Современное продолжение даосской традиции

 

Можно с уверенностью сказать, что современная китайская дыхательная гимнастика цигун и прочие весьма многочисленные методики оздоровления Китая практически полностью возникли и развиваются на основе даосских теорий и практических рекомендаций. Естественно, время не стоит на месте, и в этом вопросе оно тоже внесло существенные коррективы. Более подробно мы коснемся гимнастики цигун в разделе этой книги, посвященном практическим рекомендациям. В этой главе мы приведем лишь краткий исторический очерк, посвященный выходу древней оздоровительной традиции «из подполья» и популяризации ее среди самых широких слоев населения Китая. Кстати сказать, интерес к цигун и другим китайским видам оздоровительной гимнастики растет и далеко за пределами этой страны.

Приводится по работе: Э.С.Стулова «Даосская практика достижения бессмертия», сборник. «Даосская йога. Алхимия и бессмертие», Санкт‑Петербург, 1993 г.

Способ лечения болезней при помощи дыхательных упражнений был разработан врачом китайской народной медицины Лю Гайчжэнем и практиковался под его руководством в одном из санаториев курорта Бэйдайхэ, начиная с 1955 г. Затем он распространился по всему Китаю. Описания, приведенные в книге Лю Гуайчжэня, свидетельствуют, что этот метод – сплав целого ряда традиционных даосских комплексов дыхательной и двигательной гимнастики, почерпнутых автором из письменных источников, а также переданных ему даосскими наставниками, хранителями определенных направлений дыхательной или двигательной гимнастики.

Среди них старый учитель Ли, более двадцати лет практиковавший дыхательные упражнения, хранившиеся в тайне и передававшиеся от учителя к ученику. Ряд сведений Лю Гуйчжэнь получил от учителя Ян Чжэньцина, представителя школы Ян, широко известной в Китае на протяжении многих лет. Сам Лю Гуйчжэнь также обучался в свое время дыхательным и двигательным упражнениям.

Основываясь на традиционных комплексах, а также древних даосских дыхательных и двигательных упражнениях, таких как «даоинь», «нэйгун», а также «шэнь хуси» (глубокое дыхание), «туна фа» (метод вдоха и выдоха), «цзин цзо хуси ян шэн фа» (метод питания жизни в тихом сидении), Лу Гуйчжэнь разработал дыхательные упражнения, которые он разделил на три комплекса. Это «лечебные упражнения» (нэйян гун), «укрепляющие упражнения» (цянчжуан гун) и «оздоровительные упражнения» (баоцзянь гун).

В книге Лю Гуйчжэня мы встречаем рекомендации, напоминающие те, что предписывались в древних даосских руководствах. Это касается и субъективных условий (отрешение от всяких волнений, беспокойств, забот, сохранение бодрого, хорошего настроения), и объективных (чистая, тихая комната, без лишних вещей), а также самих упражнений, которые можно выполнять сидя, лежа, стоя.

Для наглядности приведем описание одного из «лечебных упражнений»: принять нужное положение, приступать к дыханию носом, сначала одну‑две минуты дышать обычно, затем, – произнося про себя фразу, состоящую в начале занятий из трех слогов. При произнесении первого слога делают вдох, при произнесении второго – дыхание задерживают, при произнесении третьего – делают выдох.

Постепенно количество произносимых слогов увеличивают, доводя его до девяти. При этом при произнесении первого слога делают вдох, последнего – выдох, а при произнесении промежуточных слогов дыхание задерживают. При вдохе кончик языка должен упираться в небо. Подержав его в таком положении некоторое время, опустить, одновременно выполняя выдох. Дышать надо естественно свободно.

Важной процедурой при выполнении дыхательных упражнений является концентрация внимания на нижнем «поле киновари», как и в упражнениях, рекомендовавшихся даосскими наставниками, о которых мы говорили выше. Следующий этап – научиться медитировать, «погружаться в покой». Это требует продолжительной тренировки и терпения.

