Февраля 1878 г. Его превосходительству господину псковскому губернатору

В настоящее время часть взрослых горцев, а именно 250 человек, продовольствуется на артельных началах, приготовляя пищу в двух котлах, а остальные затем не пользуются горячей пищей, за исключением малолетних, которые имеют особый котел, устроенный на средства уездного земства. Такой ненормальный порядок происходит не только вследствие того, что выселенные горцы не принадлежат к одному племени, но, главным образом, по неуживчивости их характера, неодинаковых материальных средств и вообще по непривычке к подобному хозяйству, затрудняющей их ведение расчета между лицами, участвующими в артели.

<…>

Докладывая о сем вашему превосходительству, имею честь покорнейше просить не отказать Вашим по сему ходатайству распоряжением. К этому имею честь присовокупить, что в настоящее время гигиенические условия в помещении, занимаемом горцами, значительно улучшены, как относительно воздуха, так равно и опрятности в казарме.

ГАПО. Ф. 20. Оп. 1. Д. 2270. Л. 136 – 137. Подлинник. Рукопись.

§2. Развитие суда и судопроизводства
в ХIХ – нач. ХХ века.

Дореформенному суду в России были органи­чески присущи крайняя волокита, формализм, взяточничество.

Резко отрицательную ему оценку высказывали и отдельные представители правящего класса. Один из крупных славянофилов Н. С. Ак­саков отмечал, что при одном воспоминании о суде “ волос встает дыбом, мороз идет по коже ”.

Широко распространено мнение, что, судебная реформа нача­лась 20 ноября 1864 года, когда царь Александр II подписал Указ Правительствующему сенату, утвердивший четыре законодатель­ных акта:

Ø Учреждение судебных установлений;

Ø Устав уголовного судопроизводства;Устав гражданского судопроизводства;

Ø Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями.

В последующем эти акты стали именоваться Судебными уста­вами 1864 г. На них возлагались большие надежды.

Чтобы обеспечить организованное осуществление намеченных преобразований, 19 октября 1865 года царь утвердил "Положение о введении в действие Судебных уставов", которое ориентировало на постепенное, планомерное распространение по всей территории ог­ромной страны предписаний новых законов. Официально реформа шла в течение 35 лет, до того момента, когда царь Николай II издал специальный Указ об ее окончании (1 июля 1899 года). На деле же идеи реформы пытались реализовать вплоть до начала Первой мировой войны, т. е. почти в течение 50 лет, но далеко не совсем успешно.

«Историки судебной реформы, – отмечал проф. С. В. Юшков, – указывали на следующие характерные черты дорефор­менного суда: низкий умственный и моральный уровень лич­ного состава суда, непомерное взяточничество во всех судеб­ных местах, рабская зависимость суда от администрации, фактическое бессилие прокурорского надзора, …. и беспощадная жестокость карательной системы».

Когда в связи с судебной реформой 1864 г. встал вопрос о распространении действия Судебных уставов в Дагестане, князь Меликов писал, что это невозможно “ без явного ущерба для силы и значения власти нашей среди горского населения этой части края. Уже одно отделение власти судебной от ад­министративной… было бы не только раньшевременно, но и положительно вредно… ”.

Кавказская администрация придавала важней­шее значение организации судебной системы в Дагестане, так как от этого во многом зависела успешность начатых в данном регионе общих административных преобразований. Образование судебных учреждений, всецело отвечающих интересам центра и в то же время в какой-то мере сохраняющих видимость народного суда, являлось основ­ной линией судебной политики, намеченной в рамках “военно-народного” управления.

Считая невыгодным и невозмож­ным для своих интересов приступить к коренной ломке веками сложившегося правового строя народов Дагестана, царское правительство признало обычное право основным источником действующего права. Реорганизация судебной системы среди горцев Дагестана предусматривала ограничение шариатского суда и сохранение прежнего адатного судопроизводства, поставленного под кон­троль военных властей. Начальникам округов предписывалось не приводить в исполнение решения по адату и шариату, противоречащие общему духу российских законов или не соот­ветствующие видам правительства.

Причина, побудившая русское начальство к такой политике, лежит в том соображе­нии, что оппозиция нашему владычеству всегда выходила из сфер благоприятных шариату».

