Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Добро пожаловать в Дерби-таун
Самолет приземлился около полуночи, и мой прилет остался в здании аэропорта незамеченным. Воздух был горячий и тяжелый, как в ванной комнате, где ванна наполнена горячей водой. В аэропорту стояла суматоха, все пожимали друг другу руки… Повсюду широкие улыбки и восклицания: «Боже! Старый хрыч! Рад видеть тебя, дружище! Вот сюрприз… правда!» В гостиной, оснащенной кондиционерами, я познакомился с человеком из Хьюстона, он как-то себя назвал, прибавив, чтобы я звал его «просто Джимбо», и объяснил, что сам он сюда недавно приехал: — Боже, здесь что-нибудь непременно случится. Ну и хорошо. Слушай, давай выпьем? — Я заказал «Маргариту» со льдом, но он слышать об этом не хотел: — Не, не-е… лакать это пойло во время дерби в Кентукки? Ты что, с головкой не дружишь? — Он усмехнулся и подмигнул бармену. — Сейчас мы поучим этого парня. Дай-ка ему хорошего виски… Мне оставалось только согласно пожать плечами: — Лады, двойной «Старый Фитц» со льдом. Джимбо одобрительно кивнул. — Слушай. — Он шлепнул меня по руке, чтобы убедиться, что я слушаю. — Я знаю эту публику, что приезжает на дерби, каждый год здесь торчу, и хочу тебе кое-что сказать — это не тот город, где можно изображать из себя мажора. Быстренько тебя прижмут к ногтю, да еще по башке настучат и оставят без цента. — Я поблагодарил его и вставил в свой мундштук мальборину. — Слушай, ты, похоже, скачками не первый год занимаешься. Я прав? — Нет. Я фотограф. — Да ну? — Он с интересом оглядел мою кожаную сумку. — У тебя там эта… камера? А на кого работаешь? — На «Плейбой». Он рассмеялся: — Чертовски интересно! Ну и что ты будешь снимать — лошадок обнаженных? Ха-ха! Когда начнутся скачки для трехлетних кобыл, тебе работенка найдется. Это дерби не для старых кляч. — Он широко улыбнулся. — Черт возьми! И они все голенькие! Я качнул головой и ничего не ответил, просто глянул на него, силясь улыбнуться, а потом сказал: — Тут заваривается кое-какая каша. А мне надо поснимать эту заварушку. — Какую такую заварушку? Я помешал лед в стакане, помолчал и наконец сообщил: — На беговой дорожке. В день открытия. «Черные пантеры». — Я пристально на него посмотрел. — Газеты читаешь? Улыбка слетела с его лица. — О чем ты, черт возьми?
— Ну может, и не следовало тебе говорить… — Я пожал плечами. — Но, дьявол, все же об этом знают. Копы и Национальная гвардия уже шесть недель в боевой готовности. В Форт-Ноксе двадцать тысяч человек готовы в любой момент подняться по тревоге. Они нас предупредили — прессу и фотографов, — посоветовали ходить в шлемах и специальных толстых куртках. Сказали, что без стрельбы не обойдется… — Не может быть! — вскрикнул он и выбросил вперед руки, словно выставляя защитный барьер против моих слов. А потом ударил кулаком по стойке. — Сукины дети! Боже всемогущий! И это на дерби в Кентукки! — Джимбо не переставая тряс головой. — Нет! Господи Иисусе! Слишком плохо, чтобы в это можно было поверить. — Он сидел как на иголках, а когда встал, глаза его заволокло дымкой гнева. — Ну почему? Почему именно здесь? Ничего святого для них нет. Я снова пожал плечами: — Дело не только в «Черных пантерах». ФБР говорит, что автобусы будут битком набиты белыми, которые съедутся со всей страны, чтобы смешаться с толпой и атаковать черных со всех сторон. Они будут одеты как все. Сам знаешь — костюмы, галстуки и все такое. Но когда начнется заварушка… вот почему копы так встревожились. Он на минуту замолчал, как обиженный ребенок, который даже не может понять, что происходит, а потом крикнул: — О… Боже! Господи, да что такое творится в этой стране? Есть тут хоть одно спокойное местечко? Я взял сумку. — Только не здесь. Спасибо за угощение… и — удачи. Джимбо схватил меня за руку, чтобы удержать, но я сказал, что меня ждут в пресс-центре, и отправился играть свою роль в начинающемся отвратительном спектакле. В киоске аэропорта я купил «Курьер» и пробежался по заголовкам на первой странице: «Никсон послал войска в Камбоджу для ударов по красным»… «В-52 отбомбились, и наши войска продвинулись на 20 миль»… «4000 солдат заняли позиции у Йельского университета в связи с акциями протеста „Черных пантер“». Внизу красовался снимок Дианы Крамп, которой предстояло вскоре стать первой женщиной-жокеем в истории местных дерби. Фотограф запечатлел ее в стойле, когда она «остановилась, чтобы похлопать свою лошадь, Фатому». Весь номер переполняли новости из Вьетнама и сообщения о студенческих волнениях. И ни одного упоминания об акциях протеста в небольшом Кентском университете в Огайо [119].
