Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Как я хотел зайцу соли на хвост насыпать
(РАССКАЗ КОРАБЕЛЬНОГО МЕХАНИКА)
Когда я был маленький, я думал: вот бы попасть в такую страну, чтобы ни птицы, ни звери меня не боялись. Бежит, например, заяц. Я ему крикну: «Зайка, зайка!» Он и остановится. А я его поглажу — ну, беги дальше! А если волк… Ну, так я крикну: «Уходи, уходи прочь!» И он — во все лопатки. И чтоб к птице можно было подойти и разглядеть её. А то чижика какого-нибудь иначе как за двадцать шагов, да ещё сквозь ветки и не подсмотришь — не подпустит. Чего там чижика, когда кошку чужую на лестнице не погладишь: она сразу спину дугой, хвост трубой — прыск, прыск! — и на чердак… А по лесу идёшь, так будто и никакие звери там и не живут, — все от тебя прячутся и притихнут. Один раз белку видел — и то только хвост. Может, и не белкин. Я больших спрашивал, — есть ли такие места где-нибудь, чтоб звери к себе подпускали? А большие только смеялись и глупости говорили: «На вот, возьми соли, насыпь зайцу на хвост, тогда он тебя и подпустит». И так было обидно! Я вырос, а обиды не забыл, но уж надежды подманить зайца у меня, конечно, не осталось. Я уже моряком стал, пароходным механиком. Попал как-то на китобойный корабль. Киты, конечно, от нас удирали полным ходом. И было отчего: мы их из пушки били. Ядром. А впереди ядра приделана пика; называется гарпун. А от пики идёт к пароходу верёвка. Но я смотреть на это не любил. Да и смотреть не на что было: сверху небо, внизу вода, а по воде лёд. Мы всё время плавали в холодных странах. Раз поднялась буря. Нас куда-то понесло. Я всё у машины сидел и не спрашивал, где это мы плывём. Вдруг как-то слышу — наверху все кричат: — Земля! Трава, зелёная трава! Я не поверил и выскочил на палубу. Смотрю, верно: берег, на нём зелёная трава, горы, на небе солнышко. Всем стало очень весело. Даже петь начали. Капитан остановил пароход, и все стали проситься на траву погулять. Мы выехали на лодке на берег — и давай бегать по траве. Я ушёл совсем далеко за холмы, а когда устал, лёг посреди луга. Вдруг смотрю — что такое? Беленькое что-то. Я привстал. Смотрю: зайчик. Весь белый, настоящий зайчик. «Смешно! — подумал я. — Зелёная трава, а заяц белый. У нас зайцы серые летом бывают». Я боялся шевелиться, чтобы не спугнуть зайца. Гляжу: и другой выскочил. А вот их уже три. Фу ты! Уже десяток!
Я устал неподвижно сидеть и шевельнулся. Зайцы посмотрели на меня и поскакали, да не от меня, а ко мне! Что за чудо: обступили — их уже с сотню было вокруг меня — и разглядывают: что я за диковинный зверь такой? Я двигался как хотел. Даже папиросу закурил. Зайцы на задние лапки становились, чтоб меня лучше разглядеть. Мне так весело и смешно стало, что я начал с зайцами говорить. — Ах вы, шельмы! Да в самом ли это деле? Да неужто это бывает, чтобы зайцы не боялись? А вот я вас сейчас напугаю! Зайцы только посматривают, ушками потряхивают. — Да я вас из ружья сейчас! Нарочно я: ружья-то у меня никакого не было. Я как хлопну в ладоши, да как крикну: «Пиф! паф!». Зайцы подскочили. Наверно, удивились. Вот чудак какой! Но никто не побежал, а просто травку стали щипать — тут же, рядом со мной. Теперь вот, если б была соль, можно б каждому на хвост насыпать. Тут я хватился: на пароход, пожалуй, пора. — Ну, — говорю, — прощайте, храбрые зайчишки! И зашагал. Смотрел только, чтобы на зайцев не наступить. А куда идти? Где пароход? В какой стороне? Совсем забыл! Впереди были горы. Дай, думаю, залезу на гору: с высоты будет видно, где море. Оттуда сразу к морю и пойду. А на море — пароход. Стал взбираться на гору. Вдруг смотрю: что такое — коровьи следы? Да сколько! Да это целое стадо шло! «Ага! — подумал я. — Коли тут стадо, — значит, есть и пастух. Значит, здесь люди живут. Вот я пастуха и расспрошу, почему у них зайцы такие храбрые». А следы коровьи всё уже да уже. Вот уж, видно, гуськом шли и дорожку протоптали, и дорожка ведёт на кручу. Да так круто, что я уж стал на четвереньках царапаться. А сам думаю: мне здесь через силу, а как же коровам тут лазать? Удивительные какие коровы! Здесь только козам скакать. И вот уж я долез до самого верха: вниз глянуть страшно. И вот передо мной камень; прямо не знаю, как влезть. Я уцепился руками, поддал ногами и выскочил животом на камень. Вот бы передохнуть! Какое тут передохнуть! В десяти шагах от меня стоит большой, рогатый зверь, весь лохматый, шерсть до полу и на ногах острые копыта. И прямо на меня глядит. Поглядел немного и пошёл на меня.