Предпочтение суда по адату в полной мере отвечало инте­ресам местных феодалов, на которых опиралось царское пра­вительство в осуществлении своей политики. Не случайно в докладе царю от 1 февраля 1841 г. подчеркивалось, что «изменить существующий у горцев порядок судопроизводства в настоящее время было бы преждевременно и даже опасно: ибо изменение это, несомненно вооружило бы против нас одно из сословий – князей и дворянство или духовенство».

«Положением об управлении Дагестанской областью» был утвержден Дагестанский народный суд, являвшийся второй судебной инстанцией, и семь окружных словесных судов. При феодальных правителях и Присулакском наибстве были соз­даны словесные суды, низшей судебной инстанцией являлись сельские суды.

С ликвидацией ханских управлений округов существовало девять окружных словесных судов по числу входящих в Да­гестанскую область округов.

Как уже было отмечено, система военно-народного управления предусматривала привлечение выборных предста­вителей к участию в низшей администрации, а также в суде. На практике выборность носила сугубо ограниченный харак­тер, а выборные лица принадлежали к привилегированному сословию горского общества. Дальнейшее развитие военно-народного управления, в том числе и судоустройства, регла­ментировалось не законодательными актами, а инструкциями, в которых постепенно ограничивалось участие в нем выборного элемента.

Дагестанский народный суд, разбиравший дела по адату и шариату, состоял из 9 почетных членов, в том числе из двух кадиев. Председатель Дагестанского народного суда назначался начальником области и утверждался главнокомандую­щим. С учреждением вместо начальника области военного губернатора, должность эту занимал помощник военного губернатора.

Решения суда утверждались начальником области, имев­шим право утвердить или представить в особо важных случаях определение суда на заключение главнокомандующего Кавказской армией.

Подсудность Дагестанского народного суда была весьма широкой: им разбирались все гражданские дела независимо от суммы иска, а также все уголовные дела, включая и самые тяжкие.

Дагестанский народный суд являлся апелляционной ин­станцией для окружных словесных судов, окружные суды – для сельских судов.

Председателями окружных словесных судов являлись на­чальники округов или их помощники, а также депутаты от населения по числу наибств, входящих в округ. Депутаты окружных судов избирались сроком на три года в результате двухстепенных выборов. Каждое сельское общество избирало одного или двух выборщиков, которые затем избирали депутатов и кандидатов к ним. Начальникам округов и отделов было вменено в обязанность стараться “дабы из­брание пало на людей именитых… ”.

В “Положении об управлении Дагестанской областью” командующему войсками предлагалось составить и предста­вить на утверждение главнокомандующего “подробное учреж­дение… о порядке выбора депутатов с объяснениями, кто имеет право быть избирателями и избираемыми; о порядке рассмотрения и решения дел в судах”.

Здесь Н. Е. Рейнке отмечал, что «… по настоящее время не только порядок избирания депутатов, но и самый круг лиц, могущих участвовать в выборах и быть избранными, остается неопределенным». Далее он уточнял: «…не говоря уже о порядке рассмотрения и ре­шения дел, всецело зависящих от усмотрения председательст­вующих». При этом он подчеркивал: «Едва ли не следует согласиться с отзывом одного из выдающихся местных деятелей, что такой суд деморализует, развивает сутяжничество, убивая веру в правосудие и подрывает авторитет судебной власти».

Компетенции окружных словесных судов подлежали все граж­данские иски и тяжбы, причем те из них, которые не превы­шали 200 руб., разрешались окончательно, а высшую сумму с правом апелляции – дела по воровству, грабежам, ссорам, дракам, увозу женщин, убийствам и насилиям; по несогласию между мужем и женой, родителями и детьми; по религиозным делам.

Решения окружных судов выносились по большинству го­лосов. В случае равенства голосов решение зависело от усмот­рения председателя. Жалобы на решение окружных судов подавались начальникам отделов, которые в свою очередь, если не считали возможным утвердить приговор, представляли дело начальнику области. Ему принадлежало право личного решения дела сразу или после рассмотрения его в Дагестанском народном суде. Порядок ведения уголовных дел в окружных словесных судах, первоначально предоставленный усмотрению окружных начальников, с августа 1867 г. регулировался специальной инструкцией. Существенным дополнением в производстве дел являлось предусмотренное инструкцией право возбуждения уголовных дел не только по жалобам заинтересованных и потерпевших лиц, но и по представлениям полицейских и административ­ных властей. В этом случае исключалось заключение частных соглашений между преступником и потерпевшей стороной, совершаемых нередко из-за опасений мести и других мотивов.

