Глава пятнадцатая наедине С «северной империей»

В начале января 1980 года Фидель Кастро понес огромную личную утрату: на шестидесятом году жизни от рака умерла его верная подруга Селия Санчес.

Этот год вообще оказался для Кастро богат на потрясения. Речь в первую очередь идет о так называемой Мариэльской переправе – массовой эмиграции кубинцев из кубинского порта Мариэль в американский Майами, которая происходила с 15 апреля по 31 октября 1980 года по соглашению между властями Кубы и США.

Американцы стали убеждать и провоцировать пропагандистскими средствами население Кубы покинуть остров. В результате у консульств ряда зарубежных государств в Гаване скопились очереди, преимущественно из молодых людей. Из–за давки у посольства Перу был убит солдат, стоявший в карауле. Возбужденная толпа прорвалась на территорию этого дипломатического представительства. Перуанский посол отказался сотрудничать с кубинским МВД и объявил лиц, находившихся на территории посольства, политическими беженцами. Фидель не стал прибегать к методам давления, а распорядился снять охрану посольства, предложив дипломатам самим обеспечивать свою защиту. Когда стало известно, что посольство Перу, по сути, открыло настежь свои ворота, за считаные часы на его территорию перекочевало около восьми тысяч человек, многие из которых годами ждали американской визы. Посольство стало похоже на большой цыганский табор, его работа была парализована. Перуанцы были в шоке: большинство из «политических узников» составляли наркоманы, проститутки и криминальные элементы, которые принялись грабить диппредстави–тельство и бузить. Тогда перуанский посол был вынужден взять свои слова обратно и стал умолять Фиделя навести порядок и восстановить охрану. Кастро выполнил просьбу дипломата, дав соответствующее указание МВД. Более того, распорядился выдать всем желающим покинуть Кубу так называемую эмиграционную карточку. При этом он заявил, что не будет чинить препятствий для выезда.

В это время уже полным ходом шли переговоры с американцами о создании канала для отправки кубинцев в США. Для этого был выбран порт Мариэль, куда начали прибывать суда из США для вывоза кубинцев.

Первые дни Мариэльской переправы шокировали Фиделя. Он даже не предполагал, как много кубинцев хотят покинуть родину. И тогда Фидель сделал ход, который ему до сих пор припоминают американцы. Он выпустил из тюрем на свободу, что называется, «прямиком в США», тысячи уголовников и рецидивистов, которые так же, как и обычные граждане, отправились на судах в Соединенные Штаты. Им хватило несколько месяцев, чтобы объединиться в организованные преступные группировки, но для начала устроить беспорядки во временных фильтрационных пунктах, где они содержались до выяснения личности. Так американцы получили на свою голову «подарок от Фиделя» – кубинскую мафию.

Впоследствии выяснилось, что как минимум пятая часть, 25 из примерно 125 тысяч кубинцев, переехавших в те дни в США, был преступниками или деклассированными элементами, пациентами психиатрических больниц, которых западная пресса называла «узниками совести», больными СПИДом, наркоманами. Картер и Белый дом подверглись жесткой критике американских граждан, а Фидель поблагодарил США за «хорошо проделанную санитарную работу».

Мариэльская переправа, происходившая в разгар президентской кампании в США 1980 года, стоила демократам кресла главы Белого дома.

Американские неоконсерваторы, критиковавшие Картера «за его безвольную политику в регионе», разработали свою доктрину, которая исходила из того, что «Америка абсолютно могущественна, но ей угрожает абсолютная опасность».

В итоге в 1979 году появилась так называемая «Программа Санта–Фе». Особое внимание авторы новой жесткой американской доктрины уделили Кубе, которая, по их мнению, «несмотря на свои малые размеры и ничтожные ресурсы, превратилась в главного врага Америки в Западном полушарии». Они наметили целый список «карательных мер», в частности, предлагали Белому дому аннулировать прежние договоренности с Кубой, достигнутые при Форде и Картере, начать политическое и идеологическое наступление, стимулировать внутреннюю подрывную деятельность, а в перспективе развернуть «освободительную войну против Кастро».

Как и при Кеннеди во времена Карибского кризиса, в американский политический лексикон вернулись такие термины, как «карантин» и «военно–морская блокада».

