Последний дом погибшего села

Последний дом погибшего села, Как старец с убелённой головою. Все трещины в окошках заткала Зима своею пряжей гробовою.

 

В печи давно остывшая зола.

Ухват напрасно челюсть разевает... И только в тёмной сырости угла Паук свои сокровища считает.

И слушает подолгу пустота

Смертельных «перемирий» канонаду. Донбасс в венце распятого Христа

Несёт кресты детей своих под «градом».

 

Я пламя Вечного Огня, или Монолог одного города

Я пламя Вечного Огня.

Я город, «Градом» опалённый.

Но в самом сердце у меня Славянский дух непокорённый.

 

Меня сломить не удалось: Мой стан ковали из булата. И слово «слава» вознеслось На стяге русского солдата.

 

На страшен след глубоких ран – Всего страшнее жить в неволе.

Степной святынею курган

Зовёт на пир в широком поле.

 

Вглядись в вечерний небосвод, Где звёзды искрами мерцают: То души предков, что народ

На битву с тьмой благословляют.

 

Моих степей полынный сон Врагов окутает навеки,

И смоют звуки их имён Времён стремительные реки.

 

Рука надменная не раз

Над правдой меч свой заносила.

Они пленить мечтали нас – И вот могила их пленила.

За слёзы вдов и матерей, За лица ангелов в граните Сполна сынам земли моей

Заплатит попранный губитель.

 

Я русская

Я русская сердцем, душою и взглядом,

И жив весь мой род в синем взоре поднесь.

Плевать на холодную пасть автомата, Когда на кону и свобода, и честь.

 

Я выросла там, где кочевник упрямый Над дикою степью богов призывал,

И проблеском молнии в туче багряной Клинок его острый врагов поражал.

 

Я выросла там, где казачья отвага Брала под уздцы своенравных коней, И часто поили кровавою брагой Врагов непокорные дети степей.

 

Я выросла там, где от звона набата Когда-то июньский дрожал небосвод; Где гибли от вражеской пули солдаты, И тут же стеною вставал целый взвод.

 

Я выросла там, где в колючую стужу От чёрного золота людям тепло.

Из шахты несут Прометеи наружу Горящее пламенем угля зерно.

 

Я выросла там, где берёзки-сестрицы О русских просторах листвою шумят,

И русские сказки чудесной Жар-птицей Над нами с рожденья до смерти парят.

Мы русские сердцем, мы русские Словом, И этого вам никогда не отнять!

Донбассу вставать на защиту не ново, Не ново ему побеждать.

 

Ад

Вам за гробом мерещится ад, Разжигаемый сотней чертей?

Сколько дней вы молились подряд О душе ненаглядной своей?

 

А теперь обернитесь назад, Возвращаясь из горних высот.

Вы увидите истинный ад, Где в подвалах ютится народ;

 

Где к израненным комьям земли Льнут головки погибших детей, И летят в первый раз журавли Над культями умолкших ветвей.

 

Не ищите разрушенный дом, Спавший некогда в облаке роз. К вам не выйдет, виляя хвостом, Иссечённый осколками пёс.

 

Вам не вынесет кружку воды Дед с зияющей раной в груди.

Заросли лебедою следы, По которым к колодцу ходил...

 

Понапрасну не жгите свечей, Над молитвой ночами корпя: Ад не там, где оравы чертей, А где жизни ценить не хотят.

Стихотворение из Донбасса

Разорванные связки арматуры Свисают с обескровленных домов Де-факто. Но присвоен нам де-юре Ярлык сепаратистов и врагов.

 

Кому враги? Не знающим, как ночью Дрожат осколки звёзд над головой, Когда алеют огненные клочья

Над рвущейся на части тишиной?

 

Не знающим, как дети из подвалов На мир, почти как взрослые, глядят, В пластмассовых катая самосвалах Игрушечных истрёпанных зайчат?

 

Не знающим, как хочется под утро От бешеной усталости завыть,

Когда рассвет окрасит перламутром Поля, в которых лучше не бродить?

 

Не знающим, как ниву обагряет Металлом отдающая роса,

И хлеб несжатый зёрна рассыпает На чьи-то отпылавшие сердца?

 

Не знающим, как жители окраин Со смертью ненасытною живут?

(Проложен среди каменных развалин Её, давно обыденный, маршрут).

 

Разорванные связки арматуры Свисают с обескровленных домов...

И верно то, что пуля – это дура

В руках продавших совесть дураков.

Тишина над Донбассом

Тишина над Донбассом обманчива, И, едва город веки смыкает,

Можно слышать, как шёпотом вкрадчивым Зло во вражьи окопы вползает.

 

Серой тварью, дурманящим маревом В воспалённом сознанье клубится,

И мелькает кровавое зарево На ощеренных бешено лицах.

 

Зло хихикает, скачет от горести (Счастье злу неприятней кадила), Но щитом незапятнанной Совести

Поднимается светлая сила.

 

Дышат местью могилы глубокие, Где немало героев почило,

И за нами стоят синеокие Старцы-пращуры, словно светила.

 

Как бы зло ни рычало дремучее, Сколько б нас ни пытались распять, Русь стояла, стоит и, могучая,

Будет вечно за правду стоять.

 

Донбасс

Пропитан полынным нектаром Пахучий степной полумрак.

Алеет, как отблеск пожара, Заката багряный кушак.

Сгущаются сизые тени, Плывут под луною вдали Не тучи – ночные виденья, Неслышно касаясь земли.

 

Не ты ли, кочевник уставший, В обманчивой дымке бредёшь? Не ты ли соратников павших

В зелёных шелках узнаёшь?..

