Кавказская линия и колонизация Северного Кавказа

После
русско-турецкой
войны
1768–1774 гг.
настало
время
обустройства

Кавказской линии, оборудованной и защищенной границы между оседлым населением

южных российских губерний и горскими племенами.

 

92

 

Кавказский край в это время находился в ведении Новороссийского генерал-

губернатора
князя
г.
Потемкина,
который
поручил
обустройство
границы

Астраханскому губернатору И. Якоби.

Линия создавалась на основе существующих кордонных участков по Кубани,

Малке и Тереку, которые теперь смыкались в единую полосу укреплений. Защищали ее

терские, гребенские, моздокские казаки, к ним на помощь прибывали казаки с Дона,

Урала, Волги, Хопра и Днепра. За линией селились крестьяне, многие из которых стали

привычными к постоянной пограничной войне не менее казаков. Среди защитников

линии были и представители кавказских народностей, особенно кабардинцы и

ногайцы.

Первоначальное назначение линии было сугубо оборонительное. Она должна

была преградить путь немирным горцам, чьи набеги поражали не только степное

Предкавказье, но также достигали Дона, Волги, Воронежского края. С 1713 по 1804 г.

российским землевладельцам отвели в Предкавказье лишь 623 тыс. десятин земли,

преимущественно в Ставрополье, – в общем, немного, из-за набеговой активности

горцев.

По рапорту Потемкина военная коллегия создала от Моздока до Азова десять

новых укреплений, построила на Дону крепость Св. Дмитрия Ростовского.

Для службы на линии переселялось Волгское казачье войско. 517 семей

разместилось от Моздока вниз по Тереку, а 700 семей вверх по Тереку и по верховьям

Кумы, до Новогеоргиевска.

На линию был переведен Хоперский казачий полк (ведущий свою давнюю

историю
от
новохоперских
городовых
казаков),
который
создал
станицы

Ставропольскую, Северную, Московскую и Донскую.

В
верховьях
Кубани
расположился
Кубанский
казачий
полк,
состоявший

поначалу из 100 донских казаков с семьями. Сюда передвинули и часть хоперцев. [196]

Переселение казаков из станиц, оказавшихся в тылу, на новую границу было

обычной
практикой.
Кому
двигаться
в путь,
обычно
решалось
добровольно и

скреплялось станичным приговором. [197] Переводились на новые места и целые

станицы,
на
их
месте
устраивались
поселения
государственных
крестьян
или

дворянские имения.

Известно, что донцы, привыкшие к степям, поначалу неуютно чувствовали себя в

горах
и
даже
получили
от
старых
линейцев
нелестное
прозвище
«камыш».

Традиционная донская пика была неудобна в условиях горной войны, в борьбе против

панцирных узденей. Но со временем донцы освоились и во главе с такими атаманами,

как Власов и Бакланов, отметились многими подвигами.

Нередко села и слободы, населенные крестьянами и однодворцами, обращались

в казачьи станицы, как, например, Шелковская, Павлодольская, Прохладная.

В Ставропольском казачьем полку служили недавние государственные крестьяне

– оказачились они быстро.

 

93

 

С конца XVIII в. Кавказская линия должна была обеспечивать и связи с

Закавказьем, где картли-кахетинские правители присягнули России и получили ее

покровительство. В 1784 г. стала обустраиваться укреплениями и постами казаков-

линейцев дорога, ведущая из Моздока в Грузию через Дарьяльское ущелье, – она

получила наименование Военно-Грузинской. [198]

В это время все казачество Кавказской линии выставляло на строевую службу до

13,5 тыс. бойцов и гребную флотилию в 25 судов.

Каждый казачий полк представлял собой и участок хозяйственного освоения

фронтира
со
своими
селениями,
пашнями,
выпасами,
дорогами,
собственной

сторожевой и полицейской службой, органами административного и хозяйственного

управления.

Помимо поселенных на линии казаков ее защищала пехота и кавалерийские

подразделения регулярной армии.

Кавказ можно было покорить, лишь заселив его русскими людьми, – Петербург,

как правило, осознавал этот принцип. И на самых острых кавказских гранях

предпочтение отдавалось казачеству – войску самоуправляющемуся и в основном

самообеспечивающемуся.