Рекомендации, содержащиеся в «Программе Санта–Фе», были немедленно приняты администрацией Соединенных Штатов после вступления в должность президента Рейгана в январе 1981 года. Тогда же было решено особое внимание уделить кубинской эмиграции – главному потенциальному противнику режима Кастро. Американский исследователь Гаэтан Фонси рассказал в журнале «Эсквайр», что идею об организации кубинских эмигрантов «в эффективную пружину, чтобы поддерживать агрессивный внешнеполитический курс президента Соединенных Штатов», выдвинул бывший офицер ЦРУ Ричард Аллен, в то время советник президента Рейгана по вопросам национальной безопасности. «Я сказал Рейгану и его команде, что самое лучшее, что они могут сделать, – это создать организацию, которая выступала бы единым фронтом или производила бы впечатление, что выступает единым фронтом. Я очень доволен, что они последовали моему совету», – заявлял впоследствии Ричард Аллен^[580].

Первый шаг по созданию этого «единого фронта» был сделан в 1980 году Роджером Фонтейном, в то время членом «Комитета Санта–Фе», одним из идеологов в будущей администрации Рейгана, а позднее – ответственным за латиноамериканскую политику в Совете национальной безопасности. Фонтейн публично заявил о «возможности создания кубинского лобби в американском конгрессе в целях оправдания более агрессивного антикубинского политического курса».

К тому времени кубинские эмигранты в Соединенных Штатах почти два десятилетия ассоциировались с терроризмом, грязными операциями ЦРУ и насилием. «Поэтому требовалось создать организацию нового типа, которая обеспечила бы, с одной стороны, полное подчинение этому политическому курсу, а с другой – обновленный имидж, приемлемый для американского общества, – объяснял Фидель Кастро. – Создание Национального кубино–американского фонда было прежде всего попыткой изменить имидж кубинской эмиграции. Наиболее показательным признаком циничности этого проекта является то, что большинство руководителей фонда, в настоящий момент миллионеров, были отобраны из активистов Центрального разведывательного управления. Теперь они должны были посвятить все свое время и энергию новой политической работе: визиты в Вашингтон, интенсивная лоббистская деятельность среди конгрессменов и представителей администрации, пожертвования на предвыборные кампании и другие политические мероприятия – все это при максимально возможном освещении в средствах массовой информации»^[581].

Этот фонд был создан в июле 1981 года и зарегистрирован как некоммерческая, филантропическая и просветительская организация. Именно в этом фонде будут разработаны, а впоследствии пролоббированы в 1990–е годы в американском конгрессе так называемые законы Торричелли и Хелм–са–Бертона, направленные на ужесточение экономической блокады Кубы.

Создать и возглавить организацию было поручено Масу Каносе, давнему агенту ЦРУ, который участвовал в провальной операции в Заливе Свиней, попал в плен, был освобожден и вернулся в США, где за короткий срок стал миллионером. Он руководил подготовкой и лично участвовал в проведении многочисленных террористических актов на территории Кубы, в результате которых погибли люди. Свой капитал Каноса, кстати, сколотил на контрабанде оружия и торговле наркотиками.

В 1993 году на Западе вышла книга Андреса Оппенгеймера «Последние дни Фиделя Кастро». Автор, написавший ее в самые трудные для острова времена, предрекал скорый закат режима Кастро. Российских читателей больше заинтересует описание в книге того, как Каноса через посредников оплачивал «грязные» заказные статьи журналистов российских СМИ, направленные против Фиделя – как правило, в обмен на поездки в США или устройство детей в американские университеты.

Но вернемся к фонду. Согласно данным, которые приводил Фидель Кастро со ссылкой на уже упоминавшегося американского исследователя Фонтейна, в период правления Рейгана и Буша–старшего фонд получил более 200 миллионов долларов из правительственных средств.

«Многие аналитики сходятся во мнении о том, что план ЦРУ и Совета национальной безопасности удался полностью. Фонд органически вписался в политическую систему Соединенных Штатов. Он добился влияния в обеих партиях, которое распространялось не только на политические избирательные круги, но и на государственных чиновников разного уровня. Национальный кубино–американский фонд с самого начала был призван полностью влиться в систему лоббизма, характерного для американского общества, благодаря комитетам политического действия, так называемым КПД, которые позволяют финансировать предвыборные кампании и служат для „обеспечения своих интересов“ среди американских конгрессменов и сенаторов, а также в рамках президентских кампаний»^[582], – заявил Фидель в 1999 году.

