Проблемы постсоветской деревни в рассказах Б. Екимова («За тёплым хлебом», «Фетисыч», «Возвращение» и др.) Сюжеты, художественные особенности.

На фоне нищеты и полной разрухи деревенской жизни Екимов оставляет надежду на её будущее, верит в её социальное обновление, ибо она не лишилась самого главного – души, человеческого тепла и природы. «Окраина малого степного посёлка. Невеликие дома, просторные огороды, от них - жизнь. Долгое лето, жаркое солнце. Зимой посёлок засыпан снегом. Осенью чернеет заборами, да не хитрым строеньем. Летом вскипает цветом и зеленью, словно рай…» («Возвращение»).

«…В Дубовке колхоз распускают. Районное начальство приехала, говорят, всё, забудьте про колхозную кассу, расходитесь и сами об себя думайте. Спасайтесь своими средствами…» («Фетисыч»).

Екимов очень живо откликается на социальные трудности в деревни, описывая их в своих рассказах.

Деревня умирает, как и «умирают» все те, кто в ней живёт. Нищета и безвыходность бытия, вот что нынче сопровождает деревенских жителей. Как следствие этого - повальное пьянство, а чем ещё заниматься? О возрождении деревни на фоне её полной разрухи говорить не приходиться. Люди потеряли всякую надежду на работу, и на то, что их труд будет оплачен. Деревня вымирает не только сельскими клубами да школами, которые закрывают, но и людьми. А это самое страшное. Нет человека - нет деревни, нет жизни…

«Через комнаты глуховато, но слышно было, как ругается мать:

- Это вы вчера рамы с медпункта пропили? Доумились?

- Разведка доложила?

- Доложила. Вот участковый прищемит - назад потянете. Курочат все подряд. Все на пропой, на пропой. А нам край надо бы возле кухни затишки постановить, как у кумы Таисы. В затишку - печку. Летом так расхорошо, не жарко. И курник стоит раскрытый. Шифера бы листов пять или досок, хоть горбыля. Люди во двор тянут, для дела, а ты...

- Пузырь поставь - и к тебе притянем.

- Да уж все растянули. Свинарник какой расхороший был, сколь шиферу, сколь досок. А в клубе, говорят, и полов уж нет.

- Полов... Вспомнила. Уж потолки снимают.

- Либо Рабуны? Они же кухню строить задумали. Рядом живут. Хозяева.

А у нас курник раскрытый.

- Пузырь. И все будет! - оживился Федор.

- Да если в дело, я два поставлю.

- Это уже разговор.

- Бесстыжий... Для дома, для семьи, а ты готов...

- Это не разговор, - перебил ее Федор.

- Разговор, не разговор. Засели, как баглаи. Только и глядите, где бы чего украсть и пропить. Нет чтобы на ферму прийти да женам помочь, - корила Анна. - Бабы - в мыле, а мужики прохладничают.

- Вы задарма горбитесь - и мы пойдем рядом с вами. Коммунистический труд? Пошли они.

- Вот и пошли... А водку кажеденно глотать... («Фетисыч»)

Деревня буквально разваливается на глазах: закрываются школы (вспомните героя рассказа «Фетисыч»), детские сады, магазины, больницы, клубы. Деревня разворовывается, зачастую, местными жителями.

«…От дома Фетисыча видна была и школа. Она лежала на выезде, вначале длинной, через весь хутор, улицы, по которой стояли бывшие клуб, медпункт, детский садик, почта, баня, да магазины… За долгие годы улицу выездили, посерёдке тянулась глубокая лужа. Старый брехун Архип божился, что в разлив в эту лужу из озера карась заходит и можно его ловить. Лужа и летом не высыхала, зеленея. А уж теперь словно море была, топя заборы. Правда, заборов на главной улице почти не осталось. Дома казённые, брошенные, заборам ли уцелеть. Всякий день на пути в школу Фетисыч наведывался в эти руины прошлого. Добро, что двери да окна в домах брошенных- настежь, а чаще- чернеют пустыми глазницами. В бывшем медпункте, где и теперь пахло лекарствами, Фетисыч садился в высокое блестящее кресло. Оно вращалось. …Клуб ещё год назад стоял на запоре. Нынче всё раскрыто. Сцену разобрали, выдрали полы. Дед Архип ободрал дермантин с кресел и шил из него чирики… В бывшем магазине можно было залезть в большой холодильник, прикрыв дверцу- и вроде тюрьма. Там же лежал на боку тяжёлый запертый сейф. Его курочили, но так и не открыли…» («Фетисыч»)

От былого деревенского уклада при таком разгроме ничего не останется вообще.

