Меры предосторожности для больных

Больные и слабые люди больше всего нуждаются в солнечных ваннах. В то же время они должны соблюдать и самую большую осторожность при их использовании. Головная боль, несварение желудка или любое другое нарушение здоровья означают, что сопротивляемость у человека малая, и он может легко пострадать от тепловой прострации из-за передозировки солнечной ванны, даже когда есть загар, достаточный, чтобы предотвратить ожог. Сердечникам необходимо соблюдать осторожность, чтобы не допустить чрезмерного перегревания. Солнечная ванна зачастую так возбуждает слабых и нервных больных, что мешает их сну.

Часто после такой ванны они жалуются на ощущение слабости, которая их угнетает. Такие симптомы всегда являются результатом слишком частых солнечных ванн или их чрезмерной продолжительности. Нервные больные должны соблюдать особую осторожность и избегать перегрева. В работе «Лечение солнечным светом» доктор В. Дане также предостерегает против сверх-стимулирующего длительного пребывания на солнце для нервных людей.

Усиление боли свидетельствует об утомлении и перестимуляции. Солнечная ванна должна улучшать самочувствие, а не ухудшать его. И если она оставляет вас слабым или подавленным или усиливает какой-либо из ваших симптомов, то это означает, что вы приняли слишком большую солнечную ванну и следующую сделайте меньше. Страдающие от астмы и туберкулеза могут испытывать после ванны небольшое затруднение с дыханием. В следующий раз они должны сократить время солнечной ванны. Легочные больные, особенно предрасположенные к кровоизлияниям, страдающие от нервных и сердечных заболеваний, должны осторожно принимать солнечные ванны. Необходимо избегать кровоизлияния в легких. В некоторых кругах существует страх перед солнечной ванной для легочных туберкулезников. Я нашел, что в этом состоянии солнечная ванна очень благоприятна, и я не обнаружил никакого вреда от нее. В этой связи доктор Ролье говорит: «Двадцатилетний опыт убедил меня, что больные легочным туберкулезом ни в коей мере не страдают от обнажения на солнце. С лечением не раз происходили неудачи, и наоборот, поразительное улучшение под влиянием правильно проведенной солнечной ванны в каждом случае являлось правилом».

Полные женщины часто жалуются, что всего за несколько минут, три или пять, солнечная ванна делает их больными. Они жалуются на тошноту, слабость, головную боль, головокружение. С такими женщинами нужно осторожное обращение. Подобные явления я наблюдал у одной худой женщины и ни у одной из нормальных женщин.

ВОЗДУШНЫЕ ВАННЫ

Солнечные, световые и воздушные ванны получили у Рикли, Монтея и других ученых общее название «атмосферное лечение». Литература по этому вопросу столь запутана, что трудно определить, о какой ванне идет речь. Я попытался избегать двусмысленности в терминологии. Нельзя принимать солнечную или световую ванну, не получая одновременно и воздушную. Воздушную же ванну можно принимать и в комнате, и при ночной темноте, она не зависит от наличия света и состоит просто в обнажении тела на воздухе.

Доктор Тролл считал воздушную ванну прекрасным средством при золотухе, рахите и других болезнях. Рикли писал: «Человек создан для жизни на открытом воздухе. Поэтому, испытывая воздействие света, воздуха и солнца, он находится в своем естественном состоянии. В качестве природной среды вода занимает лишь низшее место, выше ее находится воздух, а свет же имеет превосходство над всеми остальными естественными средами и является важнейшим фактором везде, где имеется органическая жизнь.

Нервная система — одна из основ нашего организма — подвергается действию света прежде всего через кожу. Цель воздушного лечения состоит в укреплении кожи путем восстановления природных функций, жизнеспособности и эластичности, унаследованных от первобытного человека, когда он имел контакт с воздухом. Доктор Селби приводит такое высказывание французских ученых: «Водные ванны хороши, воздушные лучше, но наилучшими являются световые ванны». В этом изложена суть упомянутого уже высказывания Рикли. Б.Франклин обычно принимал в комнате по утрам воздушные ванны. Он пытался побудить и других практиковать это, отзываясь с большой похвалой о пользе, которую выносил от этих ванн. Выполняя умственную работу, Франклин часто снимал с себя всю одежду. А. Джаст (Германия) также подчеркивал большую важность воздушных ванн.

