О готовности к войне с Германией

 

В вопросе, связанном с советским военным планированием начала сороковых годов прошлого столетия существуют две версии. По первой версии СССР готовил нападение на Германию, а по второй - готовился к отражению ожидаемой фашистской агрессии.

Сторонники версии подготовки советской агрессии против Германии в качестве одного из доказательств своей позиции утверждают, что планы действий РККА никоим образом не были связаны с реальными действиями немецкой стороны. Так, например, Мельтюхов в своей монографии "Упущенный шанс Сталина" пишет: "Поскольку в документах были подробно расписаны именно наступательные операции советских войск, говорить об ответных действиях Красной Армии не представляется возможным".

В первой половине мая во все западные приграничные военные округа поступили директивы начальника Генштаба РККА с приказом приступить к разработке планов оперативного развертывания армий военных округов, в которых, по сути, впервые была дана директива на разработку планов стратегической обороны округов.

Так, например, в майской 1941 года № 503859/сс/ов "Директиве Наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии командующему войсками ЗапОВО" говориться:

"С целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск округа, к 20 мая 1941 г. лично Вам, с начальником штаба и начальником оперативного отдела штаба округа, разработать:

а) детальный план обороны государственной границы от Канчиамиестис до оз. Свитез (иск.).

. Подготовить тыловые рубежи:

. Предусмотреть нанесение контрударов механизированными корпусами и авиацией во взаимодействии со стрелковыми корпусами и противотанковыми бригадами.

. Обрекогносцировать и подготовить тыловые рубежи на всю глубину обороны до р. Березина вкл.

На случай вынужденного отхода разработать план создания противотанковых заграждений на всю глубину и план минирования мостов, железнодорожных узлов и пунктов возможного сосредоточения противника (войск, штабов, госпиталей и т.д.).

. Разработать план приведения в полную боевую готовность укрепленных районов на прежней госгранице в пределах округа.

. Разработать: а) план подъема войск по тревоге и выделения отрядов поддержки погранвойск; б) план охраны и обороны важнейших промышленных предприятий, сооружений и объектов.

. На случай вынужденного отхода разработать, согласно особых указаний, план эвакуации фабрик, заводов, банков и других хозяйственных предприятий, правительственных учреждений, складов, военного и государственного имущества, военнообязанных, средств транспорта и др. ".

Практически одновременно с разработкой директивы № 503859/сс/ов в Генштабе продолжалась работа и над альтернативным военным планом. Речь идет об известной "Записке" Василевского от 15 мая 1941 года. Смысл этой "Записки" заключался в том, что на начальном этапе войны с Германией надо отказаться от идеи проведения активной обороны по всему фронту, а самим атаковать немецкие войска в тот момент, когда развертывание вермахта еще не будет завершено.

Здесь следует отметить, что "Записка" Василевского часто используется сторонниками версии подготовки СССР нападения на Германию в качестве одного из основных доказательств агрессивности советского руководства. Однако факт разработки советским Генштабом планов превентивного удара по Германии вовсе не доказывает, что эти планы разделяло политическое руководство страны.

Как утверждали два советских историка - В.А. Анфилов и Н.А. Светлишин, что они задавали в частной беседе тогда уже опальному маршалу Жукову вопрос о том, какой была реакция Сталина на "Записку." Василевского. Согласно свидетельствам обоих ответ Сталина был резко отрицательным.

Аналогичный вывод можно сделать и из мемуаров самого Василевского: "Так вот, считаю, что хотя мы и были еще не совсем готовы к войне, о чем я уже писал, но, если реально пришло время встретить ее, нужно было смело перешагнуть порог. И.В. Сталин не решался на это, исходя, конечно, из лучших побуждений". Таким образом, и после окончания войны Василевский по-прежнему считает, что он был прав, когда настаивал на нанесении превентивного удара по Германии: "нужно было смело перешагнуть порог" и указывает причину того, почему этот удар так и не состоялся: "И.В. Сталин не решался на это".

Жуков в своих мемуарах пишет: "С января 1939 года по 22 июня 1941 года Красная Армия получила более семи тысяч танков. В 1941 году промышленность уже могла дать около 5,5 тысячи танков всех типов.