«Кто запустил

землю? Кто развалил производство? «Плохой» народ или «хорошие» руководители? Ведь на той же земле получали самые высокие урожаи ячменя. С тем же «народом». За погубленную человеческую жизнь судят высшей мерой. Как же надо судить за погубленный хутор?! Уходим. Бросаем за хутором хутор, оставляя на поругание могилы отцов и дедов. Сколько будет длиться этот марш отступления? Ведь уже вслух говорят и кричат, что не мы, а иные народы - хозяева донской степи, нашей матери. Не ведают, что говорят. А мы ведаем, что творим?!…» («Последний рубеж»)

Произведения Екимова потому и находят отклик в душах читателей, что многие также понимают и любят Родину и хотят видеть её всё такой же светлой и чистой.

В последнее время Екимов всё чаще обращается к теме детства. Возьмём для примера два его рассказа «Фетисыч» и «Возвращение». Герои этих рассказов - дети. И как это не прискорбно осознавать, лишённые детства. Екимов подчёркивает, что из-за проблем взрослых страдают дети, они вынуждены решать совсем не детские вопросы (например, Яков из рассказа «Фетисыч»), стоят перед выбором взрослых вопросов, не имея никакой поддержки от них, лишённые элементарной родительской заботы, внимания и ласки. Избитая фраза: «Дети наше будущее», а какое будущее вырастить без родительского тепла? Горькая правда: дети, лишённые детства теряют доверие к людям. Однако от полного разочарования в жизни их спасает детская непосредственность, ведь они видят окружающий их мир совсем иначе, чем взрослые. А взрослые этот мир разрушают (ситуация с украденными иконами в рассказе «Возвращение), вторгаются в него без разрешения его маленьких хозяев.

«Он уснул и проснулся уже ночью, во тьме. Словно ударило его. Он видел во сне день прошедший: школа в Алешкине, директорша Галина Федоровна, бородатый муж ее, баба Ганя. Вроде виделось доброе, а проснулся в испуге. Они ведь ждать его будут, а он не придет. Прийти он не мог, потому что нельзя было оставить свою школу. Тогда там все кончится, рухнет. Не будет уроков, повесят замок, цветы померзнут. А через неделю - это Яков знал точно - школу разгромят. Сначала вынут стекла. Говорят, они дорогие. Потом снимут двери, окна выдерут. И пойдут курочить. Первое время - по ночам, таясь. А потом среди бела дня, наперегонки, кто быстрее успеет. К Новому году от школы останется лишь пустая коробка с черными проемами. Так растаскивали клуб, детский садик, медпункт. Так будет и со школой. Без него все пойдет прахом. Ни Марина Капустина, ни братья ее, ни тем более Кроха без Якова ничего не смогут. Лишь он знает, как тетради проверять, ставить отметки. Его Мария Петровна учила. То, что прежде было гордостью мальчика, стало вдруг горем. Потому что нельзя было уйти в Алешкин, к Галине Федоровне. И от бессилья что-либо изменить Яков заплакал. Он плакал редко. "Бычок упористый..." - говорила мать. А теперь хлынули слезы, и казалось, не будет им конца. Горячие, волна за волной, они накатывались из груди. И мальчик плакал и плакал, пока не уснул…». («Фетисыч»).

Рассказ «Возвращение» написан, пожалуй, ещё на одну тему, кроме темы детства - это тема преемственности поколений. Баба Надёжа и маленькая девочка, объединенные одним общим горем, становятся как никогда ещё ближе друг к другу. Екимов оставляет надежду, что прошлое не умрёт вместе с бабой Надёжой, его будет бережно и трепетно хранить девочка, впитавшая в себя исконные корни предыдущих поколений.

Герои рассказов Екимова психологичны, они не предсказуемы, и что самое главное они реальны, не «высосанные из пальца», они сильные и слабые, добрые и не очень, молодые и старые, есть в них особая сила…

28 Татьяна Никитична Толстая - прозаик, эссеист, литературная деятельность которой началась в 1980-е годы. Широкую известность принесла ей первая книга рассказов «На золотом крыльце сидели.» (1987). Не менее известны последующие книги Татьяны Толстой «Любишь - не любишь» (1997), «Сестры» (1998), «Река Оккервиль» (1999), «Ночь» (2002), «День» (2003), «Не кысь» (2004), а также роман «Кысь» (2000).

