Философской концепции олимпизма и их противоречивый характер

 

Итак, основой олимпизма стало гуманистическое мировоззрение, претерпевшее на протяжении веков множество различных изменений, этапов развития. Долгое время, оказывая значительное влияние на человеческую культуру, оно все чаще и чаще стало сталкиваться с принципиально тупиковыми ситуациями, поставившими в XX веке вопрос о необходимости ее существования не только в качестве «раритета». Таковыми ситуациями мы называем, например, случаи, когда та или иная концепция оказывается принципиально неприменимой к настоящему времени, поскольку требует особых структур, общественных и государственных, и, соответственно, особого мировоззрения. Иногда признанная ранее концепция считается ошибочно излишней обществом, дезориентированным средствами массовой информации, политизированными структурами, вообще навязанным ему мировоззрением (что, к примеру, происходит в отношении взглядов мыслителей Возрождения). Однако всплеск научной мысли вновь выдвинул в 60-70 годах гуманистическую идею на новые рубежи, подтвердил ее высокую ценность и, фактически, она стала одной из важнейших направляющих линий развития многих наук – педагогики, психологии, антропологии, философии, истории и др.

Подобная ситуация наблюдается и в отношении олимпизма. При грандиозном размахе его изначальной кубертеновской основы, направленной на коренное реформирование при помощи спорта всей системы образования и воспитания, а, в конечном счете – всего образа жизни человека, постепенно возникла угроза утрачивания его внутренней сущности.

Cторонники олимпизма как гуманистической концепции ищут  убедительные аргументы в пользу своей точки зрения, пытаясь доказать  наличие и сущность гуманистической миссии олимпизма в современном обществе. Такая работа ведется уже не одно десятилетие, но до сих пор не дала конкретных результатов. Ее характерной чертой является устремление к масштабной, планетарной, общечеловеческой миссии олимпизма. Однако представить в своих работах аргументированные доказательства в защиту гуманистического аспекта концепции олимпизма, не сбиваясь на пустые, высокопарные суждения, весьма непросто. Одних определений термина «олимпизм» насчитываются десятки.

Так, как считает Н. Ниссиотис, «термин “олимпизм” следует истолковывать как обозначение суммы идей и ценностей олимпийского движения. «Олимпизм», «олимпийская идеология», «олимпийская идея» или «идеи» – это синонимы, выражающие позитивные элементы моральной и интеллектуальной традиции, которую невозможно преобразовать в замкнутую систему ценностей, применимую с жестким единообразием в любом месте и в любое время. Олимпизм есть общая идея непрерывного стремления человека превзойти самого себя и выйти за пределы существующего социального порядка в направлении к высшей цели, каковой является человеческое достоинство» [Nissiotis 1979: 170].

По определению А. Шиперко, «Олимпизм есть концепция олимпийского движения, цель которого – стимулировать этическое и гуманистическое мышление через посредство спорта, характеризующегося исключительно игрой и соревнованием; с идеологической точки зрения это движение нейтрально в силу четкого водораздела, существующего между его миссией и его чисто спортивной деятельностью» [цит. по: Столяров 2000: 195].

И. Гайнрих рассматривает олимпизм как догматическую и философскую позицию, которая стремится использовать физические упражнения и спортивную активность для достижения гармонии тела и разума» [Heinrich 1980: 207]. А в сборнике «Новое мышление и олимпийское движение» олимпизм трактуется как «совокупность исторических, философских, социологических, морально-этических и нравственно-воспитательных, принципов снованных на общечеловеческих, культурных и гуманистических ценностях» [Новое мышление и олимпийское движение 1990: 118]. 

Однако все приведенные определения не претендуют и не могут претендовать на абсолютную полноту. Это скорее общие декларации, каждая из которых подчеркивает, выдвигает на передний план ту или иную из ценностей олимпизма. Единства при изучении вопроса явно нет. Но и имеющимися сведениями также нельзя пренебрегать, поскольку они открывают новые, современные обобщающие грани олимпизма. 