На избирательные кампании фонд предоставлял американским политикам действительно крупные средства. С 1982 по 1999 год десятки американских конгрессменов и сенаторов от обеих партий получали финансовую помощь Национального кубино–американского фонда. Согласно отчетам Федеральной избирательной комиссии, на отдельных этапах «пожертвования» со стороны фонда получали сразу до 60 законодателей за один год!

«Национальный кубино–американский фонд разработал и другой своеобразный метод лоббизма – нажим, – говорил Фидель Кастро. – В Вашингтоне известно несколько случаев, когда конгрессмены отказывались принять деньги или поддержать политические предложения фонда, а в ответ на это фонд предоставлял крупные финансовые средства их соперникам, оказывал разного рода давление в их избирательных округах или штатах, прибегал к шантажу и угрозам в более утонченных формах».

О том, как политики по–своему «отработали» деньги фонда, свидетельствует такой факт: с 1981 по 1998 год в американский конгресс было представлено свыше 150 антикубинских законопроектов или поправок к законам, больше, чем по вопросам отношений США с другими странами мира! ^[583]

24 февраля 1982 года Рональд Рейган выступил с программным заявлением в штаб–квартире Организации американских государств в Вашингтоне: «Район Карибского бассейна представляет собой жизненно важную стратегическую и коммерческую артерию Соединенных Штатов. Почти половина американской торговли, две трети импортируемой нами нефти и более половины импортируемых нами стратегических полезных ископаемых доставляются через Панамский канал или Мексиканский залив <…> Если мы не предпримем незамедлительных и решительных действий, из руин сегодняшних конфликтов возникнут новые Кубы»^[584].

Ответ кубинцев был сформулирован в статье, опубликованной в начале марта 1982 года в газете «Гранма»: «Только в 1979—1980 годах североамериканские транснациональные компании извлекли и перевели на свои счета в Соединенных Штатах по 2,24 доллара на каждый инвестируемый доллар. В 1980 году эти компании получили в странах региона огромную прибыль в 23 процента от вложенного капитала. Таковы красноречивые свидетельства „вклада“ американского капитала в экономику центральноамериканских республик»^[585].

При Рональде Рейгане вновь были запрещены поездки американцев на Кубу. Договор о рыболовстве, заключенный при Картере в 1997 году, не был продлен. Однако, несмотря на жесткие заявления, Рейган не стал отменять поправки к закону об эмбарго, которые были приняты при Форде.

В 2007 году Фидель Кастро в одной из своих статей рассказал, как кубинцы спасли жизнь Рональду Рейгану. Несмотря на идеологические противоречия и личную антипатию к тогдашнему американскому президенту, Фидель Кастро проявил благородство. Зная о том, что американцы не прекращают операцию под названием «Смерть Фиделю Кастро», он тем не менее распорядился поделиться с североамериканскими спецслужбами конфиденциальной информацией о том, что жизни Рейгана угрожает опасность.

Летом 1984 года по агентурным каналам кубинские спецслужбы узнали о готовящемся покушении на Рейгана, которое должна была совершить группа ультраправых в Северной Каролине. Этот штат Рейган собирался посетить в рамках новой президентской кампании. «Информация была полной: приводились имена замешанных в этот план; день, час и место, где должно было произойти убийство президента; вид вооружения, которое было у террористов, и где они хранили оружие; кроме всего этого, место, где собирались элементы, планировавшие акцию, и краткий рассказ о том, о чем говорилось на этой встрече».

Буквально через несколько дней ФБР арестовало группу людей в Северной Каролине, которым был предъявлен ряд обвинений, но ни одно из них, в целях неразглашения операции, не было связано с покушением на президента Рейгана. Он поехал в этот штат чуть позже в рамках кампании по его переизбранию на президентский пост. Представители американских спецслужб передали Фиделю Кастро благодарность от правительства Соединенных Штатов за предоставленную информацию. Рейган оценил поступок кубинцев. Он «подписал с Кубой первое миграционное соглашение, но не мог избавиться от своего окружения, потому что другие, еще более правые, чем он, ликвидировали бы его, как это сделали с Кеннеди после того, как стало известно о страшном риске термоядерной войны», – уверен Фидель.

