Недостатки в договорных обязательствах

 

Соглашение является выражением воли и поэтому всякое обстоятельство, которое серьезно воздействует на волю сторон, так что делает их неспособными притти к соглашению, к consensus ad idem, по необходимости оказывает пагубное влияние на действительность договора. Право есть практическая сфера, сохранение в силе договоров есть дело весьма важное, и поэтому незначительные влияния на состояние духа как, например, головная боль, которые в конкретном случае могут вывести человека из состояния равновесия, не дают ему оснований отступиться от своего обязательства. Но кроме общих оснований, каковы, например, несовершеннолетие, душевная болезнь, неправоспособность корпорации, о которых мы уже говорили выше, общее право и право справедливости признают, что некоторые виды воздействия, примененные в момент совершения договора, в той или иной мере способствуют недействительности договора. Из них наиболее важными являются принуждение (duress или constraint), обман или ложное сообщение фактов и заблуждение.

Duress, с точки зрения общего права, есть физическое принуждение, примененное к лицу с целью побудить его вступить в договор. Примером является случай, когда человеку приставляют к виску револьвер или когда его содержат под стражей до тех пор, пока он подпишет документ.

Но общее право признает также, что мужчина, жене или ребенку которого угрожают насилием, чтобы понудить его подписать обязательство на крупную сумму, может ссылаться на принуждение. Во всех подобных случаях договор является ничтожным с самого начала, даже если это приносит ущерб добросовестному держателю обязательства, ибо не возникает вообще какого‑либо обязательства.

Право справедливости идет дальше этого и признает, что даже злоупотребление влиянием (undue influence), при отсутствии угрозы физическим насилием, может влиять на способность человека оценить значение данного соглашения. Трудно определить понятие «злоупотребление влиянием», но можно сказать, что речь идет о моральном давлении более сильного характера на более слабый, используемом к невыгоде более слабого, без того, чтобы последний это сознавал. Когда опытный и ловкий человек, занимающийся денежными ссудами, вступает в сделку с молодым человеком, не имеющим деловых знаний, то право справедливости признает, что стороны находятся в неравном положении. И если представлены доказательства, что первый применил в отношении последнего «злоупотребление влиянием», то право справедливости не признает договора. Далее, право справедливости даже устанавливает презумпцию наличия «злоупотребления влиянием» в некоторых случаях, например, в случае взаимоотношений родителя и ребенка, бывших опекуна и подопречного, бывших доверительного собственника и бенефицианта, священнослужителя и прихожанина, врача и пациента, адвоката и клиента. В этих случаях более сильная сторона не получает исполнения по договору, если не докажет отсутствия влияния с ее стороны.

Но, по общим правилам справедливости, всякое третье лицо, которое добросовестно и за встречное удовлетворение приобрело какое‑либо право по договору, получит защиту. Это имеет место и в тех случаях, когда (как в случае лиц, занимающихся денежными ссудами) право на получение удовлетворения основано на законе. Однако, всякое лицо, которое, зная о своем праве добиться аннулирования договора в силу того, что он заключен под действием физического принуждения или злоупотребления влиянием, добровольно воздержится от этого требования тогда, когда оно будет свободно от таких воздействий, будет считаться подтвердившим договор.

Fraud (обман) есть основательное и имевшее успех введение в заблуждение одной стороны в договоре, совершенное другой стороной или его представителем, с целью побудить обманутую сторону вступить в договор. Лицо, которое будучи стороной в договоре, фактически не подверглось обману со стороны другого участника договора, не может претендовать на признание договора недействительным на этом основании; самый же обман для того, чтобы на него можно было сослаться, должен быть ложным сообщением (misrepresentation), совершенным сознательно или по небрежности, которое касается существенного факта и которое действительно побудило обманутую сторону вступить в данный договор. Так, например, если стороны заключают договор купли‑продажи скаковой лошади и продавец ложно заявит, что лошадь была продана на предыдущих торгах за пятьсот гиней, то такое заявление, если ему поверил покупатель и на нем основывал свое согласие, может служить основанием для аннулирования продажи; но высказанное мнение, хотя бы и неправдоподобное, что данная лошадь «несомненно на предстоящих дерби придет первой», не служит таким основанием. Как мы увидим в следующей главе, обман является также основанием для самостоятельного иска об убытках, основанного на общем праве.