А.Н. Бугреев рассматривает понятие «олимпизм» в первую очередь с социальной точки зрения. Прежде всего, он считает, что олимпизм превратился в мощную социокультурную данность мирового масштаба, являясь одним из важнейших социокультурных институтов современной международной жизни. Неоолимпизму, который выступает как особый тип субкультуры, присуща своя система «идеалов, принципов, целевых установок, менталитета, норм и ценностей», имеющая свою относительную самостоятельность и логику развития. Однако А. Бугреев преувеличивает роль МОК и ООН в реализации идей олимпизма, не упоминая о том, что проекты МОК в деле «оказания гуманитарной помощи населению, защиты окружающей среды, здравоохранения, образования, науки и культуры» часто скорее рекламная акция, нежели действительное решение проблем. К тому же множественные проблемы, вызванные коммерческим подходом к решению гуманитарных проблем, которые сейчас испытывает МОК, являются показательными и потому деятельность МОК в гуманитарной области не может служить доказательством «жизненности и действенности этого, ставшего глобальным, социокультурного феномена» [Бугреев 1998: 61 – 64].

Ю. Чернецкий рассматривает олимпизм как одну из центральных сфер деятельности в рамках планетарной цивилизации, способствующую всестороннему развитию личности, формированию активной жизненной позиции, пониманию путей, перспектив развития человечества. Неоолимпизм, по мнению Ю. Чернецкого, – это не только спортивное движение. Феномен его заключается в том, что он превращается в важнейшее звено общечеловеческой культуры, постепенно занимая в ней неотъемлемую часть ее и превращаясь в общепланетарную ценность. С его точки зрения, «олимпизм – это своеобразная философия современного мира, так как представляет собой мировоззрение, систему взглядов на мир и место в ней человека. В таком случае справедливо было бы осмыслить олимпизм с точки зрения современного научно-философского миропонимания» [Чернецкий 1999: 299].

Американский философ Д. Перри характеризует олимпизм как «универсальную социальную философию», поскольку эта философская концепция обращена к каждому человеку независимо от национальности, расы, пола, социального положения, религии или идеологии. Олимпизм как социальная философия освещает «роль спорта в мировом развитии и выдвигает на первый план взаимопонимание между народами, мирное сосуществование, социальное и нравственное воспитание». Таким образом, ему удалось найти универсальную философскую концепцию олимпизма, «определяющую спектр ценностей, который может разделять каждый народ, и в то же время находить для общей идеи форму выражения, уникальную и в каждом случае определяемую конкретной культурой, географией, историей, традициями и ожиданиями на будущее» [Parry 1995: 193].

Становится очевидным, что ситуация, сложившаяся с трансляцией содержания понятия «олимпизм» на его философскую концепцию является достаточно сложной и противоречивой. В подходах различных авторов часты мелкие нестыковки, а то и прямые противоречия. Что впрямую подводит нас к определению еще одной особенности философской концепции олимпизма: сложность и противоречивость ее истинного философского содержания, малая его распространенность и популярность в современном обществе. Кроме того, совершенно очевидно, насколько контрастируют исследования теоретиков олимпизма с рассмотренными нами исследованиями философов гуманизма. Современные теоретики олимпизма пытаются дать ему философскую оценку с логической, культурологической, социальной, ценностной точки зрения. Но ведь олимпизм – это, прежде всего, гуманистическая философская концепция. А ученых, говоривших о возможной трансляции тенденций развития философского гуманизма, его современных, обновившихся ценностей в сферу концепции олимпизма, мы нашли единицы.

Интересна трактовка канадского исследователя Ф. Ландри, который вообще затрудняется с конкретным определением понятия «олимпизм» и дает ему слишком общую характеристику, считая, что именно она наиболее широко раскрывает его смысл. Однако, на наш взгляд, именно представление об олимпизме Ф. Ландри является наиболее адекватным. Итак, с точки зрения Ф. Ландри, олимпизм является своеобразной жизненной позицией, основанной на фундаментальных аспектах спорта, основными характеристиками которой являются стремление к первенству, совершенству, честное соперничество, равнодушие к материальным ценностям, отрицание дискриминации во всех ее формах, взаимное уважение и сотрудничество между отдельными лицами, нациями и народами [Ландри 1985].