Казачий генерал Караулов приводит такое изречение горцев: «Укрепление – это

камень, брошенный в поле: дождь и ветер уничтожает его; станица – это растение,

которое впивается в землю корнями и понемногу застилает и охватывает все поле».

«Типовой план» для казачьей станицы был таков. Прямые улицы вдоль и

поперек. Посредине площадь с церковью – для сборов по тревоге и проведения

общественных мероприятий.

Своими
укреплениями
линейная
станица
весьма
напоминала
городки
на

оборонительных чертах русского государства столетней и двухсотлетней давности.

Со всех сторон она окапывалась глубоким и широким рвом. По его внутреннему

краю ставилась ограда, дополненная терновником, игравшим роль спирали Бруно. С

двух или четырех сторон оборудовались въезды.

В промежутках от станицы к станице тянулся «кордон» – цепь сторожевых

постов и пикетов. [199] Последние на ночь заменялись секретами. [200]

На каждом посту сооружалась вышка и «хатка» (небольшая постройка, иногда

просто шалаш), а также «фигура», необходимая для сигнализации, – к примеру, шест,

обмотанный паклей. На конных постах имелась конюшня. Они окружались рвом, валом

и плетнем, иногда оснащались пушкой. Заметив врага, пост давал залп, зажигал

«фигуру» и отправлял казака с донесением в станицу. От поста к посту передавались

сообщения, информировавшие всю линию. Мне это, грешным делом, напоминает

передачу сигналов в компьютерной сети.

Вести нормальную хозяйственную жизнь станицам на линии было крайне

непросто, ведь значительная часть времени казаков тратилась на кордонную службу, а

то они и вовсе отбывали со своим полком в дальний поход.

 

94

 

Каждое утро выезжали из станицы конные разъезды, которые «освещали

местность». Если все выглядело спокойным, то раскрывались ворота и станичники

отправлялись на полевые работы, которые обеспечивались дозорной службой. За

любую оплошность станица могла заплатить по крупному счету – враги были

беспощадны. Убивали мужчин, забирали в плен женщин и детей, сжигали дома и

угоняли скот.

Получив извещение о приближении неприятеля, станица быстро готовилась к

обороне. Чтобы перегородить улочки, выкатывались возы. Детей и стариков прятали в

погреба, входы в которые для маскировки заваливали дровами, хворостом и всем, что

попадалось под руку. Несколько казаков скакало на разведку и за помощью в другие

станицы. [201]

Служить казаки начинали с 15 лет. Полевая (строевая) служба, проходящая в

походах и на кордонах, в XVIII в. была пожизненной; при императоре Александре I ее

сократили до 30 лет, при Николае I – до 25. (Впрочем, и в первой половине XIX в.

случались анекдотичные случаи, когда в поход ходили 80-летние старцы.) А на

сторожевой (внутренней) службе оставались до самой смерти, ведь от нее зависело

выживание станиц.

Казаки также должны были нести постойную, подводную, дорожную и береговую

(по укреплению речных берегов) повинности. Участвовали в возведении крепостей и

укреплений, доставляли строительный материал. Содержали почтовые станции и

паромные переправы, рубили просеки в горах, препровождали больных в лазареты и

т. д.

Ввиду
сложностей
ведения
хозяйства
на
линии
казаки
получали
от

правительства жалованье натурой и деньгами. Для простого казака это было 11 руб.

8 коп. в год, 180 пудов сена и хлебное снабжение. [202]

Объем обязанностей, который имел казак на Кавказской линии, кажется просто

невыносимым. И тем не менее казаки верно исполняли свой долг, более того, были

инициативными воинами и тружениками…

Описание действий армии на Кавказской линии выходит за рамки этой книги.

