Энн Секстон - Смерть Сильвии

Энн Секстон - Смерть Сильвии

Дэмиэн Винс

Сильвии Плат

О Сильвия, Сильвия,
с мертвым сундуком камней и ложек,
с двумя детьми, двумя метеорами,
в растерянности бродящими по крошечной детской,
со своим ртом, открытым для простыни,
для кровельной балки, в немой молитве,
(Сильвия, Сильвия,
куда направилась ты,
послав мне письмо
из Девоншира
о том, как выращивать картофель
и держать пчел?)
где ты была,
просто как ты сюда улеглась?
Воришка --
как ты прокралась сюда,
прокралась сама
в смерть, которой я так долго и так отчаянно ждала,
в смерть, из которой, по нашим словам, мы обе выросли,
которую мы носили на наших тощих грудях,
о которой мы говорили так часто каждый раз,
когда заказывали по три сухих мартини в Бостоне,
смерть, говорившую о лаборантах и лекарствах,
смерть, говорившую как интриганки-невесты,
смерть, за которую мы пили,
мотивы и спокойный поступок?
(В Бостоне
умирающие
разъезжают на такси,
да, опять смерть,
что едет домой
с нашим мальчиком.)
О Сильвия, ты помнишь сонного барабанщика,
бившего нам по глазам своей старой историей -
как мы хотели, чтобы он пришел
как садист или нью-йоркский эльф
и сделал свою работу,
необходимую, как окно в стене или кладовка,
и с тех пор он ждал
у нас под сердцем, у нас в буфете,
и теперь я вижу, что мы бережем его про запас
год за годом, старые самоубийцы
и я обнаруживаю при этой вести о твоей смерти
ужасную склонность к ней, как к соли,
(И я,
я тоже.
А теперь, Сильвия,
ты снова
со смертью снова,
что едет домой
с нашим мальчиком.)
А я просто говорю,
протянув руки к этому камню,
что есть твоя смерть,
как не старая вещь,
моль, выпавшая
из какого-то твоего стихотворения?
(O подруга,
когда луна прочит беду,
а король скончался,
а королева лишилась рассудка -
выпивоха должен петь!)
O маленькая матушка,
и ты тоже!
O смешная герцогиня!
O белокурая!

Anne Sexton - Sylvia's Death

for Sylvia Plath

O Sylvia, Sylvia,
with a dead box of stones and spoons,
with two children, two meteors
wandering loose in a tiny playroom,
with your mouth into the sheet,
into the roofbeam, into the dumb prayer,
(Sylvia, Sylvia
where did you go
after you wrote me
from Devonshire
about rasing potatoes
and keeping bees?)
what did you stand by,
just how did you lie down into?
Thief --
how did you crawl into,
crawl down alone
into the death I wanted so badly and for so long,
the death we said we both outgrew,
the one we wore on our skinny breasts,
the one we talked of so often each time
we downed three extra dry martinis in Boston,
the death that talked of analysts and cures,
the death that talked like brides with plots,
the death we drank to,
the motives and the quiet deed?
(In Boston
the dying
ride in cabs,
yes death again,
that ride home
with our boy.)
O Sylvia, I remember the sleepy drummer
who beat on our eyes with an old story,
how we wanted to let him come
like a sadist or a New York fairy
to do his job,
a necessity, a window in a wall or a crib,
and since that time he waited
under our heart, our cupboard,
and I see now that we store him up
year after year, old suicides
and I know at the news of your death
a terrible taste for it, like salt,
(And me,
me too.
And now, Sylvia,
you again
with death again,
that ride home
with our boy.)
And I say only
with my arms stretched out into that stone place,
what is your death
but an old belonging,
a mole that fell out
of one of your poems?
(O friend,
while the moon's bad,
and the king's gone,
and the queen's at her wit's end
the bar fly ought to sing!)
O tiny mother,
you too!
O funny duchess!
O blonde thing!

Энн Секстон - Демон

Дэмиэн Винс

Молодой человек боится своего демона и порою
прикрывает его уста своей рукой... — Д. Г. Лоуренс

Я рассказала о своем демоне другу
а друг, плававший в масле, вышел ко мне,
лоснящийся и таинственный,
и сказал:
«Я подумываю над тем, чтобы выкупить его.
Я заложил его давным-давно».

Кто его купит?
Демона-заложника,
Пожелтевшего от забвения,
с рукой на горле?
Выкупи его, друг мой,
но берегись горя,
что влетит в твой рот подобно птице.

Демон мой,
так часто без одежды,
так часто я беру в руки распятие,
так часто я поливаю увядшие маргаритки,
так часто я рожаю детей
и делаю аборт - без имени, без имени...
без земли под ногами.

О, демон внутри меня,
Я боюсь, и изредка подношу руку
ко рту и зашиваю его,
укрывая тебя, удерживая тебя
вдали от клавиш моей пишущей машинки,
имеющих глаза вуайеристов.
Если бы я заложила тебя,
какой слиток они бы за тебя отдали
какие пенни, плавающие в своих медных поцелуях,
какую птицу на ее пути к погибели?