Американские власти, получив «подарок от Фиделя» в результате Мариэльской переправы, не справлялись с валом преступности. В ответ на то, что Куба согласилась принять обратно несколько тысяч преступников, выпущенных из тюрем, Соединенные Штаты обязались ежегодно предоставлять кубинцам 20 тысяч легальных виз, в первую очередь выдавая их близким родственникам американских граждан и кубинцев, постоянно проживающим в США.

В первый – 1985–й – год действия миграционного соглашения кубинцам было выдано только 1 227 американских виз. В 1986 и 1987 годах с Кубы не выехал никто. Выполнение соглашения было приостановлено вследствие того, что в 1986 году американцами была создана радиостанция кубинских эмигрантов, которой намеренно оскорбительно дали имя «апостола» кубинской революции Хосе Марти. Соглашение вновь вступило в силу в последний год президентства Рейгана.

В 1988 году кубинцы получили только 3472 визы, то есть в 5,8 раза меньше договоренного. Ни одна из трех последующих американских администраций, сменивших друг друга с 1984 по 1994 год, не выполнила соглашения. Администрация Клинтона вообще никогда не выдавала более тысячи виз. В итоге с момента подписания соглашения до конца срока президентства Клинтона в 2000 году число лиц, не получивших визы, превысило 240 тысяч.

В конце 1970–х – первой половине 1980–х годов Фидель в условиях политического спокойствия и относительно стабильной экономической ситуации в стране смог сосредоточиться на том, о чем он давно мечтал, – выдвинуться в число мировых лидеров. Благо, этому способствовали два обстоятельства – на Острове свободы прошел фестиваль молодежи и студентов, а Куба стала председателем Движения неприсоединения (ДН).

Фестиваль должен был состояться летом 1978 года, но уже в 1975 году по распоряжению Фиделя Кастро был создан его организационный комитет. Вся Куба включилась в подготовку этого праздника. Люди работали сверхурочно, направляли заработанные средства в фонд фестиваля, на которые затем было построено множество молодежных объектов.

Фестиваль проходил с 28 июля по 5 августа 1978 года. На Кубу съехалось около 20 тысяч гостей из 145 стран мира. Кульминацией молодежного праздника стало, как всегда, выступление Фиделя перед миллионной аудиторией на митинге в Гаване в день закрытия фестиваля 5 августа.

В 1979 году Фидель Кастро стал председателем Движения неприсоединения. Это позволило дистанцироваться от обоих центров силы: США и СССР. Он хотел попробовать помочь утвердиться движению как некоей «третьей силе», мнение которой два упомянутых колосса, по крайней мере, будут если не учитывать, то воспринимать.

В сентябре 1979 года в Гаване состоялась шестая конференция Движения неприсоединения. Еще на этапе ее подготовки Кастро столкнулся с нешуточным сопротивлением со стороны американцев, понимавших, что за предстоящие годы своего председательства он попытается провести в ДН ряд инициатив, повышающих авторитет и влияние Гаваны и невыгодных Вашингтону. Американцы задействовали целый арсенал средств: политическое давление на некоторые развивающиеся страны, дипломатические каналы, пропагандистские методы для обеспечения выгодных США формулировок итоговой «Гаванской декларации».

Кастро накануне и в ходе самого форума провел колоссальную работу: лично разрабатывал и корректировал итоговые документы конференции, провел десятки встреч с лидерами государств, чтобы в первую очередь не допустить раскола в движении и выработать единую стратегию организации на годы вперед в противовес усилиям американцев. Позиция Фиделя Кастро была четко сформулирована в его речи на открытии конференции. «Американские империалисты, их старые и новые союзники не хотели проведения этой конференции на Кубе. Чем можно попрекнуть Кубу? Тем, что она – социалистическая страна? Да, мы социалистическая страна, но мы никому ни внутри, ни за пределами движения не стремимся навязать нашу идеологию и нашу систему <… > Да, мы революционеры–радикалы, но мы не претендуем на то, чтобы навязать кому–нибудь, и меньше всего Движению неприсоединения, наш радикализм»^[586].