Отмечу лишь то, что пехотные и конные полки регулярной армии, стоявшие здесь

(Кабардинский, Нижегородский драгунский и т. д.), не только были поддержкой

линейным казакам, но, как замечали современники, перенимали от казачества навыки

горной войны, инициативность, стремительность и, кстати, небрежность в ношении

формы. Солдаты кавказских частей обычно делали переходы по ночам и появлялись

перед противником внезапно. Кавказские солдаты успевали повсюду, проходя в 6 дней

всю Кабарду, то есть 300 верст по горной местности…

Ничего подобного «дедовщине» или пьянству солдаты регулярных частей на

Кавказе не знали. Можно тысячу раз обзывать «рекрутчину» разными нехорошими

словами, однако иного способа комплектации армии в огромной стране без железных

дорог просто не могло быть. Рекрутская армия представляла собой сплоченные

 

95

 

коллективы профессиональных солдат, стойких в бою и в то же время уважительных по

отношению к друг другу Солдат такой армии не был казарменным рабом; жил он, как

правило, снимая площадь у частного хозяина, нередко имел семью, в свободное от

службы время мог заниматься каким-нибудь ремеслом для собственной выгоды. В

большинстве кавказских частей российской армии телесные наказания не были

употребимы, в то время как британские моряки могли получить от своего начальства

1200 ударов девятихвостной плетью-кошкой. [203]

В 1820-х гг. из-за участившихся набегов горцев движение по старой Моздокской

дороге в Закавказье стало смертельно опасным, поэтому Ермолов изменил ее

направление. Теперь она прошла по левому берегу Терека через Татартупское ущелье

на станицу Екатериноградскую, минуя Моздок. Для защиты нового маршрута были

поставлены три укрепления и образована стоверстная Верхне-Терская линия с 8

станицами Владикавказского казачьего полка (позднее к ним добавилось еще 5

станиц). Полк был образован из двух малороссийских казачьих полков, отличившихся в

борьбе против поляков Костюшко, с добавлением казаков-старолинейцев, солдат из

упраздненных
военных

[204]

поселений
и
крестьян-переселенцев
из
Воронежской
и

Харьковской губерний.

В1832 г. высочайшим указом образовано Кавказское линейное казачье войско, в

которое вошли 5 полков терского участка линии, 5 полков азовско-моздокского

участка, Сунженский и Владикавказский полки.

В период максимального развития, в 1840 – 1850-е гг., Кавказская линия

проходила от устья Терека до устья Кубани. Ее левый фланг включал Терскую и

Сунженскую линии, Кумыкскую и передовую Чеченскую. К ее центру относились

внутренняя и передовая Кабардинские линии. Ее правый фланг включал Лабинскую и

Кубанскую линии. К этому флангу примыкала Черноморская кордонная линия,

тянущаяся на 180 верст до устья Кубани, – на ней стояло Черноморское казачье

войско.

С Ермоловым и без

Период с 1816 по 1827 г. на Кавказе отмечен печатью генерала А. П. Ермолова,

командовавшего здесь русскими войсками и управлявшего Грузией.

Первым делом он свел находившиеся здесь войска в отдельный Кавказский

корпус – настало время планирования всех военных операций из единого центра.

Время «дружелюбия и снисходительности» закончилось. Новый командующий

сделал ставку на системное подавление военной активности горских племен. Ермолов

не
прощал
немирным
горцам
ни
одного
набега,
действовал
планомерно
и

хладнокровно,
строя
цепочки
укреплений
и
прорубая
просеки,
создавая

«инфраструктуру» наступления. Покорение горного района означало размещение там

казачьих станиц, придание ему большей «прозрачности» за счет сведения лесов,

«запирание» немирных аулов с помощью крепостей, постов и пикетов, переселение

 

96

 

аулов на равнину, где им было легче заняться мирной

деятельностью.

сельскохозяйственной

Действия Ермолова на кавказском фронтире в XIX в. весьма напоминают

московскую технологию освоения Дикого поля в XVI–XVII вв. С поправкой на

ландшафт, разумеется. Так, на смену засеке приходит просека.

В 1825 г. казалось, что покорение Кавказских гор – вопрос решенный, но

именно в это время у русских появляется новый и крайне опасный враг – мюридизм.

Простор для мюридизма открылся в связи с ослаблением российского военного

присутствия на Северном Кавказе.