Право справедливости, однако, пошло дальше общего права и признало, что сообщение ложных фактов является само по себе основанием для недействительности договора. Правом справедливости давно уже признано, что даже добросовестное сообщение ложных фактов по существенным обстоятельствам, которое может склонить другую сторону к заключению договора и которое на деле имело такое влияние, является основанием для признания договора недействительным. По общему правилу, простое умолчание о существенных фактах во время переговоров о заключении договора не составляет обман, если такое умолчание не является намеренным; в случае намеренного умолчания – налицо обман. Но, в некоторых случаях, например, при заключении договора страхования, гарантии, может быть – в случае товарищества, даже добросовестное умолчание о существенном факте может служить основанием для аннулирования договора, однако, добросовестные третьи лица, которые приобрели права по этим договорам за встречное удовлетворение, не должны при этом пострадать. Но, вследствие того, что право справедливости первоначально не могло служить основанием для присуждения убытков, в этом случае нет иска против лица, сделавшего ложное заявление, за исключением некоторых случаев ответственности по закону за ложные утверждения в проспектах о выпуске акций и облигаций.

Заблуждение (mistake) в некоторых случаях является, основанием для признания договора недействительным. Надо, однако, тщательно усвоить, что заблуждением в данном случае не является ошибочное суждение или отсутствие знаний, а только лишь неправильное представление о существенных фактах. Часто о человеке, который безрассудно инвестировал свои средства, говорят, что он «сделал ошибку», но в данном случае нет оснований для признания договора недействительным. Также человек, купивший картину в уверенности, что она принадлежит кисти Рубенса, но впавший в ошибку, не имеет оснований требовать признания недействительности договора, если только другая сторона не ввела его сознательно в обман или если он не выставил условия, чтобы кап‑тина принадлежала Рубенсу. Заблуждение для того, чтобы служить основанием для признания недействительности договора, должно быть ложным представлением о существенном факте, лежащем в основе данного договора, каковое представление возникло не вследствие небрежности лица, требующего аннулирования договора. Разумеется, если заблуждение вызвано намеренными действиями другого лица, то имеет место обман, о котором оказано выше. Но независимо от вины другой стороны, если сторона, стремящаяся к аннулированию договора, заблуждалась в самой природе сделки (например, подписала вексель, полагая, что она поставила свидетельскую подпись на завещании), или – в отношении личности другой стороны (например, послала по почте заказ А, полагая, что отправила заказ Б), или в предмете сделки (например, купила партию пшеницы или льна, полагая, что покупает пеньку), то такое лицо может добиться признания договора недействительным даже по началам общего права.

Даже в случае некоторых менее значительных ошибок, если обе стороны находятся в заблуждении, «справедливость» служит основанием для признания договора недействительным, за исключением тех случаев, когда сторона, которая отстаивает его действительность, готова выполнить договор в соответствии с теми представлениями об этом договоре, которые были у обеих сторон в момент его заключения. Так, например: двое родственников ведут переговоры о купле‑продаже в отношении каких‑либо семейных ценностей, полагая, что они стоят 50 ф. ст. Когда же сделка заключена, то оказывается, что они стоят 500 ф. ст.; в этом случае суд, по всей вероятности, не взирая на принцип caveat emptor, признает сделку несостоявшейся, разве бы покупатель согласился уплатить действительную стоимость предмета. Когда речь идет о менее существенных ошибках, нежели указанная выше, то суд часто, пользуясь своей дискреционной властью, приходит к заключению, что для одной стороны является неразумным настаивать на исполнении сделки, и в этом случае суд отказывает истцу в присуждении ему исполнения в натуре (в порядке «права справедливости»), оставляя за ним право лишь на возмещение убытков.

3. «Встречное удовлетворение». Мы уже обсуждали достаточно подробно природу этого существенного элемента простых договоров; здесь необходимо прибавить лишь несколько слов по вопросу о видах встречного удовлетворения.

