Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Беспризорники на случайной работе по переноске ящиков.
Я вглядываюсь в покрытое красными пятнами лице Шлемы, еврейского мальчика, вместе с тысячами других валяющегося под заборами и трубами. Сколько евреев — и седых «буржуев», и подростков — пришлось встречать мне за решетками двух десятков пройденных мной тюрем, в твердынях Соловецкого монастыря, за проволокой лагерей, в глуши сибирской ссылки, в «труд-коммунах» ГПУ, этапах — словом, на дне советской жизни. Тяжело досталось похмелье революции еврейской массе. Может быть, даже тяжелей, чем другим. — Вот это, да! — восторженно заорал Каракуль после конца песенки. — Вот это, удружил! Ну, Шлемка, за мной пол-литра! Молодец ты, обрезанная твоя душа! Ей Богу, молодец! Ну, а теперь давай, ребята, напоследок нашу, беспризорную, жалостную. Ну-ка-сь! Хором, как следовает, как взрослые. Разом! Ну… И сиплые надорванные голоса, потерявшие свою звучность в метелях севера, под морозами уличных закоулков, в пыли вагонов, в угле кочегарок, затянули любимую песню беспризорника:
«Во саду на рябине Песни пел соловей… А я мальчик на чужбине Позабыт от людей»…
Сиротливой жалобой прозвучали первые слова этой песни, словно души этих маленьких человечков, брошенных в тину и грязь жизни, протянули к нам, взрослым, свою боль и свой упрек… Словно весь смех и недавнее веселье были только наигранным способом скрыть свою боль. А вот, теперь эта боль прорвалась…
«Позабыт, позаброшен С молодых, юных лет… Я родился сиротою, Счастья, доли мне нет»…
Сколько искреннего чувства в этих срывающихся голосках! Сколько наболевшей жалобы в звуках этой простой протяжной мелодии. Сколько жуткого смысла в этих нехитрых словах!.. И на фони нестройного, словно рыдающего и захлебывающегося, хора тонкие голоса Маньки и Сеньки выписывают горькие слова:
«Как умру, похоронят И зароют меня, И никто не расскажет, Где могилка моя…»
А сверху сияет солнце, рокочет море, мягко целует всех ласковый ветерок. Сколько радости в мире!.. Но темная тень беспредельного человеческого горя, только одна капля которого выражена с таким отчаянием в этой песенке, туманит всю красоту картины Божьего мира… Боже мой! Боже мой! Вот таких маленьких человечков, лишенных крова, семьи, ласки, уюта, участия, дружбы, — их миллионы! Миллионы маленьких, исковерканных жизней и сломанных ростков…
Живая пыль на дороге революции… Кто положит их слезы, их кровь, их жизни на чашку весов против перспектив «царства счастья»?
Путь к душе
Минутка беседы у костра… Почти невидимыми огоньками вспыхивает приготовленный заранее костер. По старой привычке укладываются скауты у костра послушать, как в старину, рассказы «дяди Боба»… Беспризорники тоже незаметно проникаются важностью момента и затихают… Сегодня я говорю именно для них, наших гостей, «нашего балласта», как добродушно-шутливо называет ребятишек наш боцман… Я рассказываю легенду о св. Георгии Победоносце, о подвигах рыцарей в борьбе со злом, о стремлении вперед к свету и добру… Сказки сменяются шутками, история великих людей — правилами гигиены, наши скаутские законы — загадками… Сгрудившись у костра, ребятишки жадно слушают рассказы о другой, лучшей и более светлой жизни, чем их оси, подвалы, вагоны и водосточные трубы. Пробежит по рядам смех, и опять внимательны глазки этих детей… Ведь что ни говори — это еще дети под грубой коркой преждевременной тротуарной зрелости… И как дети, они непосредственно впитывают впечатление рассказа — то блеснут глаза, то жалобно раскроются рты, то гневно сожмутся кулаки… А появление страшного, кровожадного дракона, который поедал девушек, было встречено незаметно для самих слушателей градом таких ругательств, от которых он издох бы, вероятно, еще до удара копьем… Это, кстати, были единственные в течение дня ругательства, которые прошли незамеченными «генералом» и остались ненаказанными… И я говорю с размягченным сердцем, сам изволнованный мыслями и образами. Хочется расправить скомканные крылья желаний их больных душ, хочется влить в них надежду на лучшее будущее, на кусочек счастья в этом холодном мире и для них, мельчайших песчинок, погибающих под колесами безжалостной «колесницы социализма».