Вплоть до 1831 г. Россия была занята тремя войнами – с персами, турками и

польскими мятежниками. В результате оказалось потеряно ермоловское ноу-хау, с

немирными горцами было решено действовать лаской и терпимостью, так же как и с

финляндцами. Такая стратегия лишь поспособствовала взрывному росту мюридизма,

который был религиозным выражением кавказской набеговой экономики.

Проповедь воинственного исламизма совсем неслучайно началась после больших

успехов России в обеспечении порядка и безопасности на Кавказе.

Русские кордоны преградили немирным горцам путь-дорогу в Грузию, за

Алазань, в Кубинское и Ширванское ханства, а также на север от Терека и Кубани. Это

лишило многих жителей гор традиционного заработка, происходившего из захвата

добычи и рабов.

В первой половине XIX в. климат значительной части России, в том числе

Северного
Кавказа,
становился
более
засушливым,
обнажались
верховья
рек,

впадавших в Кубань и Терек. Скудная каменистая почва не давала достаточного

пропитания растущему горскому населению.

Горы должны были взорваться как паровой котел, не имевший клапанов.

Не агрессивность николаевщины, а стеснение набеговой экономики стало

причиной самой горячей фазы Кавказской войны.

Русским войскам противостояли уже не столько немирные горцы, сколько

теократическое
мюридское
государство,
где
была
введена
всеобщая
воинская

повинность и собирались налоги. Каждые 10 дворов обязаны были выставить одного

всадника – общая численность конницы составляла 60 тыс. человек. Имамат постоянно

снабжался оружием извне и с помощью иностранных специалистов смог наладить

выпуск своего стрелкового оружия, пороха, даже пушек и снарядов. Внешние силы как

могли нагнетали жар. Английские спецслужбы с 1830-х гг. делали все, чтобы

обескровить Россию на Кавказе.

Набеговый характер горской экономики при переходе к имамату не изменился.

Если точнее, государство мюридов «покупало» немирных горцев, предоставляя им

возможность продолжать набеги. Этот негласный акт «купли-продажи», в совокупности

с разжиганием религиозного фанатизма, позволял имамату быть грубо организованной

тиранией. Имам, управлявший через своих подручных-наибов и каравший за малейшее

 

97

 

неповиновение смертью, долгое время способен был выставить намного больше

вооруженных бойцов, чем Российская империя могла иметь на Кавказе.

Около 15 лет российскими властями на Кавказе не проводилось системной

наступательной политики, вместо этого они проводили точечные удары по тем или

иным аулам, пытаясь склонить верхушку имамата к сотрудничеству. А мюриды легко

перемещались с места на место и любое соглашение воспринимали лишь как способ

обмануть гяуров.

Единственным позитивным следствием этого периода явилось формирование

выносливого умелого солдата Кавказских войск, который замечательно покажет себя

на завершающем этапе войны.

Кубань

По Кючук-Кайнарджийскому договору река Кубань стала границей между

Россией и Турцией. Граница не была мирной. Черкесские воины переходили Кубань и

Азовско-Моздокскую оборонительную линию, нападали на донские станицы, добираясь

до Черкасска. Не были дружественными и ногаи, кочевавшие в Прикубанье. Российские

власти вели себя в этом регионе достаточно пассивно, пока в середине 1770-х гг.

командовать русскими войсками на Кубани не был назначен Суворов. Он с обычной

своей бодростью приступил к укреплению Кавказской линии на правом фланге и в

короткий срок поставил 4 крепости и 20 редутов. Новые укрепления должны были

защитить донские земли от закубанских черкесов и прекратить сообщение ногаев,

кочевавших к югу от Маныча, с Крымским ханством. Как это обычно бывало со

строительством пограничных линий, враги сразу попытались опробовать ее на зуб.

В 1777 г. два донских полка, а также Иллирический гусарский полк, состоявший

из югославян, подверглись нападению черкесов близ Темрюка. Ногаи попытались через

Манычскую степь выйти к Дону, однако были отражены атаманом Иловайским. Неудача

набега, как это нередко бывало у обществ, имевших набеговое хозяйство, привела к

истребительной усобице. Черкесы стали громить ногайские становища на берегах

Бейсуги, Есени и Ей. Ногаи разбили черкесов в нескольких крупных сражениях,

особенно кровопролитной была битва близ Ейского укрепления.