Я собрался взять напрокат машину, но мордастый молодец за стойкой заявил, что автомобилей сейчас нет. — Сейчас машину не взять, — сказал он. — За шесть недель до начала дерби все забронировали. Я объяснил, что мой агент обещал заказать мне белый «крайслер» сегодня к полудню, но парень сокрушенно покачал головой: — Боюсь, мы ему отказали. Где ты остановился? Я пожал плечами: — А где останавливаются техасцы? Хочу пожить рядом со своими земляками. — Плохи твои дела, дружище, — вздохнул он. — Везде под завязку. Так всегда во время дерби. Я пододвинулся к нему поплотнее и почти прошептал: — Слушай, я из «Плейбоя». Нет желания подработать? Он подскочил на месте: — Что? Как же не хотеть? А что за работенка? — Да ничего особенного. Ладно, выбрось из головы. Я схватил сумку и пошел ловить такси. Сумка у меня была еще та — вся в наклейках. Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Лима, Рим, Бангкок и тому подобное — а самая важная наклейка выглядела вполне официально, в пластиковой обертке: «Журнал „Плейбой“. Фотограф». Я купил ее у одного сутенера в Вейле, штат Колорадо. Он поучал меня: — Никогда сам не говори о «Плейбое», пока эту наклейку не увидят. А когда поймешь, что ее заметили, можно переходить в наступление. Люди в таких случаях всегда на уши становятся. Действует на всех волшебным образом, говорю тебе. Самое настоящее волшебство. Что ж… может быть, и так. Я частенько забавлялся таким образом в барах и теперь, мчась в желтом такси к городу, чувствовал себя немного виноватым, что запудрил мозги этому бедолаге. А какого черта? Если скажешь где-то: «Я из Техаса», — того и гляди, что-то с тобой стрясется. Особенно если начнешь выделываться, будто ты сам весь из XIX века, а попал к каким-то обожравшимся уродам, хотя у самого за душой ничего, кроме пресловутых «традиций». В аэропорту Джимбо признался мне, что не пропускал ни одного дерби с 1954 года. — Моей старушке больше сюда не доехать, — сказал он. — Только зубами скрипела, но дала мне на этот раз свободу. А если я говорю «свободу» — то это и значит свобода! Я сорю десятидолларовыми купюрами, словно у меня денег куры не клюют. Лошади, виски, женщины… черт, в этот городишке есть телки, которые за бабки сделают все, что хочешь. А почему бы и нет? В наши времена, когда все стоит вверх дном, деньги никому не помешают. Даже Ричард Никсон норовит срубить деньжат. За несколько дней до дерби он признался: «Были бы у меня деньги — поиграл бы на бирже». А на бирже тем временем дела по-прежнему шли ни шатко ни валко.
В ожидании Стедмана
На следующий день мне пришлось несладко. До начала скачек оставалось чуть больше суток, а у меня все еще не было журналистской аккредитации — и, как говорит редактор спортивного отдела газеты «Курьер» из Луисвилля, ноль шансов ее получить. Хуже того, требовались целых две аккредитации — одна для меня и одна для Ральфа Стедмана, английского художника, который должен был вот-вот прилететь из Лондона, чтобы порисовать лошадок. В Штатах он прежде не бывал. И чем больше я размышлял над этим обстоятельством — тем сильнее тревожился. Как парень переживет неизбежный шок, когда после своего Лондона окажется в этой пьяной толпе на дерби в Кентукки? Черт его знает. Прилетел бы хоть на пару дней раньше, чтобы я помог ему акклиматизироваться. Погуляли бы с ним где-нибудь в живописных окрестностях Лексингтона… Я планировал встретить Стедмана в аэропорту на арендованном мною у полковника Квика шикарном «понтиаке» и сразу отвезти куда-нибудь в спокойное местечко, напоминающее его родную Англию.