Воздух, омывающий обнаженное тело, за десять минут может увеличить метаболизм на пятьдесят процентов. Экстракту щитовидной железы — этому единственному разрекламированному средству активизации обмена веществ — требуется, как считают, целый год, чтобы получить тот же эффект. Двадцатиминутная воздушная ванна снижает до нормы содержание в крови ионов водорода. А ни одно известное доныне лекарственное средство вообще не способно сделать это. Доктор Л. Хилл писал, что интенсивная прохлада не только увеличивает теплотворение в обнаженном теле, но и значительно повышает общий обмен. Быстрее разжигается «огонь жизни». Совместно с сэром Генри Говином (Алтон) он произвел тщательное обследование детей в Трелорском госпитале и сделал вывод, что повышенный обмен веществ у одинакового числа загорелых и незагорелых детей явился результатом прохладного действия воздуха, а отнюдь не солнечной радиации. Доктор Холстид отнес результаты лечения при костном туберкулезе и туберкулезе желез внутренней секреции целиком на счет свежего воздуха. С.Бэнгс, имевший большую практику и с воздушными, и с солнечными ваннами, указал, что первые являются наиболее результативными. Профессор Дж. Доллингер (Будапешт) считает, что невозможно определить, что играет наибольшую роль при лечении туберкулеза — солнечный свет или свежий воздух. По словам Эррингера-Черкоффа, «кожа всех натурщиц, и особенно тех из них, кто из-за прекрасной фигуры должны постоянно быть готовыми к позированию, а потому большую часть дня пребывают обнаженными, уже вскоре приобретает свежерозовый оттенок. Фигуры натурщиц улучшаются, и за несколько недель работы натурщицы приобретают значительно лучшее здоровье по сравнению с прежним». Как только люди осознают, что солнечные и воздушные ванны более важны, нежели водные, все наши города заимеют общественные солнечные парки, где можно будет получать воздушные и солнечные ванны.

Воздушные ванны в сочетании с физическими упражнениями, которые гораздо приятнее делать в обнаженном виде, значительно укрепляют здоровье каждого. Они закаливают и делают более устойчивыми к изменениям погоды. Приятно тренировать себя для того, чтобы сопротивляться преувеличенной опасности холода.

Начиная воздушные ванны, слабый человек должен соблюдать надлежащую осторожность. Всё должно соответствовать возможностям, а эти возможности у хроника или страдающего нервными расстройствами часто ограничены. В подобных случаях первые несколько ванн должны быть кратковременными. Часто слабые и чувствительные люди вначале не могут вынести более трех минут. Их сверхчувствительность нужно принимать во внимание и учитывать. Воздушная ванна должна быть приятной, и если ее принимать, то увеличивать постепенно. Продолжительность должна зависеть от температуры и состояния больного. Нельзя допускать охлаждения. Если же охлаждение все же произошло, то нельзя терять времени и обеспечить больного соответствующим количеством тепла. При слишком продолжительной ванне, в порыве слепого энтузиазма, новичок целый день может испытывать усталость, дискомфорт или повышенную вялость с болевыми ощущениями в голове и спине, сопровождаемыми легкой лихорадкой. Самое подходящее время для воздушных ванн — сразу после утреннего подъема с постели — при выполнении физических упражнений.

Все воздушные ванны «а ля Франклин» могут делать все энергичные и здоровые люди без указанных выше мер предосторожности. Тысячи людей наслаждаются ежедневно воздушными ваннами, даже в самых суровых погодных условиях. Не говорите: «Они же привыкли к ним!» Привыкайте и вы! И вы тогда сможете перенести такие же изменения погоды, как и они.

