Декабря 1900 /13 января 1901. Воскресенье

Последняя мысль перед новым столетием и первая задача ему: как можно скорей перевести творения Святых Отцов Церкви. Сегодня об этом совещались с Петром Исикава, взявшим первый том нового пере­вода Святого Златоуста выдержек из «Слова о Девстве» в «Уранисики». Матфей Уеда у нас лучший переводчик; как только кончит он «Дневник о. Иоанна Кронштадтского», ныне у него на руках, предложу ему взять на себя перевести Златоуста, по новому тексту, ныне издаваемому Пе­тербургской Духовной Академией. Труд этот будет многолетний, по зато многополезный для Церкви и имеющий прожить не одно столетие. Чтобы Уеда охотней занимался, буду давать ему гонорар — по 100 ен за том (переплетенный в двух книгах), кроме его обычного жалованья. Дальше: Творения Святого Василия Великого, в новом переводе, ныне издаваемом Московской Духовной Академией, дам Исааку Кимура, тоже умному переводчику и порядочно напрактиковавшемуся, на тех же усло­виях. Потом другое — Савве Хорие, привыкшему переводить довольно понятно; дальше — как Господь вразумит и поможет. Но во всяком слу­чае, Святые Отцы должны в возможно скором времени появиться на японском; без них, как без руководственного Предания, и Священное Писание не будет понято, как должно, и церковная жизнь христиан не будет уяснена.

В двадцатом столетии Япония должна сделаться Православною Христианскою Страною. Священное Писание будет дано ей. Как понимать Священное Писание — безошибочно должно быть дано ей; как устроять христианскую жизнь своих сынов и дщерей тоже должно быть дано. Господь да устроит сие!

Слава Господу за все бывшее! Благослови, Господи, все грядущее!

XX век

1901-й год

Января 1901. Понедельник

Серенький день с накрапывающим дождем встретил новое столетие.

В Церкви, несмотря на большой праздник Обрезания Господня и Памяти Святого Василия Великого, из города почти никого не было.— После службы — обычные поздравления с Новым Годом от священно- служивших и приглашение всех на чай. С поздравлением пришли также Павел Накаи, Алексей Оогое иЯков Судзуки и принесли первую коррек­туру начатого отпечатания Нового Завета, нашего с Накаем перевода. Корректура порадовала: китайские знаки и японская катакана — ясные; новоотлитые по нашему заказу двойные буквы отлично вышли. Оогое и Судзуки будут держать все корректуры до последней, когда они найдут, что уже нет ни одной ошибки, то будут приносить нам с Накаи’ем; после нашей корректуры будет окончательно отпечатываться.

С двух часов поздравления русских: полковника Ванновского, по­сланника Александра Петровича Извольского с супругой и прочие; также японцев: молодого графа Соесима, Марии Кису, принесшей в подарок кусок шелковой белой материи, который я, сказал ей, употреблю на подрясник.

Между означенными поздравлениями приходили письма: от о. архи­мандрита Иннокентия, из Шанхая,— странное: обиделся, что из Петер­бурга спросили, нужна ли Миссия в Китае? — Да не его, а посланника, почему он бросил Тянь-цзин и ушел в Шанхай; от Сергия Александрови­ча Рачинского, из России, что он 200 рублей моей пенсии определил на Жиглицкую школу в Егорьевском приходе; от матери Аполлонии, на­стоятельницы Пятигорского Богородицкого монастыря,— описание монастыря и разных невзгод.

В восемь часов вечера был христианин из Токонабе. Два дома там только, и есть христианские; но очень усердные. Сей — Иоанн — вынул 5 ен и просил икону Спасителя для своего дома (икону Богоматери полу­чил после крещения); оная будет послана ему в киоте. Просил еще икону Благовещения для молитвенной комнаты — «Церковь-де наша названа Благовещенской»; будет послана и она.

Января 1901. Вторник

В школах начались обычные занятия. Мы с Накаем сели за исправление перевода Псалтири, с 34 псалма. Вечером читали и корректуру Нового Завета, но не так, как ожидали; на двенадцати листах нашли одиннадцать ошибок; значит, завтра нужно будет сделать выговор Якову Судзуки, что плохо корректирует.