Первоначально считали, что встречное удовлетворение должно заключаться в действии уже совершенном (quid pro quo), в результате чего лицо, в интересах которого совершено это действие, принимает на себя обязательство по договору. В настоящее время такого рода утверждение считалось бы неправильным. Подобное встречное удовлетворение в настоящее время именуется past consideration («бывшее встречное удовлетворение»), которое не может служить основанием для простого договора. Например, если я, движимый чувством благодарности в отношении лица, которое спасло моего тонувшего ребенка, в письме, обращенном к этому лицу, обещаю ему уплатить 100 ф. ст., то такого рода обещание с правовой точки зрения не имеет для меня связующей силы, ибо услуга данного лица не была дана мне как встречное удовлетворение за принятое мною на себя договорное обязательство, но совершена независимо от последнего. Но если я вижу моего ребенка утопающим и, не умея сам плавать, обращаюсь к другому лицу и говорю ему: «спасите его, я уплачу 100 ф. ст.», и если это лицо совершит предложенное, то возникает юридически действительный договор. В данном случае я предложил принять на себя обязательство за действие, выполнение которого привело к совершению сделки. Такого рода договор часто именуется «исполненным», но это выражение может ввести в заблуждение, ибо «исполненным» является не договор, а встречное удовлетворение. В данном случае встречное удовлетворение имело место не в прошлом, так как оно дано против обязательства, принятого на себя другой стороной.

Вскоре, однако, стало ясным, что принятие на себя обязательства само по себе может служить встречным удовлетворением за другое обязательство. Такое заключение было совершенно необходимым. Без него огромное большинство повседневных договорных соглашений оказалось бы немыслимым. Например, человек предлагает мне в течение одного дня работать в моем саду, если я уплачу ему 5 шиллингов, т. е., другими словами, он берет на себя обязательство работы, если я приму на себя обязательство уплаты 5 шиллингов. Его обязательство является встречным удовлетворением против моего обязательства уплаты 5 шиллингов. Такого рода встречное удовлетворение называется «будущим» или подлежащим выполнению в будущем, встречным удовлетворением (executory), в этом случае каждая из сторон является как кредитором, так и должником по обязательству. Здесь налицо «обязательство за обязательство». В данном случае договор является заключенным с того момента, как стороны обменялись взаимными обещаниями, тогда как в первом из указанных случаев договор возникал лишь с момента совершения действия (спасения утопающего).

С точки зрения строгого толкования доктрины встречного удовлетворения последнее должно исходить от верителя. Другими словами, нельзя предъявлять иск на основе обязательства из договора, если лицо, предъявляющее иск, само не представило встречного удовлетворения в обмен на обязательство ответчика. Некоторые недавние судебные решения, однако, не согласуются с этой теорией. Вопрос этот слишком сложный для того, чтобы обсуждать его здесь. Однако, совершенно ясно, что, как уже отмечено, никто не может предъявлять иск по договору, если он не является стороной в этом договоре или представителем стороны (за исключением случаев, когда он на то уполномочен по закону).

Необходимо также иметь в виду, что английское право, хотя и считает, что встречное удовлетворение является существенным элементом всякого простого договора, заключенного в письменной или устной форме, однако, за редкими исключениями, не требует того, чтобы встречное удовлетворение было эквивалентно. Стороны свободны сами определять условия совершаемой сделки. Налицо может быть много причин, в силу которых торговец соглашается сбыть свои товары по низкой цене, или работник выражает готовность выполнить работу за малое вознаграждение, либо собственник дома готов отказаться от своих прав на дом на льготных условиях. Однако, в тех случаях, когда несоответствие встречного удовлетворения обязательству другой стороны настолько явно, что возникает мысль о наличии в данном случае обмана или ошибки, закон считает нужным обратить внимание на такие случаи. Это имеет место также в тех случаях, которые касаются ограничения торговой деятельности (о чем речь будет ниже), и когда суды считают необходимым применить принцип публичного порядка. Некогда считали возможным признавать недействительность сделок по продаже «будущих прав» на том основании, что обусловленная цена является не эквивалентной; однако, ныне и в этих случаях действует общее правило, изложенное выше.

Выше было уже отмечено, что в XVI в., т. е. в период развития доктрины простых договоров, английские суды имели уже долгий опыт применения некоторого ограниченного числа формальных договоров или соглашений, носящих полудоговорный характер, которые имели вид документов за печатью (cognovits, tallies и др.). Надо было считаться с существованием такого рода соглашений, которые признавались королевским судом в течение ряда столетий. В отношении этих договоров было невозможно настаивать на том, чтобы к ним применять требования о встречном удовлетворении. В настоящее время из указанных формальных договоров сохранили силу лишь контракты в форме документов за печатью. Примером являются облигации или акты, именуемые deed. Такого рода акты имеют связующую силу при отсутствии встречного удовлетворения. Однако, по такого рода актам суды не предоставляют основанного на праве справедливости исполнения в натуре. Более того, даже с точки зрения права, эти акты в настоящее время стоят на втором месте по сравнению с требованиями, основанными на встречном удовлетворении.