    Внутри данного понятия идеологическую основу составляет понятие «олимпийская идея», социальную – «олимпийское движение» и традиционную – Олимпийские игры. Мы находим, что именно олимпизм явился реальным конечным продуктом устремлений человека к добру, красоте, гармоничному сочетанию в нем различных добродетелей. Но олимпизм - это не только «социальное» и «культурное». Он содержит в себе совокупность философских ценностей, раскрывающих общие закономерности человеческого существования, создающих почву для формирования реального гуманистического мировоззрения.

Современный олимпизм характеризуется плюралистичностью своих форм и являет собой сложное полифоническое течение духовной жизни, поэтому необходимо, прежде всего, акцентировать отдельные, ситуативно значимые стороны олимпизма, одной из которых и является философия.

Учитывая концептуальные направления философии олимпизма, следует отметить, что олимпизм может быть представлен как:

● философская антропология;

● метафизика спорта;

● философия образования.

    В основе философско-антропологической концепции олимпизма лежит представление о «совершенном» человеке, идущее со времен античности. Идеал личности лег в основу олимпийской концепции Кубертена, который считал, что разделение тела и души – двух элементов единого, целостного человеческого бытия, рассмотрение их как двух совершенно независимых друг от друга факторов ведет к дисгармонии человека. Именно эту идею Кубертен положил в основу возрождения античных Олимпийских игр и развертывания на их основе олимпийского движения. По его мнению, Олимпийские игры, исходя из своей гуманистической направленности, помогут решить задачу совершенствования человека, воспитания гармонично развитой личности. Таким образом, по мнению Кубертена, именно в рамках олимпийского движения должны быть созданы условия для воспитания идеальной личности (совершенного человека). Такой идеальной личностью и является олимпиец, для характеризации которого Кубертен выдвигает следующий девиз: “Mens fervida in corpore lacertoso” («Возвышенный дух в развитом теле»)

[Coubertin 1991]. Выражаемая этими словами характеристика личности олимпийца предусматривает, как считал Кубертен, что олимпийскому атлету присущи совершенные физические качества, здоровье, красота («поэзия») физически развитого тела и движений, а вместе с тем сила духа, интеллект, эстетический вкус, художественный талант, культура речи и общения, высоконравственные качества: честность, великодушие, бескорыстность и др. Эти качества, присущие олимпийцу и характеризующие его как идеальную, гармонично развитую личность, Кубертен мечтал привить всему человечеству в качестве его raison d'être (смысла существования). развитую личность, Кубертен мечтал привить всему человечеству в качестве его raison d'être (смысла существования) [Королев 2009: 38].

Данная гуманистическая идея Кубертена не пропала, но в современных условиях развития олимпизма во многом изменила свое содержание, хотя в Олимпийской хартии и в других официальных документах МОК по-прежнему подчеркивается необходимость сохранения ориентации олимпийского движения на гуманистический идеал личности олимпийца, выдвинутый Кубертеном. Еще в 1989 году бывший в ту пору президентом МОК Хуан Антонио Самаранч сказал в одном из своих выступлений: «Я могу смело утверждать, что олимпийское движение сегодня больше, чем когда бы то ни было, опирается на гуманистические идеалы Кубертена. Эти идеалы братства, дружбы, взаимопонимания и гармоничного развития личности способствуют созданию лучшего и более спокойного мира. Никто не может утверждать, что они устарели или что нет смысла их сохранять» [Самаранч 1989: 3].

Кубертеновская идея совершенной личности олимпийца всегда поддерживалась и по-прежнему поддерживается многими общественными деятелями, считавшими, что современный олимпизм также должен быть, в первую очередь, ориентирован на совершенствование человека в рамках гуманистической концепции, в основе которой лежит единство физического, интеллектуального и духовного развития.

Наибольший интерес в этом плане представляют идеи бывшего президента МОА Николауса Ниссиотиса и известного немецкого философа, а также олимпийского чемпиона Ганса Ленка.