Нет.
Нет.
Я принимаю тебя,
ты приходишь с мертвецами, коими полнятся мои сны,
которые гуляют по моей конторке.
(как у матери – рак процветает в ее
Перворазрядных сиськах,
вальсируя с призраком ее тонкой бумаги)
мертвецы, что дают сладости диабетикам, живущим внутри меня,
и бьют молнией в мой розовый сад,
и время от времени то влетают в меня, то вылетают обратно
Да.
Да.
Я принимаю тебя, демон.
Я не буду прикрывать тебе рот.
Будь то мой возлюбленный мужчина, нагруженный яблоками и грязный,
или же моя возлюбленная женщина, с зараженной кровью,
с приторными газами и усохшими ветвями.

Демон, явись,
даже если я сейчас взываю к Богу,
подобная падали,
ожидающая, когда меня сожрут,
начав с губ и языка.
И я хочу проскользнуть в Его останки,
я ем хлеб и пью вино,
а демон пердит и хихикает,
и Бог вылетает у меня изо рта –
рта безымянной женщины
у безымянного алтаря.

Anne Sexton – Demon

A young man is afraid of his demon and puts his hand
over the demon's mouth sometimes...-- D. H. Lawrence

I mentioned my demon to a friend
and the friend swam in oil and came forth to me
greasy and cryptic
and said,
"I'm thinking of taking him out of hock.
I pawned him years ago."

Who would buy?
The pawned demon,
Yellowing with forgetfulness
and hand at his throat?
Take him out of hock, my friend,
but beware of the grief
that will fly into your mouth like a bird.

My demon,
too often undressed,
too often a crucifix I bring forth,
too often a dead daisy I give water to
too often the child I give birth to
and then abort, nameless, nameless...
earthless.

Oh demon within,
I am afraid and seldom put my hand up
to my mouth and stitch it up
covering you, smothering you
from the public voyeury eyes
of my typewriter keys.
If I should pawn you,
what bullion would they give for you,
what pennies, swimming in their copper kisses
what bird on its way to perishing?

No.
No.
I accept you,
you come with the dead who people my dreams,
who walk all over my desk
(as in Mother, cancer blossoming on her
Best & Co. tits--
waltzing with her tissue paper ghost)
the dead, who give sweets to the diabetic in me,
who give bolts to the seizure of roses
that sometimes fly in and out of me.
Yes.
Yes.
I accept you, demon.
I will not cover your mouth.
If it be man I love, apple laden and foul
or if it be woman I love, sick unto her blood
and its sugary gasses and tumbling branches.

Demon come forth,
even if it be God I call forth
standing like a carrion,
wanting to eat me,
starting at the lips and tongue.
And me wanting to glide into His spoils,
I take bread and wine,
and the demon farts and giggles,
at my letting God out of my mouth
anonymous woman
at the anonymous altar.

 

Энн Секстон - Убийца

Дэмиэн Винс

Запись о верной смерти уже стоит.
Я сделаю все, что нужно.
Лук мой крепок.
Лук мой в готовности.
Я – пуля, я же и крюк.
Я уже на взводе.
Зреньем своим высекаю его
подобно скульптору. Я формирую
Его последний взгляд на всех.
Его глаза и его
костный мозг я размещаю в любой позиции.
Мне ведома его мужская природа, и я
прохожусь указательным пальцем.
Его рот и анус – одно.
Я в центре ощущений.

Поезд метро
мчится по моему арбалету.
У меня есть кровяная стрела,
и теперь она моя.
Этим человеком я беру в руки
его судьбу, а этим ружьем
Я беру газеты, а
мое пламя поглотит его.
он склонится ко мне,
и его вены бросятся врассыпную,
как дети… Дайте мне
его знамя и его глаз.
Дайте мне его раковину и его губу.
Он – мое зло, и мое яблоко, и
я провожу его домой.

Anne Sexton - The Assassin

The correct death is written in.
I will fill the need.
My bow is stiff.
My bow is in readiness.
I am the bullet and the hook.
I am cocked and held ready.
In my sights I carve him
like a sculptor. I mold out
his last look at everyone.
I carry his eyes and his
brain bone at every position.
I know his male sex and I do
march over him with my index finger.
His mouth and his anus are one.
I am at the center of feeling.

A subway train is
traveling across my crossbow.
I have a blood bolt
and I have made it mine.
With this man I take in hand
his destiny and with this gun
I take in hand the newspapers and
with my heat I will take him.
he will bend down toward me
and his veins will tumble out
like children... Give me
his flag and his eye.
Give me his hard shell and his lip.
He is my evil and my apple and
I will see him home.

 

Энн Секстон - Отчаяние

Дэмиэн Винс

Кто оно?
Железная дорога, ведущая в ад?
Хруст, как у сломавшейся ножки стола?
Надежда, случайно переливающаяся за край выгребной ямы?
Любовь, что вытекает в раковину, будто плевок?
Любовь, что сказала: «навеки, навеки»,
а после переехала тебя, как грузовик?
Ты – молитва, всплывающая в рекламе на радио?
Отчаяние,
Ты мне не очень-то по душе.
Ты не гармонируешь с моей одеждой или сигаретами.
Что же ты здесь делаешь,
большое, как танк,
нацеленное на половину жизни?
Ты что, не можешь просто проплыть мимо дерева,
вместо того, чтобы селиться здесь, у моих корней,
выталкивая меня из привычной жизни,
когда она так долго была моей утробой?