НАСТУПЛЕНИЕ НА КРАСОТУ

«Я рада, что некрасива» — таков заголовок статьи Люси Роджерс, появившейся в 1954 году в весеннем номере журнала «Жизнь женщины». В этой статье мисс Роджерс предается обычным оправданиям, дабы компенсировать отсутствие у нее врожденной красоты. Она пишет, что при «хорошем уходе, обозначающем прежде всего разумный макияж и одежду, она может сделать себя «привлекательной». Но очевидно, как бы успешно она ни наводила на себя лоск, она не в состоянии подобными средствами изменить коренной дефект своего некрасивого лица и фигуры.

В биологическом смысле независимо от того, какой внешний камуфляж она использует, сама она не изменится. В раннем девичестве Люси обнаружила, что может удивлять людей перевоплощениями, подменой биологического и физиологического совершенства внешним эффектом. Подобные аттракционистские трюки могут привлечь внимание, даже задержать его и побудить мужчину или мужчин влюбиться в нее. Но эти трюки следует принять за то, чем они являются, то есть попытки компенсации за очевидные, даже в этом случае сознательно признанные дефекты.

Существует, конечно, соблазн думать о красоте как о «зеленом винограде» для такой женщины. Но мы совершили бы большую ошибку, заняв такую позицию. То, что в ее позе есть нечто от «зеленого винограда», раскрывается, в ее же откровенном признании, что «при всех прекрасных советах о красоте, содержащихся в журналах, никакая девушка и так не должна выглядеть непривлекательной». Но даже и здесь заметны ее желание подменить макияжем, модной прической и одеждой истинную красоту и мысль о настоящей красоте как необязательно желанной.

Не подлежит сомнению, что эта девушка пала жертвой древнего наступления на красоту, происхождение которого поучительно, равно как и интересно для изучения. Человечество всегда испытывало инстинктивное отвращение к уродству и в равной мере сильное инстинктивное тяготение к красоте. В древнем мире уроды всегда находились в невыгодном положении.

Но как же произошла переоценка человеческих качеств? Что заставило человечество усомниться в красоте и возвеличить уродство? Как ни парадоксально, но именно крупнейшие поклонники человеческой красоты древнего мира первыми начали наступление на красоту и первыми стали проповедывать, что физическая красота нежеланна. Соломон предупреждал молодежь против обольстительности женской красотой: «Да не возжелай в сердце своем ее красоты и не позволяй увлечь себя ее очами». Вероятно, он предостерегал юношей от соблазнов «странниц». Сократу же оставалось лишь претворить ненависть к красоте в один из крупных философских догматов.

Как говорят, будучи одним из самых уродливых мужчин в истории человечества, живя среди народа, ненавидевшего уродство, и нуждаясь в какой-то компенсации за свое собственное уродство, Сократ в значительной мере ответствен за двухтысячелетнее презрение к человеческому телу и биологические санкции к нему. Он сотворил идею, будто невидимая сторона человека является наиважнейшей. Он изобрел представление о том, что наибольшее значение имеет «внутренняя красота» человека, и «внутреннее», невидимое «я» превозносилось выше видимой часта. Человеческое тело стало чем-то низким и презренным. Сократ, который, как сообщает Алкипид, более всего презирал человеческую красоту, заявлял: «Если у кого-то есть телесный дефект, мы должны терпеть его и любить», и как показано ниже, уродство есть недостаток, а красота — нормальное явление. Это означает, что, будучи сам с большим дефектом, Сократ стремился возвеличить дефективность тела, делая максимальный акцент в человеке на «внутреннее» «я».