Лечебные и оздоровительные комплексы, по свидетельству доктора Лю Гуйчжэня, эффективны при многих заболеваниях, в том числе при язве желудка и двенадцатиперстной кишки, опущении желудка, хроническом несварении, неактивной форме туберкулеза легких, невралгических заболеваниях кожи, рубцовых образованиях, неврастении, первичной гипертонии и т. д.

В некоторых случаях доктор Лю Гуйчжэнь рекомендует сопровождать дыхательные упражнения приемом лекарств, иглоукалыванием, массажем.

Некоторые упражнения «оздоровительного комплекса» очень близки дыхательным упражнениям из древних даосских руководств. Так, например, упражнение для ушей, выполняемое для избавления от шума в ушах, головокружения, головных болей, профилактики потери слуха, представляет собой не что иное, как «игру на небесном барабане», часто фигурирующую в даосских рекомендациях.

Это же относится и к упражнению для укрепления зубов, при котором следует, сосредоточившись, стучать зубами (не слишком сильно), а также к упражнению для языка, при котором языком следует собирать во рту слюну, омывать ею рот, а затем сглатывать тремя небольшими глотками, проводя слюну в нижнее «поле киновари». Считается, что эта, знакомая нам по даосским руководствам процедура, избавляет от горечи во рту, от оскомины, боли в горле, увлажняет жедудочно‑кишеч‑ный тракт и способствует пищеварению.

Для улучшения сна, аппетита, работоспособности Лю Гуйчжэнь рекомендует воспользоваться двумя способами, полученными им от даосского учителя Ли. Это «способ девятикратного дыхания» и «способ удержания воздуха в поле киновари». Как видно из сказанного, в современном Китае находят самое широкое применение лечебные и оздоровительные методы, модифицированные рекомендации, почерпнутые из древнекитайских даосских трактатов. В ряде случаев процедуры почти не претерпели изменений.

В последнее время на Западе большое распространение получили различные китайские и японские системы – тай‑цзи цюань, даоинь, каратэ, айкидо, кэмпо и т. д., включающие как боевые, так и оборонительные приемы, некоторые комплексы упражнений называются гунфу (или кунг‑фу), что не совсем правильно, поскольку такого рода упражнения в Китае называются ушу (военное, искусство) или го‑шу (национальное искусство). Выше мы уже говорили о роли гунфу, даоинь, нэйгун как оздоровительной гимнастики. Этим, однако, значение их не исчерпывается.

Возникновение гунфу легенды относят ко времени, когда Желтый император боролся с рогатым чудовищем Чию. Связывают его также с борьбой, при которой противники были в шлемах с рогом, которым они на потеху зрителей должны были забодать друг друга насмерть. Допускалась оборона лишь в форме блоков и работы ногами.

Целый этап связывается с именем основателя чань‑буддизма Бодхидхармы (527 г.) и монахами монастыря Шаолинь, где он обосновался. С новым стилем внутренней системы связывают имя знаменитого сунского полководца Юе Фэя (1103–1142). В дальнейшем шаолиньские формы бокса испытали влияние даосского монаха Чжан Саньфэна, жившего во времена правления династии Южная Сун (1127–1279). Традиционно считается, что именно он создал тайци цюань, одну из наиболее популярных в настоящее время форм внутреннего стиля.

Согласно легенде, император призвал Чжана помочь ему справиться с врагами. Во сне Чжану явился бессмертный и открыл секрет, который дал ему возможность голыми руками одолеть более ста противников.

По другой версии, однажды во дворе монастыря Чжан Саньфэн увидел битву змеи и журавля, журавль атаковал змею, но она каждый раз увертывалась. Наблюдая это, Чжан понял, что увидел воплощенную в жизнь даосскую идею одоления, достижения победы путем уступок.

В период правления династии Цин даосские и буддийские монахи предоставляли убежище в монастырях сторонникам восстановления минской династии. В результате репрессий монахи перебирались в южные, более безопасные районы, что привело к распространению гунфу, овладению его тайнами сравнительно большого числа простых людей. Гунфу входило в систему подготовок в тайнинской армии.