Ладно!
Я возьму тебя в путешествие,
где столь долгие годы
руки мои немели.

Anne Sexton – Despair

Who is he?
A railroad track toward hell?
Breaking like a stick of furniture?
The hope that suddenly overflows the cesspool?
The love that goes down the drain like spit?
The love that said forever, forever
and then runs you over like a truck?
Are you a prayer that floats into a radio advertisement?
Despair,
I don't like you very well.
You don't suit my clothes or my cigarettes.
Why do you locate here
as large as a tank,
aiming at one half of a lifetime?
Couldn't you just go float into a tree
instead of locating here at my roots,
forcing me out of the life I've led
when it's been my belly so long?

All right!
I'll take you along on the trip
where for so many years
my arms have been speechless.

 

Энн Секстон - Уроки голода

Дэмиэн Винс

«Я нравлюсь тебе?» -
Спросила я голубую жаровню.
Ни слова в ответ.
Тишина вырывалась из ее книг.
Тишина падала с ее языка
и садилась между нами
и ставала комом мне в горле.
Она замучила мое доверие.
Она вырывала сигареты из моего рта.
Мы обменивались слепыми словами,
и я не плакала,
и я не умоляла,
чернота всплеснула в моем сердце,
и нечто, что было хорошим,
нечто вроде доброго кислорода,
превратилось в газовую печь.
Я нравлюсь тебе?
Какой вздор!
Что это за вопрос?
Что это за тишина?
И зачем это я здесь околачиваюсь,
ломая себе голову над тем, что сказала ее тишина?

Anne Sexton - Lessons In Hunger

"Do you like me?"
I asked the blue blazer.
No answer.
Silence bounced out of his books.
Silence fell off his tongue
and sat between us
and clogged my throat.
It slaughtered my trust.
It tore cigarettes out of my mouth.
We exchanged blind words,
and I did not cry,
and I did not beg,
blackness lunged in my heart,
and something that had been good,
a sort of kindly oxygen,
turned into a gas oven.
Do you like me?
How absurd!
What's a question like that?
What's a silence like that?
And what am I hanging around for,
riddled with what his silence said?

 

It moves. They are all alive.
Even the moon bulges in its orange irons
to push children, like a god, from its eye.
The old unseen serpent swallows up the stars.
Oh starry starry night! This is how
I want to die:

into that rushing beast of the night,
sucked up by that great dragon, to split
from my life with no flag,
no belly,
no cry.

 

Энн Секстон - Штык

Дэмиэн Винс

Что бы мне сделать с этим штыком?
Смастерить из него розовый куст?
Воткнуть его в луну?
Побрить ноги его серебром?
Насадить на него золотую рыбку?
Нет. Нет.

Он был сделан
в моем сне
для тебя.
Мои глаза были закрыты.
Я свернулась в позе эмбриона
и все же держала штык
он предназначался для земли твоего живота.
Пупок произносит нараспев загадку.
Кишки петляют, как серпантины альпийских дорог.
Он был сделан, чтобы войти в тебя
как ты вошла в меня
и полоснуть по тебе дневным светом
и освободить твою погребенную сердцевину,
и освободить ложку, с которой ты меня кормила,
и выпустить на волю птицу, которая послала тебя на хрен,
и вырезать им скульптуру, пока он не побелеет
и я не смогу положить его на полку,
вещь бездумную, будто бы камень,
но наделенную всеми колебаниями
распятия.

Anne Sexton - Bayonet

What can I do with this bayonet?
Make a rose bush of it?
Poke it into the moon?
Shave my legs with its silver?
Spear a goldfish?
No. No.

It was made
in my dream
for you.
My eyes were closed.
I was curled fetally
and yet I held a bayonet
that was for the earth of your stomach.
The belly button singing its puzzle.
The intestines winding like alpine roads.
It was made to enter you
as you have entered me
and to cut the daylight into you
and let out your buried heartland,
to let out the spoon you have fed me with,
to let out the bird that said fuck you,
to carve him onto a sculpture until he is white
and I could put him on a shelf,
an object unthinking as a stone,
but with all the vibrations
of a crucifix.

 

Энн Секстон - Шершень

Дэмиэн Винс

Пламенная игла
свисает из его тела, он управляет ею,
как колесом, он
может проникнуть в дом любым путем,
и тогда он спрыгнет с окна
на потолок, жужжа и глядя на тебя.
Не спи, ведь он тут – завернулся в занавеску.
Не спи, ведь он тут – под полкой.
Не спи, ведь он хочет зашить тебе кожу,
он хочет наскочить на твое тело, как молоток –
на гвоздь, не спи – он хочет проникнуть
в твой нос и прижиться там, он спать
не хочет, он хочет похоронить твои меха и свить
гнездо из ножей, он хочет проскользнуть под твой
ноготь и расщепить его, не спи –
он хочет выползти из унитаза, когда ты на нем сидишь,
и устроиться в растрепанных волосах, не спи –
он хочет, чтобы ты вошел в него, как в темное пламя.