В этой программной речи Фидель Кастро перечислил приоритеты организации. Аналитики в один голос отмечали, что он сознательно уходит от присущего ему напористого стиля и выступает в непривычном для себя примирительном тоне: «Мы будем сотрудничать со всеми странами–участницами, без исключений, для достижения наших целей и для выполнения принятых соглашений. Мы будем терпеливыми, благоразумными, уступчивыми, спокойными. Куба будет соблюдать эти нормы повсюду на протяжении нескольких лет, и они станут главнее движения». Помимо традиционных для Движения неприсоединения вопросов: мирного сосуществования, экономического развития, суверенитета, Фидель впервые четко обозначил тему внешнего долга беднейших стран своим могущественным кредиторам. Этот долг к началу 1980–х годов был таков, что многие беднейшие государства были даже не в состоянии выплатить проценты с него. Еще в конце 1970–х годов Кастро сформулировал идею, к осознанию которой мировое сообщество пришло не так давно, – необходимости делать инвестиции в экономику слаборазвитых стран.

«Я не прошу, чтобы вы жертвовали своими законными интересами, – обращался Фидель Кастро на конференции к представителям индустриально развитых стран, – я не прошу, чтобы вы прекратили бороться за максимум того, чего вы можете добиться для развития и благосостояния своих собственных народов; я не прошу, чтобы вы прекратили бороться за обеспечение своего будущего. Я призываю вас к единению с нами; я призываю вас сомкнуться с нами в единых рядах и бороться вместе за подлинно новый международный экономический порядок, который принесет благо всем»^[587].

Спустя несколько недель после Гаванской конференции он поднял эту тему на 34–й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью–Йорке. От имени Движения он выступил с предложением создать фонд в 300 миллиардов долларов для облегчения положения развивающихся стран. Благодаря этому Фидель поднял свой авторитет в политической элите многих стран Латинской Америки, который основательно пошатнулся в середине 1960–х годов, в период проведения политики «экспорта революции». И к середине 1980–х годов Куба восстановила дипломатические отношения практически со всеми латиноамериканскими государствами, при этом наладив выгодные для себя экономические связи с ключевыми региональными «игроками»: Бразилией, Аргентиной, Венесуэлой и Мексикой. А сам Фидель Кастро превратился в главного поборника социальной справедливости, стал кумиром для населения региона.

Но не только интересы Латинской Америки отстаивал Фидель, будучи четыре года председателем Движения неприсоединения. В феврале 1982 года он обнародовал декларацию, в которой предупреждал о военных приготовлениях Израиля, выражая солидарность с Палестиной. Неоднократно обращался к Генсеку ООН, требуя прекратить израильскую агрессию. Столь же последовательно выступал за разрешение ирано–иракского конфликта и в защиту Анголы, подвергавшейся агрессии со стороны ЮАР.

В 1983 году на церемонии передачи полномочий председателя ДН от Кубы Индии премьер–министр этой страны Индира Ганди от имени неприсоединившихся стран выразила Фиделю Кастро глубокую благодарность «за ту решимость, эффективность, достоинство, с которыми он нес председательское бремя в последние три года».

Говоря о международной политике Фиделя, конечно, нельзя обойти весьма щекотливую в тот момент тему его непростых отношений с Москвой.

В августе 1979 года за пару недель до открытия Гаванской конференции Движения неприсоединения американцы, как уже говорилось, развернули мощную пропагандистскую кампанию с целью дискредитировать кубинское руководство и сорвать этот представительный форум. В американских СМИ появились сообщения о наращивании советского военного присутствия на острове. В соответствии с отработанным в Северной Америке сценарием следующее слово сказали конгрессмены. Сенатор Стоун потребовал провести по этому поводу специальное расследование. Кроме того, американцы организовали крупномасштабные военно–морские учения в непосредственной близости от берегов Кубы.

На самом деле история не стоила и выеденного яйца. Речь шла о советской военной бригаде численностью в три тысячи человек, которая находилась на Кубе со времен Карибского кризиса, то есть уже почти два десятилетия. И о существовании которой Белый дом был давным–давно осведомлен подробно. Но рядовым американцам этот факт был преподнесен как «безусловная сенсация».