Что касается КВ и Т-34, то к началу войны заводы успели выпустить 1861 танк".

Цифры эти давно опровергнуты "Статистическим сборником № 1", выпущенным Министерством обороны в 1994 году: танков КВ на 21 июня было 711, Т-34 - ровно 1400. Справочник тем хорош, что указывает, кто, когда и сколько танков выпустил, какой завод, когда, кому и сколько отгрузил. Цифры из "Статистического сборника" обоснованы и подтверждены архивными данными, а данные Г.К. Жукова взяты с потолка.

Считалось, что за время войны советская промышленность произвела 490 тысяч артиллерийских орудий. История вопроса такова: в 60-х годах ХХ века эта цифра была официальной. Именно ее вписал Жуков в "самую правдивую книгу о войне". В 1974 году Жуков умер, а цифру тем временем объявили другую: за годы войны советская промышленность произвела не 490 тысяч орудий и минометов всех калибров, а 825 тысяч. Разница, как видим, немалая - 335 тысяч стволов.

Треть миллиона. Так же были пересмотрены цифры производства самолетов, танков и другого вооружения. Новую цифирь вписали в "Советскую военную энциклопедию". И под нею подписались маршал Советского Союза А.А. Гречко, адмирал флота Советского Союза С.Г. Горшков, главный маршал авиации П.С. Кутахов, генералы армии А.А. Епишев, С.П. Иванов, Н.В. Огарков, И.Г. Павловский, И.Е. Шавров, И.Н. Шкадов, целый взвод генерал-полковников, полтора легиона академиков, профессоров и докторов.

Рокоссовский встретил Великую Отечественную войну в должности командира 9-го механизированного корпуса КОВО. К началу боев корпус был почти полностью укомплектован личным составом, однако материальной части остро недоставало. "Несчастье заключалось в том, - вспоминал маршал, - что корпус только назывался механизированным. С горечью смотрел я на походе на наши старенькие Т-26, БТ-5 и немногочисленные БТ-7, понимая, что длительных боевых действий они не выдержат. Не говорю уже о том, что и этих танков у нас было не больше трети положенного по штату". Эта треть составляла около 300 танков.

В определении сроков начала фашистской агрессии ошибался не только Сталин, но ошибались и Тимошенко, Жуков, Василевский. Судя по всему только в начале июня в Генштабе появились серьезные сомнения относительно правильности такой оценки действий вермахта. Если до этого момента советский генералитет считал, что фашисты лишь сосредотачиваются у наших границ, то в начале июня в руководстве РККА на основе оперативной информации стало складываться мнение, что уже пошел процесс стратегического развертывания вооруженных сил Германии, а, следовательно, фашисты уже в ближайшее время могут начать войну. Согласно мемуарам Жукова эта принципиально новая оценка руководства НКО была доведена до Сталина лишь 13 июня. Вот что по этому поводу пишет Жуков:

"13 июня С.К. Тимошенко в моем присутствии позвонил И.В. Сталину и настойчиво просил разрешения дать указание о приведении войск приграничных округов в боевую готовность и развертывании первых эшелонов по планам прикрытия.

И.В. Сталин сказал:

Сейчас этого делать не следует, мы готовим сообщение ТАСС и завтра опубликуем его. ".

Сразу возникает вопрос: почему такую принципиальную и сложнейшую по своей сути проблему Тимошенко пытается решить со Сталиным по телефону? Разве нарком обороны не мог сформулировать необходимость приведения войск в боевую готовность ранее при личной встрече с главой советского правительства, если он в то время уже был уверен в скором начале войны? Ведь, скажем, в период с 1 по 13 июня Сталин принимал руководство НКО 6 раз общей продолжительностью 14 часов 40 минут. В том числе встреча 9 июня длилась - 5 часов 25 минут, а 11 июня - 2 часа 20 минут.

Кроме того, с 12 по 16 июня Генштаб отдал Директивы командованию западных округов начать под видом проведения учений и изменений дислокации летних лагерей скрытое выдвижение 114 дивизий войск второго эшелона, которые должны были к 1 июля занять районы сосредоточения в 20 - 80 километрах от границы. По этому поводу в своих мемуарах Василевский пишет: "12 - 15 июня этим округам было приказано вывести дивизии, расположенные в глубине округа, ближе к государственной границе".

