II. Укрепления Колы и их история

 

Первое известие о Коле[843] относится к XIII в.; в грамоте 1263 г. направленной новгородцами великому князю Ярославу Ярославичу тверскому, упоминается новгородская волость «Коло»[844], которая через Кандалакшу соединяла Мурманской берег Кольского полуострова с центральными областями Руси. Сама же Кола была основана несколько раньше; в норвежских источниках она упоминается уже в 1210 г.[845], а в литературе говорится о ее возникновении якобы в Х в.[846]

К сожалению, время построения в Коле первых военно‑оборонительных сооружений точно не известно. Одни авторы сообщают, что «крепкий острог» существовал в ней уже в 1500 г.[847], а другие говорят об ее укреплении или названии острогом в 1550 г.[848] Между тем народное предание о «Валитовом городище», которое было обложено «каменьем в 12 стен» и существовало в Коле еще в середине XVI в.[849], позволяет считать, что первые укрепления она получила значительно раньше 1500 г. Правда, это предание, записанное со слов лапландских старожилов в 1592 г. московскими послами, ехавшими в Данию через Колу, является, скорее всего, вымыслом[850]. Однако Валит, поставленный Новгородом во главе Карелии, упомянут в летописи: в 1337 г., когда шведы, нарушив Ореховский мир (1323 г.), снова подступили к городу Кореле, был «в городе тогда воевода Валит корелянин»[851].

Более определенное представление об укреплениях Колы можно составить с XVI в. В это время Московское государство, готовясь к борьбе за выход к Балтийскому морю, обращает серьезное внимание на север: северный путь давал ему возможность расширить торговые связи с европейскими странами. В связи с этим побережья Ледовитого океана и Белого моря, а также область «Коло», прочно вошедшая вместе с новгородскими землями в состав Русского государства, переживают период экономического подъема. Здесь быстро развиваются морские промыслы, расширяется рыболовство, увеличивается торговля, появляются новые поселения.

Большое внимание уделяется в это время и Коле. Удобно расположенная у незамерзающего Студеного (Баренцева) моря, которое в XVII в. иностранцы (в частности французы) называли Московским («Меr de Moscovie»)[852], и с давних пор служившая русским поморам отправным пунктом при плавании на Грумант (Шпицберген) и Новую землю, она быстро становится важным торговым пунктом Мурманского побережья[853]. Особенно значение Колы возрастает в середине XVI в. Связанная с Новгородом и Москвой[854], она начинает в это время играть крупную роль в транзитной торговле Русского государства и быстро превращается в морскую гавань страны. Через нее вывозят свои товары в Дортрехт, Антверпен и Париж сольвычегодские купцы Строгановы, в нее поступает продукция внутренних областей Московского государства[855] и прибывают корабли различных иностранных держав – преимущественно голландские, норвежские, датские[856].

Одновременно увеличиваются и размеры Колы. Состоявшая сперва всего лишь из 4 дворов[857], она во второй половине XVI в. получает много новых жилых построек; в 1532 г. здесь появляется церковь[858], в 1565 г. – монастырь, а в 1582 г. – гостиный двор[859].

В конце XVI в. Кола приобретает и деревянные военно‑оборонительные сооружения.

Голландский купец Симон ван Салинген[860], неоднократно посещавший русский Север в 1566–1588 гг. и хорошо знавший его, указывал, что первый острог в Мальмусе (Коле) был построен в 1583 г. Максакой Федоровичем[861]. Эта дата подтверждается грамотой Ивана Грозного от 17 декабря 1583 г. Выданная самому строителю – приказному человеку Кольской волости Максаке Федоровичу Судимантову – она говорит о проведении острожных работ в Коле в 1583 г. и свидетельствует, что к Кольскому «острожному делу» были привлечены стрельцы и посошные люди, набранные М. Ф. Судимантовым из вотчин Соловецкого монастыря – поморских угодий в Керети, Порьегубе, Умбе, Кандалакше и Коле, – без согласия на то монастырских «богомольцев»[862].

