Читательский дневник И. Грекова «без улыбок»

Известного учёного, женщину, обвиняют в «порочном направлении в науке». Благодаря сильному характеру и поддержке друзей она выдерживает лицемерие и малодушие коллег и одерживает победу.

Повествование ведётся от лица сотрудницы института, названной в рассказе М. М.

Комиссия будет обсуждать её научную деятельность. «Порочное направление в науке» — так обозначена её вина. Когда объявляют дату слушания, мир улыбок исчезает: все её коллеги перестают улыбаться при встрече, кто-то — даже здороваться. Только три друга — Худой, Чёрный и Лысый — готовы поддержать её.

Женщина применяет к своей нынешней ситуации слова из дневника Кюхельбекера:

 

Не знаю за собой никакой вины, но боюсь за тех, которые были ко мне сострадательны: ужасно подумать, что они за человеколюбие своё могут получить неприятности.

С годами у исследовательницы пропал интерес ко «всему сочинённому». Теперь её тянет к подлинному — мемуарам, дневникам, письмам. Дневник Кюхельбекера женщина читает каждый вечер. Несмотря на длительное заключение, Кюхельбекер жил: писал об искусстве, науке, религии, наблюдал события на тюремном плацу, писал стихи. И ни слова о своих страданиях. Как поэта его не признавал даже Пушкин: «Вильгельм, прочти свои стихи, / Чтоб нам уснуть скорее». Но женщине отдельные строки кажутся прекрасными:

Но солнцев сонм, катящихся над нами,

Вовеки на весах любви святой

Не взвесить ни одной душе живой:

Не весит Вечный нашими весами...

Наступает назначенный день. Вступительную речь исследовательница не слушает: она знает её заранее. Это — условия игры. Первое слово берёт Обтекаемый. Женщина отмечает: он не говорит, а вычисляет. Говорит с артистизмом, почти чистосердечно, мягким тоном, выражаясь языком музыки — «doice, con pieta» (нежно оплакивая).

Раздутый был накалён, а теперь калится добела. Он кричит напряжённо, цветисто, по-своему красноречиво, по-своему талантливо. Он страдает. Он обливается потом. Негодующе рекомендует отказаться сотруднице от своих работ! «Это будет благородный поступок».

Каждая проработка (любого масштаба и значимости) имеет в основе чью-то личную заинтересованность. Кому-то хочется освободить место и посадить на него своего ставленника; другому позарез надо пролезть в академики; третий жаждет поддержать свой пошатнувшийся авторитет и так далее.

На защиту женщины выступают только двое-трое человек. Поддерживает наставницу её Второй ученик. Неожиданно не оправдывает надежд Первый ученик, «козырной туз» исследовательницы. Она понимает, что этот туз бит.

Героиня слышит воющий голос Кромешного. Этого она выдержать не может и выходит. Она ненавидит подлую бабью слабость, все на свете жидкости, все слезы, все сопли, все слюни мира, и эта ненависть даёт ей силы. На улице женщина видит своих трёх друзей: Чёрного, Худого и Лысого. Они пришли поддержать её.

К удивлению женщины, печатают её статью, год пролежавшую в периодике: уж больно много дискуссий она вызвала в своё время. Но в душе исследовательницы поселяется тусклая тревога.

Проходит Второе Обсуждение. Скучное, мелкое и единодушное. Второго ученика женщина сама просит молчать: у него жена, ребёнок, ему это может повредить. Она аргументированно защищается, не признаёт ошибок, но её никто не слышит. Исследовательница понимает, что начинает падать духом, её правота словно осела, дала трещину: «Да, страшная вещь — общественное мнение. Пусть даже вынужденное, внушённое, но когда оно оборачивает всех против одного, одному трудно чувствовать себя правым».

Перед третьей волной обсуждения она даже не может спасаться дневником Кюхельбекера — в него жадно вцепился Худой: теперь дневник у него. Её правда уже лежит на смертном одре. Только трое друзей поддерживают женщину: «Встретиться с ними — напиться живой воды».

Мир без улыбок становится привычным. Но сейчас случаются и радостные события: исследовательница рано встаёт и любуется утренним городом, добираясь до работы. Она понимает: то, что с ней происходит, — не горе. Люди помогают это понять.

В коридоре научная сотрудница встречает Обтекаемого. На его лице улыбка. Он здоровается с женщиной и поздравляет с победой: правда всегда возьмёт верх, говорит он. Женщина называет его трусом. Обтекаемый нелепо оправдывается.

 

 

Читательский дневник Литературный альманах «Метрополь»

В.Высоцкий «Лечь на дно»

Песня Владимира Высоцкого «Сыт я по горло, до подбородка…» (варианты названия — «Подводная лодка», «Лечь на дно», «Лечь бы на дно») — одна из ранних песен поэта. Была написана летом 1965 года. Имела посвящение Игорю Кохановскому, как и написанная в 1968 году песня «Мой друг уехал в Магадан».

По утверждению Марии Раевской, это одно из первых обращений Высоцкого к теме погружения в подводный мир, а также пример редко, но присутствующего в его творчестве мотива эскапизма. Она предполагает, что, возможно, Высоцкому хотелось отвлечься от обступивших его в реальности в тот период проблем, и такое настроение он передал лирическому герою песни. Усложнённым вариантом этой песни, с возвращением к мотиву погружения в пучину, ей видится песня 1977—78 года «Реальней сновидения и бреда…», созданная по мотивам повести Бориса Можаева «Падение лесного короля».

 

В 1967 году Высоцкий снова обратился к «подводной» теме в одной из своих самых знаменитых песен — «Спасите наши души!».

В повести братьев Стругацких «Гадкие лебеди» (1967) был приведён один из вариантов песни (с согласия автора). Бытует мнение, что именно Владимир Высоцкий и является прототипом главного героя книги (сочинившего, по сюжету, песню), но «этот слух можно считать сильно преувеличенным».

Текст песни был впервые напечатан при жизни поэта, в сборнике «Песни русских бардов» парижского издательства «YMCA-Press» (1977).

2-я прижизненная публикация — в авторской подборке текстов песен, включённой в состав неподцензурного альманаха «МетрОполь».

В СССР песня была впервые издана в составе 8-й пластинки «На нейтральной полосе» (февраль–март 1989), входящей в серию «На концертах Владимира Высоцкого».

 

Сыт я по горло, до подбородка —

Даже от песен стал уставать!

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

Чтоб не могли — запеленговать!

 

Друг подавал — мне водку в стакане;

Друг говорил, что это пройдёт…

Друг познакомил — с Веркой по-пьяни:

Мол, Верка

Поможет, а водка —

                             спасёт…