По своей сути это было началом операции развертывания первого эшелона прикрытия. Очень трудно представить себе, что передвижение армий такого масштаба, проводимые в непосредственной близости от границы, Тимошенко и Жуков могли принять самостоятельно, предварительно не согласовав их со Сталиным.

Ведь Жуков сам пишет: "Нарком обороны. Генеральный штаб и командующие военными приграничными округами были предупреждены о личной ответственности за последствия, которые могут возникнуть из-за неосторожных действий наших войск. Нам было категорически запрещено производить какие-либо выдвижения войск на передовые рубежи по плану прикрытия без личного разрешения И.В. Сталина".

Тем не менее, если Сталин санкционировал действия руководства РККА по выдвижению войск второго эшелона, а это, скорее всего, могло произойти во время его встречи с военными 9 июня, то значит Тимошенко и Жуков убедили его в целесообразности таких действий и он разделял их озабоченность сосредоточением большого количества немецких войск у наших границ.

Но тогда возникают вопросы. Почему Тимошенко одновременно выдвижением войск второго эшелона не поставил перед Сталиным вопрос о необходимости приведения приграничных округов если уж не в боевую, то хотя бы в повышенную готовность, как это было сделано на флоте? Кроме того, если руководство НКО уже осознало угрозу начала войны с Германией в ближайшие дни, то почему приказом наркома обороны не были отменены отпуска военным, и почему на выдвижение войск второго эшелона отводилось так много времени - 15 суток, когда всю мобилизацию, сосредоточение и развертывание вооруженных сил планировалось провести менее чем за месяц?

Далее Жуков пишет: "На другой день (После опубликования заявления ТАСС, т.е.15 июня) мы были у И.В. Сталина и доложили ему о тревожных настроениях и необходимости приведения войск в полную боевую готовность.

С Германией у нас договор о ненападении, - сказал И.В. Сталин. - Германия по уши увязла в войне на Западе, и я не верю в то, что Гитлер рискнет создать для себя второй фронт, напав на Советский Союз. Гитлер не такой дурак, чтобы не понять, что Советский Союз - это не Польша, это не Франция и что это даже не Англия и все они, вместе взятые.

Нарком обороны С.К. Тимошенко попробовал возразить:

Ну а если это все-таки случится? В случае нападения мы не имеем на границах достаточных сил даже для прикрытия. Мы не можем организованно встретить и отразить удар немецких войск, ведь вам известно, что переброска войск к нашим западным границам при существующем положении на железных дорогах до крайности затруднена".

В изложении Жукова этого ключевого эпизода советской предвоенной истории есть явные противоречия, как с документами того времени, так и с тем, что он пишет в других местах своих мемуаров.

Прежде всего, 15 июня никакой встречи с военными у Сталина не было. Поскольку между 11 и 18 июня Сталин из военного руководства принял только Ватутина 17 июня, причем встреча эта длилась всего полчаса. Скорее всего, разговор, о котором пишет Жуков, происходил не 15, а 18 июня и длился он 4 часа 35 минут. Трудно представить, что во время четырех с половиной часового разговора тема приведения войск в боевую готовность была затронута лишь вскользь, как это описывает Жуков.

Если же говорить по сути обсуждаемого вопроса, то цитированные выше слова Тимошенко противоречат другим утверждениям Жукова: "Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами".

Следовательно, в начале военного конфликта, по представлению Тимошенко и Жукова, могли состояться лишь сравнительно небольшие приграничные столкновения, для отражения которых в округах было вполне достаточно наличных сил. Надо полагать, что и Сталин исходил из такого же сценария начальной фазы войны, поскольку именно такое развитие событий входило в советскую военную доктрину того времени. Поэтому он с позиций имеющейся у него информации вполне резонно возражает Тимошенко:

"Вы что же, предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы оба это или нет?

Затем И.В. Сталин все же спросил:

Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?

Мы доложили, что всего в составе четырех западных приграничных военных округов к 1 июля будет 149 дивизий и 1 отдельная стрелковая бригада.

Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, - сказал И.В. Сталин".