Молодые всходы
Ветер крепчает. Валы с седыми гребнями плавно качают шлюпку, острая верхушка паруса, как маятник, чертит дуги на синем небе…
Ребята сжались у ног Тамары и слушают ее рассказы о том, как работает ее приют. В их вопросах уже нет недоверие и вызова. За эти часы, проведенные вместе, мы как-то сблизились, сроднились, словно эти оборванные детишки — наши младшие скауты, маленькие братья… Боцман круто поворачивает, и наша шлюпка лихо влетает в бухту. Ветер свистит и здесь, и мы быстро приближаемся к берегу. — Руби мачту, — звучит команда Боба, и наши гости испуганно оглядываются. Моряки успокаивают их, и вынутая мачта мирно укладывается на банки. Еще несколько взмахов весел, и шлюпка плавно подходит к пристани. Поход окончен… — Ну, пассажиры, вылезай! — шутит боцман. — Да при выходе не забудь билеты предъявить, а то в следующий раз не возьмем. — А когда в следующий раз-то поедем? — живо спрашивают несколько голосов. — Ишь, ты, как понравилось! Не так-то это просто! Мы, брат, стараемся организованный элемент катать. А вы ведь — фить — махнул хвостом и смылся… Вот, поступайте в приют к Тамаре — каждое воскресенье катать будем. — Верно, ребятки, — звучит спокойный голос Тамары. — Кто хочет — идем ко мне в приют! Вместе и жить, и играть, и в походы ходить будем. А кому не понравится, я обещаю — отпущу, кто когда захочет! Но старое недоверие к советским приютам еще свежо в памяти у всех. Бездушная казенщина, полуголодное существование, пренебрежение к детским интересам и запросам. Но ведь в этом приюте, куда, вот, зовут, эта, вот, девушка, простая и сердечная, и ее друзья — вот, те, с которыми так замечательно было на берегу… И маленький кудрявый беспризорник, уже два раза ездивший с нами, решительно берет Тамару за руку. — Я, тетя, пойду с тобой. Мамка у меня померла, так я к тебе… Девочки тоже делают шаг вперед. — Вы тоже со мной? — мягко спрашивает Тамара. — Пойдем, что-ли девчата? — обращается к другим старшая. — С ей хорошо будет, она добрая. Она, видать, не обманет… Еще двое мальчиков присоединяются к Тамаре, и лицо последней сияет: ей удается вырвать из пасти улицы еще несколько молодых жизней. — Ну, а вы ребята как? — спрашивает боцман остальных. — Мы-то? — нерешительно оглядывается на других Каракуль. — Мы-то покеда подождем… Над нами не каплет. Нам и в трубах подходяще… Потом, может, к зиме… Вот, если бы еще разик покататься, да порассказать что, — тянет он. — Как ребята? — оборачивается он к другим за поддержкой. — Еще поедем, что-ль? В кучке беспризорников одобрительный гул. — Ну, что-ж, пожалуй, в следующее воскресенье, еще, съездим, — словно уступает Боб. Он по опыту прошлого знает, как постепенно и осторожно надо подходить к этим дикарятам и как боятся они дома, как дикое животное клетки. — Но только вот что, «генерал». В воскресенье мы, вероятно, приют будем катать. Так ты вот что сделай: этак в среду, зайди, брат, вот, к инструкторше, Тамара ее зовут. Видишь, вон там, на горе белый дом под черепицей, там наш приют. Она тебе и скажет, когда и сколько ребят взять. — А там меня не арестуют? — спросил Каракуль. — Нет, нет, не бойся, — успокоила его Тамара. — Скажешь, что ко мне пришел. А я тебе там приют покажу, как мы живем и чем занимаемся. Ладно? — Ладно, — с прояснившимся лицом ответил Каракуль. — Зайду. А мы здесь все будем ждать.