Из содержания грамоты можно понять, что она написана в то время когда постройка Кольского острога либо близилась к концу, либо была еще в самом разгаре. Поэтому начало работ по его возведению должно быть отнесено к началу 1583 г. Правда, некоторые авторы постройку острога в Коле относят к 1582 г.[863], считая, по‑видимому, этот год временем его закладки. Между тем эта дата не может быть принята за начало строительства, так как М. Ф. Судимантов стал Кольским воеводой лишь в 1583 г., сменив другого воеводу (Аверкия Палина), присланного в Колу московским правительством в 1582 г.[864].

М. Ф. Судимантов стал Кольским воеводой в год постройки острога и пробыл в Коле всего лишь 2 года (в январе 1585 г. в ней воеводой был уже Андреян Григорьевич Ярцев)[865]. Видимо, для укрепления Колы он был специально направлен московским правительством: «Государь наш, – писал Судимантов, – в свою отчину в Колу волость прислал меня, воеводу своего, для своего дела»[866].

Укрепление Колы было делом важным и ответственным. Как известно, через Колу в 1576 г. выехал из Москвы немецкий шпион Генрих Штаден, представивший германскому императору Рудольфу II «план обращения Московии в имперскую провинцию». Этот план, составленный Штаденом в 1577–1578 гг. на основе изучения наиболее слабых мест обороны Русского государства, выдвигал проект вторжения в русские пределы через северные приморские границы. В нем было обращено внимание и на Колу – ее местоположение и возможность укрепления. «Кола сама по себе защищена, ибо она лежит между двумя реками»; ее «можно взять и укрепить с отрядом в 800 человек»[867]. Вполне возможно поэтому, что постройка острога в Коле в 1583 г. была одним из контрмероприятий, вызванных штаденовским планом, каким‑то образом ставшим известным московскому правительству[868].

В результате создания Кольского острога небольшое заполярное поселение, служившее сезонным пристанищем для поморов, превратилось в хорошо укрепленный пункт. Не имевшее еще предместий, это поселение стало вскоре именоваться уже «большим» и быстро превратилось в административный центр края[869].

Какова же была конструкция Кольского острога? М. В. Судимантов, отвечая 5 июля 1584 г. капитану Томасу Норману де Лановету[870], выразившему «удивление по поводу постройки крепости в Коле», объяснил ему, что «частокол поставлен вокруг Колы для защиты от морских разбойников»[871]. Следовательно, укрепления Колы 1583 г. представляли «стоячий острог», т. е. ограду из вертикальных, вплотную поставленных и заостренных вверху бревен[872]. Эта ограда была достаточно прочной; в августе 1591 г. шведские военные корабли вошли в Тулому и напали на Колу, но не смотря на то, что их моряки «приступили к острогу с приметом» и даже «зажгли две башни, Егорьевскую башню да Покровскую», они не смогли овладеть Кольской крепостью и вынуждены были убраться во свояси[873].

 

 

^{Рис. 3. Изображение Кольского острога на гравюре в книге Геррита де Вера. 1598 г.}

Более наглядное представление об укреплениях Колы, – правда, уже после того, как она выдержала первое вражеское нападение, – дает гравированная карта острова Кильдина и части Кольского полуострова, иллюстрирующая книгу Геррита де Вера, изданную в Амстердаме в 1598 г.[874] На ней Кольский острог изображен в виде прямоугольника с 4 квадратными башнями на углах и густой застройкой внутри (рис. 3). Вертикальные линии стен указывают, что он, действительно, состоял из бревен‑кольев.

Очень существенно, что расположенный на острове против городского острога монастырь изображен на гравюре также в виде четырехугольной крепости‑острога. Монастырские укрепления играли, несомненно, немаловажную роль, исключая возможность высадки противника на острове и ликвидируя опасный плацдарм.