Anne Sexton – Hornet

A red-hot needle
hangs out of him, he steers by it
as if it were a rudder, he
would get in the house any way he could
and then he would bounce from window
to ceiling, buzzing and looking for you.
Do not sleep for he is there wrapped in the curtain.
Do not sleep for he is there under the shelf.
Do not sleep for he wants to sew up your skin,
he want to leap into your body like a hammer
with a nail, do not sleep he wants to get into
your nose and make a transplant, he wants do not
sleep he wants to bury your fur and make
a nest of knives, he wants to slide under your
fingernail and push in a splinter, do not sleep
he wants to climb out of the toilet when you sit on it
and make a home in the embarrassed hair do not sleep
he wants you to walk into him as into a dark fire.

 

Энн Секстон - Порча

Дэмиэн Винс

Она исходит
ночью из цветов,
она исходит из дождя,
если змея смотрит в небо,
она исходит и стульев и столов,
если ты не укажешь на них и не назовешь поименно.
Она входит в твой рот, пока ты спишь,
протискиваясь внутрь, как губка.
Берегись. Берегись.

Если встретишь косоглазого,
ты должен броситься в траву,
к неприветливым муравьям,
пошарить в зеленых растениях
и встать с четырехлистным клевером в руках,
иначе твоя кровь застынет,
как холодный сок.

Если, прохожий, на дороге тебе попадется
подкова,
остановись, вынь руки из карманов
и пересчитай ногти,
как считаешь своих детей
или деньги,
а не то песчаная блоха заползет в твое ухо
и влетит в мозг
и не сойдешь ты с ума только в том случае,
если тебя ежечасно будут бить молотком.

Если в лифт с тобой сел горбун,
не отворачивайся,
а скорее прикоснись к его горбу,
ибо из его спины завтра родится ребенок,
и если горбун тут же откусит ребенку ногти
(чтобы тот не стал вором),
этот ребенок будет святым,
а ты, глупая пичужка,
можешь летать себе дальше.

Когда стучишь по дереву,
а ты стучишь,
ты стучишь по кресту,
и Иисус отдает тебе часть Своего тела,
и разбивает яйцо в твоей уборной,
отдавая одну жизнь
за другую.

Anne Sexton - The Evil Eye

It comes oozing
out of flowers at night,
it comes out of the rain
if a snake looks skyward,
it comes out of chairs and tables
if you don't point at them and say their names.
It comes into your mouth while you sleep,
pressing in like a washcloth.
Beware. Beware.

If you meet a cross-eyed person
you must plunge into the grass,
alongside the chilly ants,
fish through the green fingernails
and come up with the four-leaf clover
or your blood will congeal
like cold gravy.

If you run across a horseshoe,
passerby,
stop, take your hands out of your pockets
and count the nails
as you count your children
or your money.
Otherwise a sand flea will crawl in your ear
and fly into your brain
and the only way you'll keep from going mad
is to be hit with a hammer every hour.

If a hunchback is in the elevator with you
don't turn away,
immediately touch his hump
for his child will be born from his back tomorrow
and if he promptly bites the baby's nails off
(so it won't become a thief)
that child will be holy
and you, simple bird that you are,
may go on flying.

When you knock on wood,
and you do,
you knock on the Cross
and Jesus gives you a fragment of His body
and breaks an egg in your toilet,
giving up one life
for one life.

 

Энн Секстон - Боги

Дэмиэн Винс

Мисс Секстон вышла искать богов.
Она принялась глядеть в небо
— ожидая увидеть большого белого ангела с голубыми вилами.

Никого.

Она снова заглянула во все ученые книги,
и страницы плюнули на нее в ответ.

Никого.

Она совершила паломничество к великому поэту,
и он отрыгнул ей в лицо.

Никого.

Она молилась во всех церквях мира
и многое узнала о культуре.

Никого.

Она отправилась к Атлантическому Океану, к Тихому, ведь наверняка Бог...

Никого.

Она ходила к Будде, к Брахме, к Пирамидам
и нашла огромные открытки.

Никого.

Тогда она вернулась в свой собственный дом,
и все боги мира оказались запертыми в уборной.

«Наконец-то!» -
воскликнула она,
и заперла дверь.

Anne Sexton – Gods

Ms. Sexton went out looking for the gods.
She began looking in the sky
—expecting a large white angel with a blue crotch.

No one.

She looked next in all the learned books
and the print spat back at her.

No one

She made a pilgrimage to the great poet
and he belched in her face.

No one.

She prayed in all the churches of the world
and learned a great deal about culture.

No one.

She went to the Atlantic, the Pacific, for surely God...

No one.

She went to the Buddha, the Brahma, the Pyramids
and found immense postcards.

No one.

Then she journeyed back to her own house
and the gods of the world were shut in the lavatory.

At last!
she cried out,
and locked the door.

 

Энн Секстон - Король смерти

Дэмиэн Винс

Я наняла плотника,
чтобы он сколотил мне гроб,
и последней ночью я ложусь в него,
подоткнутая подушкой,
вдыхая запах древесины,
позволяя старому королю
дышать на себя,
думая о своем бедном убитом теле,
убитом временем,
ожидая, когда я закоченею подобно фельдмаршалу,
позволяя тишине себя бесчестить,
помня, что я никогда больше не закашляюсь.

