Фаза 4: второе восстановление после 2013 г

К концу 2012 г. оптимистические настроения вновь вернулись. На 2013 г. прогнозировалось постепенное ускорение роста мировой экономики и ее дальнейший подъем в 2014 г. Улучшение прогнозов было связано в основном с политическими мерами, принятыми в Европе и в США, которые позволили ослабить наиболее серьезные риски и снизить вероятность еще одного масштабного финансового шока, способного ввергнуть международную экономику обратно в рецессию. Но вывод МВФ состоял в том, что для обеспечения стабильного подъема мировой экономики потребуется гораздо больше усилий. Акцент по-прежнему делался на хрупкости ситуации. В первой половине 2013 г. наблюдались признаки ускорения роста, хотя ожидалось, что в глобальном масштабе он не превысит 3 %, что соответствовало окончательным результатам еврозоны в 2012 г. Экономика западных стран, включая еврозону, во второй половине 2013 г. демонстрировала рост, а в США результаты были еще лучше: прогнозировалось, что в 2013 г. рост составит 1,75 %, а в 2014 г. – 2,75 %. Ожидалось, что в 2013 г. рецессия в еврозоне продолжится, но в 2014 г. будет достигнут незначительный рост на 0,9 %. При этом очень многое оставалось неясным. Правительствам предстояло определить, каким образом перейти к сворачиванию такого важного инструмента стимулирования экономики, как количественное смягчение, который обеспечил ликвидность, позволил сохранить низкие процентные ставки и способствовал росту цен на активы.

В июне 2013 г. заявление главы ФРС Бена Бернанке о том, что ФРС намерена начать сокращение программы количественного смягчения с 85 до 65 миллиардов долларов в месяц, стало сигналом к распродаже на рынках акций и падению индекса Доу – Джонса на 4,3 %. Отчасти это было связано с тем, что многие считали количественное смягчение, начатое ФРС в 2008 г., основной причиной сохранения высоких цен на активы. Так, приобретение центральными банками огромного количества облигаций для увеличения объема ликвидности в экономике привело к возникновению «пузыря» на рынке облигаций. Но еще важнее было то, что сокращение программы количественного смягчения вызвало опасения, что ФРС готовится к увеличению процентных ставок, хотя было ясно, что на тот момент ФРС будет стремиться удерживать их на уровне, близком к нулю, и не станет повышать ставки, до тех пор пока уровень безработицы не снизится до 6,7 %. В 2013 г. уровень безработицы в США все еще намного превышал 7 %. Реакция рынков на возможное сворачивание количественного смягчения свидетельствовала о том, насколько рынки зависели от него, а также о том, что говорить об устойчивой динамике восстановления экономики пока рано. Пациент все еще нуждался в системе жизнеобеспечения. Реакция рынка привлекала внимание к еще одному противоречивому аспекту политики количественного смягчения и нулевой процентной ставки: их регрессивному воздействию на распределение богатства и на пенсионеров.

Следующим ключевым этапом подъема был возврат экономики к ситуации, при которой можно было бы поднять процентные ставки до более реалистичного уровня, но политики понимали, что любой неправильный ход в этом направлении может нарушить весь процесс восстановления. Даже если удастся обойти эти рифы, то останутся многие другие лежащие в глубине нерешенные проблемы, вскрытые кризисом, в том числе вопросы о будущей архитектуре управления еврозоной и жизнеспособной программе сокращения американского долга. К 2013 г. процесс выхода из рецессии уже стал самым медленным и длительным за весь послевоенный период, и не было никаких гарантий того, что он сменится резким и стабильным подъемом экономики, хотя прогнозы были уже более многообещающими, чем какое-то время назад. События 2010 г. все еще были свежи в памяти. Повсеместные надежды на устойчивое восстановление так и не оправдались. В 2013 г. прогноз предусматривал несколько более ускоренный по сравнению с 2010 г. подъем экономик западных стран, особенно США и Японии (которую в данном случае мы относим к западным странам), в то время как в отношении новых быстрорастущих стран прогноз был более сдержанным: замедление темпов роста в Китае до умеренных, усиление финансовой турбулентности и резкое снижение темпов роста в ряде ведущих быстрорастущих экономик, прежде всего в Бразилии и Индии. На долю западных стран все еще приходилось более половины мирового производства, поэтому до ребалансировки международной экономики в пользу новых быстрорастущих стран было еще далеко, а любое замедление темпов роста в этих странах по сравнению с экономиками западных стран неизбежно затягивало данный процесс.