Я подумал: «Назад надо!». Да куда там назад: если мне с этого камня под кручу прыгать, так я покачусь вниз, как камешек, и останутся от меня одни «дребезги». Туда вниз посмотреть — и то голова кружится. А спереди — этот рогатый. Сейчас как боднёт!.. У меня душа в пятки ушла. Закрыл я глаза со страху: будь что будет! И вот с закрытыми глазами слышу: зверь ко мне подходит. Вот совсем подошёл. Слышу, как жарко дышит. Я не выдержал, один глаз приоткрыл, а мы с ним — нос к носу! Он воздух ноздрёй потянул, фыркнул в бок. Повернулся и… потихоньку пошёл назад. Я дух перевёл: не хочет, значит, меня бодать! Раздумал. Я встал на ноги. И вот что я увидел: целое стадо таких зверей, штук двадцать, паслось тут на горе. Каждый из них, если б захотел, мог меня забодать и растоптать. Но, видно, никто из них не собирался на меня нападать. Я вдруг вспомнил, что видел таких на картинке, даже вспомнил, как назывались. Называется этот зверь — овцебык. Я огляделся — и там, за быками, увидел море. Подумал: «Ничего, пока они меня не трогают, я, может быть, угляжу спуск и пойду вокруг горы». Спуска я никакого не нашёл и тут услышал гудок нашего парохода. Это значит: хватились меня, зовут. А меня-то нет, и никто не знает, что я на этой горе. Людей тут нет. Пропаду! Мне оставалось одно — идти прямо на быков. Эх, была не была! Распугаю. А самому — во как страшно! Я заорал не своим голосом. Завертел руками, как мельница, и ногами затопал. Быки все на меня оглянулись, своих телят и маток затолкали в середину, сами вокруг стали и рога вперёд выставили. Я сразу присмирел и даже на землю сел. А быки постояли, постояли, — видят, что я ничего не делаю, и опять взялись траву щипать. А пароход гудит, гудит! Я чуть не заплакал. Я снял фуражку и стал быкам говорить — никого не было, так что не стыдно. Я сказал: — Вы знаете, честное слово, мне просто на пароход надо! Я никому ничего не сделаю. Только, пожалуйста, пожалуйста, не бодайте меня, не кусайте меня!.. Я только пройду, честное слово! Быки посмотрели, как я говорю, и ничего. Я пошёл. Прямо на стадо. Всё приговаривал сначала: — Миленькие, я, честное слово, только так… Я на пароход. Одного даже слегка погладил. Потом пришлось протолкнуться между двумя. Тут уж я посмелей: — Дорогу-то дайте же, в самом деле! А то стали — ни пройти, ни проехать! Дальше смотрю: один лёг как раз у меня на пути. Я уж крикнул: — А ну, вставай! Лежит, проклятый, и ухом не ведёт. — Да вставай ты! Я вплотную подошёл и ткнул ему под брюхо ногой. Ух, шерсть какая на них большая: сапог так и ушёл, как в сено! А бык ничего: только мыкнул, не спеша встал на колени, как домашняя корова, поднялся и отошёл нехотя вбок. Я его ещё ладошкой подтолкнул. Я прошёл через стадо. Спустился с горы и побежал по долинке — скорей к морю! Пароход уже гудел тревожно. Я бежал со всех ног. Всё думал, какие это быки на вид только страшные, мохнатые. А если их выстричь, как овцу, окажется лёгкая зверюшка, вроде козы. Понятно, что они на такие кручи царапаются: копытца-то у них острые. Вдруг смотрю: что такое? Две собаки. Нет, какие там собаки, — волки! Чистейшие полярные волки. Этих-то я уж знаю. Не раз с парохода видел. И бегут прямо на меня. Нюхают землю, меня не видят. Ветер дул от них, и моего человеческого духа на них не несло. Они меня не чуяли и бежали, глядя в землю.