Сократо-платоновская философия внедрилась в Рим и оказала большое влияние на мышление тогдашних римлян. По мере роста этого влияния римляне все меньше придавали значения физической красоте и все больше «внутренней». До того времени римляне порицали уродливость и славили красоту. О том, что они с отвращением тогда относились к карликам, уродцам и им подобным, убедительно свидетельствует Закон о Двенадцати Табелях, который разрешал родителям убивать уродливого или вообще деформированного ребенка сразу после его рождения. Дионисий упоминает приписываемый Ромулу закон, согласно которому, на 277-м году существования римского государства дети с неправильной конституцией тела могли умерщвляться после признания их анормальности пятью свидетелями. То, что такая практика сохранялась даже до эпохи императора Августа, очевидно из отношения к ней как факту Сенеки, говорившего: «Мы подвергаем удушению новорожденных уродцев, топим и собственных детей, если они рождаются калеками. И это акт не гнева, а разума: отделить бесполезное от здорового и полезного». Похоже, тогда они рассматривали такие существа как «человеческие отбросы», от которых надо избавляться в интересах сохранения расы. Суетониус сообщает, что император Август «питал отвращение к карликам, уродцам и подобным природным аномалиям».

Такие попытки сохранить племя или род были широко распространены раньше у человечества с доисторических времен. И всё это практикуется среди «здоровых хунзов», о которых мы так много слышим и читаем в последние годы. Среди них разрешается жить только здоровым, что в значительной степени и объясняет их беспримерное здоровье. Влияние Сократа на римлян было столь большим, что Антоний Троллоп мог называть даже Цицерона «языческим христианином», хотя Плутарх и считал, что тот разговаривал подобно христианскому апостолу, а не как языческий Философ. Неудивительно поэтому, что Овидий, родившийся за год до убийства Цицерона, сказал: «Любовь — вечна, красота же уничтожает возраст». Хотя и Сократ, и Овидий указывали на важность изучения свойств как мужчины, так и женщины, оба ослабляли свои доводы следованием сократовской глупости. К несчастью, позднее сократовская софистика, с помощью которой он стремился сохранить чувство собственного достоинства, и связанные с нею переоценки ценностей перемешались с христианством, или, как я предпочитаю называть, лжехристианством, и на протяжении тысячи семисот лет людей заставляли верить, будто они являются частью такого христианского мира. Так насаждались и увековечивались сократовские заблуждения.

Всем ученым в области истории церкви хорошо известно, что историческое христианство, в отличие от учения и практики Иисуса и его одиннадцати учеников (у двенадцатого хватило приличия повеситься после предательства им своего учителя), является поразительной смесью языческих мифов и греческой философии с акцентом на сократо-платоновскую часть этой философии. Использование Павлом девиза одного из греческих философов — «Давайте есть, пить и веселиться, ибо завтра умрем», — это свидетельство раннего включения греческой философии в ту мешанину, которая, в конце концов, и образовалась. Хотя до того христианство и подвергалось определенному влиянию язычества, но процесс серьезной трансформации языческих богов и богинь в христианских святых активно происходил лишь после того, как император Константин сделал христианство официальной религией римского государства: превращение языческих суеверий в христианские догмы, языческих ритуалов в христианские церемонии, языческих обычаев в христианскую мораль, языческих институтов в христианские ордены и организации, языческих мифов в благостные истории с христианскими наставлениями. Константин впустил языческий мир в христианскую церковь, и тот вошел туда, очень мало утратив из своего багажа при смене «карет». Поэтому мы без удивления обнаруживаем, что взгляд Сократа на «внутреннего» человека является неотъемлемой частью современного христианства.

Ненавидевший человеческое тело Павел изрек следующий отрывок сократовской чепухи: «Тело мертво из-за греха; но дух жив благодаря правде. Через дух умертвив деяния тела, вы будете жить, деяния Христовы умерщвляли плоть любовью и чувствами». Провозглашение этого противоприродного догмата лжехристианами, среди которых главным был Павел (который, как и Савл, пытался разрушить христианство и, потерпев в своих попытках неудачу, последовал старому правилу «Если не можешь их победить, присоединяйся к ним»; он же не был в числе учеников Иисуса, никогда им не обучался и находился в постоянном конфликте с его учениками), превратило презрение к телу в западном мире в повседневный обычай. И с того времени, как сократовский обман был воспринят лжехристианами и с фанатической страстью начал везде провозглашаться, «чистая душа» стала оправданием каждого дурного запаха изо рта, и здравый биологический подход был уже больше невозможен. После этого горбун, калека, человек с любой деформацией, любая печать вырождения считались естественными, а такие мужчины и женщины нормальными. Ибо, как гласил сократовский постулат, дефект или подобная печать вырождения не есть еще реальный человек. Утверждалось, что реальное «я» мужчины или женщины сокрыто и что оно отвечает за всё.