По воспоминаниям Виталия Воротникова, который в то время был послом СССР на Кубе, США искали любой повод, чтобы сорвать Гаванскую конференцию. Сразу же после публикации этой «сенсационной информации» в американской прессе в советское посольство приехал Рауль Кастро, который имел продолжительную беседу с советским послом. В конце беседы он сказал: «Наша позиция такова, что ни в коей мере мы не должны камуфлировать реальное положение вещей и тем самым делать уступки американцам, которые могут легко интерпретировать попытки отрицать наличие бригады – советского учебного центра на Кубе как отказ Кубы и СССР от права создания подобного центра и направления туда воинского персонала. Ведь им давно известно об этой бригаде и меня поражает, что она „недавно обнаружена“. Не следует отказываться от привычного названия»^[588]. Рауль Кастро попросил срочно проинформировать об этой позиции кубинцев Москву. Виталий Воротников незамедлительно сообщил об этом в высокие советские инстанции.

Но дело в том, что Москва не хотела ссориться с США. Тем более с демократической администрацией Картера в преддверии новых выборов на пост главы Белого дома, учитывая антисоветскую риторику кандидата в президенты от республиканцев Рональда Рейгана.

Из Москвы пришел ответ, который поразил сначала посла, а затем пришедших в недоумение кубинцев. Дескать, Советский Союз признает наличие на Кубе советских военных в составе некоего «Учебного центра № 12». Никакой же военной бригады на Острове свободы не должно было быть и в помине. Не объяснялось и то, почему этому «учебному центру» присвоена цифра «12».

Таким образом, советское руководство не только не поддержало просьбу кубинцев, которая не была невыполнимой, но пошло на политическую уступку США, что называется, «даже не ввязавшись в бой». Виталий Воротников решил пока не информировать об этом кубинцев.

Как только завершилась Гаванская конференция, в резиденцию Воротникова снова приехал Рауль Кастро, который возмут и лся тем, что Москва до сих пор не поддержала просьбу Гаваны. Он сообщил об искреннем недоумении этим обстоятельством команданте эн хэфэ, занятость которого пока не позволяла тому самому прояснить ситуацию. Лишь 12 сентября Виталий Воротников получил текст личного послания Фиделю Кастро от Леонида Брежнева. Советский лидер в присущем ему «мягком стиле» заверял кубинского коллегу в том, что советские военные и впредь будут присутствовать на Кубе. Но добавлял, что советская сторона не хотела бы осложнять нормализовавшиеся отношения с США перед грядущими президентскими выборами.

Сам Фидель, с которым встречался Воротников, действительно не вникал в детали и не высказывался по этому вопросу, поручив его обсуждение Раулю. Виталий Воротников, который поддерживал позицию Кубы, так вспоминает о том нелегком периоде в советско–кубинских отношениях, который сами кубинцы назвали мини–кризисом: «Я считал, что для руководства Кубы наличие в стране „символической советской военной части“ нечто большее, чем деталь нашего сотрудничества, это вопрос и морально–психологического характера, влияющий, с одной стороны, на настроение кубинцев, воспринимавших это как поддержку истинного друга и защитника – Советского Союза. С другой стороны, этот символический военный контингент определенным образом воздействовал и на США, ограничивая их постоянное стремление давить на Кубу вплоть до возможного десантирования войск. Поэтому руководство Кубы, как мне представлялось, интуитивно чувствуя, что изменение наименования части дело не формальное, стремилось сохранить статус–кво, тем самым противостоять наглому нажиму американцев и успокоить свой народ – „Советы с нами“»^[589].

Итак, Москва проигнорировала «маленькую просьбу» маленького острова. Американцы потирали руки. Советская военная бригада с ноября 1979 года стала именоваться «учебным центром».

Фиделя Кастро поджидал еще один неприятный сюрприз от Москвы в декабре 1979 года, когда советские войска, не информируя своих союзников и Кубу, которая была председателем Движения неприсоединения, вошли в Афганистан. Это мусульманское государство было активным членом ДН и, более того, одним из основателей движения.

Фиделю пришлось столкнуться с лавиной критики и давления со стороны государств—членов движения, которые осуждали агрессию великой державы в отношении «маленького неприсоединившегося государства». А ведь он только только на Гаванской конференции рассказывал ее делегатам, как СССР помог выжить Кубе, воспевал Октябрьскую революцию, заявив, что «у всех мировых национально–патриотических движений есть за что благодарить СССР».

Виталий Воротников вспоминает, что Фидель Кастро буквально примчался в советское посольство, едва получив информацию о советском вторжении в Афганистан. «Его реакция на эту акцию была нервной, эмоциональной. Фидель был огорчен и возмущен не столько фактом ввода войск, как тем, что ситуация ухудшается, выразил недоумение и формой, как произошла смена власти в ДРА, к чему не было подготовлено общественное мнение. Беспокоили его и санкции, другие ответные действия США и Запада, которые, безусловно, будут приняты по отношению к СССР и другим странам соцсодружества»^[590].