Дыхательные упражнения, рекомендуемые последователям гунфу, заимствованы из даосских руководств предписывают «дыхание дань тянь», то есть брюшное, когда диафрагма подвижна. Вот пример описания: принять позу «всадника». Сосредоточиться на дань тянь (нижнее «киноварное поле»). Дышать через нос, глубоко, диафрагмой, грудная клетка должна оставаться неподвижной. Сначала следует сделать три выдоха через рот, затем дышать только носом. Язык следует держать у неба. Одежду, пояс расслабить и т. д.

Как видим, правильное дыхание в этих упражнениях играет наиважнейшую роль. В целом же медитация, дыхательные и двигательные упражнения имели в виду достичь единства духа и тела, избавить тело от болезней, укрепить его, что мыслилось возможным в результате следования законам природы, достижения гармонии с природой.

Подводя итог изложенному, нельзя не заметить, что устойчивость традиций донесла из глубины веков целый ряд положительных знаний из области китайской народной медицины, фармакологии, гигиены, зачатки современной химии, которые «законсервировались» в даосских рекомендациях, наставлениях, процедурах, прикрытые слоем мистики и суеверий.

 

ДАОССКИЕ ПРИТЧИ И ЛЕГЕНДЫ

 

В заключение раздела, посвященного религиозно‑философским и мистическим системам древнего Китая, в особенности даосизма, так как именно это течение уделяло особое внимание работе человека с собственной биоэнергией и повышению энергетического потенциала, мы приведем некоторое количество даосских притч и легенд. Для любителей самостоятельного анализа полезным будет сравнить даосские притчи и легенды с дзэн‑буддийски‑ми; Несомненно, у них много общего. И те и другие обращают читателя или слушателя к самым глубинным вопросам бытия, причем, они делают это в самой, казалось бы, ненавязчивой форме, – в форме достаточно легкого на первый взгляд, хотя и причудливого повествования.

По сравнению с дзэн‑буддийскими притчами, даосские несколько более многословны. Мы постарались выбрать наиболее короткие из них. Если вы помните, дзэн‑буд‑дийские притчи, основанные в основном на загадках‑парадоксах коанах, передавали смысл, таящийся глубоко между строк и по ту сторону всем привычных слов. Иногда Учителю, чтобы донести до ученика Истину достаточно было безмолвного поступка или просто жеста.

О даосских притчах этого не скажешь. Часто они представлены в форме диалога (кстати, излюбленной форме древнегреческих философов). Наиболее популярным персонажем даосских легенд является Лао Цзы, который очень часто полемизирует со своим вечным оппонентом Конфуцием. Также в них часто участвуют другие бессмертные и святые даосского пантеона.

Эти истории взяты нами из книги «Даосские притчи», издательство «Гиль – ЭСТЕЛЬ», 1992 г… Вот что говорится в предисловии к этому изданию:

«Путь, которым можно пройти? – не ИСТИННЫЙ путь. Имя, которое можно назвать, – не постоянное Имя», «Говорящий не знает, знающий не говорит». Эти тексты были написаны в ту эпоху, когда впервые было нарушено молчание, и даосизм начал выходить на сцену официальной китайской культуры. Прежде то было темное, неясное магическое знание, затерянное в ущельях гор, в лабиринтах городских улиц, надежно спрятанное в тумане повседневного и общеизвестного. Молчаливое, бесформенное – не несло ли оно в себе большей чистоты, чем позднейшие утонченные размышления? Кто знает, как много утратил Восток, когда начал говорить о том, что приводит к немоте. Кто знает, как много сохранил Запад, молчаливый и по нынешний день.

Пусть каждый найдет здесь пищу для чувств и размышлений. «Слова нужны для обретения мысли, но кто обрел мысль, уже не нуждается в словах».

Недеянием небо достигает чистоты, недеянием земля достигает покоя. При слиянии недеяния их обоих развивается вся тьма вещей. Неразличимо, неуловимо они исходят из ничего; неразличимы, неуловимы, не обладают образом. Вся тьма вещей зарождается в недеянии. Поэтому и говорится: «Небо и земля бездействуют и все совершают». А кто из людей способен достичь недеяния?