На протяжении тысячи семисот лет лжехристианство правило западным миром, приучив людей презирать свое тело и игнорировать его дефекты. Как заявлял доктор К.Е.Робинсон в его работе «Домашняя жизнь в Древней Греции», «кредо христианской церкви было сформулировано в терминах греческих философов». Не удивительно поэтому, что даже в «Оправдании» Джас-тина Мартира мы находим указание на то, что в ранней истории церкви постоянно подразумевалось, что Сократ и близкие к нему были христианами еще до Христа. В 1476 году Марсель Фисино писал: «Жизнь Сократа — это постоянная символика жизни Христа», поэтому «доктрины одного схожи с доктринами другого». Мы мало знаем о доктринах Иисуса, но все же достаточно, чтобы распознать разницу между ними и учением ненавистника физического тела Павла, и, похоже, что Фисино ошибочно принял доктрины Павла за доктрины Иисуса. Но именно благодаря Павлу сократовская доктрина превосходства «души» стала повседневным учением западного мира. Доктор Колридж заметил К. Робинсону, что «Иисус был философом-платоником». Платон был учеником Сократа. Но Павла вряд ли можно считать учеником Иисуса, хотя это и не исключено.

По словам крупного исследователя Сократа профессора А.Е. Тейлора, «Сократ создал интеллектуальную и моральную традицию, которой после него Европа придерживалась... Именно Сократ разработал концепцию «души», которая с тех пор господствовала в европейском мировоззрении. Фактически непосредственным влиянием, которое в наибольшей степени позволило нам познакомиться с доктриной Сократа, было влияние христианства» (Сократ. Лондон, 1932). Принципы, на которых был основан средневековый взгляд на красоту и уродство, закладывались первыми «отцами» раннего периода христианской церкви. Уже вскоре после Павла мы видим осуждение человеческой красоты. В большой мере на тех же принципах базируется и современный взгляд на этот предмет. Так как тело было источником «греха» и «опасной» стороной человека, средневековое мировоззрение не могло подвергать его достаточному поношению и клевете и теоретически, и на практике в графическом искусстве и скульптуре. В то же время превознося «душу» гораздо выше тела, оно ни во что не ставило тело, фактически изображая его как помеху. Если мы далее приведем несколько примеров того, как «отцы» ранней церкви выражали и распространяли этот сократовский обман, мы лучше поймем их точку зрения.

Клемент Александрийский, живший в конце второго и начале третьего века нашей эры, не говоря уже о его согласии с тем, что «наилучшей является красота духовная», «ибо только в душе проявляются красота и уродство», занял смелую и вполне логичную позицию: раз физическая красота ничего не значит, то желательно быть еще более уродливым, чем Иисус, которого как высшего и лучшего из людей он видел уродливым. Он писал: «По внешности Сам Господь некрасив, в нем нет ни фигуры, ни миловидности. Его внешний вид плох, хуже, чем у людей. И тем не менее кем еще больше восхищались, чем Господом? Глазу не нужна красота тела».