Полковник Квик привел машину в работоспособное состояние, и я снял (за четырехкратную цену) две комнаты в задрипанном отелишке на окраине города. Оставалось только убедить выпендрял на ипподроме «Черчилль Дауне», что «Сканланс» — популярнейший спортивный журнал и они просто обязаны немедленно выделить нам два билета на лучшие места в ложе для прессы. Но не тут-то было. Первый мой звонок в оргкомитет ни к чему хорошему не привел. Клерк на другом конце провода выразил крайнее недоумение, что его просят об аккредитации за два дня до начала дерби. — Вы это серьезно? — спросил он. — Прием заявок закончен два месяца назад. Все места в ложе для прессы заняты, больше билетов нет… да и что это за ежемесячник такой — «Сканланс», черт возьми? Я буквально взвыл: — Вам что, не звонили из Лондона? Сегодня прилетает английский художник, мистер Стедман. Он, кажется, ирландец. И очень известен у себя на родине. А я сам только что прилетел с Восточного побережья. В Сан-Франциско меня заверили, что все будет в порядке. После моей тирады голос чиновника немного потеплел, но помочь он все равно ничем не мог. Я уламывал его как мог, и в конце концов он предложил компромисс: выдать нам два пропуска во внутренние помещения клуба. — Чушь какая, — сказал я. — Никуда не годится. Мы должны иметь доступ всюду. Везде. Церемония открытия, зрители и сами скачки, конечно. Вы что думаете — мы тащились в такую даль, чтобы смотреть все по телевизору? Так или иначе, но мы должны быть на самом ипподроме. Может, нам придется подкупить охрану — или даже прыснем в кого-нибудь из «Мейса». (Я купил в аптеке за 5 долларов 98 центов баллончик со слезоточивым газом «Мейс», и вдруг, прямо посреди телефонного разговора, меня стукнула сумасшедшая идея — поработать им на скачках. Сначала прыснуть в лицо охраннику у входа в vip-аппартаменты клуба, потом, как только начнутся заезды, пустить струю в губернаторскую ложу. Или попрыскать из баллончика на безобидных выпивох в клубном баре — скорее в чувство придут…)
Днем в пятницу у меня все еще не было аккредитации и местоположение Стедмана оставалось мне неизвестным. Я даже подумал, что он вернулся в Лондон. Наконец, отчаявшись найти художника в пресс-клубе или еще где-нибудь поблизости, я решил отправиться прямо на ипподром, без предупреждения явиться там в офис и потребовать себе один пропуск вместо двух, причем говорить прерывистым голосом, как человек, который еле сдерживает переполняющие его эмоции. В вестибюле отеля я остановился у стойки, чтобы обналичить чек. И, безо всякой надежды, осведомился о мистере Стедмане, не появлялся ли он здесь. Служащая отеля за стойкой — дама лет пятидесяти с экстравагантной внешностью — при упоминании Стедмана кивнула, не поднимая глаз от своих бумаг, и сказала низким голосом: — Можете быть уверены, приехал. — После этого она одарила меня улыбкой. — Да, правда. Мистер Стедман только что отправился на скачки. Он ваш друг? Я кивнул: — Мы должны вместе с ним работать, но я даже не знаю, как он выглядит. Теперь, черт возьми, придется искать его на ипподроме. Женщина хихикнула: — Вам не составит труда его найти. Его ни с кем не спутаешь. — Почему? Что в нем такого? Как он выглядит? — Ну… — она продолжала улыбаться, — это самый респектабельный человек, которого я видела в последнее время. У него такое… э-э… удлиненное лицо. Да и вся голова такая. — Она кивнула. — Вы узнаете его сразу, как только увидите, не беспокойтесь. Господи, неисповедимы пути твои, подумал я. Ситуация с аккредитацией осложнилась. Я как наяву увидел помещение для прессы на ипподроме и замотанного делами, нечесаного, опутанного проводами секретаря, который требует показать ему хоть несколько экземпляров «Сканланс». Что ж… и черт с ним. Всегда можно послать всех подальше и просто поболтаться по городу с большими мольбертами, громко смеясь над местными чуваками и прихлебывая мятный коктейль, так что местные копы скоро сочтут нас за ненормальных. Можно даже подзаработать: установить этюдник с большой надписью: «Зарубежный художник напишет ваш портрет. Цена $10. Не опоздайте!»