 

Политическая жизнестойкость

Финансовая катастрофа и ее последствия держали правительства западных стран в сильном напряжении. От многолетнего процветания внезапно не осталось и следа, и правительства обнаружили, что оказались в совершенно непонятной и очень опасной ситуации, возникшей в результате финансового хаоса. Неудивительно, что многие правительства, которым пришлось искать выход из этой ситуации, не были переизбраны на новый срок. Но общая картина пяти послекризисных лет свидетельствовала о том, что правящим режимам удалось адаптироваться. В ведущих западных демократиях у власти оставались основные политические партии. Они сумели сохранить свои позиции даже в еврозоне, где наблюдалась самая высокая политическая напряженность.

Воздействие кризиса и рецессии в разных странах неизбежно было неравномерным, что отчасти отражало различное время проведения электоральных циклов и было связано с особенностями каждой страны. В США на президентских выборах, прошедших сразу после кризиса 2008 г., на место республиканца пришел демократ. А в ходе промежуточных выборов 2010 г. произошла смена состава в палате представителей, где большинство перешло от демократов к республиканцам. С тех пор на выборах президента побеждала партия, чей кандидат находился на должности президента, а на выборах в конгресс побеждала партия, имевшая большинство в конгрессе. В Японии правительство находившейся у власти партии уходило в отставку дважды – в 2009 и в 2012 гг. То же самое произошло в Соединенном Королевстве в 2010 г. Смена правительств после финансового краха чаще всего происходила в странах ЕС. Из 28 стран, входивших в состав ЕС в 2013 г., в период с 2008 по 2013 г. в 21 стране правительство сменилось по меньшей мере один раз, и лишь в семи у власти оставались все те же партии. На всем протяжении кризиса лишь в четырех из 17 стран еврозоны правительство формировали одни и те же партии, а в 13 странах произошла как минимум одна смена правительства.

В ряде стран (в Исландии, Греции, Италии и на Кипре) финансовая катастрофа вызвала глубокий политический кризис, который в Греции сопровождался широкомасштабными социальными потрясениями. Но события в Греции нельзя считать типичными, потому что даже там партии основных политических течений сохранили за собой места в правительстве. Чаще всего действующие правительства вынуждены были уйти в отставку, что иногда сопровождалось потерей поддержки правящей партии. Определенную роль играли и местные факторы, при этом, хотя каждый отдельный случай имел особенности, наблюдалась общая закономерность. Избиратели возлагали вину за кризис и последовавшую за ним экономическую стагнацию на находившиеся у власти партии. Наиболее яркими примерами стран, где правящие партии потерпели сокрушительное поражение, стали Исландия (2009), Греция (2012) и Венгрия (2010). В других странах утрата партиями, находящимися у власти, поддержки избирателей была не столь очевидной. Как ни удивительно, но до сих пор ни в одной стране не произошло смены правящего режима в смысле победы несистемной партии правого или левого толка, выступающей за отмену или коренной пересмотр действующих международных соглашений и выход страны из международных организаций, что могло бы привести ее к изоляции от международной экономики. Все партии, которым удалось вытеснить находившиеся у власти партии, придерживались действующего в стране консенсуса, заявляя о своей приверженности таким внешним обязательствам своей страны, как участие в ЕС, ВТО, ОЭСР и МВФ, представляющим собой основные составные части международного рыночного порядка.

В некоторых странах, в первую очередь в Греции и Италии, укрепили свои позиции несистемные партии правого и левого толка, в других – наблюдался стремительный рост популистских партий, таких как партия «Истинные финны» в Финляндии, получившая в 2011 г. 20 % голосов. В ответ основные политические партии нередко прибегали к созданию широких коалиций, стремясь не допустить, чтобы популистские партии, даже набравшие более 20 % голосов, играли в правительстве сколько-нибудь заметную роль, как это произошло в 2011 г. с партией СИРИЗА в Греции и в 2012 г. с «Движением пяти звезд», возглавляемым Беппе Грилло в Италии. Политика жесткой экономии, в той или иной форме присутствовавшая после кризиса в большинстве западных стран, стала серьезным испытанием для западной демократии, но до сих пор ей удавалось избегать потерь.