 

Под космами света седого Легендами дремлет Донбасс, Из Славы рождающий Слово,

Звучащее песнею в нас.

 

А в недрах земли потаённых Работа шахтёров кипит,

И уголь в тяжёлых вагонах На свет показаться спешит.

 

В труде или подвиге ратном Силён тот, кто русской душой Простор полюбил необъятный Отчизны, навеки святой.

 

Василий Иванишин

Посвящено моему покойному дедушке, Иванишину Василию Пантелеймоновичу. Стал кормильцем семьи, когда отец

погиб на фронте.

Над соломенною крышей Солнце плавит небосвод. Поднимает жито выше Хлеборобов честный пот.

Сад роняет бусы вишен, Под навесом дремлет кот. Здесь Василий Иванишин В небольшом селе живёт.

 

А родня в селе – что море: Своего найдёшь всегда! И тогда беда – не горе,

Да и горе – не беда.

 

Дни летели, и Василий Перешёл в четвёртый класс.

Дети гордо выводили

Мелом «Мир» в последний раз...

 

На войне отца убили, Старший брат ушёл на фронт.

И мальчишкою Василий Трактор день и ночь ведёт.

Понимающе кивает Колос рыжей головой:

Ведь и с голодом бывает Свой особый, смертный бой.

Сколько жизней сохранили Силы тысяч земляков, Что и поле бороздили,

И стояли у станков!

 

Наш народ никто не сломит Ни мечами, ни пальбой:

Крепко держит Русь в ладонях Сумку с тягою земной.

 

Иванишин Василий Пантелеймонович

Героями становятся не сразу

Александру, моему Учителю

Героями становятся не сразу,

Не в светлых кабинетах за столом. Когда-то бил фашистскую заразу Учитель, инженер и агроном.

 

Сменивши чертежи на автоматы И с плеч надолго сбросив пиджаки,

Шли дружно архитекторы в солдаты, В пилоты, а иные – в моряки.

 

Вчерашние строители едва ли Задуматься когда-нибудь могли,

Чтоб руки их могучие латали Былое равновесие Земли.

 

Да разве доктора и фельдшерицы Могли в цветенье вёсен угадать, Что скоро под снарядами случится Ранения Отчизне зашивать?

С годами до конца не отболели Размашистые росчерки рубцов. И вновь на небесах недоглядели За чашами неведомых весов...

 

Родительские гнёзда покидая, Летели сыновья в Афганистан. Чечня, в оскале зубы обнажая,

Встречала рыком огненным славян.

 

Но вновь несокрушимою стеною Вставали инженер и агроном, И не было отчаянней Героев,

Родившихся в горниле боевом.

 

 

Поэт и Герой

Поэт – это пыль по сравненью с Героем, Который, отбросив все «если» долой, От смерти товарища грудью прикроет, Как брата, в единой семье фронтовой.

 

Не каждый поэт назовётся Героем, Но каждый Герой – непременно Поэт,

Который в душе, не пронзённой войною, Хранит негасимый, спасительный свет;

 

Который без страха в часы роковые Друзей на спине из-под пуль выносил. Герой пишет подвига строки святые Кровавыми ранами вместо чернил.

Бессмертный полк

Мой Прадед – Герой, и сегодня он рядом со мною Под звуки оркестра по улице главной идёт.

Шеренги плывут неустанно волна за волною, И в громком «Ура» кто-то голос родной узнаёт.

 

Душа сопричастна великому счастью Победы, Единое сердце пульсирует в нашей груди.

Над праздничным морем колышутся сотни портретов, Как сотни огней, освещающих путь впереди.

 

Погибший солдат в этот день улыбается кротко. Тогда, в сорок первом, никто бы ему не сказал, Что жизнью своей, до обидного юной, короткой, Он внукам и правнукам право на жизнь отстоял...

Мой Прадед сегодня увидел моими глазами, Что вместо воронок – сирень у дороги цветёт, И, бережно фото к груди прижимая руками, Мальчонка солдата с далёкого фронта несёт.

 

Иванишин Пантелеймон Миронович

Память

Гнали коричневых псов до Берлина, Били наотмашь за жён и ребят...

Время прошло. Затянулись руины. Не кровоточит в груди Ленинград.

 

Хлебные крошки лежат под ногами, Скорчилась булка в помойном ведре! Можно ли думать, чтоб хлеб с отрубями Был самой сладкой едой на земле?

 

Песни, покрытые язвами мата, Слушает жадно ликующий зал.

Помнит ли кто-то простого солдата, Что на гармонике в Вене играл?

 

Проклят учитель, взывающий строго К детям, что в лени не видят вины. Их не бросало со школьных порогов В адские жерла кипящей войны.

 

Место в прокуренной, тесной маршрутке Внук старику не спешит уступать.

Видно, устал. То ли дело: за сутки Некогда было в бою уставать.

 

Только порой, проверяя тетради, Веру научишься вновь обретать:

Детской рукою застенчивый Владик Вывел заветное «РОДИНА-МАТЬ».

 

Время прошло. Затянулись руины. Не кровоточит в груди Ленинград... Только в душе настоящего Сына Память жива много жизней подряд.

Не топчите хлебных крох

Не топчите хлебных крох. Может, ими, может, ими Измеряет где-то Бог

Душ деяния земные.

Может, с болью до сих пор Смотрит с неба, смотрит с неба

Тот, кто ел труху и сор

В Ленинграде вместо хлеба. Может, пекарь, что не съел Хлебной крохи, хлебной крохи Со слезами разглядел

Булку в пыльной мгле дороги.