Книгопечатание превращает язык из средства восприятия и познания в товар

£$ Озабоченность вопросами практической пользы обна­руживается не только у Рамуса, но и у всех гуманистов. Начиная с софистов и до Цицерона обучение языку и ора­торскому искусству рассматривалось как путь к власти, подготовка правящей элиты. С появлением книгопечатания цицероновская программа формирования энциклопедиче­ской эрудированности в вопросах искусств и наук вновь стала актуальной. Диалогический по своей сущности ха­рактер схоластики уступил место более обширной про­грамме по языку и литературе для обучения придворных, губернаторов, принцев. В эпоху Возрождения государст­венный деятель должен был обязательно пройти весьма изощренный курс литературы, языков и истории, с одной стороны, и изучения Священного писания, с другой. Шекс­пир рисует своего Генриха V как преуспевшего и в том, и в другом (I, I):

Послушайте, как судит он о вере, — И в изумленье станете желать, Чтобы король наш сделался прелатом. Заговорит ли о делах правленья, — Вы скажете, что в этом он знаток. Войны ль коснется, будете внимать Вы грому битвы в музыкальных фразах. Затроньте с ним политики предмет, — И узел гордиев быстрей подвязки Развяжет он. Когда он говорит, Безмолвен воздух, буйный ветрогон, И люди, онемев от изумленья, Дух затая, медвяной речи внемлют.

И кажется, теорию его Искусство жизни, практика взрастила. Непостижимо, где обрел он мудрость. Он склонен был к беспутным развлеченьям В компании невежд пустых и грубых; В пирах, забавах, буйствах дни текли; К науке рвенья он не проявлял; Не знал уединенья, не чуждался Публичных шумных мест, простонародья.

Пер. Е.Бируковой

Однако практические качества, поощряемые рамизмом, обнаруживают более тесную связь скорее с цифрами, чем с буквами: «Хотя Адам Смит и подверг критике зарождаю­щуюся систему, он хорошо понимал ее преимущества. Он рассматривал ее как часть распространяющейся ценовой системы, оттеснившей феодальную и обусловившей от­крытие нового мира...»¹⁵⁹. Иннис пишет о «всепроникающей силе ценовой системы», подразумевая под этим способ­ность перевода какого-либо набора функций в новую фор­му и на новый язык. Феодальная система основывалась на устной культуре и самодостаточной системе «центра без периферии», как мы это уже видели у Пиренна. Посредст­вом визуального, количественного подхода эта структура трансформировалась во множество крупных национальных связанных торговыми отношениями систем «центр—пери­ферия», причем книгопечатание играло далеко не послед­нюю роль в этом процессе. Очень интересна характеристи­ка, данная Адамом Смитом этому процессу крутых пере­мен, который происходил в Англии в ходе гражданской войны и уже назревал во Франции:

Тем самым совершилась революция, имевшая важ­нейшее значение для благоденствия общества, и совер­шилась она благодаря двум классам людей, которые ни­чуть не интересовались общественным благом. Удовлет­ворение в высшей степени детского тщеславия — един­ственный мотив, двигавший предпринимателями. Куп­цы и ремесленники действовали исключительно из со­ображений собственной выгоды, послушные единствен­но торгашескому принципу делать деньги на всем, на

¹⁵⁹ Harold Innis, Essays in Canadian Economic History, p.253.

чем можно делать деньги. Никто из них и не подозревал о том, что они — кто по прихоти, а кто из предприимчи­вости — проложили путь великой революции. Таким образом, в большинстве стран Европы торговля и ману­фактурное производство были не следствием, а причи­ной и формой культурного подъема¹⁶".

Французская революция, бывшая, как показывает Ток-виль, результатом долгого процесса гомогенизации, обу­словленного книгопечатанием, проходила по рамистским схемам аргументации, которые, по словам Онга, «хотя, по-видимому, и не предназначались для ведения дискус­сий, зато явно были нацелены на упрощение»:

Хойкаас гораздо меньшее внимание уделяет толко­ванию Рамусом «индукции», чем его энтузиастическому отношению к usus — т.е. к практическим упражнениям в классе — в плане установления связей между образо­вательными целями и методами Рамуса и буржуазной городской культурой. Разрыв со старыми методами в городских школах вообще и у последователей Рамуса в частности состоял не столько в том, что мы сегодня свя­зываем с экспериментальным подходом, или «индук­цией», сколько в стимулировании активности учащихся. Эти ценные соображения, высказанные Хойкаасом, по­могают лучше понять, сколь плодотворной в интеллек­туальном отношении оказалась встреча академического мышления и практического ремесленного ума, которая произошла в шестнадцатом и семнадцатом веках¹⁶¹.

Здесь Онг указывает на основополагающий момент, свя­занный с печатной культурой. Печатная книга как первый унифицированный, воспроизводимый массовый товар в мире послужила образцом для унифицированной товарной (commodity) культуры в шестнадцатом и последующих столетиях. В «Короле Иоанне» (II, I) Шекспир часто обыг­рывает этот факт:

Этот бес

Лицом пригож, зовется он — Корысть (Commodity).

Корысть, ты совратительница мира!

¹⁶⁰ Ibid., p.254.

¹⁶¹ «Ramist Method and the Commercial Mind», p. 159.

Ведь мир от первых дней уравновешен,

По ровному пути направлен прямо,

Но выгода, бессовестный толчок.

Косой удар, всесильная Корысть

Его заставит отклониться, сбиться

С пути прямого, отойти от цели.

И эта же Корысть, коварный враг,

Личинами играющая сводня,

Блеснув очам коварного француза,

Его от цели доброй отвела,

От благородно начатой войны

К гнуснейшему, постыднейшему миру.

Но почему я поношу Корысть?

Готов ответ: ведь я не знал соблазна.

Смогу ли гордо руку сжать в кулак,

Когда червонцы, ангелы Корысти,

Ладонь мою попробуют ласкать?

Она еще не знала искушенья

И, нищая, ругает богачей.

Ну что ж, я нищий — вот и негодую,

Твердя, что величайший грех — богатство.

Разбогатею — благородно-строг,

Начну вещать, что нищета — порок.

Корысти короли предались ныне, —

Так будь же, Выгода, моей богиней.

Пер. М.Донского