Сильнейший политический кризис разразился в Греции и Италии. 27 октября 2011 г. Совет Европы согласовал выдачу второго крупного транша для Греции (первый был направлен в мае 2010 г.). Условия предоставления транша были очень жесткими, и греческий премьер-министр Георгиос Папандреу заявил о намерении провести референдум по вопросу о приемлемости таких условий для народа Греции. За этим последовало сильнейшее давление на него самого со стороны правительств других стран ЕС, и 4 ноября на саммите «Большой двадцатки» в Каннах ему было сказано, что единственный вопрос, по которому он может проводить референдум, – это вопрос о выходе Греции из еврозоны и ЕС. Условия предоставления пакета помощи не обсуждались. Папандреу отменил запланированный референдум и подал в отставку. На его место пришел Лукас Пападемос, возглавлявший ранее Центральный банк Греции. Было сформировано правительство технократов, призванное разработать пакет мер, на проведении которых настаивала «тройка» (в составе Европейской комиссии, ЕЦБ и МВФ).

В это же время Сильвио Берлускони, отказавшийся ранее следовать мерам жесткой экономии, которые были рекомендованы Италии «тройкой» в рамках пакета помощи, не сумел заручиться поддержкой в парламенте страны и был вынужден уйти в отставку. На его место пришел Марио Монти, бывший комиссар ЕС, сформировавший, как и Пападемос, правительство технократов, которому предстояло проводить в жизнь меры жесткой экономии.

Эти перемены встретили широкое осуждение (не в последнюю очередь, со стороны британских евроскептиков) как нарушение демократии. Технократические правительства за то недолгое время, что находились у власти, вынуждены были противостоять парламентскому большинству, и вскоре их сменили выборные правительства. Демократия в Европе была приостановлена лишь на короткое время. В этом состоит основное отличие от 1930-х годов. Меры, принятые для предотвращения экономического коллапса, позволили избежать политического коллапса, по крайней мере до сих пор. Но кризис еще не закончился, поэтому потенциальная возможность обвала в одной или нескольких странах сохраняется.

Сила демократического общества стала важным фактором устойчивости международного рыночного порядка, противостоящего финансовому кризису и турбулентности в экономике. Ограниченная поддержка, которой пользовались несистемные партии, означала, что у избирателей была возможность выразить свое недовольство правительствами, находившимися у власти, и добиться их отставки, хотя пришедшие им на смену правительства зачастую проводят похожую политику и не предлагают действительных перемен. Правда, западные демократии еще не сталкивались со столь жестоким экономическим спадом со времен Великой депрессии, разразившейся 70 лет назад. Тогда позиции демократии не были столь сильны, поэтому в ряде стран ей не удалось противостоять кризису. В результате в этих странах произошла смена режимов и установилась диктатура, что стало основным фактором крушения международного рыночного порядка, который затем пришлось с большими мучениями восстанавливать после Первой мировой войны. Большинство западных обозревателей уверено, что ничего подобного повториться не может, и, действительно, до сих пор повторения не произошло. Международный рыночный порядок устоял, правда, в некоторых странах ему пришлось пройти суровое испытание политикой жесткой экономии, проводимой правительствами. Уровень безработицы, особенно среди молодежи, вырос настолько, что многие начали опасаться долговременных последствий и глубокого разочарования в демократических институтах у множества граждан следующего поколения. Их отстраненностью от политики, разочарованием в политиках и альтернативах, предлагаемых основными политическими партиями, частично объясняется неожиданный подъем популистских несистемных партий, таких как «Движение пяти звезд» Беппе Грилло в Италии, «Истинные финны» в Финляндии, «Золотая заря» в Греции и «Йоббика» в Венгрии [Goodwin, 2011; Eatwell et al., 2014, ch. 9].

Политические элиты на Западе полагают, что несистемные движения можно сдержать и не допустить их прорыва. До сих пор это удавалось, но в ряде стран растут сомнения относительно правомерности таких действий, и в большинстве демократических стран возникла проблема доверия к политикам и оторванности политической элиты от вопросов, волнующих массы населения. Широкое распространение получило мнение, что между основными политическими партиями, при всех бесконечных разногласиях, неуместной риторике и ожесточенной борьбе за место наверху, нет особых различий, так как они во многом разделяют одни и те же политические установки, а придя к власти, в основном продолжают все ту же политику. Одной из политических установок, построенных на убеждении, что современные демократии могут действовать лишь при постоянном увеличении потока общественных и индивидуальных благ, позволяющих удовлетворять самые разнообразные интересы, является императив скорейшего возобновления экономического роста. Для решения внутренних политических проблем определенный уровень экономического роста нужен не только Китаю. Он нужен и всем современным государствам, за исключением наиболее репрессивных. В современном обществе нелегко оправдать действия власти, постоянно поддерживающей режим жесткой экономии. Политика жесткой экономии нужна в периоды кризиса, а в обычных условиях правительства рассматривают ее в качестве временной меры и стремятся отказаться от нее как можно скорее [Hood et al., 2014].