После обеда перечитал много церковных писем.— Тит Накасима из Ициносеки пишет, что Церковь Иван ныне совсем мирна; избраны во­семь старшин и утверждены о. Борисом; в числе их тамошнего мутителя Сато не видно.— Роману Фукуи из Оцу пишет, что в Рождественское собрание христиане Василий Ендо и Иоанн Саймару, сын Андрея, про­извели скандал: поносили его, Романа, словами «бакаяро» и подобными за то, что на погребение Иова Гундзи дано было от христиан в Оцу 3 ¹ /2 сны, а прежде того на погребение одного христианина ничего не дано,— Матфей Юкава из Накацу пишет, чтсуна празднике у него было, кроме своих христиан, четверо католиков, по-видимому, желающих уйти из католичества, по примеру бывшего своего катихизатора, ныне православного христианина.— Илья Сато из Акита извещает, что в Рож­дественское молитвенное собрание у него было восемнадцать христиан; для Акита и это очень хорошо.— Прочие письма еще того малосодержа­тельнее: или просительные — прислать книг, как из двух тюрем, или просто поздравительные.

Января. 1901. Среда

Павел Сакума, катихизатор в Аннака и Тосино, является и говорит, что он подал священнику своему, о. Павлу Морита, прошение об отстав­ке и снялся с своего стана совсем, чтобы туда не возвращаться,— «не может выносить холода и местных ветров, постоянно должен лечиться. Но в месте с более благоприятным климатом желал бы продолжать катихизаторскую деятельность».— Совсем плохой он катихизатор, ни­где до сих пор не имел плодов своей службы. Но все же он недостоин числиться в составе наших плохих катихизаторов. Потому предложил я ему службу в Тоокайдо, и именно в Токонабе, если только о. Матфей не против будет. Согласился он, потому написано к о. Матфею Кагета, что вот «есть катихизатор, желающий служить в его местности, а в Токонабе катихизатор желателен, по заявлению недавно бывшего здесь христиа­нина оттуда, Иоанна Хиби; потому, желает ли он, чтобы Павел Сакума был отправлен туда?»

Января 1901. Четверг

Из глубины Японии язычник один пишет: «Мне советуют принять христианство, я хочу сначала понять его, и потому прошу ответить на следующие вопросы. 1) Я слышал о Троице — что такое она? 2) Говорят, что ваша вера — чисто политическое дело — правда ли? 3) Если Христос знал, что Иуда дурной человек, то зачем принял его в ученики? Если не знал, значит, Христос — простой человек. 4) Говорят, что душа бес­смертна, но как же доказать это?» И так далее — много еще подобных вопросов. В разрешение послано пять брошюр.

О. Игнатий Мукояма пишет: «Христианин в Хиросима Павел Сайто женился на христианке из Цуяма, но не сошлись характерами и хотят разойтись; жена даже и убежала уже в Цуяма; а Сайто жалуется на нее, что совсем глупа, не умеет управлять домом. Как быть?» Разумеется, всячески убеждать сойтись опять и жить согласно, нося тяготы друг друга. А не согласятся на это, исключить из Церкви, как противящихся самой ясной заповеди Спасителя — обоих или ту сторону, которая упорно противится.

5 / 18 января. 1901. Пятница

О. Матфей Кагета просит прислать Павла Сакума в его распоряже­ние. Сомневается о. Матфей, выдержит ли долго Сакума в Токонабе — «едва ли найдутся там слушатели учения»; но если не окажется для него живого дела там, то о. Матфей поместит его в Мори.

В Циба умер катихизатор Григорий Камия. О. Феодор Мидзуно с диаконом Стефаном Кугимия погребли его. О. Феодор привез из Циба прошение тамошних немногих христиан — «дать туда катихизатора на место умершего». Но кого? О. Феодор предложил отставного катихизато­ра Никиту Сугамура, который просится опять на службу. Пусть. Я мало надеюсь на сего человека — слишком«ватамама-но хито». Но о. Федор ручается, что с этого времени Сугамура станет служить постоянно. Буду выдавать ежемесячно 10 ен о. Феодору для Сугамура — пусть служит частно, не от Церкви. Если до Собора будет иметь плоды своей службы, то о. Федор исходатайствует ему звание катихизатора.

Иосиф Исибаси, катихизатор в Сукагава, прислал письмо, что он увольняет себя от службы Церкви, то есть оказывается одним из мерзав­цев, обманувших Церковь на цифру своего содержания и воспитания в

Семинарии чуть не с пеленок! Так-то вот! В Семинарию шлют или с монашескою целию — дарового образования, или таких полумертвецов, как Камия, который по выходе на службу беспрерывно был болен, ни малейшей пользы Церкви не принес, а народил еще троих детей на попечение ее и ушел на тот свет. Бог, суди этих бесплодных потребителей церковных средств!