Смерть положит конец страху
и страху смерти,
страху, будто пес втиснулся мне в рот,
страху, будто удобрения забились мне в нос,
страху, где вода превращается в сталь,
страху, будто моя грудь будет отторгнута,
страху, будто мухи бьются у меня в ушах,
страху, будто солнце загорается у меня на коленях,
страху, будто ночь нельзя выключить,
и рассвет, привычный для меня рассвет,
закрыт навеки.

Страх и гроб, чтобы лечь в него
подобно сухому картофелю.
Даже тогда я буду танцевать в своих страшных одеждах,
полет кремации,
ослепляющий мои волосы и пальцы,
ранящий Бог с его побагровевшим лицом,
его тиранией, его абсолютным королевством,
с моим афродизиаком.

Anne Sexton - The Death King

I hired a carpenter
to build my coffin
and last night I lay in it,
braced by a pillow,
sniffing the wood,
letting the old king
breathe on me,
thinking of my poor murdered body,
murdered by time,
waiting to turn stiff as a field marshal,
letting the silence dishonor me,
remembering that I'll never cough again.

Death will be the end of fear
and the fear of dying,
fear like a dog stuffed in my mouth,
feal like dung stuffed up my nose,
fear where water turns into steel,
fear as my breast flies into the Disposall,
fear as flies tremble in my ear,
fear as the sun ignites in my lap,
fear as night can't be shut off,
and the dawn, my habitual dawn,
is locked up forever.

Fear and a coffin to lie in
like a dead potato.
Even then I will dance in my dire clothes,
a crematory flight,
blinding my hair and my fingers,
wounding God with his blue face,
his tyranny, his absolute kingdom,
with my aphrodisiac.

 

Энн Секстон - Падшие ангелы

Дэмиэн Винс

Они появляются на моем чистом
бумажном листе и оставляют пятно Роршаха.
Они делают это не из вредности,
они делают это, чтобы подать мне знак,
они хотят, чтобы я, как сказал однажды Обри Бердслей, (*)
растирала его, пока что-нибудь не получится.
Пусть неуклюже,
но я это делаю.
Ведь я такая же, как они –
и спасенная, и погибшая,
падаю оземь, будто Шалтай-Болтай –
с алфавита.

Каждое утро я спихиваю их с постели,
и когда они добираются до салата,
заворачиваясь в него, как пес,
Я вытаскиваю оттуда каждого,
прямо как моя дочь
вытаскивает анчоусов.
В мае они танцуют на нарциссах,
стаптывая пальцы,
смеясь по-рыбьи.
В ноябре, страшном месяце,
они высасывают детство из ягод
и делают их кислыми и несъедобными.

И все же они составляют мне компанию.
Они танцуют по жизни.
Они раздают свое волшебство,
прямо как спасатели.
Они ходят со мной к дантисту
и защищают меня от бормашины.
И в то же время
они ходят со мной на занятия
и лгут моим студентам.

О падший ангел,
Спутник, сидящий внутри меня,
прошепчи какое-нибудь святое слово
перед тем, как столкнуть меня
в могилу.

Anne Sexton - The Fallen Angels

They come on to my clean
sheet of paper and leave a Rorschach blot.
They do not do this to be mean,
they do it to give me a sign
they want me, as Aubrey Beardsley once said,
to shove it around till something comes.
Clumsy as I am,
I do it.
For I am like them -
both saved and lost,
tumbling downward like Humpty Dumpty
off the alphabet.

Each morning I push them off my bed
and when they get in the salad
rolling in it like a dog,
I pick each one out
just the way my daughter
picks out the anchoives.
In May they dance on the jonquils,
wearing out their toes,
laughing like fish.
In November, the dread month,
they suck the childhood out of the berries
and turn them sour and inedible.

Yet they keep me company.
They wiggle up life.
They pass out their magic
like Assorted Lifesavers.
They go with me to the dentist
and protect me form the drill.
At the same time,
they go to class with me
and lie to my students.

O fallen angel,
the companion within me,
whisper something holy
before you pinch me
into the grave.

(*) Обри Винсент Бердсле;й, также Бёрдсли (1872—1898) — английский художник-график, иллюстратор, декоратор, поэт, один из виднейших представителей английского эстетического движения 1890-х гг. Однажды он пошутил: «Я ставлю на бумаге кляксу и начинаю растирать чернила, и тогда что-то получается».

 

Энн Секстон - Летучая мышь

Дэмиэн Винс

Ее жуткая кожа,
натянутая каким-то лавочником,
напоминает мою, вот здесь, между пальцами,
вроде перепонки, как у лягушки.
Наверняка, когда я только родилась, мое лицо было таким же крохотным
и до рождения я наверняка умела летать.
Не очень хорошо, заметьте, это просто кожистая пелена
между руками и талией.
Я тоже летала ночью. Чтобы никто не видел,
ведь иначе меня бы сбили.
Быть может, в августе, когда деревья тянулись к звездам,
Я летала от листка к листку в густой темноте.
Если бы вы выхватили меня лучом своего фонарика,
вы бы увидели розовый трупик с крыльями,
рвущийся вон, вон из утробы своей матери, весь в меху,
хрипло кричащий, пролетающий над домами, над войсками.
Вот почему меня чуют ваши домашние собаки.
Они знают: я – нечто, что нужно поймать,
что висит где-то на кладбище вниз головой,
как безобразное вымя.

