Рaзмышления о непостоянстве счастья

 

Насколько радость мира неверна!

Вот сладость – но уже горчит она,

И счастья нет, и вновь душа больна,

И труд бесплоден.

 

Удачи ты негаданно достиг,

Ты весело шагаешь напрямик,

Увы! От легкой доли через миг

Ты стал свободен.

 

Сегодня Иром стал вчерашний Крез,

Пал в бездну вознесенный до небес,

Надежды светоч навсегда исчез

Во тьме кромешной.

 

Кто уберечь сумеет свой успех?

Равно паденья тягостны для всех.

Лишь колесо Фортуны без помех

Летит поспешно.

 

О счастье на земле, бесплодный вздор!

Тебе сопутствует Господень взор,

Он зрит, что прах ты и никчемный сор,

И он рассудит:

 

Восстать из персти не успеешь ты,

Когда тебя Вершитель Доброты

Сотрет во прах и оботрет персты.

И так да будет.

 

 

ХВАЛЕБНАЯ ОДА В ЧЕСТЬ ЗАРТЬЕ ЯНС, ВЯЗАЛЬЩИЦЫ ЧУЛОК В БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОМ СИРОТСКОМ ПРИЮТЕ АМСТЕРДАМА; НАПИСАНА НА ЕЕ КНИЖЕЧКЕ СТИХОВ «ПРОБУЖДЕНИЕ ОТ ЛЮБВИ»

 

О ты, что, натрудивши руки,

Воздвиглась ныне на Парнас,

Ты, что радеешь каждый час

О поэтической науке,

О Зара Янс, воспеть позволь.

Искусно ты владеешь сколь

Секретами стиховязания –

Опричь вязания чулок;

Неповторим твой дивный слог,

Не выдержит никто с тобою состязания.

 

Добротна каждая строка,

И я признаюсь поневоле,

Что проживет она подоле

Наипрочнейшего чулка,–

Покинь же дом сиротский, дай нам

Искусства приобщиться тайнам,

Перо послушное держи,

Пусть не проворство спиц вязальных

Тебя в краях прославит дальных,

А звонкие стихи летят чрез рубежи.

 

Один молодчик с Геликона

Вчера влетел ко мне, крича,

Что у Кастальского ключа

Приказ прочитан Аполлона

(Поскольку должный час настал,

Чтоб был прославлен капитал,

Тот, что твоим талантом нажит),–

Бог соизволил повелеть

Для всех, творить дерзнувших впредь,

Что пишущий стихи – пусть их отныне вяжет.

 

 

ЭПИТАФИЯ ФОККЕНБРОХУ

 

Здесь Фоккенброх почиет на века,

Прокурен и продымлен до предела.

Людская жизнь сопоставима смело

С дымком, легко летящим в облака;

Да, как дымок, его душа взлетела,

Но на земле лежать осталось тело,

Как отгоревший пепел табака.

 

 

ХЕЙМАН ДЮЛЛАРТ

 

 

МОЕЙ ДОГОРАЮЩЕЙ СВЕЧЕ

 

Свеча моя, пускай твой пламень быстротечный

Подспорьем станет мне, дабы мой ум постиг

Те знанья, что извлечь из груды мудрых книг

Очам людским дано, в пытливости извечной.

 

Мне книгой будь сама, чтоб жизни краткой суть

Я мог уразуметь в свой срок недолговечный,–

Благорассудный смысл, простой и человечный,

Ученья, что найдет от сердца к сердцу путь.

 

Фитиль чадящий твой, – прообраз жизни бренной,–

В кромешной тьме потух, но мне, сквозь смертный мрак,

Неугасимый свет, как вечной жизни знак,

Сияет в небесах красой своей нетленной.

 

 

ВЕЯЛЬЩИК‑ВЕТРАМ

 

Я жертвую фиалки, лилии,

Охапки ярко‑красных роз

И пурпурных цветов обилие,

В жемчужном блеске свежих рос,

 

Чтоб эти рдяные, лилейные

Цветы на ваш алтарь легли.

Вы побратались, тиховейные,

Со всеми странами земли,

 

Когда над сенью густолистою

Плывя в лазури наобум,

Вы, зелень всколыхнув душистую,

В ней пробуждали свист и шум.