О. Петр Кано из Хакодате пишет, что на праздник Рождества Хрис­това в Церкви было больше ста тридцати христиан, что четыре старос­ты у Церкви усердны, что домов пять есть еще немирных; впрочем, и из них в Церковь на праздник приходят. Хакодатская Церковь, значит, несколько успокоилась.

6 /19 января 1901. Суббота.

Праздник Богоявления

До Литургии было крещение троих. Литургию и потом водоосвящение служили со мною оо. Роман Циба и Феодор Мидзуно. Христиан было довольно много, все после богослужения взяли святой воды в запасенные бутылки и другие сосуды. О. Роман окропил святою водою миссийские каменные дома и Семинарию, о. Феодор — Женскую школу. О. Павел Сато все еще отзывается своею болезнею — параличом, хотя в Церкви бывает и участвовать в служении, мне кажется, мог бы.

После полудня Петр Исикава прочитал мне переведенную им третью часть брошюры Тихомирова «Христианские задачи России и Дальний Восток» для помещения в ближайшем номере «Сейкёо-Симпо». Перевод брошюры войдет в три номера, и потом будет издан брошюрой на япон­ском. Перевод слушал и другой наш журналист и писатель брошюр — Исайя Мидзусима. Я им дал, между прочим, для просмотра и статейку номера «The Japan Daily Mail» в «Monthly Summary of the Religious Press», где оба они расхвалены за свои писания. Выдержки из их писаний, а также из статьи Павла Ямада, заключаются словами: «the various essays are well written, and show that the Greek Church commands the services of a number of highly educated men». От протестанта это — значительная похвала.

Был с визитом у военного агента нашего Глеба Михайловича Банков­ского в занятом им доме в Акасака, Аойчёо, № 3. Много говорил он о плохой дипломатии нашего посланника Извольского, который все хо­чет толковать с японцами о Манчжурии, тогда как японцам, по словам Ванновского, совсем дела нет до наших отношений к Манчжурии. Чтобы японцы не вмешивались в наши отношения к Манчжурии, Из­вольский хочет отдать им в полное их распоряжение Корею, что Бан­ковский находит совсем не резонным; тут о Корее и речи не должно быть. И мне кажется, что Ванновский прав.

На всенощной сегодня трудные крещенские ирмосы оба хора пели довольно исправно.— Какие-то иностранцы, должно быть, миссионеры, завлеченные пением, простояли всю всенощную.

Погода весь день была превосходная, что не мало способствовало доброму праздничному настроению.

7 / 20 января 1901. Воскресенье

После обеда чтение корректуры Нового Завета с Накаем, что заменило вечерний перевод.

Потом прочтение «Montly Summary of the Religious Press», где блядо- словится, между прочим, что «евреи не имели понятия о будущей жиз­ни», что «Христос не учит о бессмертии души», и в «Церковных Ведо­мостях» речи Преосвященного Амвросия «О причинах чрезвычайного распространения пороков и преступлений в современном христиан­ском мире» навело такое уныние, что хоть помирай! И лекарство про­тив этого убийственного уныния одно: ждать смерти, чтобы уйти от мерзостей мирских.

Января 1901. Понедельник

Написал письма: в Москву Льву Александровичу Тихомирову, в Шанхай о. архимандриту Иннокентию — и отправил ему просимые им китай­ские богослужебные книги, о. архимандриту Хрисанфу в Корею. Накая же послал в типографию наблюсти за отпечатанием первых двух листов Нового Завета, чтобы вышли без малейшей ошибки. Но Накай бесполез­но просидел там целый день, ожидая, когда начнут наше отпечатание; надули его — «краска, мол, теперь не первый сорт», и печатали что-то постороннее; Накай же слабый, как самая слабая баба, не настоял, а молча просидел и потерял весь день.

От имени Кацура, бывшего военного министра, с его письмом прихо­дили просить пожертвование на школу на Формозе и настояли, чтобы я подписал 100 ен, со взносом в продолжение пяти лет. Нечего делать!