Анализируя эту дискуссию в ретроспективе, приходится признать, что Тимошенко и Жуков так и не смогли предъявить Сталину достаточно убедительных доказательств того, что действительно настал критический момент, для начала мобилизации и стратегического развертывания РККА. Ведь, по сути, они должны были бы доложить, что срочно необходимо пересмотреть одно из важнейших положений советской военной доктрины, и в свете новых фактов быть готовым к тому, что главные силы противника вступят в войну уже в первые ее часы. Однако, к сожалению, военное руководство страны до 22 июня так и не смогло прийти к такому пониманию начала грядущей войны.

Последним довоенным действием советского военного и политического руководства СССР было подписание Директивы о приведении войск приграничных округов в боевую готовность. По описанию событий 21 июня 1941 года, приведенному в мемуарах Жукова, после того как Тимошенко и Жуков доложили Сталину о показаниях немецкого перебежчика, утверждавшего, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня, Сталин спросил у них: "А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт?" И после заверений военных: "Считаем, что перебежчик говорит правду" Сталин, внеся определенные изменения в первоначальный проект Директивы, дал свое согласие на приведении войск в боевую готовность.

Если исходить из версии Жукова о том, что Сталин действительно уверовал в свою гениальность: "В этих сложных условиях стремление избежать войны превратилось у И.В. Сталина в убежденность, что ему удастся ликвидировать опасность войны мирным путем. Надеясь на свою "мудрость", он перемудрил себя и не разобрался в коварной тактике и планах гитлеровского правительства", то совершенно не понятно, почему показания какого-то перебежчика, который, в принципе, мог оказаться и провокатором, сломили его веру в собственную исключительность. Как мог бы сказать в этом случае Станиславский: не верю!

Поэтому описанная Жуковым ситуация, скорее всего, свидетельствует о том, что у Сталина давно уже были большие сомнения относительно возможности предотвратить войну в 1941 году. Именно поэтому он и санкционировал целый ряд экстренных мер по укреплению приграничных округов, а немецкий перебежчик стал лишь последней каплей, решивший эти сталинские колебания. Хотя он даже в этот последний момент еще все же надеялся, что может быть войну удастся задержать. И эти его колебания отразились в тексте Директивы № 1.

3.3 Ошибки в стратегическом планировании начального периода войны

 

Маршал Жуков в своих мемуарах с одной стороны признает некоторые просчеты, за которые несет ответственность военное руководство страны, но с другой никак не комментирует ту роль, которую эти просчеты сыграли в процессе возникновения и развития военной катастрофы 1941 года. Как бы подразумевая, что промахи эти носили второстепенный характер, подчиненный по отношению к политическим ошибкам, допущенным Сталиным. Однако с такой позицией трудно согласиться.

Наиболее существенным просчетом Генштаба РККА, во многом определившим трагедию 1941 года, было следование явно устаревшим положениям военной доктрины Красной Армии, фактически игнорировавшим стратегию блицкрига, уже использовавшуюся вермахтом в европейских войнах 1939 - 40 годов:

"Хочу коснуться некоторых ошибок, допущенных руководством Наркомата обороны и Генерального штаба.

При переработке оперативных планов весной 1941 года практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в ее начальном периоде. Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами. На самом деле и силы, и условия были далеко не равными".

В соответствии с этим явно устаревшим положением советской военной доктрины и была выстроена как военная, так и политическая стратегия подготовки СССР к войне с Германией. При этом предполагалось, что немцы начнут свое нападение ограниченными силами с приграничных сражений еще до окончания своего сосредоточения и развертывания. В это время армии прикрытия будут вести активную оборону, изматывая и обескровливая фашистов, одновременно в Советском Союзе начнется всеобщая мобилизация и развертывание Красной армии.

Именно на этой доктрине и была основана вся политическая линия Сталина: не провоцировать Гитлера. Однако эта линия теряла свой смысл, если бы только военные пришли к выводу, что никакого постепенного перерастания приграничного конфликта в полномасштабную войну быть не может. Война же начнется с внезапного удара главных сил противника.

Тем не менее, руководство РККА в то время даже не допускало мысли о возможности такого варианта развития событий: "Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не предполагался. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков, ни руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов".