Через 10 лет после выхода в свет книги Геррита де Вера Кольские оборонительные сооружения были уже иными. Писцовая книга 1608–1611 гг. письма и дозора московского писца Алая Ивановича Михалкова указывает, что 3 стены крепости в Коле были острожными, а одна городовой[875], т. е. имела уже иную конструкцию. Эта стена была, по‑видимому, рублена городнями. Опись А. И. Михалкова говорит даже об отводных городнях: «… на городовой стене в отводной огородне…» или «в отводной огород не в подошвенном бою…». Городовая стена была выстроена, скорее всего, после 1590 г., когда царь Федор Иванович, в ответ на челобитную Кольских поморов о защите их от разбойничьих набегов шведов, дал им, за успешное отражение вражеского нападения, льготную грамоту, освобождавшую их от податей и разного рода повинностей сроком на 3 года[876].

Расположение Кольского острога на мысу между устьями рек Колы и Туломы было на редкость выгодным. Это подчеркивает Книга Большому Чертежу: «… а в проливу пала река Кола да река Тулома вместе устьями. А промеж тех рек на устье город Кола от моря 60 верст»[877].

Книга Алая Михалкова сообщает довольно подробные данные об остроге Колы. Его четырёхугольник имел размеры 70 X 50 сажен. Главной – лобовой – стеной острога была, несомненно, стена городовая, рубленая городнями; с нее начал описание А. И. Михалков. Обращенная, по‑видимому, к Кольской губе, эта стена являлась важным звеном в системе его обороны. Остальные стены были острожными – частокольными. Одна из них, находившаяся непосредственно на берегу Колы, ежегодно подмывалась водой в половодье.

По углам острога стояли башни. Две из них – Егорьевская, около которой «на городовой стене» существовала упомянутая выше «отводная огородня», и Никольская – были проезжими, а две другие – глухими[878]. Глухой была и «середняя» башня, стоявшая в центре одной из стен.

Кроме 5 основных башен, острог Колы имел еще 2 маленькие башенки на береговой стене: одну – «отводную», а другую – «на тайнике» у Водяных ворот.

У угловых и «средней» башен острога было по 3 яруса боя – верхний, средний и нижний (подошвенный). Подошвенными бойницами была снабжена также и «отводная огородня» у Егорьевской башни. Окна нижнего и верхнего боя имела и городовая стена. В острожных стенах боевых отверстий, видимо, не было; упоминания о них нет в описи А. И. Михалкова.

Все основные башни Кольского острога были вооружены пищалями. Пять пищалей стояло также на городовой стене, а одна – в отводной башенке подмываемой стены. Общее количество пищалей доходило до 17. К некоторым из них были приписаны пушкари. В казне острога хранилось большое количество пороха, свинца и разного рода ядер[879].

Так выглядели острожные укрепления Колы в самом начале XVII в. Описанные А. И. Михалковым в 1608–1611 гг., они являлись в основном острогом 1583 г., который за четверть века существования был, видимо, частично реконструирован и усилен новой приступной стеной.

В начале XVII в. внутри Кольского острога, помимо «анбаров» и «чюланов», возвышались 2 деревянные церкви – теплая клетская Николая Чудотворца с трапезного и «студеная» шатровая Георгия с колокольницей «мирского строения». У Никольских ворот стояла сторожевая изба, а у Егорьевских, наряду со сторожевой избой, – и тюрьма в виде заостренной тыновой ограды[880].

За пределами острога существовало 2 посада – Верхний и Нижний. Оба они были застроены дворами посадских и тяглых людей. Посадские и тяглые дворы стояли также за рекой Колой, т. е. на правом ее берегу. «И всего в Коле в остроге и на обеих посадах и за рекою за Колою посацких и стрелецких тяглых и с монастырским» было в это время 94 двора, «а людей в них посацких» 150 человек[881], «да 13 человек стрельцов, да бобылей и с теми, что в стрелецкой слободе, 43 человека. Да 6 мест дворов старых и новых»[882]. Естественно, что среди столь редкой посадской застройки деревянная крепость, занимавшая площадь в 3500 кв. сажен, с ее двумя храмами, выделялась как основное сооружение Колы.