В 1783 г. Крым был присоединен к России, а вместе с тем и владения крымского

хана на Западном Кавказе – Тамань. Донцы под началом Иловайского нанесли новое

поражение ногаям, после того как те совершили нападение на Ейск.

С этого времени началось освоение оседлым населением правого берега Кубани.

На
сцену
выходит
сформированное
из
запорожцев
генерал-фельдмаршалом

Потемкиным войско «верных казаков» числом в 12,5 тыс., которое отлично показало

себя во время русско-турецкой войны 1787–1791 гг.

В начале 1792 г. войску была дана жалованная грамота императрицы на остров

Фанагорию и земли между Кубанью и Азовским морем, доверена «стража пограничная

от набегов народов закубанских», предоставлено право свободной торговли и продажи

 

98

 

вина на причерноморских землях. На нужды войска стало отпускаться 20 тыс. руб.

в год. [205]

Сперва черноморцы заняли Тамань, потом двинулись на восток, осенью достигли

реки Ей и в следующем году окончательно заняли выделенную им землю. Край для

освоения был непростым, с малярийными болотами, болотистыми речками и тучами

мошкары. Однако вскоре здесь были уже 40 станиц (куреней), возделанная земля,

пасеки, мельницы, в 1794 г. был основан город Екатеринодар (ныне Краснодар).

Первые три войсковых атамана были выборными, потом они назначались

правительством из числа казаков, и только с 1855 г. – из армейских чинов. Низовой

уровень, курени, сохранял самоуправление.

И если Сечь долгое время приманивала одиноких и не ведущих хозяйства

бойцов-удальцов (лишь в XVIII в. ее обитатели стали заниматься скотоводством), то в

новых
условиях
экс-запорожцы
сразу
показали
себя
упорными
земледельцами,

пахарями, строителями, короче – настоящими русскими людьми.

Характерным для Черноморского казачества было большое количество земель,

предоставленных куреням в общее пользование. Это относилось как к пастбищам, так и

к пахотным и сенокосным землям, которые использовались казачьими семьями по

свободному выбору. Со временем оформилась надельная система, офицеры получали

от 40 до 1500 десятин, а рядовые казаки вполне неплохие 30 десятин. [206]

Освоение земли сочеталось после 1793 г. с кордонной службой вдоль Кубани.

Отношения между казаками и черкесской верхушкой стали враждебными вскоре

после поселения Черноморского войска, хотя их и разделяла Кубань.

В
июне 1796 г. бжедухский
князь
Батыр-Гирей
сообщил
черноморцам
о

готовившемся
нападении
на
них
12-тысячного
абадзехского
войска.
Абадзехи

бросились мстить бжедухам. Кошевой атаман Чепега послал казаков и полковника

Еремеева с конной артиллерией на помощь Батыр-Гирею. Абадзехи были разгромлены,

но с тех пор нападения немирных черкесов – а если точнее, представителей

черкесской воинской касты – на черноморцев стали рутиной.

При низкой воде черкесская конница выискивала броды для перехода через

реку. В полную воду черкесы переправлялись вместе со своими конями при помощи

плавсредств, бурдюков-тулуков и фашин.

Уничтожив передовые казачьи пикеты, черкесские воины нападали на посты и

станицы, уводили в плен женщин и детей, угоняли скот. Крупные черкесские набеги

приводили к истреблению многолюдных селений, казачьих и крестьянских. В случае

казачьей погони уздени убивали пленников или, подрезав им жилы, бросали на

съедение комарам. [207]

Черноморцы совершали рейды возмездия, беря на подмогу егерей из регулярных

войск.

 

99

 

Не дремали и турки. Крепость Анапа, взятая генералом Гудовичем, но снова

возвращенная Турции, по-прежнему исполняла функции работоргового рынка и

поставщика военного снаряжения для горцев.

Турецкий паша, сидящий в Анапе, какое-то время пытался мешать черкесским

набегам и даже казнил несколько особо буйных абадзехских вождей, но потом понял,

что таких подданных не сдержать. А с новым обострением русско-турецких отношений

Стамбулу оставалось лишь поощрять набеги, тем более что это было выгодно.