Я встал как вкопанный: авось не заметят, пробегут мимо. А они всё ближе да ближе. И тут, понимаете, что случилось: мушка, паршивенькая маленькая мушка села мне на нос. Я рукой боюсь шевельнуть: где тут до мухи, когда волки сейчас съедят! А она, дрянь, на свободе расхаживает да мне в нос. И вот что тут случилось. Защекотало, защекотало у меня в носу, я как чихну — ап-чхи! Во весь дух. Волки стали. На миг глянули на меня… Да как бросятся наутёк. Только я их и видел. Я припустил вперёд и скоро прибежал к морю. В лодке уж меня ждали и пароход ругался — гудками, конечно. На пароходе я спросил капитана: — Какая это земля?.. — Восточный берег Гренландии, — ответил капитан. — Ну, ладно, — сказал я. — Но что же это за страна такая? Ведь здесь всё шиворот-навыворот: зайцы сами тебе чуть за пазуху не скачут, диких быков — хоть поленом гоняй, а волки от человеческого чиху, как от пушки, врассыпную! И про себя подумал: «Совсем как мне маленькому хотелось, чтобы соль на хвост сыпать». Капитан улыбнулся. — А это, — сказал он, — это вот почему. Людей тут нет. И не было. Зайцы и овцебыки совсем с человеком не знакомы. И поэтому не боятся его. — А волки почему же боятся? — спросил я. — А волки пришли сюда недавно. По льду перешли из Америки. И они отлично помнят, что такое человек. И что за инструмент у него — ружьё. Им и неохота связываться с человеком. Вот что сказал мне капитан. И я думаю, что это правда.
МАКС
Собака-математик сидит на парте и решает задачи на сложение и вычитание, умножение и деление. Собака-охотник с ружьём и сумкой идёт на задних ножках, ведёт на поводке крошечную собачку — охотничью собаку. Собаки мчатся верхом на маленькой лохматой лошадке. Кошка разыгрывает смешную сценку с крысами и не трогает их. Весёлые, гладкие морские львы играют друг с другом в мяч. Исполинский кенгуру дерётся боксом с человеком. Что это: сказка, сон? Ни то, ни другое. Это цирк — представление Владимира Григорьевича Дурова-младшего с его четвероногими артистами. Владимир Григорьевич со своими зверями говорит добрым, спокойным голосом. И все звери — от крошечной, карманной собачки до громадного, неповоротливого Макса — охотно и весело исполняют его приказания. Макс — это слон. По-настоящему он не слон, а слониха. Дуров назвал её Макси. Но все видят — слон; раз слон, — значит, не она, а он — Макс. Так и пошло: Макс да Макс.
Дуров получил Макса совсем диким, необразованным девятилетним слонёнком. Теперь Макс почти совсем взрослый. Он умеет сидеть на тумбе, как на стуле. Он играет на губной гармошке и сам приплясывает под свою музыку. Под звуки оркестра он танцует вальс. Он замечательный артист и разыгрывает целую сценку с громадной бритвой в хоботе: бреет, совсем как настоящий парикмахер. Затем ему надевают на голову красную фуражку, на бок — кобуру револьвера, на шею — свисток, и Макс выходит на сцену милиционером. Он уводит домой непокорную маленькую лошадку — пони. Но самый красивый номер Макса в конце представления. Слон выходит на арену и, будто какой-нибудь рыцарь, преклоняет колено перед своим повелителем. Весь в серебре и блёстках подходит к нему хозяин. Могучий зверь нежно обхватывает его хоботом, встаёт, высоко в воздух поднимает блестящую фигуру человека и торжественно уносит его с арены под восторженные рукоплескания публики. И всему этому выучил Макса Дуров, ни разу при этом не ударив слона. Самый любимый друг Макса — красивый верблюд Екатерина. На арену друзья выходят вместе. Из-под купола несутся плавные звуки оркестра. Слон подхватывает хоботом тоненький хвостик верблюдицы, и неуклюжая пара начинает медленно и важно кружиться в вальсе. Но вот музыка смолкла, танец кончился. Макс и Екатерина подходят к барьеру, подгибают задние ноги и усаживаются отдыхать.
Со скуки
Макс терпеть не может разлучаться с Екатериной, и, когда Дуров переезжает из города в город, слон и верблюд всегда идут рядом. Раз Дуров со всеми своими четвероногими артистами прибыл в город Пермь. Макса вывели из вагона, привели в цирк и поставили в конюшню, а Екатерину не успели привести, оставили до утра в поезде. Дуров переночевал в гостинице. Утром подходит к цирку и видит: на улице собралась большая толпа мальчишек, а посередине её стоит и весело помахивает хоботом слон. Оказывается, Максу стало скучно без Екатерины. От нечего делать слон ночью разобрал всю деревянную стену конюшни и сложил все доски в кучу; потом разворотил хоботом кирпичи фундамента — и вышел на свободу. С тех пор, как только разлучат Макса с верблюдом, он точно с ума сходит. Хоботом разворачивает стойла, двери и так топочет пудовыми ногами, что проламывает пол. Прямо жить не может без Екатерины!
Макс озорничает
Макс — большой шутник. А весит он сто пятьдесят пудов, другими словами, — почти две с половиной тысячи килограммов, примерно, значит, столько же, сколько весит толпа людей человек в пятьдесят. Так неудивительно, что и шутки у него несколько тяжеловесные. В Свердловске повели Макса купаться. Макс зашёл в воду, почувствовал себя на свободе и развеселился. Он опустил хобот в воду, пошарил им по дну. Поднял хобот, оглянулся на людей да как дунет на них! Что тут было! Дождь песку, град камешков картечью осыпали стоящих на берегу. Весь народ бросился врассыпную.