Правительства всех западных стран, включая Японию, находившиеся у власти в сентябре-октябре 2008 г., то есть во время финансового кризиса, позже обвиняли в том, что они позволили кризису развиться у них на глазах. Это стало важнейшей причиной, по которой правящие партии вынуждены были уйти в ходе выборов. Перед этим поветрием устояли лишь Германия и Япония. Финансовый кризис непосредственно сказался на результатах состоявшихся в ноябре президентских выборов в США, где экономика и перспективы ее развития занимали центральное место в предвыборной кампании. В центре дебатов были вопросы, связанные с реакцией на кризис финансовых органов и поведением банков до и во время кризиса.

В 2009 г., по мере распространения поднятой финансовым крахом волны, в Исландии случился первый кризис выплаты суверенного долга, за ним последовали дефолт и сокрушительное поражение правящей партии во время выборов, которые пришлось проводить в апреле. Правда, непосредственные последствия кризиса не сильно сказались на правительствах – отчасти потому, что лишь в некоторых западных демократиях в это время состоялись выборы. Правительствам этих стран пришлось действовать в условиях самой сильной с 1945 г. рецессии, хотя предпринятые ими антикризисные меры позволили избежать соскальзывания в дефляцию и депрессию. По мере осознания всей полноты долгосрочного ущерба менялся и преобладающий дискурс, в котором кризис изображался не как финансовый, а как долговой. Правительствам и домохозяйствам для сокращения государственных и частных расходов настоятельно рекомендовалось перейти к программе строгой экономии, отвечающей условиям спада производства в экономике.

В 2010 г. кризис суверенной задолженности в еврозоне положил начало новой фазе политического кризиса. Первый транш для Греции пришлось согласовывать с «тройкой» в условиях осознания того, что такие же проблемы стоят перед целой группой стран, в том числе Ирландией, Испанией, Португалией и Италией, которым также грозил дефолт. Теперь главным содержанием этого кризиса стал считаться суверенный государственный долг, и дискурс жесткой экономии становился все более доминирующим во всех западных экономиках [Blyth, 2013]. В мае в результате всеобщих выборов в Соединенном Королевстве произошла смена правительства и была создана новая коалиция, явно намеревавшаяся продолжить курс на жесткую экономию и возлагавшая ответственность за финансовый кризис на своих предшественников-лейбористов, которые чересчур много тратили и слишком плохо справлялись с задачами регулирования. К этому моменту развития кризиса правительства в западных странах менялись одно за другим. Центральной темой дискуссии по вопросам международной экономической политики стало будущее еврозоны и возможность ее распада, что нашло отражение в докладах МВФ и ОЭСР. Эта проблема затронула и Ирландию, где долговой кризис привел к резкому падению популярности правящей партии «Фианна Файл» на всеобщих выборах 2011 г., что стало ее крупнейшим поражением на выборах со времен создания республики. Смена правящих партий произошла в Финляндии, Португалии, Дании, Испании и Словении.

В 2012 г. медленный процесс восстановления западных экономик положил начало отходу от дискурса жесткой экономии на фоне новых забот, связанных с экономическим ростом и уровнем жизни. Кризис еврозоны продолжался, при этом не наблюдалось и серьезного ухудшения, а действия ЕЦБ в июле укрепили уверенность рынка в том, что еврозона вряд ли распадется и худшее, возможно, уже позади. Председатель ЕЦБ Марио Драги поддержал ожидания рынка, заявив, что банк готов пойти на все ради сохранения евро, хотя вряд ли у него хватило бы сил подкрепить свои слова делами [Marsh, 2013].