Черкесские вожди через Анапу сбывали людей, захваченных в рабство, турецким

покупателям. [208]

Черноморская кордонная линия протянулась по правому берегу Кубани от устья

до поста Изрядный источник, находившегося в 17 верстах ниже впадения реки Лабы.

Выше по реке находились станицы Кубанского казачьего полка. [209]

На верхние кордоны атаман Захар Чепега ставил от 50–60 казаков, порой и до

200, на нижние – 25–30. Они были защищены валом и глубоким рвом, обсажены

терновником. Между постами, в угрожаемых местах, делались насыпи для установки

артиллерии – батареи и ставились пикеты, защищенные частоколом и рвом. Каждый

пикет имел свой маяк – вышку со шпилем и перекладиной. На ней крепились плетеные

шары, которые в случае опасности поднимались наверх. Еще имелась классическая

жердь, обмотанная сеном и просмоленной пенькой. Ее зажигали в случае ночной

тревоги.

В темное время спешенные казаки патрулировали берег командами по 2–3

человека, «залоги» вели наблюдение в камышовых зарослях, находясь иной раз по

шею в воде. По прибрежным «стежкам», тропинкам в кустарниках и камышах,

разъезжали конные патрули, высылаемые постами.

Казаки
выискивали
немирных
черкесов,
перебирающихся
через
реку,
а

черкесские «хубхадеды» (удальцы) устраивали засады на казачьи разъезды.

Казаки, оставшиеся на постах, постоянно держали оседланных лошадей, чтобы

по первому сигналу мчаться туда, где был обнаружен враг.

В низовье Кубани, где русло широкое и много болот, посты и пикеты сообщались

только по воде, используя мелкосидящие лодки.

В туман казачьи разъезды ездили до полудня, цепью, на дистанции друг от

друга. Не снимались до яркого солнца и «залоги». Зимой они заменялись учащенными

разъездами, караулы стягивались к постам, передовые пикеты снимались. Кубань

могла покрыться льдом и стать «божьим помостом для хубхадедов» – немирные

черкесы в это время осуществляли нападения большими силами.

Почувствовав крепкую оборону, враги старались обходить пикеты и кордоны, но

в случае нападения крупными силами пытались уничтожить и укрепления.

Обе стороны были обречены на бескомпромиссную и беспощадную борьбу,

обусловленную природой их жизни, – продлилась она около 70 лет. В ней нельзя

 

100

 

занять объективную позицию и назначить правых и виноватых. Автор этих строк

смотрит на эту борьбу с точки зрения казаков, которые защищали свои очаги и поля.

И с точки зрения прогресса правота была на стороне русских. Российское

государство, как показала история, нигде не нуждалось в изгнании или истреблении

туземных народов, в лишении их земли, обычаев, языка.

Русская
нация
была,
по
сути,
социальной
машиной
по
окультуриванию

пространства, по превращению зон присваивающего и набегового хозяйства в мир

производящего
хозяйства.
Человек
любого
этнического
происхождения,
если

присоединялся к этой машине, становился русским. И никакого предубеждения по

отношению к черкесам (точно так же как к грузинам или бурятам) не было, совершенно

наоборот. Адыги охотно принимались на русскую службу еще с XVI в. и дали немало

замечательных героев России. Мирному черкесскому селению никогда не грозила

казачья шашка. Никто не ставил целью лишить черкесов земли.

Для сравнения: в английских колониях и в США наибольшая опасность грозила

от колонизаторов именно самым миролюбивым, безобидным племенам. Аборигенное

население Австралии было сокращено на 80 % с начала колонизации до 1920-х гг., с

300 до 60 тыс., причем в бассейне Муррея – Дарлинга и в Тасмании его уничтожили

полностью. Севернокалифорнийское племя яхи численностью около 2 тыс. человек

перестало существовать уже после четырех рейдов вооруженных белых поселенцев,

осуществленных в 1865–1868 гг. Схожая судьба постигла и других калифорнийских

индейцев… [210]

Сегодняшние вздыхатели по «геноциду черкесов» должны помнить, что пламя

борьбы запалила сама черкесская верхушка. И сокрушительные ответные рейды

казаков на черкесские аулы не были заданием петербургского правительства – власти

часто препятствовали актам возмездия. Казаки мстили за свои жилища, за свои семьи,

это был ответ вооруженного и самоуправляющегося населения фронтира на набеги.