Января 1901. Вторник

В Йокохаму на рейд прибыли три русские военные судна: «Россия», «Сысой Великий» и «Петропавловск» — морские громады, добрые пред­ставители силы России. С них первый прибыл ко мне архимандрит Михей, «Настоятель Волоколамского Иосифова монастыря, Москов­ской губернии», как значится на его карточке. Он — бывший капитан 2-го ранга Алексеев, двенадцать лет тому назад посещавший Миссию с военного судна на Иокохамском рейде «Корейца», поступивший потом в монахи, учившийся в Московской Духовной Академии, служивший затем Синодальным ризничим в Москве, вызванный на чреду служения в Петербург с нынешнего своего настоятельского места, и по желанию Великой Княгини, заведующей Красным Крестом, отправившийся в Китайские воды на пароходе Красного Креста «Царица»; сюда же из Порт-Артура прибывший на «России» из любопытства видеть нынеш­нюю Японию и, по его словам, Миссию. Я предложил ему помещение на день-два, которые он намерен провести в Токио, на втором этаже в бывшей квартире о. Сергия, его инспектора в Московской Академии. О. Михей пользуется особенным благорасположением о. Иоанна Крон­штадтского, который когда-то чудесно исцелил его от ушиба на военном судне, готовимом в поход. Господин Алексеев, тогда старший офицер этого судна, вечером упал с палубы его вниз, наткнулся на железный крюк и разорвал щеку с повреждением во рту и ушиб очень правую руку. О. Иоанн, которого он постарался видеть наутро после сего, пригласил его в алтарь; после приобщения Святых Даров тою рукою, которая только что держала потир, прикоснулся к ране и погладил ее — опухоль мгновенно опала, и раны как не бывало, только на внутренней стороне щеки остался шрам, который Алексеев, ныне о. Михей, давал мне ощу­пать еще в бытность здесь двенадцать лет тому назад. Ныне весьма приятно было послушать его об о. Иоанне, о котором он говорит так же восторженно, как тогда, и который, по его словам, и мне прислал по­клон; также вспомнить с ним общих знакомых в России.

В четвертом часу посетили Миссию: адмирал Николай Иларионович Скрыдлов, мой земляк, капитаны пришедших судов и несколько офицеров.

Вечером мы с Накаем корректировали третий лист Нового Завета.

Января 1901. Среда

Стефан Тадзима, служивший когда-то катихизатором, опять просит­ся на службу. Живет он в Хацивоодзи, в приходе о. Алексея Савабе. О. Алексей говорит, что поведение его все время безукоризненно, но месяцев пять тому назад он женился на язычнице и по-язычески, то есть без церковного благословения. Это служит значительным препятстви­ем к принятию его на службу. Поэтому написано ему, чтобы поскорей обратил свою жену в христианство и освятил сожитие с ней таинством брака; после чего пусть служит частно, без открытого принятия в число катихизаторов, до тех пор, пока даст своею заслугою повод священнику просить на Соборе о зачислении его в состав катихизаторов. Если ис­полнит это — ладно. Он был порядочным катихизатором и долго слу­жил; учение, вероятно, не забыл, и нет нужды ему поступать в Катихиза- торскую школу для повторения Догматики. Оставил тогда службу не по предосудительным причинам, что не заградило ему возвращения на прежний путь.

Января 1901. Четверг

К полудню посетили меня священно-иеромонахи с судов: «России» — о. Авраамий, «Петропавловска» — о. Нафанаил, иеромонах из Обители Святого Нила Столобенского, «Сысоя Великого» — о. Ювеналий. Мы с ними позавтракали, после чего, простившись с ними, я поехал к англий­скому епископу Awdry выразить ему соболезнование по поводу получен­ного известия о кончине Королевы Виктории; застал супругу, а он от­правился к своему министру совещаться, когда назначить богослужение в память Королевы.

В сумерках уже посетили Миссию несколько докторов и сестер мило­сердия, служивших на пароходе Красного Креста «Царица» и ныне от­правляющихся в Россию, также несколько офицеров с броненосца «Сысой Великий».

О. архимандрит Михей, гостивший здесь, отправился с поездом в 12.30 Р. М. в Кёото, где встретит его, чтобы показать ему замечательное в Кёото, о. Симеон Мии, которого я предупредил письмом.