По мнению Н. Ниссиотиса, «антропологический характер» олимпийской философии проявляется в том, что идеалом человека является каллокагатия (“kalos kagatos”). К числу трансцендентных ценностей этого совершенного человека он относит «Красоту, Величие и Истину (Beauty, Greatness and Truth)». По его мнению, олимпизм стремится к практической реализации этих качеств совершенной личности: «олимпизм пытается реализовать идеи красоты, величия и истины через силу и способности человеческого тела» [19]. Н. Ниссиотис неоднократно подчеркивает в своих работах двоякие ошибки в понимании того понимания личности олимпийца, которую пропагандирует олимпизм. С одной стороны, ошибочно полагать, будто эта личность есть какой-то недосягаемый идеал, и в то же время ее нельзя рассматривать как уже полностью достигнутый результат. Отмечая диалектический характер олимпийской философии, Н. Ниссиотис двояко характеризует ее: учитывая тесную связь с реальной жизнью, личность олимпийца может быть охарактеризована как «реалистический идеализм», с другой же стороны она есть «идеалистический реализм», т.к. «учит этике жизни во всех сферах человеческого существования» [Nissiotis 1982: 71 – 72]. Н. Ниссиотис трактует олимпийскую идею как попытку «постичь глубоко скрытую высшую реальность жизни и в то же время приглашение людей к переживанию этой реальности и размышлению над ней. Олимпийская идея обновляет человека, побуждая к попытке достичь высшей цели его существования». Олимпийский чемпион представляет человека, который стремится понять подлинное значение жизни, а не просто победить: своего соперника. И «когда человек постигает, что смысл его существования состоит в постижении высшей формы бытия, тогда его физическая сила тоже начинает служить этой цели», и тогда сами соревнования, в которых человек стремится доказать свое превосходство, все более становятся средством общения и взаимного уважения людей [Nissiotis 1979: 173 – 175].

В работах Г. Ленка излагается целостная антропологическая концепция «идеального олимпийца», которая опирается на понимание человека как творческого и достигающего (“homo creator” и “homo performator”). Он пишет: «Человек – это не только активное существо, т.е. существо, сознательно ориентированное на определенные цели, но в еще большей степени это существо, которое стремится достичь их лучше и лучше посредством своей активности. Это – активная и действующая личность, так сказать, достигающее существо (“achieving being”). Реальное действие (proper action), личное творческое исполнение и достижение – необходимые идеальные черты реального человеческого существа» [Lenk 1984: 10]. С учетом такого понимания совершенного человека Г. Ленк формулирует и свою концепцию «идеального олимпийца, обладающего чертами Фауста и Прометея» [Ленк 1976: 41]. Согласно этой концепции, олимпийский атлет «служит выдающимся примером, реализующим символический смысл активной, достигающей жизни» [Lenk 1985: 177]. Г. Ленк считает, что олимпиец – это «самоформирующийся, интеллектуально развитый спортсмен». И в этом своем качестве он является образцом совершенного человека как достигающей личности – активной, свободной и творческой личности, которая ориентирована на достижения, самомотивацию и самосовершенствование, действует по своему собственному выбору, а не только в силу необходимости (например, зарабатывать на жизнь, выполнять распоряжения и т.п.). По мнению Г. Ленка, олимпийский идеал достигающей личности «может выполнять важную воспитательную функцию в современном обществе, основанном на пассивном потреблении, на сфабрикованных продуктах производства, на администрации и казенщине, имеющих тенденцию к попиранию любой индивидуальной активности, в мире кино и телевидения, поддерживающих пассивное отношение к всеобщей ориентации. Действительно, в промышленном обществе благоденствие для существа человека представляет реальную опасность. Оно соблазняет его и уводит в сторону пассивности, гедонизма и к жизни, полной шаблонов и повсеместных форм сфабрикованной ленивой жизни с ее праздностью и роскошью. Но страна-утопия, изобилующая молоком и медом, не является обещанием для человека и гуманным раем – это проблема, действительно явно возникающая в обществе растущего досуга» [Lenk 1985: 11].

Важное значение олимпийского идеала Г. Ленк усматривает и в том, что олимпийцы, как и вообще спортсмены высокого класса, в символическом плане выступают как «Геркулесы западной культуры и как модель ее самовыражения» [Lenk 1976]. В этом плане он неоднократно ссылается в своих работах на П. Вайсса, по мнению которого, как пишет Г.Ленк, олимпийский атлет «может быть представлен как репрезентант и, воплощение “мифа”, изображающего некую мифическую фигуру геракло-прометеевского происхождения». Он репрезентирует человечество в его стремлении к достижению высшего успеха и тем самым выполняет определенную символическую функцию: «формирует культурный символ, который “репрезентативно” раскрывает, на какое невиданное доселе достижение благодаря полной отдаче сил оказывается способным человек» [Ленк 1997: 171].