Упомянув о форме договоров, мы должны указать на те виды договоров, которые в силу постановления закона не могут служить основанием для иска, если по ним нет письменных доказательств. Не следует, однако, смешивать эти два вопроса (о форме и о письменных доказательствах), ибо в случае «формальных» договоров форма является существенным условием действительности договора, тогда как для тех договоров, о которых мы говорим сейчас, письменное доказательство существенно лишь для их доказывания в случае искового требования.

Лучшей иллюстрацией значения этого различия является то, что даже при наличии письменных доказательств по простому договору необходимо наличие встречного удовлетворения, причем, за исключением договора поручительства и продажи товаров, имеющих рыночную цену, о встречном удовлетворении должно быть упомянуто в письменном меморандуме по договору.

Мы уже говорили о требовании Акта о продаже товаров в случае продажи товара на сумму выше 10 ф. ст., но надо отметить остальные случаи, когда «Закон об обманных действиях» (о форме сделки) требует письменных доказательств как существенного условия для того, чтобы договор мог служить основанием для иска. Сюда относятся:

1) Обязательства душеприказчиков или администраторов наследства нести ответственность собственными средствами по долгам умершего.

2) Обязательства по договору нести ответственость за долги, просрочку или вину третьего лица (каковое третье лицо остается ответственным), т. е. поручительство.

3) Обязательства по договору, принятые на себя ввиду вступления в брак (иное нежели обещание вступить в брак).

4) Соглашение, направленное на учреждение или передачу права на недвижимость.

5) Соглашение, исполнение которого не должно быть закончено в течение одного года со дня его заключения (например, договор найма услуг на срок до двух лет).

Почти каждое слово в этом знаменитом Акте было предметом существенных споров; весьма сомнительно, не создал ли этот Акт больше возможностей для обманов и подлогов, нежели уничтожил. Мы, однако, не можем обсуждать здесь этот вопрос.

4. Законная цель договора. Договор должен быть направлен на законную цель или, иначе говоря, он не должен быть направлен прямо или косвенно на незаконную цель. Если бы суд должен был снабжать принудительной силой договор, направленный против закона, то он тем самым изменил бы тем целям, ради которых существует юстиция. Однако, английская доктрина договоров весьма эластична, и нет возможности перечислить все законные цели, на которые договор может быть направлен. Можно лишь указать коротко одну или две категории целей, на которые договор не может быть направлен.

Понятно само собой, что договор, имеющий целью подготовку к преступлению (например, сговор о совершении фелонии), является недействительным; нет таких правил о доказательствах, которые препятствовали бы суду расследовать договор за печатью для того, чтобы вскрыть действительные намерения сторон.

Договор, по которому какая‑либо часть встречного удовлетворения незаконна, недействителен в целом.

Если встречное удовлетворение законно, и в договоре имеются некоторые обязательства законные, а другие незаконные, то первые могут служить основанием для иска, если они могут быть выполнены независимо от вторых.

Но есть такие цели, которые, не будучи абсолютно противозаконны, настолько противны политике права, что договор, на них направленный, недействителен. Например, всякий договор, имеющий своим предметом ненормальные половые отношения, вознаграждение за способствование к вступлению в брак, будущее разлучение супругов, игру или пари, обман публики, неисполнение публичного долга, действия во вред кредиторов, отказ от судебного преследования (даже в случае незначительных проступков), будет недействителен, несмотря на то, что некоторые из этих актов не являются ни преступлениями, ни даже нарушением гражданских законов. Однако, повиданному, самым интересным случаем является restraint of trade – ограничение по занятию торговлей.