Матфей Мацунага, катихизатор в Хамамацу, Кега и пр., прислал одного христианина из Кега с письмом, в котором говорится, что брат старший сего, еще язычник, предан страсти картежной игры до того, что отец, после тщетных многолетних усилий исправить его, прогнал его из дома (кандоосита). Просит Мацунага взять его на какую-нибудь службу в Миссии и исправить — После разных совещаний решили мы сделать его слугой в канцелярии; днем будет он в комнате служителей, ночевать будет под присмотром одного ученика Катихизаторской шко­лы, бывшего бонзы, человека очень благочестивого, живущего ныне в отдельной комнате по причине нездоровья; он же будет обучать вере его; кроме того, для религиозного научения будет он ходить к о. Павлу Сато, который обещал учить. Исправляемый сей — человек тридцати пяти лет, имеющий жену и троих детей, не пьяница, но картежной страсти предан уже больше десяти лет; сам он очень желает освободиться от нее, почему охотно поступает сюда. Для канцелярии он совершенно не нужен, но больше решительно не к чему пристроить его.

Января 1901. Пятница

Утром Павел Накай принес первый лист печатаемого Нового Завета, вчера вышедший из-под станка. Прочитали мы его, и — ни единой ошибки или опечатки; хорошо, если бы все до конца было так.

Три офицера с «Сысоя Великого», вчера бывшие, сегодня опять по­сетили, спрашивали, нельзя ли им отдать в Миссию на воспитание трех китайских мальчиков, десяти и семи лет, взятых ими в Тянь-цзине, детей убитых «Большими кулаками» китайцев, неизвестно каких, быть может, христиан. Я сказал, что «можно», но воспитаны они будут по- японски, до окончания семилетнего курса, после чего они могут быть направлены своими приемными отцами в какие им угодно заведения специальные в России, причем им нужно будет только изучить русский язык, как изучают наши воспитанники, поступающие в Духовные Акаде­мии. На воспитание их здесь надо не больше 8-10 рублей в месяц на одного.— Показал офицерам Семинарию и Женскую школу. Неизвест­но, решат ли офицеры с «Сысоя Великого» отдать сюда на воспитание своих приемышей. Но вот хорошо бы было, если бы Господь воспитал в них будущих проповедников Евангелия в их Отечестве — Китае!

Дмитрий Константинович Львовский дал телеграмму из Кобе, что едет сюда с женою и детьми — тремя малышами — на пароходе «Лаос». Завтра поедет отсюда кто-либо из слуг встретить его в Йокохаме и по­мочь добраться до приготовленной ему здесь квартиры.

Января 1901. Суббота

Фокин, бывший и прежде у меня, является сегодня с девицей из Владивостока и просит перевенчать их. Фокина знал я за вдовца, похо­ронившего жену в Кобе. Девица представила свидетельство об оконча­нии ею курса в Владивостокской гимназии; да к тому же расплакалась, когда я спросил о родителях, и оказалось, что отец ее умер. Жаль стало, и поторопился согласием повенчать; сказал, однако, твердо и положи­тельно, что повенчаны будут они не прежде, чем представят от консула документ, что с гражданской стороны нет препятствий к браку. Фокин заверил, что не только такой документ будет представлен, но и сам консул Васильев приедет из Йокохамы в Церковь; и настоятельно про­сил Фокин завтра же совершить бракосочетание. Непременно мне сле­довало настоять на том, что я прежде всего заявил, именно, что должно быть представлено разрешение из Владивостока на брак им. Законом это требовалось. Я не имею права венчать людей из другой епархии. Но раскис я от слез невесты. Да не будет никогда вперед этого незаконного подкупа чувства!

По уходе их я написал записку о. Сергию, чтобы завтра в четыре часа прибыл в Собор для совершения таинства бракосочетания.

Вслед за сим является ко мне Смысловский:

— Имею важное и секретное сообщить Вам.

— Что такое?

— Фокин имеет жену и двух детей в Иркутске. Умершая у него в Кобе была не жена его, а обольщенная и увезенная им девушка, по школе товарка моей жены — почему мне это известно. Я служил на том же золотом прииске, где служил и Фокин,— мне обстоятельства его жизни все знакомы.

Вследствие такого важного заявления я решил повенчать Фокина только в том случае, если он представит мне заявление Преосвященного Евсевия Владивостокского, что никаких препятствий нет к повенчанию Фокина и что бракосочетание его здесь разрешается. Это и объявлено будет ему завтра, если он явится; но, вероятно, не явится, так как я сообщил конфиденциально консулу Васильеву, что Фокин может ока­заться двоеженцем; едва ли Васильев решится дать документальное ру­чательство в том, что с гражданской стороны нет помехи браку.