А Макс-то доволен: знай себе запускает хобот в воду, набирает воды и, как из пожарной кишки, поливает вправо, влево, во все стороны. Что тут делать? Как унять озорника? Как подойти к нему, когда по воздуху с песком и галькой носятся целые булыжники? Но Дуров решился. Смело вошёл он в воду. Мимо него со свистом проносились камни. Каждый из них мог проломить ему голову. Дуров подошёл сзади к расшалившемуся слону и схватил его за ухо. Слон в тысячу раз сильнее человека. Слон может хоботом переломить человека пополам, словно лёгкую тростиночку, может ногами раздавить его с такой же лёгкостью, как лошадь таракана. Но бесстрашному человеку слон покоряется, точно малое дитя. Как только Макс почувствовал, что кто-то схватил его за ухо, он струсил. Струсил — и скромно опустил смертоносный хобот. Так за ухо Дуров и повёл его к берегу. И громадный слон с виноватым видом дал увести себя в конюшню.
Случай с художником
Макс любопытен, ох, как любопытен! Подойдите к нему близко, — он сейчас же запустит хобот к вам в карман: а нет ли там чего-нибудь вкусненького? Всё ему надо пощупать хоботом, попробовать на вкус. В Ленинграде пришёл рисовать Макса один художник. В зверинце было очень тепло. Художник снял с себя меховую куртку и повесил её рядом с собой на стену. У этого художника была странная манера: он всегда начинал рисовать животных с хвоста. Слон велик. Прошло время, пока художник нарисовал хвост, нарисовал левую заднюю ногу, правую заднюю и перебрался к спине. Тут ему вдруг понадобилась резинка. А резинка у него лежала в кармане меховой куртки. Художник обернулся, протянул к стене руку, но куртки там не было. — Караул! — закричал художник. — Держите! Воры! На его крик прибежали в зверинец служащие Дурова. — Закройте все выходы! — кричал художник. — Воры унесли мою меховую куртку! — Постойте, гражданин, — сказал один из служащих. — Вон же она, ваша куртка: у Макса во рту. Макс, бездельник, как тебе не стыдно? Сейчас же дай сюда куртку! Воришка уже намеревался сжевать мягкую меховую штуку. Но, увидев, что проделка его замечена, вынул её хоботом у себя изо рта и передал хозяину. Еле-еле удалось успокоить художника.
Слон и мыши
Частенько Макс снимает с посетителей шапки и шляпы и всё это пробует на зуб. Раз он вырвал из рук какого-то франта дорогую трость чёрного дерева, всю в серебре. В один миг переломил её и тоже отправил в рот. А совсем недавно в Москве озорство его чуть не довело до большой беды. Но прежде надо рассказать про удивительный страх Макса. Казалось бы, — громадному слону кого бояться? Правда, слоны сами ни на кого не нападают. Это мирные, добродушные животные. Дикие слоны в дремучих лесах своей родины вежливо уступают дорогу всем встречным животным, даже маленьким. Но тому, кто разозлит слона, нападёт на него, — тому не сдобро-вать. Даже самый сильный и свирепый хищник — тигр — не устоит против него. Но вот странность: все слоны боятся маленьких слабых зверюшек. Таких слабых, что даже кошка с ними легко справляется. Слоны боятся мышей и крыс. Если в зверинец проберутся мыши или крысы, Макс ни за что не ляжет спать. Так и будет дремать стоя, хоть целый месяц подряд. И это очень вредно для его здоровья. Конечно, слон может убить мышь или крысу одним духом. Но ведь дело не всегда в силе. Когда увидите слона, обратите внимание на его ноги. Ноги у него как тумбы. Но каждая спереди кончается копытцами, словно бы ногтями. На передних лапах индийского слона таких копытцев пять, на задних — по четыре. Это и в самом деле ногти или когти. У слона ведь и пальцы есть: пять пальцев на передней ноге, четыре — на задней. Только они у него внутри под кожей, и их не видно. Ноги слона обтянуты толстой, крепкой кожей сверху донизу. Только на ступне между пальцами кожица тонкая, нежная. Когда слон стоит, его ступни защищены. Когда лежит, ступни наружу. Любая мышка может забраться в углубление между пальцами, щекотать там или даже прогрызть зубёнками нежную кожу. И тогда слон изойдёт кровью. Потому-то слоны и боятся маленьких грызунов — мышей и крыс.