Одновременно начальник области дал указание окружным начальникам, предводительствовав­шим в суде, назначать, независимо от адатных штрафов и воз­награждений потерпевших, наказания не только в адатном порядке, а руководствуясь по возможности Уложением о на­казаниях уголовных и исправительных.

Начальники округов, выполнявшие обязанность председа­телей окружных судов, осуществляли также наблюдение за производством дознания по совершенным в вверенных им округах преступ­лениям. По их же распоряжению приводились в исполнение приговоры.

Совмещение в одном лице полицейских и су­дебных полномочий и обязанностей по исполнению приговоров, совершенно чуждое общепринятым порядкам отправление правосудия, отразилось на нем крайне отрицательным образом, открыв широкое поле для беззакония и произвола. «… Помимо неподготовленности своей, этот состав предсе­дательствующих ставит на первый план исполнение обременяющих их полицейских или других административных обязанностей, которые отрывают их от судебных функций, заставляя прерывать уже начатый разбор дела», – писал Н. Рейнке, который, конечно, далек от критической предвзятости в отношении судебных учреждений Кавказа. Он также отмечал, что самые добросовестные из них, глубоко сознавая свою бес­помощность в судебном деле, «крайне им тяготятся».

Разумеется, что еще большие тяготы от указанного вида суда испытывало население. Так, даже депутаты Хасавюртовского словесного суда жаловались на недостаточность руководства со стороны председателя, поскольку, будучи помощником начальника округа и не имея никакой юри­дической подготовки, он не имел воз­можности и достаточных практических навыков расследования дел в суде. В течение пяти лет председатель Хасавюртовского суда менялся пять раз.

Неопределенность в порядке избрания депутатов, как отмечалось многими представителями высшей администра­ции, приводила к тому, что в судебную коллегию попадали люди совершенно не соответствующие судейскому званию, что вызывало необходимость строгого судебного надзора. На деле, однако, никто не контролировал личный состав судов, не было никакой дисциплинарной ответственности судей.

Отсутствие регламентированных законом процессуальных норм приводило к тому, что возбуждение уголовных и граж­данских дел, судопроизводственные приемы их разреше­ния зависели от судейского усмотрения. Такое положение предоставляло неограниченную возможность для неодинаково­го подхода к защите интересов представителей различных социальных групп, для неприкрытого судебного произвола в отношении рядовых горцев.

Низшим звеном судебной системы в Дагестане являлись сельские суды, в состав которых входили кадий и избранные сельским судом депутаты, принадлежавшие, как правило, к знатной верхушке общества. Сельские суды выбирались сро­ком на три года. По «Положению о сельских обществах» суды и сельский кадий утверждались начальником отдела области по представлению начальника округа.

Сельский суд принимал к своему разбирательству все дела: по гражданским искам и спорам, возникающим между жите­лями, если цена иска не превышала ста рублей; по несогласию между мужем и женою, между родителями и детьми; по ут­верждению опекунов и попечителей, избираемых сельскими кадиями и по проверке их действий; по праву наследования; по воровствам, обманам и утайкам, ущерб от которых не превы­шал 30 рублей; по спорам и тяжбам между лица­ми посторонних обществ, когда такие конфликты возникли во время пребывания ответчика в районе сельского общества. Не подлежали разбору и решению суда дела между «беками и между бекама и крестьянами, если беки сами не заявляли суду желания разбираться в нем». На сельский суд возлагалось также исполнение полицейских обязанностей, поскольку в сель­ских обществах не было специального полицейского аппарата. Таким образом, во всех судебных инстанциях власть суда не отграничивалась с достаточной четкостью от административ­но-политической власти, что давало основание даже высшим представителям кавказской администрации называть такой суд «административным произволом».