Большой-пребольшой дурдом
Я поспешил на ипподром, причем ехал быстро, виляя змейкой между разными сараями на колесах. В одной руке я держал банку пива, а в голове у меня была такая каша, что, выворачивая направо, я чуть не врезался в полный монахинь «фольксваген». Шансов поймать этого англичанишку до того, как он получит аккредитацию и отвалит, почти не оставалось. Но Стедман, когда я вошел, все еще торчал в пресс-центре. Он оказался молодым бородачом в твидовом пиджаке и темных очках фирмы «ХАФ». Обычный англичанин, ничего примечательного. Ни прожилок на лице, ни шевелюры, ни бородавок с торчащими из них волосиками. Мой рассказ о том, как его описали в отеле, Стедмана слегка озадачил. — Ладно, не беспокойся, — сказал я. — Только помни в ближайшие дни, что ты в Луисвилле, штат Кентукки. А не в Лондоне. И даже не в Нью-Йорке. Тут черт-те что творится. Еще хорошо, что какой-нибудь помешанный детектив в отеле не выхватил пистолет и не продырявил тебя. — Я хохотнул, но англичанину явно было не до смеху. — Представь, что ты попал в сумасшедший дом. А если кто-то начнет буянить — мы их живо успокоим «Мейсом». — Я показал ему баллончик «Билли-химика», подавляя в себе желание прыснуть в сторону крысинолицего журналюги в закутке «Ассошиэйтед пресс», с важным видом печатающего на машинке.
Мы стояли в баре, потягивали дармовое виски и на пару радовались нежданной удаче — что получили две аккредитации. Девушка за стойкой кокетливо улыбалась Стедману. Он объяснил мне: — Я только назвал ей свое имя, и она сразу вся расцвела. К полудню у нас все было на мази. Мы заняли места напротив финишного створа, телекамер цветного ТВ и рядом с баром для прессы. Вдобавок отсюда можно было попасть в комнаты жокеев. Не удалось только проникнуть в vip-ложи с табличками «F» и «G», а я чувствовал, что надо бы нам туда попасть, чтобы собственными глазами посмотреть на чудачества местных шишек… Губернатор, судя по всему, сидел в ложе «G». Барри Голдуотер [120] наверняка находился в «G», где он мог расслабиться, потягивать коктейли, наслаждаться зрелищем и неповторимой атмосферой дерби. В ложах для привилегированных гостей имелись бар и кафе, а бары на ипподроме во время дерби вообще являют собой нечто. Каждый политик, деляга и красавица, каждая шишка на ровном месте, которая живет в радиусе пятисот миль от Луисвилля, считает своим долгом нализаться на скачках, швырять направо и налево баксы и вообще оттянуться по полной. Нет лучшего места, чтобы наблюдать за местной публикой, чем бар на ипподроме. Никого твои взгляды не шокируют, все сюда затем и пришли, чтобы показать себя во всей красе. Некоторые вообще не вылезают из баров, сидят в удобных креслах за деревянными столами и наблюдают за меняющимися циферками на световом табло за окном. Темнокожие официанты в белых костюмах ходят с подносами и предлагают зрителям напитки, спецы размышляют над списками заездов, кто-то делает ставки на счастливые номера или ищет нужные имена жокеев. Люди то и дело подходят к окошкам тотализатора в отделанных деревом коридорчиках. А когда начало скачек приближается, толпа редеет и все занимают свои места. Все-таки маловато мы в этот день сделали, работы на завтра осталось предостаточно. В vip-ложи нас пустили только на полчаса, очевидно, чтобы газетчики успели сфотографировать и взять короткое интервью, но чтобы мелкота вроде меня и Стедмана не торчала там весь день, смущая почтенную публику, да не сперла между делом сумку-другую. Вроде у нас было достаточно времени в ту пятницу, но из-за скачек везде было ни проехать ни пройти. Если требовалось десять минут, чтобы добраться из помещения для прессы до бара, и столько же, чтобы вернуться обратно, то наблюдать за народом уже было некогда. И, в отличие от других газетчиков, мы не орали дикими голосами, глядя на скаковые дорожки. Перед нами выступали другие чудища, и зрелище разворачивалось поинтереснее скачек.