Таким образом, в современной философской концепции олимпизма, в основном, сохраняется интерпретация идеала «совершенного» человека как гармонично развитой личности. Однако к качествам этой личности наряду с теми, которые ей приписывал Кубертен (гармония физических и духовных способностей человека), добавляются некоторые другие. Например, в концепции Н. Ниссиотиса олимпиец – это гармонично развитая личность, которая, с одной стороны, ориентирована на такие ценности, как красота, величие, истина, но с другой – она стремится постичь глубоко скрытую высшую реальность жизни, переживает эту реальность, размышляет над ней. В концепции Г. Ленка, олимпийский атлет является образцом совершенного человека как достигающей личности. Таким образом, главная особенность интерпретации идеала «совершенного» человека Г. Ленка заключается в том, что необходима практическая реализация формирования у человека качеств идеальной культуры личности. Эта практическая реализация предусматривает вовлечение человека в активные занятия спортом и его включение в олимпийское движение, которое создает особым образом организованную среду, побуждающую индивида ориентироваться на гуманистический идеал гармонично развитой личности.

Итак, важным аспектом философской концепции олимпизма является интерпретация идеала «совершенного человека», выдвинутого П. де Кубертеном на основе древнегреческого учения калокагатии.

Другим направлением в философских исследованиях олимпизма является его трактовка как метафизики спорта.

Метафизическая направленность Олимпийских Игр присутствовала еще в античной Греции, где «сакральная агонистика репрезентирует глубинную онтологию превосходства сил добра над злом, а в лице победителя персонифицируются воля богов и судьба» [Егоров 2001: 18]. Сами по себе Олимпийские игры в то время были своего рода инсценировкой обряда, что говорит об их культовой природе, и были образцом священного (сокрального) перемирия (греч. «экехейрия»), что на практике воплощалось в прекращении войн и вооруженных столкновений на период проведения Игр.

После более чем полуторатысячелетнего разрыва европейской культуры с древнегреческой олимпийской традицией, результатом которого была несовместимость политеистического античного олимпийского сознания с утвердившейся парадигмой христианского монотеизма, началось возрождение олимпизма, но при этом оно было детерминировано совершенно иной мировоззренческой парадигмой, рассматривающей олимпизм как самосознание и метафизику спорта, транслирующих ценности культуры и мировоззрение эпохи в сферу спорта. «Постоянный выход за пределы сферы спортивного, - пишет А.Г. Егоров, - ориентация на культурное пространство в целом указывают на определенные функции олимпизма как системы метафизики спорта и шире – философии культуры, в противоположность различным версиям об исключительно служебной роли олимпийской философии в структуре олимпийского движения» [Егоров 2001: 19].

В последнее время на арену философских исследований олимпизма вышел термин «олимпийское сознание», который используется «для акцентирования того обстоятельства, что олимпизм как специфическое мировоззрение или жизненная философия является самосознанием спорта, его подлинной метафизикой» [Егоров и др. 2000: 25].

По сути, олимпийское сознание является модернизацией классической модели О. Конта, в основе которой лежит «закон трех стадий», который фиксирует три последовательных этапа в развитии человеческой мысли – теологического, метафизического и позитивного.

Теологическая фаза (стадия) есть редукция к мистической жизни определенных мифологических существ. Получаемое на этой стадии знание о мире сакрально. Ритуализация спорта лежит в основе практически всех примитивных культур и подчинена религиозному мировосприятию.

На метафизической стадии «сверхъестественные факторы замещаются сущностями или олицетворенными абстракциями, иерархически выстроенными и задающими онтологию, весьма близкую к теологии» [Егоров 2000: 25]. Высшая форма теологической стадии – античный олимпизм.