Совершенно неурегулированным оставался в Дагестане, как и в других областях Кавказа, вопрос о порядке обжало­вания и пересмотра приговоров. При определении взыскания за поджог принималось во внимание – осуществлен ли поджог умышленно или неумышленно. В последнем случае виновный обязан был удовлетворить потерпевшего только по сто­имости сгоревшего. Поджог считался неумышленным, если поджигатель сознавался в нем немедленно после его совершения. Все осталь­ные случаи считались умышленными.

За всякую потраву и порчу имущества, умышленную или не­умышленную, владелец его получал полное вознаграждение от виновного по оценке, производимой обыкновенно почетными людь­ми. Кроме того, смотря по обстоятельствам и по значению испорченного, с виновного взыскивалось вдвое более и, кроме того, штраф. В течение семи лет, с 1-го января 1860 г. по 1-е нояб­ря 1866 г., в народный и окружные суды жалоб на воров­ство и грабеж поступило 2312. Наибольшее число из них приходилось на долю округов Южного Дагестана и Даргинский округ. Наименьшее – на Аварский, Андийский, Гунибский и Казикумухский округа.

На решения и приговоры первой инстанции приносились жалобы в окружные суды, которые часто выносили также неокончательные решения. Дагестанский народный суд выносил поста­новления, представляемые на рассмотрение военного губерна­тора области. Каждое решение этого суда могло быть обжа­ловано.

Апелляционные жалобы на решения приговоров, которые должен был рассмотреть военный губернатор, в большинстве своем попадали на усмотрение чиновника канцелярии. «Юри­дическая санкция приговоров принадлежит начальнику облас­ти, а кому она принадлежит фактически, – писал Н. Рейнке, – знает всякий туземец, которому приходилось апеллировать на приговоры горского суда».

По признанию лица, рассматривающего жалобы, посту­пающие на имя начальника области, эти дела разрешались «как Бог на душу положит».

Из подсудности судов, учрежденных для разбора уголов­ных и гражданских дел среди коренного населения, была ис­ключена категория дел, которая рассматривалась комиссиями военного суда. В эту категорию входили дела: «об изме­не, возмущении против правительства и поставленных им властей; о явном неповиновении поставленному от прави­тельства начальству и тяжком оскорблении его, разбое, похищении казенного имущества». Значительное место в отправлении карательной политики в Дагестане занимал внесудебный, административный поря­док. «Положением об управлении Дагестанской областью» начальнику области было предоставлено право выселения из края административным порядком «вредных» и «преступных» жителей.

Начальники отделов и округов также имели право аресто­вывать и высылать в областной центр «вредных» и «преступ­ных» жителей на дальнейшее распоряжение начальника области. Административная высылка горцев из пределов Дагестана без установления конкретной вины в совершенном деянии нередко служила целям расправы с неугодными лицами. Не случайно количество административно высланных из Да­гестана значительно возросло в период подъема революцион­ного движения. Проявление недовольства существующим положением, антивоенные настроения, отказ в выпол­нении распоряжений администрации-все это давало основа­ние администрации возбуждать ходатайство перед Военным губернатором о высылке горцев.

Большое распространение получила практика наложения на горцев административных взысканий за подачу “ложной” жалобы на начальника участка, “неосновательного” прошения, “ложного” обвинения старшины своего селения.

К примеру, в 1915 г. в тюрьму было заключено 1110 чело­век, причем по распоряжению администрации 224 человека.

Такая политика полностью соответствовала военно-народ­ному управлению, которое, по мысли Барятинского, должно было олицетворять над горцами «власть твердую, энергичную”, предоставленную военному начальству, имевшему возможность и опыт для организации такой власти». «Военно-народная администрация, – писал С. Эсадзе, – была облечена значительными правами и полномочиями, при которых власть получала действительную силу и значение в глазах населения». Для того чтобы избежать невыгод такого полновластия деяте­лей, Барятинский привилегиями военно-народной службы дал возможность к привлечению в ряды этой администрации «лучших и способнейших офицеров армии».

Об отношении представителей кавказской администра­ции к своим задачам и обязанностям по управлению населе­нием красноречиво свидетельствует высказывание Н. Грабовского «Такие суды, – писал он, – будучи новостью, для некоторых из на­чальствующих лиц в Дагестане, возбудили в них мысль, что предоставление этим учреждениям самостоятельности может повести к ущербу их власти в начале же установления». Даже те весьма огра­ниченные функции действовавших в крае судов, решения которых фактически находились в зависимости от усмотрения администрации, казались ему чрезмерными.