Макс развлекается
Хозяина Макс слушается. Хозяин привёл Макса в конюшню, поставил рядом с Екатериной и сказал: — Стой здесь! Макс и стоит. Конечно, ему ничего не стоит разобрать деревянную перегородку или выломать дверь конюшни. Тогда можно пошататься по всему цирку, залезть куда-нибудь повыше, поискать местечко, где нет крыс. Они — противные — так и шмыгают под ногами здесь, в конюшне. Брр!.. Но хозяин сказал: — Стой здесь! И Макс не трогается с места. Всю долгую ночь стоит на одном месте. Хорошо другим зверям — не страшатся маленьких грызунов. Легли и спят себе. Не слышат отчаянного визга под полом. Хорошо сторожу: сюда слышно, как он храпит за стеной. Макс тоже старается заснуть. Но у него ничего не выходит: чуть задремлет, — чуткое ухо уловит шорох в углу. Макс вздрогнет и проснётся. Нет, уж лучше совсем не спать! Конечно, Макс не думает так. Так думал бы на его месте человек, а Макс ведь слон. Он ни о чём не думает, а просто стоит себе и скучает. От скуки пробует разные вещи кругом: нет ли чем поразвлечься? Вот деревянная перегородка. Её запрещено ломать. Вот замок. Нежный палец на конце хобота ощущает неприятный холодок железа. Нет, неинтересно… На стене тоже нет ничего интересного: гладкая, чуть сырая стена. А что это там, внизу, у стены, над самым полом? Тоже будто с таким же неприятным холодком, только большое, длинное — и внутри какие-то звуки. Это интересно! Надо хоботом… Макс не спит: он нашёл себе развлечение. Спят все звери. Храпит сторож за стеной. Сторож проснулся от шума в зверинце. Странные звуки доносились оттуда. Слышался лай и визг, слышался рёв, писк, хрип, фырканье, кашель, мяуканье. И ещё какие-то непонятные, громкие, хлюпающие звуки. Сторож вскочил с кровати. И шлёп! — обеими ногами в воду. Откуда здесь на полу вода? Москва-река выступила из берегов, затопила город? Но ведь зима! Скорей поднять всех на ноги — и к зверям! Сторож был расторопный. Через полминуты он уже дал сигнал тревоги и вбежал в зверинец. Что там творилось! Озеро воды стояло на полу. Исполинский кенгуру вскочил на высокий ящик в углу своей клетки — и весь дрожал. Верблюд Екатерина стонала, фыркала и лезла на стену. Пятьдесят собак дружно выли за перегородками. А виновник всего этого переполоха — слон Макс — спокойно стоял по колено в воде, набирал воды хоботом и поливал себе спину. Это он, это Макс скуки ради согнул и сломал хоботом водопроводную трубу, что проведена через конюшню у стены, над самым полом. И очень обрадовался, когда из неё фонтаном хлынула вода, затопила пол и прогнала всех этих ужасных крыс. С большим трудом удалось сторожам остановить воду, не дать ей затопить все клетки и всех зверей.
Спор с директором цирка
Это случилось в одном южном городе очень давно. С продовольствием в те времена было туго. Хлеб и другие все продукты выдавались по карточкам. Кормить целую ораву зверей было очень трудно. И Дуров заключил договор с директором цирка, что цирк будет снабжать кормом весь зверинец. Каждый день директор подписывал бумажку, по которой служащие Дурова получали в кооперативах хлеб, овощи, мясо, рыбу для всех четвероногих артистов. А эти артисты отличаются особенно хорошим аппетитом. Один Макс съедает ежедневно 27 килограммов белого хлеба и целую гору овощей. Но вот однажды директор цирка — человек, на это место попавший случайно, — взял да и отказался снабжать зверей кормом. Узнав об этом, Дуров страшно забеспокоился. Он сейчас же отправился к директору, чтобы самому с ним переговорить. Кабинет директора цирка помещался во втором этаже каменного здания. Дуров быстро взбежал по широким ступеням мраморной лестницы и, как бомба, ворвался в кабинет. — Сейчас же подпишите наряд на продукты для моих артистов! — закричал он тучному человеку за столом. — Вы обязаны это сделать по договору. — И не подумаю, — сказал тучный человек. Это и был директор цирка. — Я нарушаю договор и плачу вам неустойку. На эти деньги вы можете сами покупать корм для вашего зверья. — Но поймите, — горячился Дуров, — дело не в деньгах, а в карточках! Без вашей бумажки кооперативы не отпустят мне продукты. — Покупайте на базаре. — Но на базаре ничего нет! — Это уж меня не касается. — Вы обрекаете всех моих зверей на голодную смерть. Понимаете это? Вот наряд. Подпишите его сейчас же! И Дуров через стол протянул директору бумажку. — Не подпишу, — сказал директор. — Нет, подпишете! Не можете не