 

БОЙЦОВЫЙ ПЕТУХ ЦЗИ СИНЦЗЫ

 

Цзи Синцзы тренировал бойцового петуха для чжоу‑ского царя Сюаньбана. Через десять дней царь спросил:

– Готов ли петух к бою?

– Еще нет, пока самонадеян, попусту кичится. Через десять дней царь снова задал тот же вопрос.

– Пока нет. Еще бросается на каждую тень, откликается на каждый звук.

Через десять дней царь снова задал тот же вопрос.

– Пока нет. Взгляд еще полон ненависти, сила бьет через край.

Через десять дней царь снова задал тот же вопрос.

– Почти готов. Не встревожится, пусть даже услышит другого петуха. Взгляни на него – будто вырезан из дерева. Полнота его свойств совершенна. На его вызов не посмеет откликнуться ни один петух – повернется и сбежит.

Младенец, родившись, способен овладеть речью и без великого учителя, ибо живет вместе с говорящими.

 

ЧАЙКИ

 

Один приморский житель любил чаек. Каждое утро отправлялся в море и плыл за чайками. Чайки же слетались к нему сотнями.

Его отец сказал:

– Я слышал, что все чайки следуют за тобой. Поймай‑ка мне нескольких на забаву.

На другое утро, когда Любитель чаек отправился в море, чайки кружились над ним, но не спускались.

Поэтому и говорится: «Высшая речь – без речей, высшее деяние – недеяние». То знание, которое доступно всем, – неглубоко.

 

КОНФУЦИЙ И ЖАНЬ ЦЮ

 

Жань Цю спросил Конфуция:

– Можно ли узнать, что было прежде неба и земли?

– Можно, – ответил Конфуций. – В древности было то же, что и ныне.

Потеряв нить разговора, Жань Цю ушел.

На другой день он снова явился к учителю и сказал:

– Вчера я спросил: «Можно ли узнать, что было прежде неба и земли?». Учитель ответил: «Можно. В древности было то же, что и ныне». Осмелюсь ли задать вопрос, почему вчера мне это было ясно, а сегодня – нет?

– Вчера было ясно, – ответил Конфуций, – ибо ты духовно заранее подготовился к восприятию ответа. Сегодня не ясно, ибо ты ищешь ответа не для духовного. Нет ни древности, ни современности, нет ни начала, ни конца. А могли быть сыновья и внуки до того, как появились сыновья и внуки?

Жань Цю не успел ответить, как Конфуций продолжил:

– Постой! Не отвечай! Умирают не оттого, что рождаются живые; живут не оттого, что умирают мертвые. И смерть и жизнь от чего‑то зависят; у них обеих есть единое общее. Разве было вещью то, что родилось прежде неба и земли? Вещество в вещах – это не вещь. Вещи не могли появиться прежде вещей. Совершенно так же были вещи, совершенно так же появлялись вещи – без конца. Подражая этому, и мудрец так же всегда бесконечен в любви к людям.

 

ТЕНЬ И ПОЛУТЕНЬ

 

Полутень спросила у Тени:

– Почему вы так непостоянны? Раньше вы двигались, а теперь почему‑то остановились, раньше вы сидели, а теперь почему‑то встали?

– Может быть, я так поступаю в зависимости от чего‑то? – ответила Тень. – А может быть, я так поступаю в зависимости от чего‑то, зависящего еще от чего‑то? Завишу ли я от чешуи змеи, от крыла кузнечика? Как знать, почему это так? Как знать, почему это не так?

Огромная масса снабдила меня телом, израсходовала мою жизнь в труде, дала мне отдых в старости, успокоила меня в смерти. То, что сделало хорошей мою жизнь, сделало хорошей и мою смерть.

 

ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНОСТЬ ЛЕЦЗЫ

 

Учитель Лецзы попал в нужду и отощал от голода. Какой‑то гость поведал об этом чжэнскому царю Цзыяну.

– Разве государь, – спросил он, – не прослывет врагом мужей, если постигший учение муж – Ле Защита Разбойников, бедствует в вашем царстве?