Поскольку Генеральный штаб даже не предполагал такого характера удара немцев то, разумеется, и не подготовил к нему наши армии. В этом и заключалась значительная доля причин, породивших катастрофу начального периода войны.

Здесь нужно особо подчеркнуть, что речь идет именно о характере удара, нанесенного вермахтом, а не об ошибках наших разведданных относительно количества воинских соединений и военной техники, которые немцы сосредоточили у советских границ. Ведь хотя наша разведка существенно ошибалась в определении сил противника, но ошиблась она в сторону завышения этих сил.

Так, например, в мартовской 1941 года версии "Основ развертывания." Генштаб строил планы развертывания РККА и ведения боевых действий исходя из того, что Германия и ее союзники развернут на Востоке 271 дивизию, 10810 танков и 11600 самолетов. На самом же деле 22 июня нам противостояли всего 190 дивизий, 4477 танков и 4739 самолетов. То есть вооруженные силы противника оказались значительно меньшими, чем те, на которые изначально рассчитывало советское военное руководство! И, несмотря на это, результат был катастрофическим.

Какие же основания были у нашего Генштаба делать допущение, что фашисты начнут войну со сравнительно локальных приграничных конфликтов? Ведь опыт предшествующих воин, проведенных фашистами говорил об обратном! Да и сам Жуков пишет об этом:

"Крупным пробелом в советской военной науке было то, что мы не сделали практических выводов из опыта сражений начального периода Второй мировой войны на Западе. А опыт этот был уже налицо, и он даже обсуждался на совещании высшего командного состава в декабре 1940 года.

О чем говорил этот опыт?

Прежде всего, об оперативно-стратегической внезапности, с которой гитлеровские войска вторглись в страны Европы. Нанося мощные удары бронетанковыми войсками, они быстро рассекали оборону для выхода в тыл противника. Действия бронетанковых войск немцы поддерживали военно-воздушными силами, при этом особый эффект производили их пикирующие бомбардировщики".

Действительно, в декабре 1940 года на совещании высшего командного состава обсуждались, в том числе, и действия немецкой армии в Европе. Вот как оценил эти действия Нарком обороны Тимошенко: "С точки зрения стратегии ничего нового нам этот опыт не дает". Поразительная профессиональная слепота, которую тогда полностью разделял и Генштаб РККА.

А ведь фактически немцы изобрели и на полях сражений уже опробовали принципиально новую стратегию: бронированный танковый кулак совместно со штурмовой авиацией пробивают в слабом месте противника брешь, не втягиваясь при этом в бои, чтобы ломать какую-то там оборону. А далее в эту брешь устремляется лавина машин. Именно так и случилось в июне 1941 года. Брестскую крепость, к примеру, немцы без раздумий оставили в тылу и дошли до Смоленска, где столкнулись с серьезным сопротивлением. Тут же танки Гудериана повернули на юг.

В стратегии блицкрига нового было очень много. Никаких приграничных сражений, никакого времени на развертывание - с первых часов вводились в действие массы танков и авиации, перед которыми ставилась задача не захватывать территорию противника, а уничтожить войска, нарушить управление армией и страной.

А Генштаб РККА по-прежнему исходил из догмы: вначале приграничные бои, затем мобилизация и развертывание вооруженных сил после начала военного конфликта, а затем уже настоящие сражения. Слепое следование этой догме и явилось причиной того, что к моменту вторжения немцев Красная Армия находилась лишь в начальной стадии стратегического развертывания и этим самым обрекла себя на дополнительные потери. Видимо задним числом понимая нелепость своих утверждений Жуков пытается хоть как-то оправдаться:

"Этого не учитывали и не были к этому готовы наши командующие и войска приграничных военных округов. Правда, нельзя сказать, что все это вообще свалилось нам как снег на голову. Мы, конечно, изучали боевую практику гитлеровских войск в Польше, Франции и других европейских странах и даже обсуждали методы и способы их действий. Но по-настоящему все это прочувствовали только тогда, когда враг напал на нашу страну, бросив против войск приграничных военных округов свои компактные бронетанковые и авиационные группировки".