В дальнейшем, почти на протяжении всего XVII столетия, мы не имеем сведений о Кольском остроге. П. М. де Ламартирьер[883], посетивший Колу в феврале 1653 г. и оставивший в своих записках краткое ее описание, не только ничего не говорит о ее оборонительных сооружениях, но и не отмечает даже их наличия. Он сообщает лишь о том, что Кола – это «небольшой городок, скорее пригород, очень захолустный, построенный между горами на берегу небольшой речки». В нем только «одна улица», все дома на которой деревянные и «очень низенькие». Крыши этих домов «очень чисто сделаны из рыбьих костей» и имеют «наверху спереди… отверстие», через которое внутрь «проникает свет»[884].

Нет упоминания о Кольских укреплениях и в более поздних источниках XVII в.[885] Однако это не значит, что во второй и третьей четвертях XVII в. укреплений в Коле не существовало. Указание на то, что в промежуток времени между 1611 и 1619 гг. кольский деревянный «город» сгорел[886], ничем не подтверждено и весьма сомнительно. Наличие в это время в Коле гарнизона, состоявшего из 300 стрельцов, присланных перед войной 1623 г. и оставленных в ней после ее окончания[887], показывает, что в первой половине XVII в. Кола оставалась пограничной крепостью Русского государства. Определение в нее в 1664 г. ста стрельцов и назначение воеводы[888], а также данные о сменах воевод и стрелецких сотников в 1666–1669 гг.[889] показывают, что в связи с русско‑шведской войной, закончившейся заключением мира в 1695 г.[890], Коле придавалось большое значение. Недаром в конце XVII в. – начале XVIII в. она числилась в числе 188 старинных русских городов, имевших каменные, деревянные или земляные военно‑оборонительные сооружения[891].

Некоторое представление об укреплениях Колы того времени дают источники конца XVII в. – начала XVIII в. Книга, составленная в 1699 г. при приеме Кольского острога воеводой Григорием Никитичем Козловым, свидетельствует, что «город Колской острог» был деревянным с рублеными башнями, между которыми «в стенах» стоял «острог стоячей»[892]. Священник Кольской Воскресенской церкви указывал в 1701 г., что «в Коле острог древяной стоячей», что «у того острога пять башен и в трех башнях проезжие ворота» и что внутри этого острога, кроме соборной церкви, воеводского двора и хлебных амбаров, «иного жилья нет»[893]. Капитан Григорий Животовский, приехавший «исКолского острогу на Двину» 23 февраля 1701 г., в описных книгах, присланных впоследствии в Москву, написал: «Город Колской острог деревянной стоячей, а на нем 5 башен рубленые, меж башнями в стенах торасы рубленые ж, а позаде торасов острог стоячей в две стены кругом города мерою опричь башен 97 сажен с полусаженью ветхи, да 4 тораса, да 2 тайника»[894].

Таким образом, упоминание о рубленых тарасах и стоячем остроге показывают, что в конце XVII в. Кольская деревянная крепость, так же как и в начале столетия, имела стены разной конструкции. Однако если раньше тыновые стены сочетались со стеной из городней, то теперь – со стеной из тарас. Это связано, вероятно, с перестройкой укреплений, которая могла произойти в XVII в. – позже составления описи А. И. Михалковым.

Росписи острожного наряда 1681–1699 гг. позволяют охарактеризовать и башни Кольского острога конца XVII в. Две из них – Угловая, стоявшая «за воеводским двором», и Ерзовская[895] – были трехъярусными. Трехъярусными были также и две другие башни – Никольская и Георгиевская (Егорьевская). Правда, в росписях говорится только о их нижних и верхних боях, но здесь речь идет о средних и верхних ярусах этих башен, тогда как в нижних располагались проезды. Упоминание Кольского священника о третьей воротной башне является, видимо, ошибкой. Водяная же башня была двухъярусной[896].