Позитивная фаза, согласно Конту, «конституируется… становлением конкретных наук (прежде всего естественных), господством эпистемологии, относительностью и верифицируемостью знания» [там же]. Можно констатировать, что в ХХ веке человечество вступило в позитивную стадию развития мысли, подчиненной идеологии либерализма

Возрождение Олимпийских игр на рубеже XIX -XX веков не было и не могло быть непосредственным копированием античных игр, ритуалов и мифологем. Идеалы либерализма, сформулированные европейским Просвещением (правовое государство, терпимость, индивидуальные свободы совести, слова и собраний, частная собственность, равенство перед законом) затмили ритуальную и мифическую первооснову античного олимпизма.

«Трансляция идеологии либерализма в сферу спорта, - отмечает А.Г. Егоров, - главный интеллектуальный источник олимпизма. В основных принципах и идеалах олимпизма (взаимопонимание и дружба, добрая воля и мир, недопущение дискриминации по расовым, религиозным или политическим мотивам, соревновательность между отдельными лицами и командами, а не между странами, соблюдение правил игры, авторитет арбитра) легко угадываются соответствующие фундаментальные ценности либерального мировоззрения» [Егоров 2001: 19].

Таким образом, учитывая теорию О. Конта, олимпийское сознание в корне своем метафизично. Основные элементы этого сознания, субстанционально определяющие онтологию спорта, мы находим в знаменитой «Оде спорту» Кубертена. Но сама фаза метафизического олимпизма оказывается неустойчивой и сравнительно непродолжительной, ибо она есть «стадия интеллектуальной неопределенности, стадия перехода от ценностей и норм античной сакрализованной традиции к ценностям обновления, роста и прогресса индустриальной техногенной цивилизации» [Егоров 2006: 26]. В современную эпоху спорт, ставший на путь технократии, превращается в продукт и становится таким же естественным делом, как и производство новых товаров, новых знаний, новой техники, новых удовольствий.

Позитивная стадия олимпийского сознания выражается в прекращении идеологической борьбы в олимпийском движении за абстрактные идеалы и цели олимпизма и сводится преимущественно к рутинным проблемам финансирования менеджмента и права, эпистемологии и истории спорта, олимпийского образования.

Современная эпоха характеризуется синтезом теологической, метафизической и позитивной форм олимпийского сознания, причем первые две формы репрезентируют романтическое направление олимпизма, а последняя может быть рассмотрена в рамках прагматизма.

Интенциональное поле олимпийского сознания в достаточной степени широко. А.Г. Егоров выделяет следующие типы рефлексии:

● историческая рефлексия, основная на разработке концепции неоолимпизма в рамках эволюции олимпийских ценностей и идеалов;

● мировоззренческая рефлексия, представляющая собой философское осмысление спортивной деятельности. Она делится на:

- онтологическую рефлексию, занимающуюся поисками онтологических оснований современного спорта и его места в культуре, а также изучением различных аспектов телесного и духовного, субкультурного и общекультурного;

- когнитивную рефлексию, анализирующую место места спорта в современной системе знания о человеке и обществе и рассматривая спорт как репрезентацию реальности;

- этическую рефлексию, которая содержит два плана: надспортивный план, обусловленный задачей постоянного оправдания спорта («спортодицея») в глазах общества, и внутриспортивный план, ориентированный на морально-нравственный аспект спортивных соревнований, который представлен духовными основаниями различных спортивно-гуманистических движений;

- эстетическую рефлексию, проповедовавшую художественную самоценность спорта (вспомним олимпийский проект «СпАрт» В.И. Столярова, о котором говорилось выше);

● парадигмальная рефлексия, предполагающая изучение и осознание научно-документального аппарата олимпийского движения, его образцов и нормативов, определение их соответствия и несоответствие Олимпийской хартии.

● деятельностно-организационная рефлексия, изучающая структуру управления олимпийского движения, осмысление принципов олимпийского образования (пример тому – рефлексивный анализ взаимодействия трех компонентов современного олимпийского движения МОК, МСФ, НОКов;

● идеологическая рефлексия, основанная на выявлении явных и неявных идеологических оснований и приоритетов (например, существует гипотеза о способности олимпизма в определенной степени заполнить идеологический вакуум, который может возникнуть в обществе в эпоху кардинальных перемен);

● политическая рефлексия, рассматривающая олимпийский спорт в контексте внешней и внутренней политической ориентации.