Рукопожатие
Мы собираемся уходить. В группе беспризорников в это время нарастает какое-то движение и шум. Слышны подавленные ругательства и яростные вскрики. Наконец, из толпы выталкивается Каракуль. — Иди, иди, черт паршивый. Что дрейфишь, дерьмо советское? — раздаются сзади дружеские подбадривания, поддержанные пинками. Вид у Каракуля чрезвычайно смущенный, и это так не идет к его обычно самоуверенному поведению. В руках он мнет какой-то небольшой предмет, в котором я, к крайнему моему удивлению, узнаю свои запасные очки в металлическом футляре. — Откуда у тебя мои очки? «Генерал» мнется. Потом, осененный внезапной догадкой, он радостно выпаливает: — Да вот, один наш… нашел… На песке, там, где купались. Ну, вот, мы, значит, и возвращаем, чтобы вы не подумали, как будто мы слямзили. Мы же не сволочи какие. Мы тоже понимаем. Он протягивает мне футляр и, запинаясь, выдавливает: — Потом, вот еще какая штукенция. Как наши ребята, значит, выбрали меня ихним «генералом», так, значит, они… как это… ну в общем, чтобы я поспасибовал вам за все. Спасибо, одним словом. — Добре сказано, «генерал», — говорит боцман. — Давай сюда свою лапу! Он протягивает свою руку Каракулю. Тот нерешительно, колеблясь, делает шаг вперед и с радостно раскрасневшимся лицом долго трясет руку нашему Бобу. — И им тоже, — командует боцман, показывая на нас. И мальчик с серьезным лицом, при торжественном молчании всех остальных беспризорников, крепко по мужски пожимает нам руку. Для нас, скаутов, он не беспризорник, не вор и не убийца. Он для нас — просто русский мальчик, по неокрепшему телу и душе которого прошло тяжелое, безжалостное колесо революции. Чем виноват он и тысячи других, таких же, как он, в трагедии своей маленькой жизни?..
Риск и подвиг
Монотонно стучат колеса поезда. Вагоны вздрагивают и качаются на неровном полотне дороги. Иногда кажется, что вагон — вот, вот — сойдет с рельс, но он со скрипом и стоном выпрямляется и с лязгом и грохотом несется дальше. Я вынимаю из кармана свой очередной «мандат»:
— «Дано сие военному моряку такому-то в том, что он командируется в г. Киев для участия в конференции по вопросам военно-физической подготовки. Начштаба Военморсилчерноазморей» (подпись).
Я читаю и улыбаюсь. Чем-то мне еще на моем советском пути придется быть?… И куда еще, как мяч на футбольном поле, будет бросать меня неугомонная судьба по матушке-России?..
Я — в военной форме. Смешно и странно. Но против большевицких мобилизаций не пойдешь. Недавно меня вызвал к себе начальник гарнизона и сообщил, что я снимаюсь с физкультурной работы в школах и перебрасываюсь во флот. Начгар — массивный мрачный артиллерийский полковник. С ним не поспоришь. Он сухо объявляет мне об этих новостях и заканчивает: — Явитесь завтра в 8 часов к комиссару Флота. Можете идти. И, не сказав за эту аудиенцию ни одного слова, я поворачиваюсь и выхожу. И теперь я еду в Киев. Ну что-ж! Камуфляж вышел неплохой! Под военной формой в СССР много легче фигурировать. Многих смогу я увидеть и много сделать под этой защитной от ГПУ окраской… Я вынимаю из кармана открытку:
«Дорогой Б. Л. Если будете как-нибудь проезжать через М., телеграфните — есть дело. Женя.»