Начальник Дагестанской области во Временных правилах, данных в руководство судам, учрежденным при частях управ­ления Дагестанской области (июль 1860 г.) предписывал: “ В случае, если между спорящими сторонами один будет из высшего сословия мусульман, а в судах, коим они подведомы, не будет представителей от оного, по выбору начальника уп­равлений, при коих учреждены суды, по просьбе этой стороны могут допускать в заседание суда с правом голоса лицо ее избранное в качестве депутата ”.

Судебные органы, созданные центром в Дагестане, были приспособлены к задачам управления и быст­рой расправы с выступлениями населения против социального и национального угнетения. Несмотря на то, что состав судей всех звеньев судебной системы тщательно подбирался самой администрацией, функции этих судов были в значительней мере ограничены. Главная роль в вынесении приговоров и ре­шений была отведена лицам, представлявшим исполни­тельную и военно-полицейскую власть. Основная линия, отчет­ливо намеченная в преобразованиях судебного быта населения Дагестана, предусматривала использование обычных форм горского судопроизводства для осуществления своей классовой карательной политики, что и имелось в виду, когда ставилась задача взять под контроль администрации «народное» право и «народную» полицию.

Реорганизуя судебный быт населения Дагестана, кавказская администрация исходила из того, что коренное изменение основных начал суда, существовавшего в крае, невозможно, главным образом из-за опасных политических последствий. Царская администрация считала, что восстание Кайтага и Табасарана в 1839 г. было следствием введения общероссийских судебных порядков. Сохраняя формы судопроизводства и си­стему доказательств, издавна сложившиеся в Дагестане, цар­ская администрация руководствовалась предположением, что в этом случае население примет судебные органы с доверием и пониманием и не будет испытывать затруднений, неизбежных при коренных реформах.

Архивные данные, характеризующие деятельность судеб­ных учреждений, инструкции, распоряжения и другие акты, устанавливающие правила судопроизводства, убедительно свидетельствуют о том, что судебные преобразования, осу­ществляемые разными методами и средствами, не при­вели и не могли привести к достижению этой официально провозглашаемой цели. Наоборот, создавалось такое положе­ние, при котором население не имело ясного представления, как и в каком порядке должны разрешаться их споры и тяж­бы, от кого зависит окончательное разрешение их дела.

Совмещение в лице военного начальника административных и судебных функций породило массу бесконечных жалоб, ад­ресованных администрации вместо судебных органов. Полная зависимость суда от администрации постепенно выработала у горцев по существу справедливое мнение, что дело, в конце концов, зависит от личного усмотрения административных лиц, и поэтому, несмотря на состоявшееся судебное разбирательст­во, население обращалось к местному начальству для разреше­ния исков и претензий. Военная администрация неоднократно издавала распоряжения, предусматривающие ответственность за нарушения правил, установленных для рассмотрения жа­лоб, но это не меняло сложившейся ситуации.

За 1860-1917 гг. через адатные суды всех уровней прошли 153 786 исков, в том числе более 75 тыс. уголовных и уголовно-поземельных дел. В среднем в год разбиралось по 1349 тяжб, касающихся собственно уголовного и обычного уголовно-поземельного права. Около 20% из их общего числа относятся к преступлениям против личности. Последние в свою очередь включают в себя четыре большие группы дел: 1) по словесным оскорблениям, ссорам и дракам без нанесения серьезных увечий; 2) по разврату, случаям похищения и изнасилования женщин; 3) по слу­чайным и умышленным поранениям, увечьям и убийствам; 4) по кровоотмщению в ответ на преступления против личности.

Первая группа этих дел разбиралась в сельских словесных судах. Этот традиционный тип местных конфликтов сохранился в пореформенное время в большинстве дагестанских селений. В них обвинялись в основном свободные общинники (80% дел). После реформы в эти конфликты стали чаще вмешиваться крепостные крестьяне (чагары, терекеме) и по­томки освобожденных в 1867-1868 гг. рабов (лаги, кули, караваши), уравненные в правах с узденями. Обычно эти конфликты развертывались между фракциями одного селения (тухумами и кварталами), оспаривающими друг у друга власть над общиной. Причиной столкновений могли быть межтухумная вражда, словес­ные оскорбления, драки во время свадеб, празднеств и примири­тельного угощения кровников.