подписать. — Нет, не подпишу! — Нет, подпишете! Кругом над всеми столами поднимались лица служащих, даже в приотворенные двери высовывались чьи-то любопытные головы. Всем было охота посмотреть, чем кончится спор Дурова с тучным директором. — Я вам говорю, — подпишете! — крикнул Дуров. Но вдруг отдёрнул протянутую через стол руку, сунул бумажку в карман и быстро вышел из кабинета. — То-то, — одумался! — довольным голосом сказал директор. Он и сам понимал, что поступает очень нехорошо. И был рад, что Дуров больше его не корит. — Небось устроится и без моих нарядов, — добавил директор себе в утешение. — А вы что собрались? — напустился он вдруг на своих служащих. Лица опять опустились над столами, любопытные головы исчезли из дверей, двери закрылись. С полчаса в кабинете слышался только дробный стук пишущих машинок да сопение тучного директора. Вдруг директор поднял голову и прислушался. С лестницы доносились чьи-то шаги. Очень странные шаги: тяжёлые, редкие. Топ! — потом тишина. Топ! — и опять тишина. Топ! — Послушайте, — сказал директор одному из служащих, — взгляните: кто это там топает по лестнице? Служащий сорвался с места, выскочил из-за стола. Но в это время дверь сама распахнулась, — и служащий примёрз к полу: из под косяка вынырнула гибкая серая змея, за ней показалась голова с огромными ушами-лопухами — голова слона со змеёй-хоботом. Топ! — и в двери просунулась половина громадного тела слона. — Карр!.»— произнёс директор. Он хотел крикнуть «караул!», но с перепугу у него отнялся язык и голос стал, как у вороны. Служащий, вышедший из-за стола, вдруг отмёрз, кинулся в угол и полез под стул. Топ! Ещё раз — топ! И весь слон стоял в кабинете. За ним показалась спокойная фигура Дурова. — Карр!». — опять крикнул директор цирка. Язык всё ещё его не слушался. Слон шагнул ещё раз, — и его тяжёлая голова повисла над самым столом директора. — Че-че-чего, — с трудом пролепетал директор: —че-че-че-го вы-вы хо-хо-ти-те? Дуров вышел вперёд и стал рядом со слоном. — Макс, — сказал он спокойно. — Скажи гражданину директору, чего мы все от него хотим. На! При этом коротеньком слове хобот слона потянулся к рукам Дурова, взял из них бумажку и протянул её через стол директору, — совсем так, как это делал недавно сам Дуров. — У-уберите это животное!! — дребезжащим голосом сказал директор. — По-пожалуйста, уберите, Вла-Владимир Григорьевич! — Макс не уйдёт, пока вы не подпишете наряд на продукты, — твёрдо сказал Дуров. Хобот слона потянулся к голове директора, дунул на неё, и редкие волосы на макушке директора сразу встали дыбом. От страха директор закрыл глаза. Но сейчас же их открыл снова: он почувствовал, что хобот шарит у него в боковом кармане пиджака. — Макс думает, — объяснил Дуров, — не найдётся ли у вас для него яблочка? Он очень любит яблоки и съедает их зараз два пуда. Ну, подписывайте наряд: Макс ждёт. Директор схватил перо и дрыгающим почерком вывел на бумаге свою фамилию. Тут из-за всех столов, из-за приоткрытых дверей, даже из-под стула в углу кабинета послышались сдавленные смешки. — Благодарю вас, — вежливо сказал Дуров. — Теперь я уверен, что вы и дальше не будете отказывать нам в продовольствии. Макс, идём! Слон медленно поворотился головой к дверям — между столами в кабинете оставалось ровнёшенько столько места, чтобы ему повернуться, — и вслед за хозяином вышел из комнаты. Четвероногие артисты Дурова были спасены от голодной смерти.
КАК МУРАВЬИШКА ДОМОЙ СПЕШИЛ
Залез Муравей на берёзу. Долез до вершины, посмотрел вниз, а там, на земле, его родной муравейник чуть виден. Муравьишка сел на листок и думает: «Отдохну немножко — и вниз». У муравьев ведь строго: только солнышко на закат, — все домой бегут. Сядет солнце, — муравьи все ходы и выходы закроют — и спать. А кто опоздал, тот хоть на улице ночуй. Солнце уже к лесу спускалось. Муравей сидит на листке и думает: «Ничего, поспею: вниз ведь скорей». А листок был плохой: жёлтый, сухой. Дунул ветер и сорвал его с ветки. Несётся листок через лес, через реку, через деревню. Летит Муравьишка на листке, качается — чуть жив от страха. Занёс ветер листок на луг за деревней, да там и бросил. Листок упал на камень, Муравьишка себе ноги отшиб. Лежит и думает: «Пропала моя головушка. Не добраться мне теперь до дому. Место кругом ровное. Был бы здоров — сразу бы добежал, да вот беда: ноги болят. Обидно, хоть землю кусай». Смотрит Муравей: рядом