Ракурс Томпсона
Ближе к вечеру мы вышли на балкон пресс-центра — я хотел запомнить, что происходит сегодня, чтобы сравнить увиденное с картиной завтрашнего дня и все это описать. Я приехал на дерби после десятилетнего перерыва, а раньше, когда жил в Луисвилле, бывал на них каждый год. Теперь, наблюдая за всем из пресс-центра, я увидел травянистый газон, ограниченный скаковыми дорожками. — Скоро все затопчут, — сказал я, — народу собралось тысяч пятьдесят, и почти все пьяные. Фантастическая картина: тысячи еле стоящих на ногах, кричащих, обнимающихся, лезущих друг на друга и дерущихся разбитыми бутылками из-под виски зрителей. Надо бы отсюда ненадолго выйти, но через это столпотворение не пробраться. — А там не опасно? Сможем потом вернуться обратно? — Конечно. Надо только соблюдать осторожность и ни на кого не наступать, а то начнется драка. — Я поежился. — Черт, здесь, на трибунах под нами, скоро будет повеселее, чем на скаковых дорожках. Тысячи пьяным-пьянющих бедолаг, которые все сильнее злятся, теряя все больше и больше денег. К вечеру они будут держать банки с мятным джулепом в обеих руках и блевать на головы другим. Зрители будут стоять плечом к плечу. Никому никуда не выйти. Проходы станут скользкими от блевотины, люди будут скользить, падать и хватать за ноги других, чтобы их не затоптали. Пьяные будут мочиться прямо в очередях к окошкам тотализатора. Начнут ронять деньги и драться, чтобы поднять их первыми. Стедман посмотрел на меня с таким беспокойством, что я рассмеялся: — Шучу. Не беспокойся. Как только запахнет жареным, прысну «Мейсом» в первого, кто сунется. Англичанин сделал несколько хороших набросков, но нужное лицо, которое просилось бы на карандаш, находилось слишком далеко. Раньше я тысячу раз видел на скачках такие лица. У меня перед глазами стояла эта типичная местная шишка — претенциозный пьяница, давно поставивший крест на всех юношеских надеждах, окончательно деградировавшая личность — неизбежный результат межродственных скрещиваний и царящего вокруг бескультурья. Одно из ключевых правил при разведении собак, лошадей или других животных заключается в том, что межродственное скрещивание усиливает отрицательные качества генеалогической ветви так же, как и положительные. Например, при разведении лошадей рискованно спаривать двух резвых, но норовистых скакунов. Их потомство наверняка будет очень быстроногим и бешеным. А хитрость заключается в том, чтобы получить нужные качества и отфильтровать плохие. Но за размножением людей никто так хорошо не присматривает, особенно в замкнутом сообществе Юга, где браки между близкими родственниками не только привычны и приемлемы, но считаются удобными — для родителей, — чтобы их чада не искали себе пары самостоятельно, ведь еще неизвестно, что они там найдут. («Боже, милочка, ты слышала о дочке Смитти? Она совсем с ума сошла. Поехала на прошлой неделе в Бостон и вышла там замуж за негра!») Так что лицо, которое я искал в этот уикенд в «Черчилль Дауне», было символом, который сложился у меня в голове, — символом всей этой обреченной атавистической культуры, которая и делает дерби в Кентукки таким, какое оно есть. В пятницу возвращаясь в отель после скачек, я предупредил Стедмана и о других возможных проблемах. Сами мы никаким изысканным и запрещенным зельем не запаслись, поэтому придется пообщаться с местными выпивохами. — Имей в виду, — сказал я, — что почти каждый, с кем ты заговоришь, будет пьяным. Вроде приятный человек, но он в любую секунду может на тебя без всякой причины наброситься. Стедман кивнул, напряженно смотря вперед. Казалось, бедняга совсем пал духом, и чтобы его приободрить, я предложил прихватить моего брата и сходить втроем поужинать.
А при чем тут «Мейс»?