 

Не оставляйте, ветры, милостью

Мое озимое зерно,

Чтоб росы пагубною гнилостью

Не отравили мне гумно.

 

 

ТРЕМ ВОЛХВАМ С ВОСТОКА

 

Для вас лазурь небес в ночи испещрена

 

Предначертаньями, где множество загадок;

И вам дано читать златые письмена

Про возвышенье царств земных, про их упадок.

 

Какою силой вы гонимы в дальний путь –

Надеждой пламенной, внезапным ли наитьем?

Или порыв сердец, влекущихся к открытьям,

Велел с востока вам к полудню повернуть?

 

Святые мудрецы, вам этот путь не в тягость!

Пока вы мерили очами небеса,

Душе открылось их величье и краса.

 

Звезды таинственной она прозрела благость.

И, – веры алчущим, – свой путеводный свет

Явила вам звезда, и вы пошли ей вслед.

 

 

РАСКАЯВШИЙСЯ РАЗБОЙНИК

 

Скитаясь по земле, он путника с коварством

Подстерегал, стремясь врасплох его застичь.

Но, пригвожден, узрел Всевышнего и царством

Небесным был пленен, как вспугнутая дичь.

 

Он руки окунал в ручей, в лесной глуши:

Чужая кровь их жгла проклятия печатью.

Христова смыла кровь своею благодатью

Ее с греховных рук, и тела, и души.

 

Злодейству обречен, служитель тьмы усердный,

Внезапно веры свет увидел милосердный,

Хоть в меркнущих зрачках природный свет угас,

 

Злодей, в Страстную ночь судим за преступленья,

Познал блаженства день и праздник искупленья.

Мертвец при жизни, он живым стал в смертный час.

 

 

ЯН ЛЁЙКЕН

 

 

ВИДИМОСТЬ

 

Сну подобно бытие –

Мчится, как вода в ручье.

Кто возропщет на сие,

Чей могучий гений?

Люди тратят годы, дни

На восторги, но взгляни –

Что приобрели они,

Кроме сновидений?

Счастья не было и нет

У того, кто стар и сед,–

День ли, час ли –

Глянь, погасли,

Унеслись в потоке лет.

Плоть, вместилище ума –

Лишь непрочная тюрьма,

Все для взора

Меркнет скоро,

Впереди – одна лишь тьма.

 

 

НАПРАСНО ПРОПОВЕДУЮТ ГЛУХИМ

 

Взгляни, Любовь, на свой позорный вид:

Раскаяние, слезы, горький стыд,

Обман, измены, тысячи обид

Разнообразных.

 

Не хочешь слышать о десятках бед,

О том, что страсти учиняют вред,

О том, что людям погрязать не след

В твоих соблазнах.

 

Приличий не желаешь ты блюсти,

Стараешься в трясину завести,

И все надежды на своем пути

Спешишь разрушить.

 

Ты почитаешь истину за ложь,

Простую робость трусостью зовешь,

Советчика подалее пошлешь –

Не хочешь слушать.

 

Твердят тебе упреки без конца –

Твердящего ты числишь за глупца,

И все морочишь бедные сердца,

Творишь напасти –

 

Зачем я столько тут болтал, ответь?

Ступай‑ка ты своей дорогой впредь,

Я кончу проповедь и буду петь

О сладкой страсти.

 

 

ЛЮЦЕЛЛА

 

В час предутренний, когда

Петушок споет заране

И к рассвету поселяне

Пробудятся для труда,

Ведаю, что ты, Люцелла,

За цветами в сад пошла,

Где к нектару мчится смело

Прихотливая пчела.

 

Как нежна твоя краса,

Несравненная, живая,–

Ты богиня полевая!

Ах, ланиты! Очеса!

О Люцелла! Несомненно,

Совершенна ты вполне!

Страсть к цветам, прошу смиренно,

Измени на страсть ко мне!

 

В сад любви со мною ты

Хоть разок вступить попробуй;

Запах там струят особый

Благородные цветы,

Благовонием прекрасным

Там точится каждый плод

И утехам сладострастным

Вкус нежнейший придает,

 

Сад любви – как цитадель!

Не страшна ему осада,

Не страшны потоки града

И свирепая метель!

Шквал ненастья бессердечен –

Но лови же миг, лови!