Гусеница-Землемер лежит. Червяк-червяком, только спереди — ножки и сзади — ножки. Муравьишка говорит Землемеру: — Землемер, Землемер, снеси меня домой. У меня ножки болят. — А кусаться не будешь? — Кусаться не буду. — Ну садись, подвезу. Муравьишка вскарабкался на спину к Землемеру. Тот изогнулся дугой, задние ноги к передним приставил, хвост — к голове. Потом вдруг встал во весь рост, да так и лёг на землю палкой. Отмерил на земле, сколько в нём росту, и опять в дугу скрючился. Так и пошёл, так и пошёл землю мерить. Муравьишка то к земле летит, то к небу, то вниз головой, то вверх. — Не могу больше! — кричит. — Стой! А то укушу! Остановился Землемер, вытянулся по земле. Муравьишка слез, еле отдышался. Огляделся, видит: луг впереди, на лугу трава скошенная лежит. А по лугу Паук-Сенокосец шагает: ноги, как ходули, между ног голова качается. — Паук, а Паук, снеси меня домой! У меня ножки болят. — Ну что ж, садись, подвезу. Пришлось Муравьишке по паучьей ноге вверх лезть до коленки, а с коленки вниз спускаться Пауку на спину: коленки у Сенокосца торчат выше спины. Начал Паук свои ходули переставлять — одна нога тут, другая там; все восемь ног, будто спицы, в глазах у Муравьишки замелькали. А идёт Паук не быстро, брюхом по земле чиркает. Надоела Муравьишке такая езда. Чуть было не укусил он Паука. Да тут, на счастье, вышли они на гладкую дорожку. Остановился Паук. — Слезай, — говорит. — Вот Жужелица бежит, она резвей меня. Слез Муравьишка. — Жужелка, Жужелка, снеси меня домой! У меня ножки болят. — Садись, прокачу. Только успел Муравьишка вскарабкаться Жужелице на спину, она как пустится бежать! Ноги у неё ровные, как у коня. Бежит шестиногий конь, бежит, не трясёт, будто по воздуху летит. Вмиг домчались до картофельного поля. — А теперь слезай, — говорит Жужелица. — Не с моими ногами по картофельным грядам прыгать. Другого коня бери. Пришлось слезть. Картофельная ботва для Муравьишки — лес густой. Тут и со здоровыми ногами — целый день бежать. А солнце уж низко. Вдруг слышит Муравьишка, пищит кто-то: — А ну, Муравей, полезай ко мне на спину, поскачем. Обернулся Муравьишка — стоит рядом Жучок-Блошачок, чуть от земли видно. — Да ты маленький! Тебе меня не поднять. — А ты-то большой! Лезь, говорю. Кое-как уместился Муравей на спине у Блошака. Только-только ножки поставил. — Влез? — Ну влез. — А влез, так держись. Блошачок подобрал под себя толстые задние ножки, — а они у него, как пружинки складные, — да щёлк! — распрямил их. Глядь, уж он на грядке сидит. Щёлк! — на другой. Щёлк! — на третьей. Так весь огород и отщёлкал до самого забора. Муравьишка спрашивает: — А через забор можешь? — Через забор не могу: высок очень. Ты Кузнечика попроси: он может. — Кузнечик, Кузнечик, снеси меня домой! У меня ножки болят. — Садись на загривок. Сел Муравьишка Кузнечику на загривок. Кузнечик сложил свои длинные задние ноги пополам, потом разом выпрямил их и подскочил высоко в воздух, как Блошачок. Но тут с треском развернулись у него за спиной крылья, перенесли Кузнечика через забор и тихонько опустили на землю. — Стоп! — сказал Кузнечик. — Приехали. Муравьишка глядит вперёд, а там река: год по ней плыви — не переплывёшь. А солнце ещё ниже. Кузнечик говорит: — Через реку и мне не перескочить. Очень уж широкая. Стой-ка, я Водомерку кликну: будет тебе перевозчик. Затрещал по-своему, глядь — бежит по воде лодочка на ножках. Подбежала. Нет, не лодочка, а Водомерка-Клоп. — Водомер, Водомер, снеси меня домой! У меня ножки болят. — Ладно, садись, перевезу. Сел Муравьишка. Водомер подпрыгнул и зашагал по воде, как посуху. А солнце уж совсем низко. — Миленький, шибче! — просит Муравьишка. — Меня домой не пустят. — Можно и пошибче, — говорит Водомер. Да как припустит! Оттолкнётся, оттолкнётся ножками и катит-скользит по воде, как по льду. Живо на том берегу очутился. — А по земле не можешь? — спрашивает- Муравьишка. — По земле мне трудно, ноги не скользят. Да и гляди-ка: впереди-то лес. Ищи себе другого коня. Посмотрел Муравьишка вперёд и видит: стоит над рекой лес высокий, до самого неба. И солнце за ним уже скрылось. Нет, не попасть Муравьишке домой! — Гляди, — говорит Водомер, — вот тебе и конь ползёт. Видит Муравьишка: ползёт мимо Майский Хрущ — тяжёлый жук, неуклюжий жук. Разве на таком коне далеко ускачешь? Всё-таки послушался Водомера. — Хрущ, Хрущ, снеси меня домой. У меня ножки болят. — А ты где