Примерами таких конфликтов являются «каменные побоища» подростков из разных кварталов в сс. Бежта, Хунзах.; регулярные драки без применения оружия между женщина­ми и мужчинами кварталов Барщи, Лабсаки и Ухщи в с. Балхар, частые столкновения между кварталами в с. Ахты. Бацада, Ботлих, Чох и др.; драки мужчин с применением огнестрельного и холодного оружия на пятничных базарах с. Вачи, Кумух, Нижнее Казанище, Чиркей. Новым видом конфликтов этого типа стали ссоры и драки в нетрезвом состоянии, сильно распространившиеся в Темир-Хан-Шуринском и Казикумухском округах.

Власти Дагестанской области возлагали примирение враждующих сторон на руководителей общины (джамаата) из числа членов словесного суда. В случае драк с применением оружия примирение (маслиат) включало в себя обязательное угощение всего сельского общества. Его обязана была устраивать сторона, признанная на суде зачин­щиком столкновения. Признавая невозможность искоренения этих конфликтов, словесные суды не применяли к виновным тяжелых наказаний. За нарушение общественного порядка на дерущихся налагали натуральные или денежные штрафы в пользу общества, зачинщиков столкновений заключали в тюрьму сроком от 1 до 7 суток.

Типичные пореформенные наказания за эти столкновения были следующие. Например, в селе Цолода цена словесного оскорбле­ния составляла 1-2 меры (кайля) зерна, штраф за побои – 2 овцы. В селе Н. Батлух, Урада и др. за удар кулаком брали 1 быка, за удар кинжалом, камнем или другим предметом – 1 котел весом 4 ратала для потерпевшего и другой такой же для общества. В селе Тукита за обнажение кинжала отдавали обществу двухлетнего барана, за выстрел – четырехлетнего быка. В селе Местерух меры этих штрафов были определены в российских денежных единицах: за побои ру­кой, палкой или камнем платили обществу 1 руб., за обнажение кинжала – 3 руб. В селе Гонода и Корода за обнажение кинжала или другого холодного оружия в пользу общества платили 5 руб.

Сексуальные преступления, образующие вторую группу дел, чаще совершались в Даргинском округе. В остальных округах отме­чено всего 317 случаев похищения женщин, в том числе 7 замужних. В среднем за год было предъявлено до 50 исков по прелюбодеянию и не более 10 исков по увозу девушек. Ответчиками были в основном молодые мужчины – уздени в возрасте 15-40 лет. В пореформенную эпоху среди них стало больше выходцев из социальных низов – крепостных-чагаров и освобожденных в 1865-1867 гг. рабов-лагов. Прежде истцы и ответчики в таких исках, как правило, происходили из разных тухумов одного и того же селения. Теперь эти иски случа­лись и между жителями соседних селений. Причиной похище­ния незамужних женщин и их публичных оскорблений по-прежне­му было стремление ответчика принудить родственников согласиться на его брак с потер­певшей.

Характерные дела по публичному оскорблению и похищению девушек записаны X. Умахановым в селе Гагатль. Это – случаи с Али Валиевым и Джамалулой, которые пытались похитить своих одно­сельчанок и жениться на них вопреки воле родных девушек; дело Гаджиявдибира Албегаджиева, сорвавшего с гагатлинки Аминат платок на улице, и проч. Такие же дела отмечены и во многих других селениях. Все иски по поводу подобных преступлений, как правило, были прямыми. Наоборот, дела по прелюбодеянию чаще возбуждались по подозрению.

Публичное оскорбление и похищение женщин грозили ответчику штрафом в пользу семьи истца и общества, а также изгнанием из селения на срок от 3 месяцев до 1 года. В Даргинском округе штраф увеличивался, если похищенная девушка была увезена в соседнее селение. Самым тяжелым преступлением по-прежнему считалось прелюбодеяние. Типичным наказанием за него было изгнание виновного из селения как кровника (канлы) на срок от 3 месяцев до 3 лет с уплатой обществу штрафа 10-30 руб. Подобные адатные нормы записаны в ряде селений, например, в сел. Тануси, Кумухе и Хунзахе.

