Политическая система Российской империи

 

Российское самодержавие в начале ХХ века являлось политическим институтом, определенной социально-политической системой. Переход от исследования на макроуровне к изучению на микроуровне есть всеобщий закон развития науки. Исторической науке необходимо получать результаты, достигнутые в этом направлении естественными науками. Был, в частности, в советской историографии период, когда царизм и буржуазию рассматривали как единое целое. Потом был сделан определенный шаг вперед - господствующей стала ленинская концепция трех лагерей. На этой теоретической основе создано немало исследований. В 80-ые годы ХХ века А.Я. Аврехом был сделан следующий шаг. Он доказывал, что царизм как социально-политическая система в последнее десятилетие своего существования представлял собой единство четырех основных составляющих: собственно царизма, т. е. верховной власти, официального правительства, поместного дворянства и третьеиюньской Думы, которую В. И. Ленин определял также как особую политическую систему. Разумеется, имелись и другие весьма важные элементы этой системы, такие, как армия, церковь, полиция, и, особенно, чиновничий аппарат, однако А.Аврех оставил их в стороне, поскольку исследовал царизм именно в социально-политическом плане, начиная от носителя верховной власти и его непосредственного окружения в лице камарильи и кончая социальной опорой режима.

Такой подход позволил ему установить, что связи между указанными составными частями были достаточно сложны и в определенных границах противоречивы. Это было обусловлено самой природой российского абсолютизма, длительной исторической традицией, несовпадением групповых и иных интересов и некоторыми другими факторами. Тем не менее, определяющим моментом было именно единство, и смысл процесса разложения царизма как раз и состоял в разрушении этого единства, которое казалось нерасторжимым, в эрозии прочнейших связей, в деформации механизмов взаимодействия. Конечным результатом этого процесса была полная потеря политической ориентации, умения оценить обстановку как режимом в целом, так и всеми звеньями системы.

Что касается четвертой основной составляющей - третье-июньской системы, то ее специфика (выражавшаяся в том, что она представляла собой не царизм как таковой, а его союз с помещиками и верхами буржуазии и выступала в форме выборного законодательного учреждения), в бонапартизме. Политика бонапартизма - политика прямого союза с определенными политическими течениями, социальными слоями и группами и лавирования между ними.

Бонапартизм, доказывал В. И. Ленин, неизбежен для абсолютизма, перешагнувшего порог, отделяющий феодализм от капитализма. В условиях буржуазного развития в силу буржуазной эволюции классов, феодальных по своему происхождению, он теряет целиком или частично свою прежнюю социальную опору, что вынуждает его искать новую опору (или опоры), притом часто в классах и социальных группах иной - нейтральной и даже чуждой ему природы. В этом состоит его основная отличительная черта, характерная для всех стран, где бонапартизм имел место. Вместе с тем бонапартизм есть логическое завершение политики «надклассовости», которую всегда пытался демонстрировать царизм, но которая и придавала ему относительную самостоятельность. «Бонапартизм,- писал В. И. Ленин,- есть лавирование монархии, потерявшей свою старую, патриархальную или феодальную, простую и сплошную опору,- монархии, которая принуждена эквилибрировать, чтобы не упасть,- заигрывать, чтобы управлять,- подкупать, чтобы нравиться,- брататься с подонками общества, с прямыми ворами и жуликами, чтобы держаться не только на штыке». История русского черносотенства, всех этих «союзов русского народа» и им подобных образований, их теснейшей связи с царизмом наглядно показывает, что двор не был чужд братания с низами общества. Но, как этого требует политический цинизм, вождь большевиков осветил лишь часть правды, то есть фактически подменил истину. В классовой теории нет понятия «подонков», среди «черной сотни» было немало представителей «революционных классов», чей патриотизм был оскорблен разгулом «революционного» бандитизма, попыткой черни и «жидов» взять власть (многие революционеры, как известно, были евреями, приверженцами антипатриотической идеи). Кроме того, теория управления, которую В.И. Ленин игнорировал, пока в 1918 году не столкнулся с ее законами, как слепой об стену, требует учета бюрократической иерархии, живущей по своим законам: это социальный слой, эксплуатирующий само государство, все остальные классы общества, вне зависимости от социального строя. С типичным азиатским правящим классом ее роднит клановость и жесткая вертикаль внутри клана, когда, к примеру, скромный чиновник Фандорин дерзит «всесильному» сановнику-министру, поскольку принадлежит к противоборствующему могущественному клану. Бюрократия в Российской империи, согласно установлениям Петра и Екатерины, не была классовой: напротив дворянство пополнялось за счет низших сословий, достигших определенной ступени в бюрократической иерархии; и, следовательно, «горизонтальные» классы размывались вертикальными кланами. Как нам представляется, трагедия России в значительной мере предопределена тем, что гражданская бюрократия, в силу сложности условий ее деятельности (начиная с путей сообщения и заканчивая борьбой с голодом) мало привлекала потомственную аристократию и, напротив, самые талантливые россияне из простонародья, которые не были испорчены народническим нетерпением, могли сделать самую головокружительную карьеру на этом поприще, если принимали правила бюрократической системы. Дворянство предпочитало военную службу. В силу своей субпассионарности, оно, как правило, было бездарно. Как известно, после крушения декабризма, более ста лет российская военщина не могла выиграть ни одной крупной войны (не считая 1877 года, когда завалила российскими трупами болгарскую землю), включая гражданскую войну. Но при этом их амбиции, принадлежность к правящему классу и близость к придворной камарилье, не раз ставили Россию на грань национальной катастрофы. Судьбу крупнейших политических деятелей империи и их реформ при Николае II невозможно понять, если не учитывать этот фактор.