Как говорится, пока гром не грянет, мужик не перекрестится. А вот, наконец, и само жуковское "оправдание" всей этой нелепицы:

"Советское правительство делало все возможное, чтобы не давать какого-либо повода Германии к развязыванию войны. Этим определялось все".

Другими словами Сталин был во всем виноват, а генералы лишь слепо следовали его указаниям не давать Гитлеру повода для войны. Ничего не скажешь, удобная позиция, однако, здесь многое поставлено с ног на голову. Ведь соответствующие положения военной доктрины были приняты Генштабом задолго до того, как Сталин именно на их основе сформулировал свой тезис: не провоцировать Гитлера, после чего в сентябрьской версии "Основ развертывания." и было запланировано проведение в начале войны этапа активной обороны по всему периметру западной границы СССР.

Однако продекларировав этап активной обороны на бумаге, Наркомат обороны вплоть до мая 1941 года очень немного сделал для его практической реализации, а занимался в основном разработкой последующих этапов военных действий - планированием контрнаступления и переноса военных действий на территорию противника. И только в своих майских Директивах Генштаб потребовал от приграничных округов срочной разработки планов обороны и подготовки тыловых рубежей на случай вынужденного отхода советских войск вглубь нашей территории.

К сожалению история не оставила времени для реализации этих оборонительных планов. Другое дело если бы аналогичная директива была отдана округам еще в сентябре 1940 года. Тогда за оставшиеся 8 месяцев до начала войны можно было бы многое сделать для организации эшелонированной стратегической обороны на начальном этапе войны и значительно уменьшить количество наших потерь.

Сейчас можно лишь догадываться, почему и как могло произойти такое пренебрежительное отношение к подписанной Сталиным директиве. Однако помимо всего прочего эта ситуация однозначно свидетельствует о том, что указания Сталина в те времена выполнялись далеко не столь уж безоговорочно, как это принято считать под влиянием хрущевских мифов о культе личности.

На самом деле никакому диктатору никогда не удавалось добиваться безусловного выполнения даже важнейших своих распоряжений. Чиновничьи структуры при любой, самой жестокой диктатуре, обладают достаточной степенью власти для того, чтобы тормозить одни решения и протаскивать другие, отстаивая свои интересы и взгляды, даже если эти взгляда противоречат приказам сверху.

Скорее всего, вся эта неразбериха в планировании этапа активной обороны объясняется тем, что внутри НКО и Генштаба существовала сильная оппозиция со стороны сторонников нанесения упреждающего удара. Задержка в принятии оборонительных планов пагубно сказалось на целом ряде решений НКО, прежде всего, на характере дислокации воинских частей и на отсутствии эшелонированности складов материально-технического снабжения войск.

Желание максимально приблизить запасы боеприпасов к границе привело к тому, что более 30 млн. снарядов и мин оказалось в угрожаемой приграничной зоне. Большая часть их впоследствии была утеряна. На 1 июня 1941 года из 887 стационарных складов и баз Красной Армии 340 находились в приграничных округах. Здесь же находились и некоторые центральные склады, нефтебазы Главнефтеснаба. Вот что по этому поводу пишет Жуков:

"Нарком обороны, Генеральный штаб и я в том числе считали необходимым в условиях надвигающейся войны подтянуть материально-технические средства ближе к войскам. Казалось бы, это было правильное решение, но ход военных событий первых недель войны показал, что мы допустили в этом вопросе ошибку. Врагу удалось быстро прорвать фронт нашей обороны и в короткий срок захватить материально-технические запасы округов, что резко осложнило снабжение войск и мероприятия по формированию резервов".

Вопиющим примером такой ошибки явилось складирование громадного количества боеприпасов в Брестской крепости, в непосредственной близости от границы. В последний момент времени, 21 июня, командование Западным округом опомнилось и дало в штаб 4-ой армии следующую телеграмму: "Командующему 4-й армией. В неприкосновенном запасе 6-й и 42-й стрелковых дивизий, кроме 1.5 б/к, имеется еще: 34 вагона боеприпасов в 6-й и 9 вагонов - в 42-й стрелковых дивизиях. Этот излишек немедленно вывезти из Бреста не менее чем на 30 км на восток". Естественно, что в столь короткий срок боеприпасы вывезти было уже невозможно. В результате они частично были уничтожены, а частично захвачены фашистами в первые же дни войны, а сражающиеся советские армии остались без необходимого запаса боеприпасов и горюче-смазочных материалов.