При поддержке начальников округов и наибов сельские стар­шины в словесном суде часто добивались примирения в случаях срывания платка и других публичных оскорблений девушек. Однако реформа не смогла переломить традиционного представления о справедливости убийства прелюбодеев, застигнутых на месте пре­ступления. Вплоть до революции в Даргинском, Кайтаго-Табасаранском и Темир-Хан-Шуринском округах мужья нередко убивали и ранили своих жен, дочерей и родственниц по подозрению в развратном поведении. За убийство похитителей женщин и прелю­бодеев в 1860-1917 гг. около 3 тыс. дагестанцев было осуждено в мировых судах согласно российскому уголовному праву.

Преступления, относящиеся к третьей группе, обычно рас­сматривались окружными и Дагестанским народным судами. По­скольку исполнительная власть в Дагестане была еще довольно слаба, по числу поранений и убийств область занимала одно из первых мест в Кавказском крае. С ростом населения их общее число возросло с 427 в 1866 г. до 678 в 1916 г. В среднем на каждые 300 жителей ежегодно приходилось одно поранение или убийство. По числу поранений в области лидировал Казикумухский, по числу убийств – Кайтаго-Табасаранский округ.

Большинство рассматриваемого рода конфликтов случалось между лицами од­ной социальной группы – ханами и беками, свободными узденями, крепостными (чагарами) или потомками рабов. Из ответчиков 99% были мужчины в возрасте 15-40 лет, 1% – женщины того же возраста; из потерпевших 85% были мужчины 15-40 лет, 15% – молодые женщи­ны. Убийств и поранений лиц высшего социального статуса – наибов из числа бывших беков и ханов, а также сельских кадиев отмечено немного – всего 14 за 57 лет. Большинство из них посягательств на них совершено во время восстаний 1861-1877 гг. против русского вла­дычества. Так, в 1861 г. горцы Ункратля перебили сельских старшин, поставленных российскими военными властями в с. Ботлих, Тинди и чамалинских обществах. В 1871 г. трое узденей из с. Сильди убили своего наиба Хаджиялава. Во время общедагестанского восстания 1877 г. были убиты и ранены наибы и кадии в селах Акуша, Алкадар, Согратлъ, Хюраки.

По адатной традиции, принятой повсюду, кроме Казикумухского и Самурского округов, все преступления анализируемой нами группы делились на простые и каракан. Караканом считались убийства и поранения, совершенные умышленно или из засады, в поле или доме, принад­лежавших потерпевшему, в мечети и святых местах либо ночью. Караканов отмечено немного, всего 19% от общего числа дел этой категории. Характерным примером такого преступления можно назвать убийство ночью из засады жителя с. Ботлих его несостоя­тельным должником из села Верхнее Риквани. Простыми назывались случайные поранения и убийства. Наиболее частыми их причина­ми были неосторожное обращение с оружием, ссора или опьянение.

Пытаясь подорвать принцип талионного права в адатах, тре­бовавший кровоотмщения по убийствам, поранениям и оскорбле­ниям, во всех округах непрерывно осуществлялся комплекс мер по борьбе с кровной местью, случаи которой составляли четвертую группу преступлений против личности.

Начальники округов выступали посредниками в примирении (маслиате) сторон в случаях убийств в ссоре, драке, неумышленных и случайных. Уже к началу 1865 г. при помощи российских властей в разных округах было примирено от 60 до 90% давних кровников. В 70-80-е гг. сократилось число случаев кровной мести в Аварском и Казикумухском округах. В селе Кадар были примирены два тухума, до этого враждовавшие около 200 лет. В Кубачах и некоторых других селениях в пореформенное время не было зарегистрировано ни одного случая кровной мести. Маслиат кровни­ков в исследуемый период неоднократно устраивался в селе Бежта, Гагатль, Кара-тюбе, Тлядал, Хварши и многих др. Он по-прежнему включал древний обряд примирения.

В Южном Дагестане для примирения кровники из разных тухумов женили своих детей без уплаты калыма виновной стороне. Если примирения достичь не удавалось, бегавул при посред­ничестве дибира и знатоков адата часто добивался согласия род­ственников потерпевшего принять «цену крови» (дият, алым).