Казакам-черноморцам противостояла лучшая конница того времени, панцирная,

кольчужная, на арабских скакунах, владеющая виртуозной джигитовкой, вооруженная

булатными клинками и английскими ружьями.

Помимо конницы, состоявшей из наездников-аристократов, у черкесов были

пешие воины, так называемые «водяные псы», психадзе, небольшими группами

переплывавшие реку и выползавшие из плавней. Были и «отморозки», так называемые

«беглецы», хеджреты, которым не было места даже в черкесских аулах.

Пешие казаки-пластуны были черноморским ответом на действия вражеских

головорезов. Первейшей обязанностью пластунов была ликвидация «водяных псов». С

кордонов пластуны ходили за Кубань – в разведку. Когда казачьи отряды совершали

рейды в Закубанье, то пластуны уничтожали вражеские дозоры и выступали в роли

проводников.

Были вооружены пластуны не только кинжалами, шашками, штуцерами, но

также отмычками и пилами – на случай, если придется освобождать пленных из

 

101

 

заточения. Были у них гранаты, производящие много дыма и треска, под прикрытием

которых можно было скрыться от преследователей. Пластуны не только мастерски

владели огнестрельным и холодным оружием, но и обладали такими специфическими

навыками, как метание ножа, плавание под водой и т. д. Знали они и кавказские

языки. Пластуна в горской одежде трудно было отличить от горца, даже и заговорив с

ним.

И если казачьи пластуны – не ниндзя, то уж точно спецназ XIX в.

Удивительно, но сохранившиеся изображения пластунов нередко показывают

людей, украшенных длинной седой бородой, – получается, почтенный возраст не

столько убавлял силы и ловкости, сколько добавлял знаний и мастерства.

Когда взрослые казаки находились в походах, в секреты и «залоги» назначали

малолеток, казачат от 13 до 17 лет. И они справлялись. Так, у станицы Лабинской

секрет, состоявший из трех пластунов 15 лет, Потапова, Браткова, Красновского, и

вооруженный четырьмя ракетными станками, обнаружил отряд немирных горцев,

подходивший к броду на Лабе. Казачата оповестили другие посты пуском ракеты.

Заработала
станичная
артиллерия,
осветив
брандкугелями
место
переправы.
А

казачата уже несли свои ракетные станки к ущелью, через которое собрались

отступать обнаруженные враги. Попав под ракетный обстрел, горцы отправились

обратно к Лабе, но там их встретил станичный резерв. Более сотни врагов были

уничтожены… [211]

В просвещенное царствование Александра I признано было, что на горцев лучше

воздействовать лаской и нравственным примером, а не устрашением. Но в марте

1807 г. несколько тысяч конных черкесов, прорвав кордоны, устроили резню в

селениях Стеблиевском и Титаровском, на Курчанских хуторах. В апреле погибло с.

Богоявленское. В мае из Воровсколесской станицы враг увел более 200 пленных. [212]

Весной 1809 г. около Новогригорьевского кордона через Кубань переправились

2 тыс. немирных черкесов, перебили встретившую их казачью сотню, сожгли кордон.

Через месяц 5 тыс. казаков во главе с атаманом Федором Бурсаком перешли на

левый берег у Александровского поста, имея 6 орудий и батальон егерей. Аулы князя

Баты,
изменившего
мирному
договору,
были
сожжены,
черкесы
потеряли
500

воинов. [213] Однако казачий рейд был остановлен генералом де Траверсе.

Другой российский француз, герцог де Ришелье, управляющий Новороссийским

краем, долго упрашивал закубанских князей жить в мире и дружбе. Те, охотно приняв

богатые подарки, решили заполучить и самого герцога. «Водяные псы» подстерегли

кортеж миротворца в болотах у Петровского поста. По счастью, казачья полусотня

успела накрыть вражескую засаду.