Кроме того, характер сосредоточения наших войск на белостокском выступе был весьма удобен для нанесения удара по территории Германии, но пагубен при проведении оборонных операций. Фактически эта дислокация была сформирована еще до августа 1940 года, в период, когда в Генштабе вынашивались планы нанесения превентивного удара по Германии. Однако после отказа от этих планов и перехода в соответствии с утвержденной Сталиным сентябрьской версией "Основ развертывания." к стратегии активной обороны на начальном этапе войны, в дислокацию войск так и не были внесены какие-либо изменения. Таким образом, закладывались предпосылки для будущих поражений советских войск. Вот как характеризует эту ситуацию Жуков:

"Накануне войны 3, 4 и 10-я армии Западного округа были расположены в белостокском выступе, вогнутом в сторону противника, 10-я армия занимала самое невыгодное расположение. Такая оперативная конфигурация войск создавала угрозу глубокого охвата и окружения их со стороны Гродно и Бреста путем удара под фланги. Между тем дислокация войск фронта на гродненско-сувалковском и брестском направлениях была недостаточно глубокой и мощной, чтобы не допустить здесь прорыва и охвата белостокской группировки.

Это ошибочное расположение войск, допущенное в 1940 году, не было устранено вплоть до самой войны".

В случае если бы оборонительные планы были утверждены осенью 1940 года, то НКО уже не мог бы принять решения, которые противоречили самой логике построения стратегической обороны.

Заключение

 

На наш взгляд причиной, породившей целую серию столь крупномасштабных катастрофических поражений Красной Армии в начале Великой Отечественной войны, явилась крайне неблагоприятное сочетание нескольких факторов.

Во-первых, это было прямым следствием ошибочности положений советской военной доктрины о характере начала будущей войны с Германией, приведшие к тому, что в момент нападения Германии РККА находилась с не развернутыми тылами, а ее дивизии были разорваны на три эшелона вне оперативной связи друг с другом. Эти ошибки Генштаба позволило немцам легко добиваться значительного локального численного превосходства и по частям громить наши армии, что с учетом слабой выучки войск и привело к катастрофическим результатам.

Во-вторых, военная катастрофа являлась результатом явно низкой боеспособности Красной Армии, обусловленной как просчетами наркомата обороны в области технической политики, прежде всего в области связи, так и слабой боевой подготовкой личного состава РККА. Эти просчеты сказались не только на начальном этапе войны, но и в значительной степени определили поражения СССР в 1942 году.

В-третьих, ошибками политического руководства страны в определении сроков нападения фашистов на СССР, приведшими к тому, что нападение немцев на СССР стало неожиданным для приграничных дивизий, что привело к дополнительным потерям.

Мемуары Г.К. Жукова хороши тем, что в любой данный момент они полностью соответствуют официальной линии сегодняшнего дня. Появляются новые факты, новые толкования истории, новые документы и цифры, в соответствии с этим меняются и мемуары Г.К. Жукова. В настоящее время действует тринадцатое издание. И только оно может считаться самой правдивой книгой о войне.

Беда многих в том, что они мыслят по первому изданию мемуаров Жукова. Но время-то идет. Никто не спорит, в свое время первое издание "Воспоминаний и размышлений" было самой правдивой книгой о войне. Но продолжалось это совсем недолго. До момента, пока не вышло второе издание, которое полностью опровергало первое. А потом вышло третье издание, которое опровергло первые два.

Надо признать, что "Солдатский долг" Рокоссовского выгодно отличается от многих мемуаров выдержанностью, откровенностью, в них даже предвзятому человеку трудно найти отступления от истины, тем более злонамеренные. Честно воюя, маршал имел полное моральное право отстаивать историческую истину, что называется, невзирая на лица. Причем, в отличие от многих своих коллег, предпочитавших в спорных ситуациях апеллировать к партийным органам и творить неправду в тайне от общественности, К.К. Рокоссовский действовал открыто.