Не удалось заменить высылку в канлы ссылкой за пределы Дагестанской области. Боясь оказаться в Сибири, кровники из Аварского и Андийского округов много лет укрывались в Горной Чечне. В Южном Дагестане канлы бежали в горы Закатальского округа. Желая избежать недовольства населения, начальство области разрешило в 1911г. заменить ссылку кровников в Сибирь высылкой их «в отдаленнейшие округа Дагестанской области». Срок пребывания в канлы по новому закону был увеличен до 20 лет.

В ряде сельских обществ вместе с кровником продолжа­ли высылать и его ближайших родственников, образующих одно хозяйство («дым»). Семьи убийц сами бежали из родных селений, боясь мести более сильных тухумов. Такие случаи в пореформенное время отмечены в с. Гимры, Игали, Кахаб-росо и Ашильта. Здесь по смерти канлы на его место заступал ближайший родственник. Только по смерти 7 человек кровоотмщение считалось оконченным. В селе Гдым один из тухумов был основан в конце XIX веке семьей, изгнанной из села Зрых за убийство одним из ее членов односельчанина.

Как известно, Судебная реформа 1864 г. так и не была распространена на Дагестан. Мотивируя неподго­товленность населения к восприятию правовых принципов, положенных в основу судебных уставов, центр сохранял в крае судебную систему, полностью отвечающую задачам осу­ществления карательной политики.

Переходя к общей характеристике правовых отношений Дагестана, следует отметить, что в трудах ряда авторов бездоказательно нормы адатов и шариата объявлены «дикими». Сосуществование адата и шариата – это важнейшая особенность правовой дагестанской практики. Обычное право касалось многих уголовных, гражданских дел, порядка владения и пользования землей. По шариату регулировались дела, связанные с религией, наследованием, семейными отношениями и т. д.

Так, 1 января 1860 г. по 1 ноября 1865 г., в народном, окружных судах Мехтулинском и Присуласком было решено по шариату и адату поступивших дел:

1) по убийству........................................................... 587

Военные власти, с одной стороны, разрешали применение горских адатов, а с другой, постепенно вытравляли из памяти горцев их обычаи. При каждом удобном случае военные власти демонстрировали свое пренебрежительное отношение к адатам дагестанцев. Так, начальник Аварского округа полковник Брусилов потребовал от жителей Ашильтинского общества не придерживаться больше ряда адатов, касающихся сельского хозяйства. Военная администрация бесцеремонно вмешивалась в судебные дела, военный губернатор, например, мог отменить любое судебное решение.

Россия, в составе которой оказался Дагестан – страна, где в первой половине XIX века шло разложение феодально-крепостнических и рост капиталистических отношений. Этот период сменился периодом утверждения и развития капитализма. Ко всему следует добавить и то, что изданные сборники адатов не получали должного практического применения в судебно-правовой практике Дагестана.

Двойная юрисдикция, известная в Дагестане с эпохи раннего средневековья, получила органическое развитие в коди­фицированном российскими властями обычном уголовно-поземельном праве.

Итогом введения военно-народной системы был следующее: впервые в истории Дагестан получил единое централизо­ванное судебно-административное устройство. Через военно-на­родное управление сельские словесные суды были включены в единую судебно-административную систему Российской империи.

Таким образом, можно сделать следующие основные выводы:

- право народов Дагестана до и после присоединения к Российской империи не претерпело существенных изменений и к началу ХХ века настала необходимость формирования более стройной системы права.

-несмотря на все усилия прави­тельства, так и не были искоренены кровная месть и частые поземельные столкновения.

-довольно высоким остался уровень преступности в южных и высокогорных северных округах облас­ти.

При этом народы Дагестана сохранили значительную судеб­ную автономию, одну из самых широких в Кавказском крае.

- Выборные сельские судьи превратились в строго контро­лируемых сверху российских чиновников.

- Был заложен фунда­мент светской гражданской администрации Дагестана.

- В то же время принцип разделения судебной, исполнительной и законода­тельной властей, принятый в российском праве, еще не был осу­ществлен ни на одном из созданных реформой судебно-административных уровней (сельские и окружные суды).

Адат из системы местного права превратился в составную часть государственного юридического уголовного законода­тельства.

§3. Государство и право Дагестана
в конце ХIХ – нач. ХХ вв.