Чжэнский царь Цзыян тотчас велел служителю одарить Лецзы просом.

Учитель вышел к посланцу, дважды поклонился, но проса не принял. Посланец удалился.

Лецзы вошел в дом. Жена посмотрела на него, стала бить себя в грудь и сказала:

– Слышала я, что семья человека, постигшего учение, обретает покой и радость. Вы же отощали от голода. Царь дарит вам, Преждерожденному, зерна. Разве это не судьба? А вы, Преждерожденный, отказываетесь!

Учитель Лецзы улыбнулся и ответил:

– Царь шлет в подарок просо, а сам меня не видел, значит, знает обо мне лишь с чужих слов. Так с чужих слов он обвинит меня и в преступлении. Вот почему я не принял дара.

А народ и вправду восстал и прикончил Цзыяна.

 

ТЕНЬ ЛЕЦЗЫ

 

Учитель Лецзы учился у учителя Лесного с Чаши‑горы, и учитель Лесной сказал:

– Если постигнешь, как держаться позади, можно будет говорить и о том, как сдерживать себя.

– Хочу услышать о том, как держаться позади, – ответил Лецзы.

– Обернись, взгляни на свою тень и поймешь.

Лецзы обернулся и стал наблюдать за тенью: тело сгибалось и тень сгибалась; тело выпрямлялось, и тень выпрямлялась. Следовательно, изгибы и стройность исходили от тела, а не от тени. Сгибаться и выпрямляться – зависит от других вещей, не от меня. Вот это и называется: держись позади – встанешь впереди.

Лецзы сказал:

– Полный красоты – горд, полный сил – необуздан, с ними нельзя говорить об учении, поэтому пока они не поседеют, с ними не стоит и говорить об учении, а еще менее – о его осуществлении. Необузданному люди не могут советовать, если же люди не могут ему советовать, то он остается одиноким, без помощников. Умный полагается на людей, поэтому и в старости не дряхлеет, знания у него исчерпывающие и беспорядков не возникает. Трудности управления царством не в том, чтобы самому быть умным, а в том, чтобы находить умных.

 

ГДЕ НАХОДИТСЯ ПУТЬ?

 

Учитель из восточного предместья спросил Чжуанцзы:

– Где находится так называемый Путь?

– Повсюду, – ответил Чжуанцзы.

– Приведите пример, тогда лишь сумею понять.

– В муравье.

– А еще ниже?

– В куколе.

– А еще ниже?

– В черепице.

– А самое низкое?

– В моче и в кале.

Учитель из восточного предместья промолчал.

– Ваши вопросы, учитель, конечно, не были достойны сущности, – сказал Чжуанцзы. – Чтобы постичь Путь, вы спрашиваете, словно у надзирателя на рынке, как пинают свинью, узнавая, насколько она жирна: чем ниже, тем яснее.

Только вам не обязательно приводить пример – нет вещи, которая бы Пути избежала. Таков истинный Путь, таковы же и слова о великом. Есть три слова: чжоу, бянь, сянь. Звучат они различно, а сущность одна, они обозначают одно – «повсюду». Попытаемся вместе странствовать по дворцу Нигде, и суждениям о единстве общего не будет конца и предела.

Попытаемся вместе с Недеянием стать простыми и спокойными, бесстрастными и чистыми, гармоничными и праздными! Отвлеклась бы от всего моя мысль, куда бы ни направилась, не знала бы предела, уходила бы, возвращалась, и не знала бы, где остановиться. И я бы уходил и возвращался, не ведая, где она закончится, бродил бы по необъятным пространствам, вступил бы в область великого познания и не ведал бы, как его исчерпать. Вещество в вещах не отграничено от вещей, но вещи обладают пределом, так называемой границей вещи.

Предел же беспредельного – это бесконечность конечного. Мы говорим о наполненном и пустом, об увядании и смерти. Для Пути же наполненное не наполнено, пустое не пусто. Начало и конец для него не начало и конец, скопление и распад для него не скопление и распад.

