Литературно-критическая деятельность декабристов.

Романтизм – явление сложное, включавшее в себя различные течения и школы, представители которых отстаивали свои литературно-эстетические принципы. Как и любое значительное общественное движение, русский дворянский либерализм (декабризм) сформировал свою литературу, журналистику и литературную критику, причём декабристы рассматривали литературу не только как явление искусства, но и как часть политической деятельности и средство для пропаганды гражданской свободы.

Поэтому литературная критика гражданского романтизма была связана не только с оценкой художественных произведений, литературного процесса, но и затрагивала общественно-политические проблемы и была направлена на идейное воспитание людей своего времени. Даже в уставе «Союза благоденствия» был пункт о необходимости воздействовать на литературу, чтобы придать ей общественную, гражданскую направленность в духе идеалов дворянского свободомыслия. Стремление превратить русскую литературу во многом в общественную трибуну сказалось на характере критических работ некоторых декабристов – А.А. Бестужева, В.К. Кюхельбекера, К.Ф. Рылеева. Декабристская критика складывалась одновременно с декабристской литературой в 1816-1825 гг. Все представители декабристской литературной критики выступали за высокую идейность литературы, гражданские идеалы, возвышенное и героическое начало в литературе.

Декабристы создали свое особое течение в романтизме, которое можно назвать общественно-гражданским, старавшимся резко обособиться от умеренного созерцательного романтического течения, во главе которого стоял Жуковский. О том, что в русской литературе борются два течения внутри романтизма, свидетельствовала упоминавшаяся статья В.К. Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие».

Но сближало их с первым русским романтиком чувство своей обособленности в обществе, исключительности, аскетизма, сознание личной подвижнической роли.

Проблема полезности литературы, вообще одна из коренных в эстетике, отнюдь не снималась и критикой вкуса. Вот суждение Жуковского на этот счет в его статьях 1808 - 1809 годов «Письмо из уезда к издателю», «Писатель в обществе», «Письмо к Филалету». Поэт, говорит Жуковский, должен прежде всего оставаться поэтом, то есть творцом изящного. Но как человек и член общества, сын отечества он не вправе пренебрегать и сопряженными с этими званиями общественными обязанностями. Общественная польза - «благородная цель писателя». Но в чем она состоит? В распространении идей, «совершенствующих душу человека».

А вот трактована та же проблема у декабристов. Они также за воспитательную миссию искусства. Однако задача ее, как сказано в Уставе «Союза благоденствия» (1818), - «не в изнеживании чувств», но в пробуждении и формировании в человеке «чувств высоких и к добру увлекающих».

Еще определеннее выразится Кюхельбекер: «Поэзия - есть добродетель» («Отрывок из путешествия по полуденной Франции» 1821).

«Чувства высокие», «добродетель» - это, в понимании декабристов, героическо-гражданские настроения и устремления человека в вольнолюбиво-патриотическим их содержании. Таким образом, полезность литературы понята декабристами не в нравственно-эстетическом, но в социально-этическом смысле. На первое место выдвинуто не изящное (красота, гармония), но добро и благо. О них-то в первую очередь обязан был помышлять современный литератор.

Отсюда и взгляд на поэта, который встречаем, например, у Кюхельбекера («О направлении нашей поэзии...»): «...поэт... вещает правду и суд промысла, торжествует о величии родимого края, мещет перуны в супостатов, блажит праведника, клянет изверга». Это, иначе говоря, герой и судия общественных пороков (заметем попутно, что поэты-декабристы, вышедшие в первых рядах восставших на Сенатскую площадь в декабре 1825 года, реально воплотил это представление о поэте). Не без вызова социально-этическую направленность поэзии выразил К. Рылеев в известной строчке: «Я не поэт - а гражданин».

Отвечая на «строгий» суд Пушкина над его «Думами» («Национального, русского в них ничего нет...»), Рылеев в другом стихотворении говорит:

Моя душа до гроба сохранит

Высоких дум кипящую отвагу;

Мой друг! Недаром в юноше горит

Любовь к общественному благу

(«Бестужеву», 1825).

 Громадной заслугой поэтов-декабристов является разработка в их творчестве образа положительного героя. В произведениях Рылеева, В. Раевского, Кюхельбекера, Одоевского и др. воссозданы черты положительного героя-патриота, передового человека своего времени, пламенно преданного родине, готового пожертвовать жизнью за свободу, героя, для которого целью существования является служение «общественному благу». Для воссоздания этого образа декабристы использовали самый разнообразный материал, черпая его также из исторического прошлого.

В статье «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов» (1825) А. Бестужев заявляет: «Желательно, чтобы критика...отвергла все частности...а имела бы взор более общий, правила более стихийные. Лица и случайности проходят, но народы и стихии остаются вечно».

Суждение с точки зрения личности (личного вкуса), считает Бестужев, частно и случайно, как сама эта личность. Иное дело суждение с точки зрения народности, пребывающей объективно и вечно. Именное понятием «народности» и связывает «более общий» взгляд, критерий литературной критики автор статьи.

Степенью народности в первую очередь и будет измерять и оценивать критика гражданственного романтизма современную ей, а также и предшествующую русскую литературу.

Критики-декабристы повысили общественно-литературную роль критики. Отвели ей постоянное место в своих изданиях, выдвинули из своей среды профессионального критика - А. Бестужева. Обогатили критику принципом народности, который был унаследован и развит Белинским, а затем демократами-шестидесятниками.

Понятие народности красной нитью проходит в 20-е годы через выступления Рылеева, Кюхельбекера, Бестужева и смыкающихся с ними в ряде моментов О. Сомова, Н. Гнедича. П. Вяземского. Впервые оно возникает в России в трактате Сомова «О романтической поэзии» (1823) и статье Вяземского «Разговор между издателем классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова» (1824). «...Намеренно мое - писал Сомов, - было показать, что народу русскому, славному воинскими и гражданскими доблестями… необходимо иметь народную поэзию, неподражательную и независимую от преданий чуждых».

Тот же пафос в статье А. Бестужева «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 года»: «Нас одолела страсть к подражанию. Было время, что мы невольно вздыхали по-стерновски, потом любезничали по-французски, теперь залетели в тридевятую даль по-немецки. Когда же попадем мы в свою колею? Когда будем писать прямо по-русски?»

Наконец, Кюхельбекер в знаменитой статье «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824) заявляет: «Недовольно... присвоить себе, сокровища иноплеменников: да создастся: для славы России поэзия истинно русская...»

Как нетрудно заметить, народное в понимании декабристов еще тождественно национально-самобытному, истоки которого усматриваются в самобытности национальных нравов, веры, в особенностях истории, образа правления, местности и климата. Тем не менее выдвижение в критике гражданственного романтизма критерия народности и в этом широком ее понимании обеспечивало этой критике известное объективное превосходство над критикой вкуса.