Политика права направлена на то, чтобы каждый наилучшим образом использовал свои способности, особенно те способности, которые способствуют экономическому прогрессу. Следовательно, всякий договор, налагающий на человека обязанность не заниматься какой‑нибудь торговлей или промыслом, является prima facie недействительным. Однако, есть два случая, когда закон считает разумным условные ограничения занятия промыслом. Во‑первых, это имеет место, когда лицо принимает другого в качестве товарища или служащего, так что последнее лицо будет иметь возможность ознакомиться с делами и клиентурой первого. В данном случае лицо, приглашающее товарища или нанимающее служащего, может оговорить за соответствующее встречное удовлетворение, что приглашаемое лицо по окончании договорных отношений с ним обязуется в течение некоторого срока и в пределах определенного расстояния от его предприятия не открывать конкурирующего с ним предприятия.

Когда А продает фирму своего предприятия по своей доброй воле Б, то (при отсутствии догорных изъятий) он, А, не может обесценить, предмет своей уступки тем, что откроет конкурирующее предприятие. Но Б может в соглашении о продаже фирмы оговорить ограничения, которые обязательны для А, и в этом случае, при наличии надлежащего встречного удовлетворения, если ограничение не выходит за пределы того, что разумно необходимо для обеспечения интересов покупателя, договор будет действителен.

Указывалось на то, что договорные условия об уплате штрафа в случае нарушения договора не могут служить основанием для иска.

Правило это, однако, не препятствует тому, чтобы стороны, прямо или косвенно, устанавливали заранее сумму возмещения, которая подлежит уплате в случае нарушения договора, при условии, чтобы соглашение было действительно направлено на установление простой компенсации и не содержало условий об уплате штрафа под видом заранее определенных убытков.

 

Исполнение договоров

 

Лицо, вступившее в законный договор, должно полностью выполнить все обязательства, которые оно приняло на себя. Если оно этого не сделает, то оно во всех случаях отвечает по иску об убытках, а в определенных случаях должно подчиниться распоряжению суда об исполнении в натуре (specific performance) или судебному запрету (injunction).

Природа этих способов защиты кредиторов была уже описана в предшествующей главе, однако, в связи с тем, что сказано относительно отрицательного отношения судов к ограничению занятия торговлей, нужно отметить, что судебный запрет не выдается против лица, которое в общем порядке занимается своим промыслом, даже если оно договором обязалось этого не делать, ибо суд считает, что такой запрет поставил бы человека в положение раба; также в ряде других случаев суд при формальной безупречности договора склоняется к тому, чтобы ограничиться присуждением убытков.

Есть другой более сложный вопрос, требующий дополнительных разъяснений.

Существует твердо установленный принцип, принятый еще со времен гражданской войны, что никакое событие, даже самое непредвиденное, наступившее после совершения договора, не может освободить сторону от выполнения ее обязательства по договору.

Если, например, лицо договорилось уплатить определенную ренту за ферму или дом, то, если даже ферма будет разрушена наводнением или дом сгорит после того, как он вступил во владение ими, – он все же несет обязательство уплатить ренту за исключением случая, когда разрушение произошло по вине хозяина, и если иное не предусмотрено в договоре.

Правило это не применяется к обязательствам, вытекающим из закона, но суды считают, что лицо, добровольно заключившее договор, обязано его выполнить. Если оно хотело обезопасить себя от каких‑либо неожиданностей, то оно должно было оговорить это в договоре.

Однако, это правило, если его проводить до конца, приводит иногда к таким тяжелым результатам, что суды допускают для него некоторые исключения. Эти исключения допускались в четырех случаях:

1) Если действие, законное в момент заключения договора, становится незаконным до момента, назначенного для исполнения, то должник освобождается от обязательства. Он не может быть принужден к нарушению закона. Должна ли другая сторона возвратить в этом случае полученное ею встречное удовлетворение, – это вопрос, который, повидимому, не обсуждался еще судами.

2) Если договор исходил из предположения, что определенный предмет, имеющий существенное значение для исполнения договора, будет существовать в момент, когда наступит срок исполнения, и если предмет этот будет случайно уничтожен или погибнет до наступления указанного срока, то должник, отказавшийся что‑либо исполнить, исходя из указанного предположении, освобождается от долга.

Так, договор найма театрального помещения, которое затем случайно сгорело до срока передачи его арендатору, не возлагает обязанности на собственника этого помещения, и, повидимому, наниматель, если он авансом уплатил ренту, может потребовать ее возврата.

3) Если вовсе отпала цель, в виду которой договор был заключен, до того, как наступил срок исполнения, то договор с момента отпадения цели аннулируется.