(Разумеется, в единичных случаях все было сложнее: гвардейский офицер небедный помещик князь Хилков позднее работал железнодорожным рабочим, а потом - в течение 10 лет министром путей сообщения в команде С. Витте).

Создание третьеиюньской политической системы как организованного во всероссийском масштабе в лице третьеиюньской Думы контрреволюционного союза помещиков и буржуазии с царизмом, обеспечивал возможность лавировать между этими классами, иллюзорно оставаясь хозяином положения. Ключом к созданию такого союза был избирательный закон 3 июня 1907 г., единственно возможный для сохранения равновесия между самодержавием и ограниченным народным представительством. Черты бонапартизма, подчеркивал В. И. Ленин, «совершенно наглядно обнаруживаются и на современном избирательном законе». Особенность этого закона состояла в том, что он создавал в Думе не одно, а два большинства, и именно это обстоятельство обеспечивало царизму возможность лавирования между двумя господствующими классами страны. Таким образом, и это важно подчеркнуть, российский бонапартизм имел принципиальное отличие от бонапартизма Наполеона III, лавировавшего между буржуазией и пролетариатом.

Но есть и другое отличие, которое сформулировал Сергей Маклаков, кадет либерального толка: «Разочарование, которое наступило в начале царствования Николая II, явилось причиной изменения самого принципа либерального движения: на смену прежней тактике выдвинулась борьба с самодержавием. С этого времени ведущая роль принадлежала не земцам, а политикам, т.е. радикальной интеллигенции».

К счастью, кризис 1905 года, с одной стороны, начавший процесс деморализации страны, с другой - всколыхнул мощные силы, готовые укрепить государственный строй Российской империи. Об этом ярко сказал Александр Гучков, лидер партии умеренного центра: «Историческая драма, которую мы переживаем, заключается в том, что мы вынуждены отстаивать монархию против монарха, церковь против церковной иерархии, авторитет правительственной власти против носителей этой власти».

Поражение революции 1905-1907 гг. и переход к аграрному и думскому бонапартизму создали для царизма и буржуазии теоретическую возможность окончательной победы контрреволюции, получившей отсрочку, в случае сужения социальной базы революционеров. Это обстоятельство имеет весьма важное значение для правильного понимания третьеиюньской эпохи - прежде всего как периода, когда царская Россия получила и пыталась использовать свой последний шанс. Для такой масштабной задачи была необходима достойная фигура, хотя бы и далекая от придворной камарильи. Благодаря положительной стороне бюрократической иерархии такого деятеля Россия выдвинула вовремя.

столыпин реформатор идейный историографический