В памяти встает создавшийся по переписке образ молодого скаутмастора — горячего, смелого энтузиаста, Что у него за дело?… Уже спускались сумерки, когда, громыхая по стыкам стрелок, поезд тихо подошел к перрону. Я вышел из вагона и стал всматриваться в толпу пассажиров, суетящихся у поезда. Какой-то юноша, подойдя ко мне, молча отсалютовал и протянул левую руку… Я отвечаю. Зачем нам иные рекомендации, когда во всех странах мира наш привет одинаков? Женя — худощавый, высокий юноша, с мечтательными глазами и нервным лицом, торопливо докладывает: — Времени-то, Борис Лукьянович, мало: поезд стоит только 10 минут. Я коротко… Мне хочется знать ваше мнение о таком проекте: Сейчас все отряды закрыты, журналов скаутских нет… Мало кто может ездить по России, вот, как вы. А каждому интересно знать, как живут скауты в других местах. Связь между нами нужна, ох, как нужна! Так я и надумал: создать такой, вот, вроде центра переписки, наладить связь между ребятами, которые интересуются всякими вопросами — техническими, культурными, самообразовательными, информацией о нашей жизни и т. п. Пусть учат языки, эсперанто и переписываются на этих языках. Пусть сообщают друг другу новости об учебе, о ВУЗ'ах… Пусть, наконец, просто-спрашивают о чем угодно — постараемся наладить ответы. Мой отец, вот — доктор, потом инженер один знакомый есть. Они уже согласились помочь советами. Вы, надеюсь, тоже не откажете. Потом — книги: знаете, каю трудно их сейчас доставать — все ведь советское и советское, а серьезных старых книг нигде нет. Вот и у меня есть большая научно-техническая и скаутская библиотека. Пусть ребята меняются книгами. Я уверен, что и другие тоже предложат. Ведь верно? Видите, Борис Лукьянович, порядочная переписка у меня и сейчас есть, но все-таки я хотел с вами посоветоваться перед расширением этого дела. Каково ваше мнение? Благословите? Глаза Жени с ожиданием и тревогой устремлены на меня… Что сказать мне этому энтузиасту? Мне не трудно доказать ему, что эта работа связана с рядом опасностей, почти неминуемых. Да он и сам знает это, но эти перспективы не пугают его. Он верит в пользу своей работы и… он прав…
— Ну, что-ж, Женя, ваша идее прекрасна. Но вы даете себе отчет, что этим вы подвергаете себя большим опасностям? — Это пустяк, Борис Лукьянович, — нервно прерывает юноша. — Не во мне дело. Если только эта работа нужна и полезна… — Ну, конечно, и полезна, и нужна. Вы, собственно, ждете от меня одобрение или утверждения? — И того, и другого. — Но ведь утверждать я могу не как старший друг, а как начальник. Ведь так? — Ну, конечно. — Так, значит, я в ваших глазах, несмотря на то, что официально нашей организации не существует, являюсь начальником? Юноша серьезно всмотрелся в мое лицо и твердо ответил: — Да. — И, значит, я могу приказывать? Так же твердо звучит ответ: — Да. — Ладно. В таком случае, Женя, я ставлю одно жесткое условие в вашей работе. — Условие? Какое условие? — напряженно переспросил Женя. — Чтобы адреса, списки и письма не хранились у вас дома и, в случае несчастья с вами, были бы уничтожены. Юноша в раздумье кивнул головой. — Да, да. Я понимаю. Чтобы в ЧК не попалось? — Конечно. Мы с вами можем рисковать своей головой, но не имеем морального права подвергать лишним опасностям других. — Значит, вы одобряете? — Значит, вы согласны? — Ну, конечно. Мы крепко пожимаем друг другу руки. Несется гул последнего звонка. — Ну, а скажите, Женя. А если бы я не одобрил и не разрешил, вы подчинились бы? Юноша смущен. — Отвечайте откровенно. — Откровенно говоря, нет, — отвечает Женя, подняв голову и прямо глядя в мои глаза. — Почему же? — Да я подумал бы, что вы, как многие другие взрослые друзья и начальники, ушли от нас, дезертировали в самый тяжелый момент, когда нам так нужно бороться. — И вы продолжали бы работать? — Конечно… Я еще раз молча пожимаю ему левую руку. — Всегда готов! — просто отвечает он, и его голос тонет в низком звуке гудка трогающегося паровоза…