Все 5 Кольских башен были оснащены простыми и дробовыми пушками больших и малых размеров. Пушки стояли на колесных станках, лисицах и колодах у бойниц башен. Наибольшее количество огнестрельных орудий на Никольской и Георгиевской башнях показывает, что они были основными в системе обороны Кольского деревянного «города».

В течение последних 19 лет XVII в. общее количество пушек на Кольских башнях и их поярусное расположение были неизменными – 39 стволов. Постоянным было число орудий и в зелейном погребе, который находился внутри «города». В нем в то время хранилось 9 затинных и 6 малых пушек. Только на исходе столетия положение изменилось: роспись 1699 г. свидетельствует об отсутствии одной пушки на среднем ярусе Ерзовской башни[897].

Артиллерийская прислуга Кольского острога в последние годы XVII в. состояла из 8 пушкарей. Именной список Кольских стрельцов свидетельствует о наличии в Коле в это время 500 служилых людей, объединенных в сотни[898]. Положение не изменилось и в начале следующего столетия; в 1701 г. в Кольском остроге было 2 подьячих, 5 капитанов, 500 стрельцов, 8 пушкарей и 29 посадских людей[899].

Однако техническое состояние Кольской крепости, несмотря на ее хорошее артиллерийское вооружение, было тогда плохим. Еще в 1699 г. при приеме Кольских укреплений Григорием Никитичем Козловым было отмечено, что между башнями «стоячего острога с одну сторону от реки вывалилось 14 сажен»[900]. В 1701 г. священник Воскресенской церкви также заметил, что Кольский деревянный стоячий острог «обветшалой»[901].

Впрочем, в начале Северной войны (1700–1721 гг.) состояние Кольской деревянной крепости резко изменилось. В этой войне Кола, хотя и находившаяся довольно далеко от театра военных действий[902], должна была сыграть большую роль; она становилась центром обороны Кольского полуострова и северной части Карелии. Поэтому, для того, чтобы «не допустить воинских воровских кораблей» в Колу с моря, было решено «на корабельном ходу, от Кольского острогу за 5 верст, среди Кольской губы, против Аврамовой пахты[903] на Корге» построить крепость или шанец,[904] посадить против этого шанца «на горе и в иных крепких местах где пристойно» вооруженных служилых людей[905] и создать дополнительную крепость в самой Коле[906]. Последняя должна была вести пушечную стрельбу «в отпорность» по «водной стремнине», где имелось «прохождение судам»[907].

Не был забыт тогда и старый Кольский острог. В 1700 г. Кольскому воеводе Г. Н. Козлову было направлено распоряжение Петра I «город в которых местех попорчен… починить, а где починить не мощно и в тех местех сделать вновь градскими и уездными людми в тот час»[908].

В результате этого в Коле развернулись большие военно‑инженерные работы. О ходе этих работ рассказывают источники начала XVIII в.[909] В 1700 г. Кольские стрельцы на берегу р. Колы под стеной острога выстроили бревенчатый обруб с перерубами, подходивший к воротам Егорьевской башни и имевший в длину 10 сажен, а в ширину 2 сажени, укрепили этот обруб камнями и хрящем и перенесли на него 3 казенные житницы, поставив их взамен городовой стены «в полое место»[910]. В 1701 г., опасаясь появления шведов в районе Колы, те же стрельцы восстановили старый, обвалившийся тайник у западной (Ерзовской) башни; выкопали колодец у воеводского двора на случай осады; разобрали старую городовую стену с летней стороны; у Георгиевской (Егорьевской) башни, со стороны р. Колы, на протяжении 3 сажен построили крепостную стену с воротами, мостом и «тарасом»; засыпали ее хрящем; сделали вновь мосты и перила на старых стенах; устроили на эти стены лестничные всходы и завалили даже старый пивной погреб, находившийся близ крепости. Одновременно они привели в порядок и городовую артиллерию – сделали к пушечным станкам оси и колеса и отковали для этих колес оковки[911].