Основным примером здесь являются дела, связанные с коронацией короля Эдуарда VII, когда неожиданная отсрочка коронации ввиду болезни короля нарушила соглашения тысячи лиц, которые уплатили или обещали уплатить значительные суммы за сдачу в наем мест у окон домов, мимо которых должна была пройти процессия. Сюда же относятся соглашения найма на пароходах для того, чтобы видеть смотр флота и др.

Развивая точку зрения, изложенную выше в п. 2, суды признали, что все эти договоры были заключены в предположении того, что коронация на самом деле будет иметь место в объявленный день и что иначе эти договоры не были бы заключены. Однако (допуская некоторую непоследовательность), они пришли к выводу, что те, кто авансом уплатили полностью или частично за место, не могут требовать возврата денег. Здесь, очевидно, рассуждали так: что с воза упало, то пропало.

5. В заключение отметим, что огромнейшие потрясения в делах, вызванные мировой войной, создали другую доктрину, заключающуюся в том, что решительное изменение обстоятельств может освободить должника от его договорных обязательств. Это – доктрина о так называемом «расстройстве планов». Например, договор заключен до наступления войны. После и в результате начала войны исполнение договора стало либо незаконным, либо фактически невозможным или возможным лишь ценою разорения для должника; суды в подобных случаях (круг которых не точно очерчен) освобождали должника от его обязательств.

Это – расширение доктрины rebus sic stantibus, которую считают лежащей в основе международных договоров. Это весьма опасная доктрина, но почти неизбежная при некоторых обстоятельствах.

Расширением этой доктрины являются также и мораториумы, но последние могут быть установлены только по закону.

 

* * *

 

Остается сказать о двух группах взаимоотношений, из которых одна представляет собой разновидность настоящих договоров, а другая вовсе не является видом договора, хотя и тесно примыкает к договорам.

Первая группа носит наименование специальных договоров, например, продажа, наем вещей, наем услуг, договор представительства, договор зависимого держания (поклажа) и т. д.

Это – старинные виды правоотношений, из которых, как мы видели, развилось договорное право. В силу их древнего существования, они сохранили особенности, которые не применяются к договорам вообще. Невозможно здесь подробно останавливаться на этих особенностях. Каждый из этих договоров является предметом монографии или монографий, к которым читатель может обратиться.

Вторая группа известна под наименованием квази‑коятрактов (как бы договоров). Сюда относятся, в сущности, не договорные отношения, но такие, которые по разным причинам рассматриваются так, как если бы они вытекали из договоров.

Например, в силу добросовестной ошибки в факте А добровольно уплатил Б сумму денег, которую он по ошибке считал своим долгом последнему. Если Б отказывается вернуть деньги А, то последний может предъявить к нему иск из квази‑контракта, направленный на возврат денег, уплаченных по ошибке.

Равным образом, если третье лицо передаст деньги Б для дальнейшей пересылки А, и Б откажется от этой дальнейшей передачи, то А может их истребовать от Б, как деньги, поступившие для А.

Ни в одном из этих случаев Б не принял на себя договорного обязательства возвратить или уплатить деньги А, между ними не было дано и встречного удовлетворения, но, как сказал лорд Мансфильд, по основаниям естественной справедливости и доброй совести Б должен вернуть или уплатить деньги А, и Б должен почитать себя счастливым тем, что к нему предъявлен лишь иск квази‑контракта и что против него не возбуждено уголовного преследования.

Другим примером ответственности из квази‑контракта являются случаи долга, вытекающие из подтверждения счета. Сюда относятся также долги, причитающиеся на основании акта парламента, долги, вытекающие из уплаты денег по требованию ответчика или из того, что ответчик неправомерно получил от истца деньги под видом исполнения своих (ответчика) публичных обязанностей.

Юристы единогласно признают, что перечень квазиконтрактов не является определенным и вообще является неудовлетворительным. От времени до времени были попытки формулировать принцип, на основании которого можно было бы определить наличие в отдельном случае квази‑контракта. Наиболее удачным из этих принципов является доктрина о неосновательном обогащении.

Если А в своих взаимоотношениях с Б получил без достаточных оснований денежную выгоду за счет Б, которую последний не уплатил бы, если бы предвидел обстоятельства дела, то Б имеет право потребовать от А возврата эквивалента по началам квази‑контракта. Принцип этот трудно, однако, согласовать с некоторыми судебными решениями.

 

 

Глава XXV