Anne Sexton - Bat

His awful skin
stretched out by some tradesman
is like my skin, here between my fingers,
a kind of webbing, a kind of frog.
Surely when first born my face was this tiny
and before I was born surely I could fly.
Not well, mind you, only a veil of skin
from my arms to my waist.
I flew at night, too. Not to be seen
for if I were I'd be taken down.
In August perhaps as the trees rose to the stars
I have flown from leaf to leaf in the thick dark.
If you had caught me with your flashlight
you would have seen a pink corpse with wings,
out, out, from her mother's belly, all furry
and hoarse skimming over the houses, the armies.
That's why the dogs of your house sniff me.
They know I'm something to be caught
somewhere in the cemetery hanging upside down
like a misshapen udder.

 

Энн Секстон - Призраки

Дэмиэн Винс

Некоторые призраки – это женщины,
ни абстрактные, ни бледные,
их груди дряблые, как дохлые рыбины.
Не ведьмы, а призраки,
что приходят, шевеля бесполезными руками,
как покинутые слуги.

Не все призраки – женщины,
Я видела других;
Толстых мужчин с белыми животами,
что носили свои гениталии, как старые тряпки.
Не дьяволы, а призраки.
Вот один глухо стучит босыми ногами, наклоняясь
над моей постелью.

Но это еще не все.
Некоторые призраки – это дети.
Не ангелы, а призраки;
вьются, как розовые чайные чашечки,
на любой подушке, или пинаются,
показывая свои невинные попки, оплакивая
Люцифера.

Anne Sexton – Ghosts

Some ghosts are women,
neither abstract nor pale,
their breasts as limp as killed fish.
Not witches, but ghosts
who come, moving their useless arms
like forsaken servants.

Not all ghosts are women,
I have seen others;
fat, white-bellied men,
wearing their genitals like old rags.
Not devils, but ghosts.
This one thumps barefoot, lurching
above my bed.

But that isn't all.
Some ghosts are children.
Not angels, but ghosts;
curling like pink tea cups
on any pillow, or kicking,
showing their innocent bottoms, wailing
for Lucifer.

 

Энн Секстон - Искатели зла

Дэмиэн Винс

Мы рождены счастливчиками,
иначе говоря, с золотом во рту.
Новым и гладким, как виноградина,
чистым, как пруд на Аляске,
хорошим, как стебель зеленой фасоли –
мы рождены, и этого должно быть достаточно,
мы должны уметь жить так,
но человеку нужно знать о зле,
узнать, что такое нечеловеческое,
узнать, как кровь вырывается наружу подобно воплю,
человеку нужно увидеть ночь,
прежде чем он сумеет осознать день,
он должен внимательно прислушаться к зверю, сидящему внутри,
он должен ходить, как лунатик,
по краю крыши,
он должен бросить часть своего тела
в пасть дьяволу.
Бред, скажете вы.
А я скажу –
вы должны слегка умереть,
взорвать у себя в голове спичечный коробок,
увидеть, как лучший друг списывает у вас на экзамене,
посетить индейскую резервацию и увидеть
их пластмассовые перья,
мертвую мечту.
Нужно хоть раз побыть в заключении, чтобы услышать,
как скручиваются кишки.
После всего этого
человек может свободно хвататься за деревья, за камни,
небо, птиц, понимающих смысл воздуха.
Но даже в телефонной будке
Зло может просочиться из трубки
и мы должны закрыть его матрацем,
а потом вырвать его с корнем
и похоронить его,
похоронить его.

Anne Sexton - The Evil Seekers

We are born with luck
which is to say with gold in our mouth.
As new and smooth as a grape,
as pure as a pond in Alaska,
as good as the stem of a green bean--
we are born and that ought to be enough,
we ought to be able to carry on from that
but one must learn about evil,
learn what is subhuman,
learn how the blood pops out like a scream,
one must see the night
before one can realize the day,
one must listen hard to the animal within,
one must walk like a sleepwalker
on the edge of a roof,
one must throw some part of her body
into the devil's mouth.
Odd stuff, you'd say.
But I'd say
you must die a little,
have a book of matches go off in your hand,
see your best friend copying your exam,
visit an Indian reservation and see
their plastic feathers,
the dead dream.
One must be a prisoner just once to hear
the lock twist into his gut.
After all that
one is free to grasp at the trees, the stones,
the sky, the birds that make sense out of air.
But even in a telephone booth
evil can seep out of the receiver
and we must cover it with a mattress,
and then tear it from its roots
and bury it,
bury it.