В Киеве
В перерыве между двумя заседаниями я отправляюсь к начальнику местной дружины. Адрес заучен на память. Я давно уже перестал записывать адреса и имена своих друзей. Сколько лишних тревог и трагедий случилось на матушке-Руси в период властвование ВЧК от неосторожной привычки записывать адреса и сохранять старые письма. Для ЧК, подозрительно видящей везде и всюду заговоры классовых врагов, такие материалы — основание для новых и новых арестов и репрессий… А в моем положении такой справочник, взятый при аресте, был бы прямо кладом для ЧК… — Могу я видеть Ледю? Пожилая бедно одетая дама с беспокойством отступает в переднюю. Незнакомый человек в военном костюме в Советской России всегда вызывает опасения. Я вижу ее беспокойство и спешу сказать: — Пожалуйста, не беспокойтесь, мадам. Мы с Ледей — старые друзья. Дама облегченно вздыхает и приглашает меня войти. Через минуту в дверях показывается юноша низенького роста, с копной черных волос на голове и умными веселыми глазами. Увидев меня, он на секунду удивленно останавливается, и на лице дамы опять мелькает тень беспокойства. Я салютую по скаутски, и молодой человек радушно отвечает тем же. — Я — скаутмастор Солоневич. — Вы — Солоневич? — радостно восклицает Ледя. — Очень, очень рад. Я давно уже знаю вас. Еще в 1919 году вы были здесь, парад вместе с доктором Анохиным принимали, но я как раз болел и вас не видел. Но я, пожалуй, узнал бы вас и по описаниям… Через полчаса я — в курсе местных скаутских дел. Картина та же, что и везде: закрытие отрядов сопровождалось разгромом штаб-квартир, реквизицией инвентаря, хулиганством, арестами — словом, полным аккордом «комсомольской активности»… — Ну, а теперь-то как живете? — Да не унываем. Создали, вот, несколько кружков натуралистов, спортсменов, туристов и продолжаем собираться. Малышей-то, конечно, пришлось распустить. — Правильно, — одобрительно киваю я головой. — Опасности-то ведь продолжают грозить? — Ну, еще бы! — спокойно отвечает Начальник Дружины. — Для комсомольцев наше существование — бельмо на глазу. Соперники, что ни говори. Они у нас, знаете, почти всю работу пионеров переключили на шпионаж за скаутами… И знамя одного отряда мы все-таки и потеряли… — Как — отобрали? — Да… Оно хранилось у одного скаута, студента. А у него брат двоюродный с комсомольцами спутался. Видно, пронюхал как-то о знамени и выдал… — Так и пропало знамя? — Ну, еще бы… Но мало того, что реквизировали; так еще и поиздеваться решили — положили его перед дверями комсомольского клуба, вместо тряпки — ноги вытирать… Лицо Леди нахмурилось. — Но зато другое — самое старое наше знамя, — опять оживился он, — прямо чудом спасли. Вам не писали об этом? — Нет. — Эх, и рассказывать даже приятно!.. Так, я в первый раз услышал о подвиге Васи Кириенко. Вот эта история так, как я смог ее восстановить по рассказам участников и свидетелей.
Знамя скаута [20]
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2017-02-19; просмотров: 206; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.135.183.1 (0.075 с.) |