Был кашель случайным или намеком, но кружки Юхан наполнил всем. – Будем здоровы!

– Будем, – заверил Лёффер. – Вас смущали кавалеристы, и?..

– Тут лейтенант и скажи. Вы, дескать, моряки, откуда вам знать, что с конями делать, а меня чуть в кавалерию не занесло, и вообще я в лесу рос… Мы не верили, так он нам показал. Уж на что водовозные лошаденки смирные, а как понесут! Чуть бочку свою не раскурочили. Короче, убедил. Передних мы пропустили, потом карету кошками, а охране под зад волчье сало. Лейтенант раздобыл. Ну гвардейцы и дунули! Улица узкая, не развернуться. Пока кляч своих уняли, пока то, пока се, а им вслед запряжных шуганули…

– Очень хорошо придумано, – похвалил дожевавший четвертую колбаску Лёффер. – Нюх у лошадей под стать собачьему, а страх у травоядной жертвы – в крови, да и заводят они друг друга. Не охотничьи лошади от волчьего запаха могут понести…

– Какое там могут! – хмыкнул Канмахер. – Видел бы ты…

– А задних куда? – полюбопытствовал шкипер и ненароком отодвинул блюдо от лейтенанта. Не из жадности – для порядка.

– А задних, – подавил смешок Грольше, – нашпиговали. Мукой с перцем. Карета проехала, караул пошел, ну мы им под ноги с крыш мешки. Да не простые, а из лоскутьев, гнилыми нитками сшитых. Нитки от удара в клочья, мука с перцем столбом, куда тебе дым! Пока прочихались, мы Ледяного, дай Создатель ему здоровья, под руки и в проулок, а проход каретой заткнули…

– Здоровье адмирала цур зее! – поднял кружку Лёффер. Юхан задумчиво кивнул. Фельсенбург в самом деле оказался хорош, но переводить лучший алатский перец на гвардейский чих?! Чисто дворянская придурь! Можно подумать, с чем подешевле хуже бы вышло.

– Вы на перце тысячи три потеряли, не меньше! – не смог промолчать Клюгкатер. – Сказали б для чего, я бы не алатский сторговал, а ардорский.

– Пускай, – засмеялись сзади, и это оказался помянутый Фельсенбург. – За удачу и больше не жалко!

– Если бы за удачу! – Знай Юхан, на что пойдет жгучее золото, он бы все равно ловчить не стал. Лучший так лучший, мое дело – добыть что заказано, но зло брало… – Выкинули бы за борт, слова б вам не сказал, только судьба объедки не жрет! А убытки по глупости – те же объедки.

– Я прошу прощения у судьбы. – Фельсенбург отцепил что-то от пояса – кошелек! – и швырнул за борт. – Но только у судьбы и только за перец. Теперь годится?

– А то! – восхищенно крякнул Клюгкатер. – Выпьете?

– Выпью.

Кружек было только четыре, и Добряк без колебаний протянул Фельсенбургу флягу. Предвкушение удачи размером с хорошего кита стало чуть ли не осязаемым. Нет, не зря он поил в «Бородатом Карле» самых отъявленных метхенбергских бездельников и поминал взятые морем души и душонки. Помогло, господа селедки, как есть помогло.

Мягкий шлепок, и среди кружек возникло что-то светлое и лохматое. Кошка! Та, что приволок Фельсенбург, и самой везучей расцветки. Юхан только рад был, он так и так собирался завести на «Селезне» кота вместо отплававшего свое рыжего Плута.

– Цыпочка! – Шкипер ухватил гостью за шкирку и поднял. Тяжеленькая тварь висела безропотно, но смотрела со значением. – Если… Когда я заведу вторую посудинку, назову «Трехцветная кошка». Чтоб к удаче! Э… Четвертый тост идет, а ну подпевай, кто к крабьей теще не желает!

 

Кружку поднять и пить, найерелла,

Нам пить до утра, пока отлив не настал.

 

Первой «запела» отпущенная Гудрун. Юхан умилился, бросил вестнице удачи последнюю колбаску и обнял за плечо Грольше:

 

Найерелла-лерела,

Нам пить до утра!..

 

 

Часть четвертая

«Звезда» [8]

 

Нам следовало бы удивляться только нашей способности чему-нибудь еще удивляться.  

Франсуа де Ларошфуко

 

 

 

Глава 1