 

Энн Секстон - Смерть Сильвии

Дэмиэн Винс

Сильвии Плат

О Сильвия, Сильвия,
с мертвым сундуком камней и ложек,
с двумя детьми, двумя метеорами,
в растерянности бродящими по крошечной детской,
со своим ртом, открытым для простыни,
для кровельной балки, в немой молитве,
(Сильвия, Сильвия,
куда направилась ты,
послав мне письмо
из Девоншира
о том, как выращивать картофель
и держать пчел?)
где ты была,
просто как ты сюда улеглась?
Воришка --
как ты прокралась сюда,
прокралась сама
в смерть, которой я так долго и так отчаянно ждала,
в смерть, из которой, по нашим словам, мы обе выросли,
которую мы носили на наших тощих грудях,
о которой мы говорили так часто каждый раз,
когда заказывали по три сухих мартини в Бостоне,
смерть, говорившую о лаборантах и лекарствах,
смерть, говорившую как интриганки-невесты,
смерть, за которую мы пили,
мотивы и спокойный поступок?
(В Бостоне
умирающие
разъезжают на такси,
да, опять смерть,
что едет домой
с нашим мальчиком.)
О Сильвия, ты помнишь сонного барабанщика,
бившего нам по глазам своей старой историей -
как мы хотели, чтобы он пришел
как садист или нью-йоркский эльф
и сделал свою работу,
необходимую, как окно в стене или кладовка,
и с тех пор он ждал
у нас под сердцем, у нас в буфете,
и теперь я вижу, что мы бережем его про запас
год за годом, старые самоубийцы
и я обнаруживаю при этой вести о твоей смерти
ужасную склонность к ней, как к соли,
(И я,
я тоже.
А теперь, Сильвия,
ты снова
со смертью снова,
что едет домой
с нашим мальчиком.)
А я просто говорю,
протянув руки к этому камню,
что есть твоя смерть,
как не старая вещь,
моль, выпавшая
из какого-то твоего стихотворения?
(O подруга,
когда луна прочит беду,
а король скончался,
а королева лишилась рассудка -
выпивоха должен петь!)
O маленькая матушка,
и ты тоже!
O смешная герцогиня!
O белокурая!

Anne Sexton - Sylvia's Death

for Sylvia Plath

O Sylvia, Sylvia,
with a dead box of stones and spoons,
with two children, two meteors
wandering loose in a tiny playroom,
with your mouth into the sheet,
into the roofbeam, into the dumb prayer,
(Sylvia, Sylvia
where did you go
after you wrote me
from Devonshire
about rasing potatoes
and keeping bees?)
what did you stand by,
just how did you lie down into?
Thief --
how did you crawl into,
crawl down alone
into the death I wanted so badly and for so long,
the death we said we both outgrew,
the one we wore on our skinny breasts,
the one we talked of so often each time
we downed three extra dry martinis in Boston,
the death that talked of analysts and cures,
the death that talked like brides with plots,
the death we drank to,
the motives and the quiet deed?
(In Boston
the dying
ride in cabs,
yes death again,
that ride home
with our boy.)
O Sylvia, I remember the sleepy drummer
who beat on our eyes with an old story,
how we wanted to let him come
like a sadist or a New York fairy
to do his job,
a necessity, a window in a wall or a crib,
and since that time he waited
under our heart, our cupboard,
and I see now that we store him up
year after year, old suicides
and I know at the news of your death
a terrible taste for it, like salt,
(And me,
me too.
And now, Sylvia,
you again
with death again,
that ride home
with our boy.)
And I say only
with my arms stretched out into that stone place,
what is your death
but an old belonging,
a mole that fell out
of one of your poems?
(O friend,
while the moon's bad,
and the king's gone,
and the queen's at her wit's end
the bar fly ought to sing!)
O tiny mother,
you too!
O funny duchess!
O blonde thing!

Энн Секстон - Демон

Дэмиэн Винс

Молодой человек боится своего демона и порою
прикрывает его уста своей рукой... — Д. Г. Лоуренс

Я рассказала о своем демоне другу
а друг, плававший в масле, вышел ко мне,
лоснящийся и таинственный,
и сказал:
«Я подумываю над тем, чтобы выкупить его.
Я заложил его давным-давно».

Кто его купит?
Демона-заложника,
Пожелтевшего от забвения,
с рукой на горле?
Выкупи его, друг мой,
но берегись горя,
что влетит в твой рот подобно птице.

Демон мой,
так часто без одежды,
так часто я беру в руки распятие,
так часто я поливаю увядшие маргаритки,
так часто я рожаю детей
и делаю аборт - без имени, без имени...
без земли под ногами.

О, демон внутри меня,
Я боюсь, и изредка подношу руку
ко рту и зашиваю его,
укрывая тебя, удерживая тебя
вдали от клавиш моей пишущей машинки,
имеющих глаза вуайеристов.
Если бы я заложила тебя,
какой слиток они бы за тебя отдали
какие пенни, плавающие в своих медных поцелуях,
какую птицу на ее пути к погибели?

Нет.
Нет.
Я принимаю тебя,
ты приходишь с мертвецами, коими полнятся мои сны,
которые гуляют по моей конторке.
(как у матери – рак процветает в ее
Перворазрядных сиськах,
вальсируя с призраком ее тонкой бумаги)
мертвецы, что дают сладости диабетикам, живущим внутри меня,
и бьют молнией в мой розовый сад,
и время от времени то влетают в меня, то вылетают обратно
Да.
Да.
Я принимаю тебя, демон.
Я не буду прикрывать тебе рот.
Будь то мой возлюбленный мужчина, нагруженный яблоками и грязный,
или же моя возлюбленная женщина, с зараженной кровью,
с приторными газами и усохшими ветвями.

Демон, явись,
даже если я сейчас взываю к Богу,
подобная падали,
ожидающая, когда меня сожрут,
начав с губ и языка.
И я хочу проскользнуть в Его останки,
я ем хлеб и пью вино,
а демон пердит и хихикает,
и Бог вылетает у меня изо рта –
рта безымянной женщины
у безымянного алтаря.