Художественный мир Татьяны Толстой включает в себя также множество мифов, сказочных по своей семантике, поэтических и фантастических. «Относительную целостность этой калейдоскопически пестрой картине придают языки культуры, -тоже разные и противоречивые, но тем не менее основанные на некой единой логике творчества - с помощью которых эти сказки непрерывно создаются и воспроизводятся человеком, в каждый миг его жизни. Красота взаимных превращений и переливов этих сказок и позволяет благодарно улыбнуться жизни. Такая философия снимает модернистское противопоставление „ одинокого творца живых индивидуальных реальностей - толпе, живущей безличными, а потому мертвыми стереотипами

«На золотом крыльце сидели...» — дебютный рассказ Татьяны Толстой. Появившись в 1983 году в журнале «Аврора», он неизменно украшает практически все сборники прозы замечательной писательницы.

Меня также не оставило равнодушным это глубокое по содержанию и оригинальное по форме произведение.

Думаю, что в рассказе «На золотом крыльце сидели...» развиваются почти все основные темы и мотивы творчества Т. Толстой: детство и старость, иллюзии и действительность, человек и окружающий мир, связь прошлого с настоящим и будущим.

Рассказ открывается метафорой сада: «Вначале был сад. Все детство было садом». Особенно мне понравилось то, что в этом произведении даетея не просто описание детства, а само повествование ведется от лица ребенка. Это позволяет нам, читателям, необычным образом посмотреть на происходящее, вспомнить собственные детские впечатления и переживания.

Действительно, в детстве не ощущаются рамки мира, который представляется «без конца и края, без границ и заборов». Сознание ребенка избирательно. Оно выхватывает из общей картины жизни только самое интересное, запоминающееся: «на юг — колодец с жабами, на север — белые розы и грибы, на запад — комариный малинник, на восток — шмели, черничник, озеро, мостки».

Мир детства — это и особые интересы, отражающие любопытство, стремление познать окружающую действительность. Так, на даче ребята хоронят мертвого воробья, разрезают дождевого червя, разглядывают «страшные» картинки в учебнике анатомии.

Лирическая экспозиция контрастирует с началом основной части рассказа. Взрослые играют совсем в другие «игры». Например, мы наблюдаем, как старуха Анна Ильинична пытается накормить парным мясом кошку Мемеку, как хозяйка Вероника Викентьевна азартно торгует клубникой и ревниво охраняет свое садово-огородное хозяйство от посягательств дачников.

Показательно, что занятия взрослых лишены детской непосредственности, сопряжены с насилием, отражают безобразные стороны жизни.

Конфликт рассказа также многопланов и, по-моему, типичен для всего творчества Т. Толстой. Это столкновение внутренних переживаний главного героя — дяди Вани — с его внешним, обыденным существованием. Это противоречие и реальных жизненных проблем, и наивных, но прекрасных детских представлений девочки-рассказчицы.

«Соня» написан от третьего лица, человека, совершенно постороннего, наблюдателя, который смотрит со стороны на все происходящее, без оценивания, просто передает то, что услышал. Такой прием придает достоверность всему повествованию, таким образом, утверждается истинность ценностей, основанных на опыте человека, прожившего почти век: с Соней мы знакомимся со слов старой женщины, Ады Адольфовны, которая рассказывает о жизни до войны. Можно сразу обратить внимание на то, что язык рассказа насыщен тропами и фигурами речи: метафорами («стыло бульонное озерцо»), сравнениями («истуканом сидела в торце длинного накрахмаленного стола», «Влюбилась так, что только оттаскивай»), необычными эпитетами («лежала праздная ложка», «Сонины лошадиные черты», «нарядно бессмертная»), каждая новая мысль-предложение основано на инверсии («Было ли у неё счастье?», «не мешайте, дураки!»), синтаксические конструкции разговорного стиля («Год шел что-нибудь тридцать третий», «И вот надо же — жизнь устраивает такие штуки!»). Рассказ построен на антитезе, проявляющейся на разных уровнях: пространственном (небо – квартира), временном: время в рассказе организованно очень плотно и четко (жизнь до войны противопоставляется жизни военной). Даже внешность Сони противоречива: «Грудь впалая, ноги такие толстые — будто от другого человеческого комплекта»; тонкая натура, но одевается безвкусно: «огромный висячий бант блузки торчит из твердых створок костюма, и рукава всегда слишком длинные». Несоответствие облика и личностных качеств и Сони (непривлекательная внешне, Соня наделена добрым и покладистым характером), и героев из компании (привлекательные негодяи, способные на подлость), Соня противопоставляется всей компании.

С самых первых строк рассказа мы понимаем, что рассказ печален, серьезен и даже грустен: «Жил человек – и нет его. Только имя осталось…»

 Ещё