В 2012 г. продолжающаяся стагнация и усиливающееся противостояние политике строгой экономии во многих западных странах привели к поражению партий, находившихся у власти в Словакии, Литве, Хорватии и Японии. Во Франции в результате президентских выборов на смену Николя Саркози пришел Франсуа Олланд. В Греции выборы прошли даже дважды. Первые выборы, в ходе которых все основные политические партии уступили новым протестным несистемным партиям, действовавшим как справа, так и слева, оказались безрезультатными. Больше всех потеряла левоцентристская партия ПАСОК, которая была у власти во время долгового кризиса. Определенной стабильности удалось достичь с формированием широкой коалиции, во главе которой встала правоцентристская партия «Новая демократия», значительно укрепившая позиции этой коалиции в ходе вторых выборов. Обстановка обострилась в связи с усилением партии «Золотая заря», которая добилась представительства в парламенте, участвуя в уличном насилии против иммигрантов и своих политических оппонентов. Возрождение классического фашистского движения стало предостережением о том, к чему может привести кризис. Убийство левого активиста в сентябре 2013 г. дало правительству повод назвать «Золотую зарю» преступной организацией и арестовать ее руководителей.

То, что волна смены правящих партий пошла на спад, подтвердили результаты президентских выборов в США в конце 2012 г. Некоторого улучшения состояния американской экономики, правда, пока неуверенного, оказалось достаточно, чтобы Барак Обама был переизбран в ноябре на второй срок. Однако демократы не сумели вернуть утраченные позиции в палате представителей, и им с трудом удалось сохранить свои позиции в сенате, а это означало, что в перспективе Обама может оказаться в трудном положении при решении ключевых политических вопросов во время второго президентского срока. В Европе борьба за власть продолжалась. Исключением была Германия. Переизбрание Ангелы Меркель в сентябре 2013 г. (правда, без предпочитаемого ею партнера по коалиции) было вполне ожидаемым. В остальных европейских странах правящим партиям сложно было удержать власть. В Италии новая широкая коалиция, сформированная после выборов, чтобы сменить правительство Монти, так и не смогла выдвинуть явного победителя, правда, это продолжалось недолго. Кипр, где только что был избран новый президент, находился в глубоком долговом кризисе, ставшем запоздалой реакцией на кризис в Греции, где кипрские банки имели значительные инвестиции. Наиболее примечательный разворот произошел в Исландии, где к власти вновь пришло правительство Партии независимости, на которое раньше возлагали ответственность за финансовый кризис и которое заставили уйти в отставку после сокрушительного поражения на выборах. В отличие от государств-должников еврозоны, Исландии удалось провести девальвацию и оправиться от удара. Даже в тех странах, которые финансовый кризис на Западе затронул незначительно, положение находившихся у власти партий было достаточно рискованным. В Австралии, где финансовый крах не привел к спаду, а рост экономики не прерывался благодаря тому, что страна сумела наладить поставки сырья в новые быстрорастущие страны, в частности в Китай, в сентябре 2013 г. решительную победу одержала правоцентристская коалиция, но во многом эта победа была связана не с экономикой, а с внутренней политикой, в том числе с хроническим расколом внутри правящей лейбористской партии.

В новых быстрорастущих странах на протяжении первых пяти лет после финансового кризиса сохранялась стабильная политическая обстановка, а политическая нестабильность сосредоточилась на Западе. Почти во всех странах положение находившихся у власти партий было неустойчивым, и в большинстве случаев выборы приводили к смене правящей партии. Порой большое значение имели местные факторы, но чаще всего особую роль играли экономические проблемы, вызванные финансовым кризисом, и трудности, с которыми сталкивались правительства, пытавшиеся оправдать ожидания избирателей и держать события под контролем. В этой ситуации важно отметить устойчивость политических систем. Даже в странах, оказавшихся в самом центре урагана – Греции, Португалии, Испании, Италии, Кипре, Исландии и Ирландии – и переживших труднейшие моменты в ходе выборов, партии, которые пришли на смену находившимся у власти и дискредитировавшим себя, оставались верными идее сохранения позиций своих стран в международном рыночном порядке. Некоторые партии основных политических течений, такие как «Фианна Файл» в Ирландии и ПАСОК в Греции, лишились значительной части поддержки, но даже при явном увеличении числа сторонников несистемных партий основными бенефициарами оставались другие центристские партии.