живёшь? — В муравейнике за лесом. — Далеконько… Ну что с тобой делать? Садись, довезу. Полез Муравьишка по жёсткому жучьему боку. — Сел, что ли? — Сел. — А куда сел? — На спину. — Эх, глупый! Полезай на голову. Влез Муравьишка Жуку на голову. И хорошо, что не остался на спине: разломил Жук спину надвое, два жёстких крыла приподнял. Крылья у Жука точно два перевёрнутых корыта, а из-под них другие крылышки лезут, разворачиваются: тоненькие, прозрачные, шире и длиннее верхних. Стал Жук пыхтеть, надуваться: «Уф, уф, уф!» Будто мотор заводит. — Дяденька, — просит Муравьишка, — поскорей! Миленький, поживей! Не отвечает Жук, только пыхтит: «Уф, уф, уф!» Вдруг затрепетали тонкие крылышки, заработали. «Жжж! Тук-тук-тук!..» — поднялся Хрущ на воздух. Как пробку, выкинуло его ветром вверх — выше леса. Муравьишка сверху видит: солнышко уже краем землю зацепило. Как помчал Хрущ — у Муравьишки даже дух захватило. «Жжж! Тук-тук-тук!» — несётся Жук, буравит воздух, как пуля. Мелькнул под ним лес — и пропал. А вот и берёза знакомая, и муравейник под ней. Над самой вершиной берёзы выключил Жук мотор и — шлёп! — сел на сук. — Дяденька, миленький! — взмолился Муравьишка. — А вниз-то мне как? У меня ведь ножки болят, я себе шею сломаю. Сложил Жук тонкие крылышки вдоль спины. Сверху жёсткими корытцами прикрыл. Кончики тонких крыльев аккуратно под корытца убрал. Подумал и говорит: — А уж как тебе вниз спуститься, — не знаю. Я на муравейник не полечу: уж очень больно вы, муравьи, кусаетесь. Добирайся сам, как знаешь. Глянул Муравьишка вниз, а там, под самой берёзой, его дом родной. Глянул на солнышко: солнышко уже по пояс в землю ушло. Глянул вокруг себя: сучья да листья, листья да сучья. Не попасть Муравьишке домой, хоть вниз головой бросайся! Вдруг видит: рядом на листке Гусеница Листовёртка сидит, шёлковую нитку из себя тянет, тянет и на сучок мотает. — Гусеница, Гусеница, спусти меня домой! Последняя мне минуточка осталась, — не пустят меня домой ночевать. — Отстань! Видишь, дело делаю: пряжу пряду. — Все меня жалели, никто не гнал, ты первая! Не удержался Муравьишка, кинулся на неё да как куснёт! С перепугу Гусеница лапки поджала да кувырк с листа — и полетела вниз. А Муравьишка на ней висит — крепко вцепился. Только недолго они падали: что-то их сверху — дёрг! И закачались они оба на шёлковой ниточке: ниточка-то на сучок была намотана. Качается Муравьишка на Листовёртке, как на качелях. А ниточка всё длинней, длинней, длинней делается: выматывается у Листовёртки из брюшка, тянется, не рвётся. Муравьишка с Листовёрткой всё ниже, ниже, ниже опускаются. А внизу, в муравейнике, муравьи хлопочут, спешат, входы-выходы закрывают. Все закрыли — один, последний, вход остался. Муравьишка с Гусеницы кувырк — и домой! Тут и солнышко зашло.
СКАЗКИ ЗВЕРОЛОВА
ЛЮЛЯ
— Прежде земли вовсе не было, — рассказывает хант-зверолов. — Только одно море было. Звери и птицы жили на воде и детей выводили на воде. И это было очень неудобно. Вот раз собрались звери и птицы со всех концов моря, устроили общее собрание. Председателем выбрали большого-большого Кита. И стали думать, как беде помочь. Долго спорили, шумели, наконец постановили: достать со дна моря щепотку земли и сделать из неё большие острова. И тогда на земле жить, и детей выводить на земле. Хорошо придумали. А как земли достать со дна, — не знают. Море-то ведь глубокое, не донырнёшь до дна. Стали звери и птицы рыб просить: — Принесите нам, рыбы, щепотку земли со дна, — А вам зачем? — спрашивают рыбы. — Острова делать. — Нет, — говорят рыбы, — не дадим вам земли острова делать. Нам без островов лучше жить: плыви, куда хочешь. Стали звери и птицы Кита просить: — Ты из нас самый сильный и большой зверь. Ты председатель наш. Понатужься — нырни на дно. Собрание просит, — нельзя отказываться. Набрал Кит воздуху, ударил хвостом по воде — нырнул. Пошли по морю волны, закачались на них звери и птицы. Ждут-пождут, — нет Кита. Только большие пузыри из воды выскакивают да с треском лопаются. И волны улеглись. Вдруг забурлила вода, всколыхнулось море — выкинуло Кита высоко в воздух. Упал Кит назад в воду, выпустил из ноздрей две струи. — Нет, — говорит, — не достать мне до дна. Очень уж я толстый, не пускает меня вода.
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2020-11-22; просмотров: 211; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.146.255.127 (0.241 с.) |