Рассмотренные выше типы рефлексий позволяют сделать вывод, что философия олимпизма, как и всякое гуманитарное знание, плюралистична, по своей сути, и неприводима к общему знаменателю.

Плюралистичность современного олимпизма может быть также рассмотрена в контексте классической религиозно-философской проблемы оправдания Бога (теодицеи) перед фактом существования мирового зла. Суть проводимой нами параллели состоит в том, что олимпийская идея, вобрав в себя гуманистические представления о полной и гармонически развитой личности, оказалась перед лицом темных сторон бытия всемирного спорта. Так, в философии олимпизма появилась проблема «спортодицеи», которую она пытается разрешить.

Спортодицея, по мысли А.Г. Егорова, – это «оправдание спорта, его вечный метафизический адвокат, необходимый в условиях коммерциализации, использования допинга, профессионализации, прагматизации, дегуманизации и криминализации спорта» [Егоров 2001: 19]. «Спортодицея» объясняет природу негативных аспектов спорта, формулируя оправдательные версии данного явления.

Одна из этих версий сводится к тому, что, хотя олимпийский спорт и несет в себе признаки нравственно-гуманистического начала, все же гуманистические основания с течением времени в явлениях спорта начинают убывать в связи с удаленностью олимпийского движения от фундаментального начала. Поэтому реальный спорт есть «продукт эманации (истечения, излучения, распространения) надспортивного олимпийского начала» [Егоров 2000: 27].

Институционально природа спортивного зла закрепляется за структурами олимпийского движения, и прежде всего МОКом, руководители которого «сдвигают ценностные ориентиры спортивной политики разных стран исключительно в направлении спорта высших достижений, косвенно подавляя массовое развитие спорта, его воспитательное и оздоровительное значение... Отошедшее от своих фундаментальных принципов олимпийское движение эпохи Самаранча, утратив связи с общедоступным, народным спортом, стало откровенным транснациональным коммерческим предприятием» [Исаев 1998: 19 – 20].

Еще один оправдательный постулат заключается в определении спорта как «ситуативной реализации духовных (надспортивных) ценностей» [Егоров 2000: 27]. В рамках этой версии зло – ситуативно и определяется как «непроявленность гуманизма». Иными словами, в зависимости от условий, «на первый план выходят либо гуманистические ценности, либо антигуманные явления» [там же].

Согласно третьей оправдательной версии, если спорт – это образ мира, то олимпизм несет в себе образ идеологии общества, которое является усеченной моделью мира (эта «спортодицея» может быть названа «космодицеей»). Спорт репрезентирует социальную действительность. И оправдание спорта есть оправдание мира, в котором он дан, и оправдание системы, в которой он функционирует. Эту версию можно проиллюстрировать следующими эпизодами новой истории России: «В 1984 году о том, ехать или не ехать на Олимпийские игры в Лос-Анджелес, сначала решали в Секретариате ЦК КПСС. Решили не ехать и поручили проголосовать за это решение Олимпийскому комитету... В 1992 году решение не участвовать командой независимой России даже в индивидуальных видах спорта... принял один человек (Б.Н. Ельцин) без всякой игры в общественность" [Родниченко 1998: 63].

«Спортодицея» здесь реализуется «как апология прагматизма, как аксиологическая санкция для извлечения наилучшего из возможного (благость олимпийской цели, достигаемой самыми разнообразными средствами конкретного мира…). Естественная теология олимпийского движения в контексте этой «спортодицеи» заметно рационализируется: божественное триединство МОК-МСФ-НОК интерпретируется посредством гармонизации интересов внутри трехстороннего управления [там же, с. 104].

Еще одна версия рассматривает спорт как культурную традицию («культуродицею»). В то время как в первых двух «спортодицеях» над спортом вершится суд (презумпция врожденной виновности) и на основании приговора предлагается модель гуманистического исправления и соответствующей ревизии фундаментальных основ реального спорта, а в третьей «спортодицее» гармонизируется тело реального спорта, то в четвертой версии спорт только объясняется (и тем самым оправдывается). Спорт здесь понимается как специфическая саморепрезентация культуры, как органическая часть живого тела культуры. Сущность этой оправдательной версии состоит в том, что «нельзя оправдывать спорт, не оправдывая всей культуры» и «нельзя понять смысла дегуманизации спорта вне контекста дегуманизации искусства, массовизации культуры, социокультурного распутья постиндустриального общества» [Егоров 2000: 29].