Алексей-расходчик с утра отправился в Йокохаму встречать Львов­ского; в одиннадцатом часу вечера, наконец, Дмитрий Константинович с своей строгой и образцовой супругой Катериной Петровной и тремя детьми прибыли в Миссию. Никанор весь вечер готовил им трапезу, которою и стал угощать их, а я ушел, полюбовавшись, как Миша спит стоя, и подобное.

Января 1901. Воскресенье

На Литургии было пол-Собора матросов и офицеров с крейсера «Рос­сия». Свечей наставили столько, что на всех подсвечниках вокруг глав­ного поставца было огненное кольцо, постепенно понижавшееся,— вот это по-православному! Даст Бог, мои японские христиане научатся мало-по­малу подражать. И теперь уже японцы нередко ставят свечки, только все маленькие больше, не так, как сегодня наши матросики опоясали под­свечники длинными свечами.

С часу пополудни было открытие собрания православных универси- тантов, которых оказалось на собрании всего четыре, и двое из приго­товительной к Университету школы «Коотоогакко». Пригласили они на открытие священников (три было), учителей Семинарии — кандидатов (двое было и Исигаме), литераторов наших (были Исикава, Мидзусима, Ямада Василий и Петр). Студент Иоанн Накагава произнес длинную речь. Исайя Мидзусима несколько поправил ее, изъяснивши, что Право­славная Церковь совсем уж не так бедна умами. О. Симеон Юкава хва­тил: «Радуюсь, ибо ныне вижу, что Университет распустил цветы» (хана сакари)! Все было мизерно и отчасти комично; но, быть может, впереди что-нибудь и выйдет.

Иокохамский консул Васильев телеграфировал мне, что «выдать Фо­кину свидетельство, что он после смерти жены состоит вдовым, не может». Несмотря на это, Фокин с невестой явился в четвертом часу. На заявление его, что требуемого мною документа он не привез, я сказал ему, что повенчан быть он не может, а на горячий его протест сказал, что «он к моей епархии не принадлежит, пусть отправляется в свою и там просит о чем хочет», а на дальнейшее его «позвольте» и порыв спорить встал и ушел из комнаты.

К о. Вениамину, в Нагасаки, послал предупреждение, чтобы он никого, не венчал, не уверившись предварительно, что венчает законно.

Января 1901. Понедельник

Пришли три ящика с книгами, пожертвованными в Миссию из Санкт- Петербургской Духовной Академии. С большой радостью я стал распа­ковывать их, но пришел в отчаяние, распаковавши. Такой мерзости я не ждал от своей родной Академии. Ни единой, решительно ни единой книги, о которой бы сказать: «А вот за это спасибо!» Почти все — старье, почти все негодное, и все в совокупности такое, что, если бы не позорно было пред японцами, сейчас отдал бы сжечь в кухне вместо дров. И как им не совестно слать сюда это! Избави, Боже, вперед попросить пожер­твований подобного рода — так, как книг в наших Духовных Академиях!

Приходил Bishop Awdry поблагодарить за мой визит ему по поводу кончины Королевы Виктории, и вместе известить, когда у них мемори­альная служба по сему поводу и пригласить на нее.

— У Вас свита? — спрашивает (сказавши, что служба будет 2 февраля нового стиля в Американской Епископальной Церкви на Цукидзи, по причине маловместимости английской Церкви в «Сиба-сакайчёо», где живет Awdry).

— Я буду один.

— В облачении?

— Не в богослужебном, а в моем епископальном платье.

— Приготовить для Вас место на эстраде?

— Что же я там буду делать? Мне хотелось бы сидеть с простыми верующими; там я внутренно сотворю свою молитву за Королеву, кото­рую душевно уважал.

Епископ Одрей видимо хотел моего соучастия с ними, двумя еписко­пами (быть может, и другие соберутся, кроме американского МсКіт’а), в их богослужении в качестве Епископа Православной Греко-Россий­ской Церкви. И его опечалил мой отказ; такое грустное у него лицо сделалось. Мне и самому стало очень грустно. Но что же я могу сделать? Не продавать же православие за любезность! Догмат у нас разный — как же бы мы стали молиться единодушно? У нас — молитва за умерших. У них — прославление умершего, что он уже в Царстве Небесном; в после — воскресном номере «Japan Mail» напечатаны в сокращениях все пропо­веди, произнесенные вчера, в воскресенье, в протестантских Церквах по поводу кончины Королевы, и все — настоящий апофеоз ее доброде­телей, а смиренной молитвы об упокоении ее — и тени, и намека нет. Где догмат, там нельзя ни на йоту уступать или мирволить — ни протес­тантам, ни католикам. Не следовало бы и Преосвященному Тихону в Америке являться в мантии на ординации епископального бишопа, как он фигурирует ныне в рисунках по Америке.