 

КОНФУЦИЙ БЕСЕДУЕТ С ЛАОЦЗЫ

 

Конфуций отправился на запад, чтобы спрятать книги в чжоуском хранилище, а Цзылу ему сказал:

– Я слышал, что среди летописцев в Чжоу был Ла‑оцзы, но он отказался от должности и вернулся к себе домой. Не отправиться ли к нему за помощью, если вы, учитель, хотите спрятать книги?

– Прекрасно, – сказал Конфуций и отправился к Лаоцзы, но тот отказался помочь, и Конфуций стал его убеждать, излагая все двенадцать основ.

– Слишком пространно, – прервал его Лаоцзы и сказал: – хочу услышать самое важное.

– Самое важное – это милосердие и справедливость, – ответил Конфуций.

– Разрешите узнать, каков характер милосердного и справедливого? – спросил Лаоцзы.

– Хорошо, – ответил Конфуций, – Без милосердия нельзя стать благородным мужем; без справедливости нельзя даже родиться благородным мужем. Милосердие и справедливость – таков характер истинного человека. Как же может быть иначе?

– Разрешите спросить, – сказал Лаоцзы, – что вы называете милосердием и справедливостью?

– От души радоваться вместе со всеми вещами, любить всех без пристрастия. Таковы чувства милосердия и справедливости, – ответил Конфуций.

– О! Почти как в речах последышей. Любовь ко всем разве не нелепость? Беспристрастие – разве это не пристрастие? – сказал Лаоцзы. – Если вы, учитель, не хотите, чтобы Поднебесная лишилась своих пастырей, вы должны желать ей постоянства такого же, как у неба и земли. Ведь, конечно, будут светить солнце и луна, будет свой порядок у звезд и планет, будут стаи птиц и стада зверей, и деревья будут расти вверх.

Если бы вы, учитель, действовали, подражая их свойствам, следовали их путем, то уже достигли бы истинного. К чему же столь рьяно вещать о милосердии и справедливости, точно с барабанным боем отыскивать потерянного сына? Ах, вы, учитель, вносите смуту в характер человека!

Конфуций спросил Лаоцзы:

– Можно ли назвать мудрым человека, который овладел путем, будто подражая сильному: делая невозможное возможным, неистинное истинным; или софиста, который говорит, что отделить твердое и белое также легко, как различить светила на небе?

– Это суетливый мелкий слуга, который трепещет в душе и напрасно утруждает тело. Ведь умение собаки загнать яка, ловкость обезьяны исходят из гор и лесов, – ответил Лаоцзы. – Я скажу тебе о том, чего нельзя услышать, о чем нельзя рассказать. У многих есть голова и ноги, но нет ни сердца, ни слуха; но нет таких, кто, имея тело, существовал бы вместе с не имеющим ни тела, ни формы. Причины движения и покоя, смерти и рождения, уничтожения и появления не в самих людях, но некоторые из причин управляются людьми. Того же, кто забывает обо всех вещах, забывает о природе, уподоблю забывшему самого себя. Только забывшего о самом себе и назову слившимся с природой.

 

О ПРЕДЕЛЕ ВЕЩЕЙ

 

Перед тем как ослепнуть, глаза разглядят даже кончик волоса.

Перед тем как оглохнуть, уши расслышат даже полет москита.

Перед тем как притупится ощущение вкуса, язык отличит воду из реки Цзы от воды из реки Минь.

Перед тем как утратить обоняние, нос отличит запах обожженного дерева от запаха гниющего.

Перед тем как телу окостенеть, человек бежит быстро.

Перед тем как утратить рассудок, сердце легко отличает правду от лжи.

Причина в том, что, не достигнув предела, вещи не переходят в свою противоположность.

 

Вершей пользуются при рыбной ловле. Наловив же рыбы, забывают про вершу. Ловушкой пользуются при ловле зайцев. Поймав же зайца, забывают про ловушку. Словами пользуются для выражения мысли. Обретя же мысль, забывают про слова. Где бы мне отыскать забывшего про слова человека, чтобы с ним поговорить!