В отеле мы немного поговорили об Америке, о Юге, об Англии и малость передохнули перед ужином. Ни один из нас не знал, что это была наша последняя нормальная беседа. С этого момента уикенд превратился в один дикий, пьяный кошмар. Нас буквально разрывали на части. Главной проблемой стало то, что я раньше жил в Луисвилле — встречи со старыми друзьями, родственниками и тому подобное: многие из них к тому времени перессорились, рехнулись, мужья и жены разводились, люди залезали в страшные долги или оправлялись от несчастных случаев. Как раз посередине бешеных скачек перед нами нарисовался один мой родственник. Это слегка накалило атмосферу, а бедняге Стедману ничего не оставалось, кроме как смиренно принимать следующие одно за другим шокирующие события. Еще одной проблемой стала его привычка делать наброски всех моих знакомых, к которым я его таскал, и дарить им эти свои работы. Результаты всегда оказывались плачевными. Я несколько раз предупреждал англичанина о последствиях, но он из вредности продолжал все делать по-своему. Наконец почти все, кто видел работы Стедмана или хотя бы слышал о них, стали его побаиваться и избегать. Художник ничего не понимал. «Это же шутка, — говорил он. — В Англии подобное считается вполне нормальным. Люди не возражают. Они понимают, что я всего лишь немного усиливаю кое-какие черты их внешности». — Пошел ты со своей Англией, — сказал я. — Мы здесь в самом сердце Америки. И то, что ты с ними творишь, люди здесь воспринимают как жестокое оскорбление. Что ты наделал прошлым вечером? Мой брат чуть тебя не убил. Стедман печально покачал головой: — Но он мне понравился. Он показался мне очень прямым и порядочным человеком. — Слушай, Ральф. Хватит дурака валять. Ты же ему подарил ужасный рисунок. Лицо монстра. Это вывело его из себя. — Я пожал плечами. — Как по-твоему — какого черта мы так быстро ушли из ресторана? — Я думал, это из-за «Мейса». — А при чем тут «Мейс»? Он усмехнулся: — Ну ты же прыснул им в официанта, не помнишь? — Черт, это ерунда, — замялся я. — Я промахнулся… а мы все равно ушли. — Но там все были против нас. Зал наполнился газом. Твой брат чихал, а его жена заплакала. У меня два часа была резь в глазах. Даже рисовать не мог, когда мы вернулись в отель. — Точно. И его жена еще что-то уронила себе на ногу, правда? — Она была вне себя. — Да… ладно, о’кей… Будем считать, что на этот раз мы оба виноваты. Но впредь будь осторожнее с моими знакомыми. Не надо их рисовать, а я больше не стану прыскать в них «Мейсом». Будем просто отдыхать под выпивку. — Хорошо, — согласился он. — Будем как все здесь.
Утро скачек
Утром в субботу, в день Больших скачек, мы позавтракали в летнем кафе под названием «Птомаин Вилледж». Жили мы напротив, через дорогу, в убогом «Пригородном отеле». В отеле имелся буфет, в котором готовили так плохо, что наше терпение наконец лопнуло. У официанток там словно ноги были загипсованы — двигались еле-еле, все время ныли и ругали «черных» на кухне. Стедману нравился «Птомаин Вилледж», потому что там подавали рыбу и чипсы. Я предпочитал французские тостики — самые настоящие блины, толстые, хорошо прожаренные и затем располосованные каким-то кухонным резаком на мелкие части. Кроме выпивки и недосыпа в то время нашей единственной настоящей проблемой был доступ в клуб. Наконец мы решили просто пойти и, если будет необходимо, украсть два пропуска, но только не пропустить предстоящее зрелище. В последующие двое суток нам больше не удалось принять хоть одно разумное решение — с момента, когда мы двинули на ипподром, контроль над ситуацией был утерян и оставшееся до конца уикенда время нас носило и бросало по волнам пьяного моря. Мои заметки и воспоминания о самих скачках довольно сумбурны. Однако сейчас, просматривая записи в большом красном блокноте, я более или менее представляю, что тогда происходило. Сам блокнот сильно помят, некоторые страницы вырваны, другие съежились и покрыты пятнами, видимо от виски, но если взять мои записи в целом, с добавлением вспышек памяти, то получается довольно связная история. Так что читайте.
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2021-01-14; просмотров: 52; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.191.212.211 (0.066 с.) |