Кастро был разочарован тем, что революция, внесенная в Кабул на советских штыках, не была как следует подготовлена, не учитывала особенностей этой мусульманской страны, раздираемой противоречиями. В результате Советский Союз увяз в Афганистане на долгие годы и потерял там 15 тысяч солдат и офицеров.

Шли недели, а Фидель никак не обозначал своей позиции по афганской проблеме. Момент истины наступил во время голосования на конференции Движения неприсоединения по резолюции ООН, осуждающей советское вторжение. Куба оказалась в числе девяти стран, которые не поддержали резолюцию. За нее выступили 55 стран. Таким образом, Фидель Кастро не пожертвовал дружбой с Москвой.

Конечно, он не мог не понимать, что после этого доверие к нему в большинстве стран третьего мира пошатнется. (Уже позже, в 1985 году, Фидель Кастро заявил, что Афганистан был в конце 1970–х годов одним из тех мест в мире, где революция была необходима. В противном случае афганский режим мог «передать революцию в руки прозападных фундаменталистов» и привести страну к хаосу. Что, собственно, и подтвердила новейшая история, когда теперь, уже после американского вторжения в Афганистан, власть, переданная прозападным лидерам, никак не может привести к миру эту страну, превратившуюся в центр наркоторговли.)

Но сюрпризы на этом не закончились. В конце февраля 1980 года Рауль Кастро во главе военной делегации прибыл в Москву. Его неожиданно пригласили на заседание Политбюро ЦК КПСС, где он услышал в довольно резкой форме крайне неприятную новость: отныне Куба не может рассчитывать на то, что Советский Союз поддержит Остров свободы силовыми средствами в случае вторжения американцев. Москва конечно же заверила, что не бросит своих кубинских друзей в беде, но ссориться и воевать с Соединенными Штатами из–за Гаваны не намерена.

Реакция Фиделя Кастро была молниеносной – он усилил военную подготовку граждан страны и создал народное ополчение – Войска территориальной милиции (ВТМ).

В рекордно короткие сроки было подготовлено 70 тысяч офицеров, а к 1985 году общее количество граждан, готовых выступить на защиту Кубы, составляло два с половиной миллиона человек, почти треть от всего населения.

В апреле 1980 года на Кубу с официальным визитом прибыл член ЦК КПСС П. Н. Демичев. Встречался он с Фиделем Кастро в резиденции советского посла. «Обстановка в доме была крайне напряженной. Все сидели тихо. Фидель беспрерывно курил, – вспоминал Виталий Воротников. – Никогда до этого и после я не видел кубинского лидера таким возбужденным в общении с советскими представителями. Собственно, по существу он не говорил ничего нового, но по форме поведение Фиделя было необычным. Чувствовалось, он высказывает накопившееся, наболевшее. Фактически упрекал советское руководство в том, что оно не всегда правильно и своевременно реагирует на происходящие на Кубе и вокруг нее события. Он был взвинчен, говорил жестко, его аргументация была четкой, лаконичной, безапелляционной»^[591].

Тем временем сама Куба по–прежнему участвовала в интернациональных кампаниях, расценивая это как свой моральный долг по отношению к слабым странам, которые нуждаются в помощи. Кубинцы в начале 1980–х годов предложили поддержку Сальвадору. Вьетнамцы, после победы в 1975 году над Соединенными Штатами, послали кубинцам много оружия, захваченного у американцев. И часть этого оружия кубинцы незамедлительно отправили нуждающимся в нем партизанам Сальвадора.