Anne Sexton – Demon

A young man is afraid of his demon and puts his hand
over the demon's mouth sometimes...-- D. H. Lawrence

I mentioned my demon to a friend
and the friend swam in oil and came forth to me
greasy and cryptic
and said,
"I'm thinking of taking him out of hock.
I pawned him years ago."

Who would buy?
The pawned demon,
Yellowing with forgetfulness
and hand at his throat?
Take him out of hock, my friend,
but beware of the grief
that will fly into your mouth like a bird.

My demon,
too often undressed,
too often a crucifix I bring forth,
too often a dead daisy I give water to
too often the child I give birth to
and then abort, nameless, nameless...
earthless.

Oh demon within,
I am afraid and seldom put my hand up
to my mouth and stitch it up
covering you, smothering you
from the public voyeury eyes
of my typewriter keys.
If I should pawn you,
what bullion would they give for you,
what pennies, swimming in their copper kisses
what bird on its way to perishing?

No.
No.
I accept you,
you come with the dead who people my dreams,
who walk all over my desk
(as in Mother, cancer blossoming on her
Best & Co. tits--
waltzing with her tissue paper ghost)
the dead, who give sweets to the diabetic in me,
who give bolts to the seizure of roses
that sometimes fly in and out of me.
Yes.
Yes.
I accept you, demon.
I will not cover your mouth.
If it be man I love, apple laden and foul
or if it be woman I love, sick unto her blood
and its sugary gasses and tumbling branches.

Demon come forth,
even if it be God I call forth
standing like a carrion,
wanting to eat me,
starting at the lips and tongue.
And me wanting to glide into His spoils,
I take bread and wine,
and the demon farts and giggles,
at my letting God out of my mouth
anonymous woman
at the anonymous altar.

 

Энн Секстон - Убийца

Дэмиэн Винс

Запись о верной смерти уже стоит.
Я сделаю все, что нужно.
Лук мой крепок.
Лук мой в готовности.
Я – пуля, я же и крюк.
Я уже на взводе.
Зреньем своим высекаю его
подобно скульптору. Я формирую
Его последний взгляд на всех.
Его глаза и его
костный мозг я размещаю в любой позиции.
Мне ведома его мужская природа, и я
прохожусь указательным пальцем.
Его рот и анус – одно.
Я в центре ощущений.

Поезд метро
мчится по моему арбалету.
У меня есть кровяная стрела,
и теперь она моя.
Этим человеком я беру в руки
его судьбу, а этим ружьем
Я беру газеты, а
мое пламя поглотит его.
он склонится ко мне,
и его вены бросятся врассыпную,
как дети… Дайте мне
его знамя и его глаз.
Дайте мне его раковину и его губу.
Он – мое зло, и мое яблоко, и
я провожу его домой.

Anne Sexton - The Assassin

The correct death is written in.
I will fill the need.
My bow is stiff.
My bow is in readiness.
I am the bullet and the hook.
I am cocked and held ready.
In my sights I carve him
like a sculptor. I mold out
his last look at everyone.
I carry his eyes and his
brain bone at every position.
I know his male sex and I do
march over him with my index finger.
His mouth and his anus are one.
I am at the center of feeling.

A subway train is
traveling across my crossbow.
I have a blood bolt
and I have made it mine.
With this man I take in hand
his destiny and with this gun
I take in hand the newspapers and
with my heat I will take him.
he will bend down toward me
and his veins will tumble out
like children... Give me
his flag and his eye.
Give me his hard shell and his lip.
He is my evil and my apple and
I will see him home.

 

Энн Секстон - Отчаяние

Дэмиэн Винс

Кто оно?
Железная дорога, ведущая в ад?
Хруст, как у сломавшейся ножки стола?
Надежда, случайно переливающаяся за край выгребной ямы?
Любовь, что вытекает в раковину, будто плевок?
Любовь, что сказала: «навеки, навеки»,
а после переехала тебя, как грузовик?
Ты – молитва, всплывающая в рекламе на радио?
Отчаяние,
Ты мне не очень-то по душе.
Ты не гармонируешь с моей одеждой или сигаретами.
Что же ты здесь делаешь,
большое, как танк,
нацеленное на половину жизни?
Ты что, не можешь просто проплыть мимо дерева,
вместо того, чтобы селиться здесь, у моих корней,
выталкивая меня из привычной жизни,
когда она так долго была моей утробой?

Ладно!
Я возьму тебя в путешествие,
где столь долгие годы
руки мои немели.

Anne Sexton – Despair

Who is he?
A railroad track toward hell?
Breaking like a stick of furniture?
The hope that suddenly overflows the cesspool?
The love that goes down the drain like spit?
The love that said forever, forever
and then runs you over like a truck?
Are you a prayer that floats into a radio advertisement?
Despair,
I don't like you very well.
You don't suit my clothes or my cigarettes.
Why do you locate here
as large as a tank,
aiming at one half of a lifetime?
Couldn't you just go float into a tree
instead of locating here at my roots,
forcing me out of the life I've led
when it's been my belly so long?

All right!
I'll take you along on the trip
where for so many years
my arms have been speechless.