На этом работы остановились; хотя они и не были завершены полностью, однако, несмотря на это, старое «острожное строение» XVII в. было в какой‑то степени «исправлено починкою»[912] и более или менее приведено в оборонительное состояние. Однако 23 сентября 1701 г., т. е. через 3 месяца после безуспешного нападения шведской военной эскадры на новопостроенную Новодвинскую крепость[913], Г. Н. Козлов получил приказ Петра I возобновить восстановительное строительство. В приказе, между прочим, было сказано и о цели работ: «Чтоб в военный случай в том городе в осаде сидеть было надежно»[914]. Одновременно из Новгородского приказа Г. Н. Козлову указали на необходимость построить «тот город вскоре, до приходу неприятельских людей», к 18 декабря, и что лес «на то городовое строение и на башни и на обруб» надлежит готовить Кольским бурмистрам[915].

На основе этого Г. Н. Козлов снова развернул строительные работы и в 1702 г. «с летнюю сторону городовую стену» (т. е. ту, которую разобрали в 1701 г.) построил вновь»[916]. Одновременно посадские люди и уездные крестьяне срубили новую Егорьевскую башню[917], а стрельцы построили шестистенную Ерзовскую башню[918] с чердаками и мостами; покрыли эту башню в два теса, укрепив его на гвоздях; засыпали пространство в ее стенах хрящем; во рву около этой башни из 200 бревен поставили стоячий обруб длиной 25 сажен; между Водяной и Георгиевской (Егорьевской) башнями со стороны р. Колы в 1,5 саженях от крепостной стены сделали другой обруб с перерубами длиной 30 сажен и шириной 1,5 сажени[919], не доведя его до Георгиевской башни «за полдевять сажени»[920]; укрепили этот обруб камнями и хрящем и построили внутри крепости у Георгиевских ворот новую сторожню[921].

В результате работ 1702 г. деревянная Кольская крепость XVII в. изменила свой архитектурный облик. Впрочем, было сделано не так уж много; в Коле «городового дела постройки только две башни, да промеж старых башен городовой стены одно прясло самое меншое», – подвел итог строительству в мае 1703 г. Дмитрий Иванович Унковский, сменивший Г. Н. Козлова в декабре 1702 г.[922]

Но в 1702 г. строительные работы не закончились; после некоторой задержки из‑за отсутствия леса[923] они были вскоре продолжены. С 21 июля по 16 ноября 1703 г., как сообщал Петру I Д. И. Унковский, «строен город Кольский острог к прежнему новому строению»[924]. Однако это не было завершение строительства; за указанные 4 месяца посадские люди и уездные крестьяне возвели только стену от Егорьевской до Водяной башни, разобрав предварительно стоявшую между ними городовую стену старого острога[925]. Остальные же части крепости оставались еще в прежнем виде: «А осталось… еще непостроеного того Кольского острога городовой стены три башни, да меж тех башен три прясла, да ров, да два тайника вылазы к воде к реке Коле, башня с тайником, с колодцем»[926].

Дальше работы продвинулись в сентябре – ноябре 1704 г., когда была построена новая стена от Ерзовской башни до Чепучинной мерой в 60 сажен[927]. Впрочем, эта стена не была закончена тогда полностью; во всяком случае, в декабре 1704 г. новый Кольский воевода Михаил Григорьевич Срезнев сообщил в Москву, что до его приезда в Колу несколько человек начали рубить четвертую стену с «западную сторону мерою 50 сажен треаршинных» и что «ныне у них лесных припасов» имеется на это «самое малое число бревен». Одновременно он указал и на все недоделки: «Не достроено меж башен… стены с восточную сторону 20 сажен треаршинных, да три башни, да обруб от Колы реки меж башен же». Понимая опасность такого положения, М. Г. Срезнев ставил Петра I в известность, что «такими малыми лесными припасы и работными людьми то городовое строение и во многие времена отделать невозможно»[928].