В начале 1810 г. вторглись на нашу территорию около 4 тыс. немирных черкесов

возле Ольгинского поста. Пост был вырезан, еще три станицы разорены. Ивановская

станица отбила удар силами местных жителей и небольшой солдатской команды.

Полковник Тиховский с двумя сотнями черноморцев вступил в бой с вражеской

 

102

 

конницей. Черкесы окружили казаков и то вели огонь, то бросались «в шашки». Когда

казаков осталась едва половина, притом обессилевших и израненных, Тиховский

рванулся с уцелевшими на прорыв. Пробиться смогли только 16 – и большинство из них

затем умерли от ран. Враги хоть и оставили на поле боя сотни трупов, ушли, гоня

пленных и стада. [214]

Теперь правительством был снова пущен в дело лихой атаман Бурсак. Через

четыре недели он пришел с возмездием в Закубанье. Один отряд казаков отправился

на восток, другой – на запад. Несколько аулов были сожжены, горцы бежали в леса,

теперь уже казаки уводили скот. Казачьи потери были ничтожными.

Но когда черноморским и донским отрядам удалось утихомирить Закубанье,

чиновники Александра I снова организовали милость. В результате черкесские воины,

несвоевременно получившие от правительства звание «мирных», стали перебираться

на правый берег Кубани. «В день мирний, а в ночи дурний», – характеризовали таких

визитеров острословные черноморцы.

В
ноябре
1812 г.
около
5 тыс.
черкесских
воинов
напали
на
село

Каменнобродское в глубине Ставропольского уезда. Резали крестьян беспощадно. Вся

церковь, где пытались спастись мирные люди, была завалена трупами. Враги перебили

более 130 и взяли в плен до 350 человек. [215]

Некоторое облегчение в русском пограничье наступило, когда на Черноморскую

кордонную линию был откомандирован донской атаман Власов. Осенью 1821 г.

к Власову,
бывшему
на
Петровском
посту,
прискакал
вестовой
с
тревожным

сообщением, что неприятель переправился через Кубань и подошел к селу Давыдовке.

С 600 конными казаками Власов отправился незаметно вслед за шапсугами, а по всей

линии уже запылали маяки. Когда черкесы под ударом казаков развернулись обратно,

то попали под огонь артиллерии. Оставался только путь в Калаусский лиман. Те из

черкесских воинов, что уцелели при отступлении, сгинули в болоте.

Донцы и черноморцы под командованием Власова совершили немало рейдов в

Закубанье, платя узденям за набеги той же монетой. Казаки не торговали рабами и не

держали их, но пленные черкесы годились для размена на русских пленников, а

черкешенку могли окрестить и взять в жены. [216]

В мае 1823 г. черкесы и ногаи под предводительством Джем-булата напали на

село Круглолесское. Рота Кабардинского полка с трудом прорвалась к селу и спасла

его от полного уничтожения. Черкесские воины увели 345 человек и более тысячи

голов скота. Когда Джембулата на переправе у Невинномысского укрепления настигли

казаки Хоперского и Кубанского полков, вражеский отряд начал резать пленных –

удалось спасти только 40 сильно израненных людей. [217]

В июле того же года был нанесен ответный удар. У Большого Зеленчука русские

войска захватили 5 ногайских аулов, около Усть-Тохтамышского поста разбили отряд

горцев в тысячу человек. Полковник Ф. Бекович-Черкасский разрушил укрепленный

аул князя Али Карамурзина.

 

103

 

При Ермолове новые посты уже ставились за Кубанью. Все пограничные селения

и
города,
включая
Екатеринодар,
обзавелись
палисадами
и
были
защищены

крепостными орудиями. Черноморское казачье войско было причислено к Кавказскому

отдельному корпусу.

Серьезное обострение ситуации произошло на рубеже 1825–1826 гг., когда

немирные черкесы пытались взять Елизаветинскую станицу и пост Александрия, затем

напали на поселения Ольгинское и Екатерининское.

Атаман Власов в ответ дважды ходил на левый берег Кубани, громил аулы в

Догайском ущелье, но был отстранен от командования за «разорения», причиненные

якобы мирным натухайцам. (Позднее он еще возглавит Донское войско.)

Перед началом русско-турецкой войны 1828–1829 гг. в Анапу был направлен