По мнению А. Швейцера, «только миро- и жизнеутверждающее, то есть оптимистическое, мировоззрение способно побудить человека к действию во имя культуры, и только этическое мировоззрение обладает силой удержать человека в этом действии, заставив его пренебречь эгоистическими интересами и постоянно ориентируя его на духовное и нравственное совершенствование индивида как на решающую цель культуры» [Швейцер 1992: 96]. Мы находим, что олимпизм является именно таким мировоззрением, и утверждение его идеалов в обществе имеют целью усовершенствовать само общество как в духовном, так и в физическом плане. С точки зрения А. Швейцера, из этого следует, что «только единство миро- и жизнеутверждения и этики способно дать идеалы подлинной, совершенной культуры и побудить взяться за их осуществление» [там же]. Но на пути к осуществлению этих идеалов лежит множество препятствий, и одно из них – тот факт, что «мы утратили необходимые для культуры этические принципы» [там же], вследствие чего наша цивилизация не только остается несовершенной, но и претерпевает упадок деградировавшего до прагматизма мировоззрения. Не подлежит сомнению и правильность того вывода А. Швейцера, что вместе с упадком культуры оказалось подорвано и наше миро - и жизнеутверждение. У современного человека нет больше стимула усваивать все идеалы прогресса и желать их осуществления. В значительной мере он примирился с действительностью. Он стал намного покорней судьбе и разочарованнее, чем сам себе в этом признается. «Он, в сущности, уже больше не верит в духовный и этический прогресс людей и всего человечества, являющийся на деле душой культуры» [Швейцер 1992: 96].

Причина упадка этики коренится в состоянии нашего мировоззрения. С середины XIX столетия мы переживаем кризис мировоззрения. Нам больше не удается прийти к концепции универсума, которая позволила бы познать смысл существования человека и человечества и, следовательно, содержала бы идеалы, вытекающие из разумного миро- и жизнеутверждения и этического желания. Все больше и больше мы скатываемся к состоянию, характеризующемуся отсутствием мировоззрения. Отсутствие же мировоззрения предопределяет и отсутствие цивилизации и культуры, что сказывается и на кризисе олимпизма, поддерживаемом «оправдательной» версией – «культуродицеей».

Спектр «спортодицей» не исчерпывается, естественно, рассмотренными вариантами: существуют спортивные «этнодицеи», политические «спортодицеи», возможны «спортодицеи» в рамках религиозного фундаментализма. Но в каких бы разнообразных формах не выступали оправдательные версии олимпизма, ясно одно: плюралистичность олимпийской философии, во многом декларируется несоответствием отвлеченно-прекрасных начал спорта и его грубо-вещественной реальности. Поэтому вне спектра метафизических оправданий олимпизм как философия спорта просто невозможен. Следовательно, философская концепция олимпизма не может быть единой, как и не может быть единой олимпийская культура в целом.

Многообразие современной олимпийской философии, олимпийского сознания и всей олимпийской культуры находит, в свою очередь, отражение в динамике олимпийского образования. Итак, в рамках третьей концепции олимпизм может быть рассмотрен как философия образования, поскольку подлинная цель олимпийского движения заключается в том, чтобы способствовать построению лучшего мира путем воспитания молодежи средствами спорта.

Образовательный аспект олимпизма, на наш взгляд, крайне важен, ибо он, с одной стороны, чрезвычайно широк по числу участников (все общеобразовательные учреждения страны, и в первую очередь школы) и содержателен в общекультурном плане. Определяющими интенциями современного олимпийского образования являются: история и философия олимпизма, идеалы и ценности олимпийского движения, принципы Олимпийской хартии, культурное содержание олимпизма, спорт и окружающая среда (охрана окружающей среды как сфера олимпийского движения, сотрудничество с экологическими организациями), спорт в социальном контексте (спорт и политика, спорт и экономика). Все это задает чрезвычайно широкий контекст олимпийского образования [Егоров 2001].