М.В. Нестеров. В скитах. 1915 г.

После церковной реформы, проведенной патриархом Никоном, и после подавления Соловецкого восстания староверы уходили в леса, на север, устраивали скиты и селились там. Последователями раскольников, то есть староверов, были стрельцы.

Так и случилось! Больной Иоанн не мог заниматься никакими делами; маленький Петр, при всех своих необыкновенных способностях, все-таки был еще ребенок, наблюдательный ум и пылкую живость которого можно было занять часами ученья и остроумными играми. Царица Наталья Кирилловна не была уже правительницей государства, а только огорченной женщиной, которая то беспрестанно оплакивала несчастье отца и своих братьев, то боялась за драгоценную жизнь сына: она уже не могла действовать против его врагов, вся твердость ее исчезла в страданиях! Итак, кого же могла бояться гордая Софья? Абсолютно никого, и доказательством этого служит то, что через три недели после бунта она короновала обоих царей-братьев, а себе взяла только имя правительницы, и с этим именем — всю власть государей! Ее любимцы тотчас заняли важнейшие должности: главному из них, князю Василию Васильевичу Голицыну, поручено было управление государственными делами, двум князьям Хованским — отцу и сыну — управление стрельцами.

Привязанность Хованских к раскольничеству и та воля, которую они давали и без того своевольным стрельцам, были причиной новых бунтов этого дерзкого войска. Сначала они помогали одному расстриге-священнику староверу Никите, который, шатаясь по улицам, учил простой народ проклинать новую веру и держаться старой. Потом, когда Никита получил достойное наказание за свои дела и на князей Хованских сделан был такой донос, что сама царевна-правительница посчитала их изменниками и приказала казнить, стрельцы вместе с младшим сыном старика Хованского отомстили за своих любимцев: с присущей им дерзостью они разграбили оружейную, расставили везде свою стражу и творили в Москве все, что хотели, потому что правительница со всем своим двором удалилась еще в начале бунта в Троицкий монастырь!

При первом известии об опасности для царей монастырь был окружен их защитниками, полками окрестных областей и людьми разного звания. Они просили у двора дозволения идти в Москву и истребить всех стрельцов. Но как только стрельцы узнали об этом, храбрость их исчезла, и они думали уже не о том, чтобы отомстить за Хованских, а о том, как бы умилостивить двор.

И что же они сделали? Около 3000 из них причастились Святой Тайне, простились с женами и детьми и отправились в монастырь за наказанием. В знак покорности несли они плахи и топоры для своей казни. Царевна Софья как всегдашняя покровительница их употребила всю свою власть над царями, без согласия которых она не могла обойтись в этом случае, чтобы выпросить у них прощение своим любимцам, и, разумеется, преуспела в этом: из 3000 казнили только самых виновных — тридцать человек.

Любопытно описывали современники торжественный въезд царского семейства в Москву после этого бунта. Младший царь уже тогда был тринадцати лет. При своем росте, необыкновенно высоком, он казался на несколько лет старше. Никогда еще различие царственных братьев не было так заметно, как в этом случае. В то время как слабый и бледный Иоанн равнодушно смотрел на бесчисленные народные толпы и на безоружные ряды стрельцов, смиренно стоявших по обеим сторонам дороги и громко благодаривших государей за свое помилование, — привлекательное, цветущее здоровьем лицо Петра живо показывало волнение его души, и взоры беспрестанно выражали какое-нибудь новое чувство: то они грозно сверкали пылким негодованием, то тихо сияли кротостью по отношению к преступникам, то приветливо горели любовью к народу.