В конце 1987 года Соединенные Штаты и Южная Африка предприняли самую мощную атаку на Анголу в районе Квито–Кванавале. Куба совместно с СССР вынуждена была принять меры для защиты Анголы. Фидель приостановил вывод кубинских войск из этой страны и распорядился направить туда дополнительные силы. «Это было титаническое усилие, мы сталкивались с серьезной опасностью военной агрессии, которая также могла обратиться против нас здесь, на Кубе, потому что мы слишком близко находимся от Соединенных Штатов, – признавался Фидель Кастро. – Тогда мы с Советами решили объединить силы и необходимые средства, чтобы нанести ответный удар по южноафриканским силам <…> Наша родина повторила великий подвиг 1975 года. Многочисленные военные подразделения и техника быстро пересекли Атлантику и высадились на южном берегу Анголы. В это время, примерно в 800 километрах к югу, полный взвод советских танков уже направлялся к Квито–Кванавале, старому аэропорту НАТО, куда отступила ангольская армия под ударами южноафриканцев. Мы перевезли на вертолетах танкистов, артиллеристов и специалистов по военной технике, чтобы привести в действие те средства, которыми обладали ангольцы. С помощью наших войск и блестящих командиров ангольские войска смогли устроить смертельную западню сильным и многочисленным южноафриканским войскам, направлявшимся в сторону аэропорта, где они и потерпели сокрушительное поражение»^[592].

На этот раз в Анголу прибыли 55 тысяч кубинских солдат, которые действовали совместно с 30 тысячами ангольских и примерно тремя тысячами намибийских партизан при поддержке 600 танков, артиллерии, средств противовоздушной обороны и самолетов МиГ–23. После победы в Анголе войска двинулись к границе с Намибией, предварительно разбив на этом направлении южноафриканские силы.

«Мы следовали двум основным принципам, – разъяснял стратегию интернациональных войск Фидель. – Первый: надо быть достаточно сильным или рискуешь потерпеть поражение. Одно поражение там могло поставить под угрозу революцию. Нас не могли сломить на Кубе. Нам могли нанести поражение только там, в Анголе.

Второе: мы намеревались вести войну без масштабных и тяжелых столкновений, как в Сьерра–Маэстра. <…> Наша философия: побеждать с минимальными потерями»^[593].

Уверенная победа интернациональных сил в Квито–Кванавале и наступление кубинских войск с юго–востока Анголы поставили финальную точку в иностранном военном вмешательстве в дела этой страны. Противникам пришлось сесть за стол переговоров, которые закончились мирным соглашением, подписанным Южной Африкой, Анголой и Кубой на сессии ООН в декабре 1988 года, и выводом кубинских войск. Последний кубинский солдат покинул Анголу в мае 1991 года. С кубинской помощью удалось снова провозгласить независимость Анголы, а также Намибии в марте 1990 года. Был подписан договор об освобождении Зимбабве и уничтожении режима апартеида в Южной Африке.

В конце 1970–х – начале 1980–х годов экономическая ситуация на Кубе постепенно стабилизировалась. В 1978 году, после десятилетнего перерыва, был вновь введен государственный бюджет. Его основными статьями дохода стали чистый доход государственных предприятий, налог на продажу несырьевых товаров, таких как сигары и ром, а также налог на прибыль предприятий, в том числе частных. Был принят «Закон о государственном бюджете», а с 1979 года бюджет составлялся на всех уровнях, начиная с муниципий.

К началу 1980–х годов государство контролировало практически все основные отрасли кубинской экономики. Лишь 25 процентов сельского хозяйства, 7 процентов транспорта, 1 процент средств связи и менее 1 процента рыболовного флота принадлежали частному сектору. На 15 марта 1983 года на Кубе насчитывалось 1 460 сельскохозяйственных производственных кооперативов, в которых трудились 30 тысяч человек^[594]. Объем реального совокупного общественного продукта за десятилетие с 1975 по 1985 год ежегодно возрастал в среднем на 5,7 процента.

Однако уже к середине 1980–х годов среднегодовые темпы роста кубинской экономики оказались ниже запланированных. Во многом на это повлияло то, что упали мировые цены на сахар. Но и сказались ошибки.

Создание в 1976 году Национальной комиссии по внедрению системы управления и планирования экономики (СУПЭ) не решило основных проблем. Многие экономические показатели, которые закладывались кубинским Госпланом – Хусепланом – брались, что называется, «с потолка» и не были подкреплены серьезными теоретическими и научными обоснованиями. Тогдашний шеф Хусеплана Умберто Перес предпочитал в невыполнении планов обвинять Москву, которая к середине 1980–х годов начала уменьшать экономическую помощь Кубе. Однако Фидель, занимавшийся тогда в большей степени внешнеполитическими проблемами, понял, что передоверился Умберто Пересу, и вовремя оценил половинчатость реформы, предложенной Хусепланом.