День весенний быстротечен,

Вечен только цвет любви.

 

 

МОЯ ЛЮБИМАЯ – МОЯ РАДОСТЬ

 

Ах, Лелиана! Ах, мой свет!

Что ж тебя так долго нет?

Душу лечит,

Стрелы мечет

Твой необычайный взор –

И пылает, словно костер!

 

Что ж ты прячешься в саду?

Утешение найду

В нежной власти,

В сладкой сласти

Уст, на коих, о, чудеса,

Как на розах, спит роса!

 

Солнце мне подает пример,

Веселясь на свой манер,

Указуя

Поцелуя

Не откладывать, – и с небес

Нежно лобзает листву древес.

 

Что ж ты скрылась нынче с глаз?

Промедление сейчас,

Ох, чревато:

Маловато

Будет шейки мне одной –

Заплатишь ты иною ценой!

 

Но все равно отыскать готов

Я тебя средн кустов!

Злюсь до дрожи:

Для чего же

Должен я сгорать в огне?

Я клянусь, ты заплатишь мне!

 

Не успокоят ни за что

Меня поцелуев даже сто,

Даже двести,–

Алчу мести:

Требую, моя красота,

Шейку, щечку и уста!

 

 

ПОЛЕВИК

 

На волнах Рейна полный лик луны

Был отражен, и юный Полевик

Невдалеке от водной быстрины

Сел на траву и к дудочке приник.

Ручьи журчали посреди дерев;

Пел Полевик, и звонок был напев:

 

«О гордый вяз, о красная сосна,

О ива, что склонилась над рекой,

И ты, ольха, что на скале видна,

И ты, скала, что поросла ольхой,

И виноград, что смотрится в родник,–

Но лишь Диану любит Полевик.

 

Рачительный крестьянин гонит скот

На луг, хозяйским рвением горя,

На маслобойню молоко везет,

Чтоб масло сбить, – вот так и я не зря

С моей Диаиой долго бился всласть,

И крепко сбил в ее сердечке страсть.

 

Мольба и лесть в былые времена

Служили мне, но на слова мои

Она была бесчувственней бревна,

Жесточе камня, горше спорыньи,–

Да, как змея, она бывала зла –

И жизнь моя все тягостней текла.

 

Теперь она зовет меня „дружок“,

Всегда к любви подать готова знак;

Мы падаем на скошенный лужок,

Затем (о, если б чаще было так!)

Мне без корсажа предстает она,

И плоть моя желаньем зажжена.

 

Прелестная Диана прочих дев

Настолько же красою превзошла,

Насколько выше дуб – иных дерев,

Насколько выше трав земных – ветла,

Она нежней, чем даже Рейн златой,

И превосходит Эйсел быстротой.

 

Волшебнее отрад на свете всех –

Отрада с ней побыть наедине,–

Издалека мне слышен звонкий смех,

Она уже подмигивает мне,

И вскорости (о, это неспроста!)

К ее устам прильнут мои уста!»

 

Но вот заря забрезжила вдали,

Прозрачен воздух летний, даль тиха,–

И парень весело вскочил с земли,

Едва заслышал пенье петуха,

В котомку сунул дудочку свою

И через поле зашагал к жилью.

 

 

ПРИХОД РАССВЕТА

 

Тебе, прекрасному, привет,

Златых палат посол, Рассвет,

Что постучался в ставни;

Не медли, друг мой, за окном,

Войди, благослови мой дом,

Ты мой знакомец давний.

 

Ты приглашения не ждешь,

Легко и весело грядешь,

Пришелец издалече,–

Покуда в сумраке стою –

Стучишься в комнату мою

И радуешься встрече.

 

Тебе во всем подобен тот,

Кто водворил на небосвод

Главнейшее светило,–

Кто ждет в предутренней тиши

Пред ставнями моей души,

Не угашая пыла.

 

Кто я такой? О, скорбь, о, страх –

В гнилом дому червивый прах,

И мною ад заслужен,–

Но ждет Господь у этих стен,

Не мыслит он, что я презрен,

Что я ему не нужен.

 

Войди же нынче, как вчера,

Посланник вечного добра,

Столь робкий поначалу –

Неси благую весть сюда,

Что все заблудшие суда

Ты приведешь к причалу.