Одновременно с этим М. Г. Срезнев принял меры и к завершению работ; он потребовал, чтобы Кольские бурмистры, посадские люди и Кольские стрельцы выделили на строительство «города» по 30 плотников, чтобы работы велись ими совместно, чтобы перед «летнею привоскою» они (во избежание прекращения работ из‑за отсутствия материалов) заготовили для стройки «лесных припасов многое число нынешним зимним путем» и, наконец, чтобы «то городовое строение» было «кончено к вешним дням в предбудущий 1705 год в отделке»[929]. Но, несмотря на это, плотники не были присланы, а лес не был заготовлен[930].

В дальнейшем мы не имеем сведений о возобновлении строительства. В литературе вообще указывается, что деревянная Кольская крепость была «вновь» построена «на месте и по образцу старого укрепления» в 1704 г.[931] Однако это указание, хотя и базирующееся на данных Атласа Архангельской губернии 1797 г.[932], является все же ошибочным. Известно, что с 1703 г. по 1706 г. лопари Нотозерского и Соньелского погостов Кольского уезда платили «пятиалтынные… гривенные и подымные денги» в приказную и земскую избы Кольского острога «в корабелное и в городовое дело»[933], а это убедительно говорит о проведении работ и после 1704 г. Когда они возобновились, как проходили и когда закончились, – сказать трудно. Во всяком случае, можно считать, что несколько лет спустя старый Кольский острог XVII в. в результате работ начала XVIII в. был полностью или почти полностью заменен новым деревянным «городом».

Во второй половине первой четверти XVIII в. этот «город» был наверняка в хорошем состоянии; недаром в марте 1731 г. его, наравне с некоторыми другими русскими крепостями, было велено снова «починкою исправить»[934], а в ноябре 1736 г. прапорщик Степан Хвостов, сообщая о своей работе в Коле, указал и на то, что Кольская деревянная крепость «ветхости… никакой не имеет»[935]. Однако такое состояние было недолгим; в середине XVIII в. Кольский «город» уже не удовлетворял военным требованиям: «А в Кольском остроге, – писал в сентябре 1745 г. артиллерии поручик Данила Чюровской, – как не безызвестно, есть крепость деревянная и самая малая и ветхая, полы и переводины безнадежны и от идущего человека трясутся, а в иных башнях и обломались». Из этой крепости не только невозможно палить из пушек, которые «из‑за обширности колес толстоту стен дулами не проходят», но и находиться в ней нельзя, так как «везде от птиц и ветра нанесено сена, моху и всякого хворосту, в чем состоит самая от пожарного времени опасность»[936]. Впрочем, в данном сообщении плохое техническое состояние Кольского «города» несколько преувеличено, так как в марте 1747 г. тот же Д. Чюровской, указывая, что стоящая внутри его «колокольня весьма ветха и наклонилась», предложил колокола с этой колокольни «утвердить на которой либо башне»[937]. Следовательно, несмотря на то, что в некоторых башнях «полы и переводины обломались», они были все же крепкими и на них можно было повесить массивные колокола.

Более существенным являлось несоответствие Кольской крепости применявшейся тогда артиллерии. В связи с этим в конце XVIII в. крепость была разоружена[938], а Кола исключена из числа укрепленных пунктов Русского государства[939]. Однако ее деревянные стены и башни продолжали существовать в Коле на всем протяжении первой половины XIX в. Может быть, крепость сохранилась бы и до наших дней, если бы англичане не сожгли ее вместе с подавляющим большинством городских построек во время бомбардировки Колы со своих кораблей в 1854 г.[940]