Политическая жизнеспособность демократий, особенно в Европе, вписывалась в рамки сценария, согласно которому худшее осталось позади. Правда, все еще сохранялись опасения относительно способности центристских сил удержать позиции в случае, если, например, в еврозоне разразится новый кризис, для преодоления которого вновь потребуются меры жесткой экономии. Доверие было все еще непрочным, но теперь наиболее серьезные угрозы миру исходили не со стороны ЕС или США, а с Ближнего Востока, Восточной Азии и Украины. В противоположность 1930-м годам экономическая катастрофа еще не стала детонатором для политической катастрофы на Западе.

 

IV. Глобальные перемены

Кризис стал проверкой жизнестойкости международного рыночного порядка и в отдельно взятых странах. Финансовый крах произошел в самом оплоте западной экономики – в странах ОЭСР, и поначалу его прямое влияние на другие части международного рыночного порядка было ограниченным. Во многих незападных странах сохранялись высокие темпы экономического роста, и это подчеркивало их независимость от западных рынков. Однако эта независимость была иллюзорной. Сначала эти страны, находясь в изоляции, могли позволить себе спокойно наблюдать за происходящим в Нью-Йорке и Лондоне. Волна протеста периода 2008–2013 гг., в результате которой многие действующие правительства после выборов лишились своей власти, коснулась в основном западных демократий. Из восьми западных стран, входящих в состав «Большой двадцатки», лишь в Канаде и Германии у власти по-прежнему оставались те же партии, что и в 2008 г. Обратная картина наблюдалась в 11 незападных странах – участницах «Большой двадцатки». За это время правительство сменилось лишь в Мексике.

В 2008 г. новые быстрорастущие страны относились к стремительному обвалу англо-американских финансов и последовавшей за ним рецессии главным образом как к проблеме Запада, не имеющей к ним прямого отношения, хотя сокращение спроса на ряде основных рынков (темпы роста упали в 2009 г.) сказалось на экспорте из этих стран, причем некоторым из них, в первую очередь Китаю, пришлось прибегать к дополнительным финансовым стимулам, чтобы компенсировать падение спроса со стороны западных стран и сохранить высокие темпы роста. Рецессия никогда не была для этих стран заметным риском. Уныние и пессимизм, характерные для оценки кризиса и его последствий, не получили большого распространения за пределами Запада. Во многих быстрорастущих странах преобладал оптимистический взгляд на будущее экономики и возможности дальнейшего роста и развития. Чем сильнее становились эти страны, тем меньше они зависели от западных экономик и тем больше развивались их торговые отношения друг с другом. Это привело к тому, что быстрорастущие страны утратили интерес к сотрудничеству в решении дилемм, которые, по их мнению, имеют отношение только к западным странам. Обоснованность проводимой Западом политики также вызывает у них вопросы.

Это позволяет предположить, что «глобальный финансовый кризис», как его иногда называют, был явлением регионального, а не глобального масштаба, аналогичным финансовому кризису в Азии в 1997 г., а значит, его следует называть «североатлантическим кризисом». Но последний отличается от азиатского финансового кризиса тем, что он случился в финансовом нервном центре, который является таковым не только для западных стран, но и для всей международной экономики, – в англо-американских финансовых центрах [Gowan, 2009; Green, 2013; Panitch, Gindin, 2013]. Угрожая западным демократиям, этот кризис представлял собой угрозу стабильности международного рыночного порядка, где западные страны доминировали на протяжении долгого времени. В этом смысле его последствия ощущались далеко за пределами Северной Атлантики. По мере того как развивались события после кризиса, становилось очевидным, что быстрорастущие страны не могут оставаться в стороне от длительного структурного кризиса неолиберального порядка, который затрагивает их не в меньшей степени, чем страны ОЭСР. В попытке изолироваться некоторые быстрорастущие страны, в частности Китай, создали у себя значительный кредитный «пузырь», который в будущем может привести к новому крупному финансовому кризису. В нынешнем кризисе быстрорастущие страны выступают в роли ведущих игроков, сделав главную ставку на его исход, и именно они во многом определят, каким будет этот исход. Значение для международной экономики западных финансов, потребительского спроса западных стран и западных технологий способствует усилению взаимной зависимости всех государств и делает самостоятельное и самодостаточное экономическое развитие опасным даже для самых крупных из них, что и подтвердило снижение темпов экономического роста в ряде быстрорастущих стран в 2012 г.