Таинство священства — тоже догмат в Православной Церкви, а не про­стой обряд, каким признается ординация у епископалов, которому по­этому и не следовало публичное уважение и как бы закрепление его со стороны православного Епископа.

Января 1901. Вторник

О. Симеон Мии, из Кёото, пишет: архитектор спрашивает, «какого веса будет колокол на колокольне в Кёото, чтобы сообразно с тем при­способление для него устроить?» Я об этом еще не думал. Посмотрим, не будет ли годен туда колокол, что лежит праздным в Тоносава, по снятии его с колокольни тамошней Церкви при разрушении ее по ветхости,— выписанный из России о. Владимиром для его воображаемого монасты­ря в Тоносава.

Января 1901. Среда

Пользуясь тем, что сегодня японский гражданский праздник и пере­вода до полудня у нас не было, я съездил в Тоносава вымерить колокол. Оказалось: диаметр колокола внизу 5 футов, высота 4 фута 9 дюймов. Веса в нем 99 пудов 20 фунтов. Окно колокольни кёотской Церкви 4 фута шириной. Стало быть, об употреблении тоносавского колокола в Кёото нечего и думать, пусть он стоит там, где стоит, до времени. А для кёотской Церкви нужно заказать колокол в России, так, чтобы большой колокол внизу диаметром был 3 фута 8 дюймов, вес же всех колоколов для колокольни не более 100 пудов.

Января 1901. Четверг

Утром получил письмо от [?] из Йокохамы, в котором изъясняет он: «Американская Церковь в Цукидзи слишком мала, чтобы поместить всех желающих присутствовать при мемориальной службе (Memorial service) в субботу, день погребения в Англии Королевы Виктории. Пото­му нельзя ли устроить сию службу в „Greek Cathedral (нашем Соборе)", где могли бы участвовать все желающие. Я говорю это только от себя (заключает Loomis), но думаю, что Сэр Клод Макдональд (аглицкий посланник) был бы рад сему». Я тотчас же ответил, что «в субботу у нас самих обычно совершается две службы, с некоторым приготовлением к ним. Это делает невозможною еще третью, и потому, к сожалению, я должен отказать».

Лумис и к епископальной Церкви не принадлежит. Если б попросил епископ Одрей, то можно было бы подумать, не дать ли. Мне кажется, я согласился бы дать Собор для поминальной службы такой исключитель­ной важности, какова нынешняя. Но, конечно, с тем, чтобы алтарь открываем не был и по-протестантски Собор убираем не был, то есть скамеек не вносили бы, органа тоже, а пусть бы вошли в Собор, как он есть, и помолились по-своему. Царь Соломон молился, чтобы и «молит­ва иноплеменников в построенном им храме была услышана»,— отчего же и в нашем храме не молиться иноплеменникам? Только едва ли они согласились бы не обезобразить наш Собор для своей молитвы... Боже, как тягостно, что мы не можем молиться вместе! А как иначе? Они вот хвалебные гимны воспевают своей Королеве, а нам хотелось бы молиться об отпущении ее грехов.

Акилу Нагано обещал я о. Павлу Морита заместо Сакума, а он ушел со службы — не хочет идти к о. Павлу. Впрочем, не жаль — такого лентяя поискать; ни на йоту не сделал что-либо для Церкви в продолжение двѵх лет; только продолжал учиться по-русски, чая уйти куда-нибудь в учителя русского языка, но и этого едва ли достигнет, так как, будучи от природы лентяем, за семь лет учебы в Семинарии и до сих пор русского языка не изучил настолько, чтобы простую книгу понимать. Тем не менее ни­зость бросания церковной службы, для которой был воспитан, возмути­тельна и в нем, как во всяком другом. А сколько таких — о, Господи! И какое это адское мучение — видеть сплошь и рядом Церковь обману­тою на сотни и тысячи рублей! Церковь-то безлична, виновен собствен­но я — в недосмотре, в непрозрении, в допущении обманывать себя. А как прозришь? Однако не было бы мучения, если бы не был виновен... Пощади, Господи, и помоги!