В 2013 г. производство в незападных странах впервые превысило 50 % всего мирового производства в пересчете на паритет покупательной способности (ППС). Этот разрыв стремительно сокращался в течение последних 30 лет, в особенности – в последнее десятилетие. Запад, к которому в данном случае мы относим и Японию, продолжает доминировать, но его превосходство становится все меньше, и если эта тенденция сохранится, то изменение баланса в международной экономике будет не в пользу Запада. Экономический вес – не то же самое, что вес политический, но если мы хотим сохранить международный рыночный порядок, построенный 60 лет назад силами США и их западных союзников, то необходимо решить, каким образом этот рынок будет развиваться при полноценном участии в нем новых быстрорастущих стран.

Либеральный международный рыночный порядок казался достаточно прочным, когда после падения коммунизма к нему по умолчанию присоединился весь мир, к чему с самого начала и стремились те, кто стоял у истоков этого порядка в 1940-х годах. На протяжении 20 лет после окончания холодной войны казалось, что давняя мечта о едином мире, едином международном рыночном порядке, общих правилах и организациях, основанных на общих ценностях и обязательствах, вновь достижима. По мере распространения демократии и свободных рынков число стран, которые не могли или не желали поддерживать действующий международный рыночный порядок, сокращалось.

Международный рынок сумел пережить финансовый кризис. Доллар по-прежнему является ведущей валютой, а такие международные организации, как МВФ, Всемирный банк и ВТО, продолжают действовать в интересах Запада, для чего они, собственно, и создавались. Вокруг некоторых вопросов возникали трения, но протекционизм и конкурентная девальвация до сих пор встречались нечасто. Ничего похожего на крах международного рыночного порядка в 1930-х годах или на протекционистские меры, последовавшие за неудачей на Лондонской экономической конференции в 1933 г., не наблюдалось. Как отмечалось в главе II, на этот раз ход событий пока больше напоминает происходящее в 1970-х годах. Соединенным Штатам пришлось несколько отступить, и не в последнюю очередь из-за ослабления уверенности в неизбежности распространения всеобщего процветания и демократии по всему миру, но они продолжают доминировать и все еще способны перестроить международный рыночный порядок таким образом, чтобы, сохранив его, обеспечить собственные национальные интересы, что они с успехом сделали в 1970-х. Принятое после финансового кризиса решение о том, чтобы сделать основным форумом обсуждения вопросов международной экономики «Большую двадцатку», а не «Большую восьмерку», подключив к диалогу с западными странами новые быстрорастущие страны, стало первым важным шагом.

Основной целью «Большой двадцатки» является сохранение и, по возможности, укрепление международного рыночного порядка. Дело не в том, что этот порядок может исчезнуть, а в том, что ему брошены серьезные вызовы, обусловленные как внешними, так и внутренними причинами. Правительства западных стран в принципе продолжают выступать за сохранение открытой и либеральной международной экономики, основанной на многосторонних соглашениях и развивающейся согласно установленным правилам, как одной из неотъемлемых основ западного процветания. Однако существуют опасения, что с ростом напряженности внутри отдельных стран политическая воля и способность поддерживать сотрудничество на нынешнем уровне могут ослабнуть, а ограничения на свободное перемещение людей, капитала и товаров – усилиться. Внутренняя политика, направленная на решение вопросов долга и поддержание мер жесткой экономии в США и ЕС, привела к тому, что поддержка международного рыночного порядка в этих странах ослабла.

Еще одной причиной для беспокойства стало то, что в условиях роста западной экономики, особенно в течение 15 лет, предшествовавших финансовому кризису, представлялось вполне очевидным вовлечение в нее новых быстрорастущих стран. Обе стороны были заинтересованы в этом. Постепенное замедление роста западной экономики в сочетании с опасениями новой стагфляции или продолжительной стагнации привело к тому, что международный рыночный порядок в своем нынешнем виде стал гораздо менее привлекательным в глазах тех, кто не стоял у его истоков, и потому оказался отстраненным от руководства этим порядком. В подобных условиях достичь соглашения об углублении сотрудничества оказывается намного сложнее, отчасти потому, что кризис придал новым быстрорастущим странам смелости выступить за реформирование институтов международного рыночного порядка. Если в течение ближайших 10 лет согласовать эти реформы не удастся, то может увеличиться число двусторонних, а не многосторонних соглашений между различными странами, а также станет возможным возникновение новых региональных альянсов и сфер влияния и даже появление альтернативных международных порядков.