Такой подкоп под телесную красоту в течение тысячи семисот лет подрывал все западное мировоззрение в вопросе о красоте. Отныне уродство превозносилось выше красоты, поскольку сам Иисус был уродлив. Возможно, осуждения Клементом физической красоты сильнее ее осуждений некоторыми из его последователей, но и беглое чтение последних показывает, что и те были достаточно сильными. Джон Хризостом, который жил и писал в четвертом веке нашей эры, говорил: «Любовь зависит не от красоты». Он отрицал, что существует какая-то другая красота, кроме духовной, ибо «даже отечные тела красиво выглядят, а в их внешнем виде нет ничего отталкивающего». Тем самым отрицая, что болезнь есть уродство, — по сути, утверждая, что она прекрасна, он поддерживал сократовскую концепцию, будто «единственная истинная красота — это красота духа*. Немного позднее и Августин утверждал, что реальная красота — это невидимая и духовная красота. Он призывал: «Угождайте Ему такой красотой, она наделит вас прилежанием и сильной мыслью». Несколько ранее Клемента и Августа «святой» Киприан, живший в первой половине третьего века нашей эры, считавшийся одним из самых блестящих архиепископов ранней церкви, полностью осознавал силу красоты как соблазна для жизни и всем своим красноречием, каким только обладал, умолял девушек и женщин не выглядеть красивыми и привлекательными. Он говорил: «Девственница должна остерегаться быть привлекательной и не навлекать на себя опасность, когда она сохраняет себя для лучшего и божественного... Она не должна ухаживать за своими волосами ради красоты или восхищаться своим телом и его прелестями, когда ее главная борьба — со своим телом, она должна неутомимо стремиться к тому, чтобы победить и обуздать тело. Неподобающая одежда и нескромные украшения влекут к себе. Но не могут считаться девами Христовыми те, кто живет с целью привлечь любовь: прелести фигуры нужны лишь падшим и бесстыдным женщинам».

Написано множество страниц о наступлении на женскую красоту, но и сегодня среди нас сохранилось многое от представления, будто тяготение к чьей-то красоте свойственно лишь нескромным женщинам. Многие из ранних христианских сект, включая крупнейшие, проповедывали, что женщина — это Дьявол, маскирующийся для того, чтобы совратить благочестивых мужчин. Такого представления, похоже, придерживается и современная коммерческая публика, которая использует ее, в основном, для продажи товаров или зарабатывания денег: она — лишь приманка для секса.

Журналы для женщин работают по этому же принципу. Опасность красоты как соблазна для жизни хорошо описана Клементом Александрийским, который советовал скрывать красоту: «Да сокроется красота, пока она находится вне дома. Подобный стиль одежды важен, ибо оберегает красоту от лицезрения. Да не падет та, кто закрывает свое лицо скромностью и покрывалом и не дает другой впасть в грех открытием лица». Именно от этих «христиан» мусульмане заимствовали практику закрывать лица своих женщин.

Тертуллиан наставлял, что «естественную красоту надо закрывать как опасную для постороннего глаза». Тогда опасались красоты не только потому, что она восхищала, но и потому что ее объединяли с сексом, считавшимся творением Дьявола, которое надо всеми способами обесчестить. Моральное и физическое здоровье рассматривали как нечто противоположное друг другу. В «Истории европейской морали» Баккл пишет, что в средние века «было неприличным ухаживать за любой красотой». Красивый изгиб тела Евы, который могла иметь каждая женщина, люди средневековья называли «дьявольской красотой». Истинно Дьявол был дарителем любой хорошей и совершенной вещи.

Неудивительно, что христиане с подобными взглядами начали думать, что и Иисус был уродом. Неудивительно и то, что художники-графики раннего средневековья, подобно остальным своим коллегам по профессии (кроме немногих «мятежных») служили современным им ценностям, продолжая изображать Иисуса все более уродливым. В работе «История живописи» Уолтман и Верман пишут об этом следующим образом: «Исторический портрет Христа не известен, и художники не пытались его создать; они старались лишь познать его божественную природу и создавали соответствующий идеал в виде безбородого молодого Спасителя, который очень походил на классический тип классических богов и героев».

Этот идеальный Христос просуществовал недолго, вскоре был заражен господствовавшими тогда сократовскими идеями, и художники трансформировали его образ в соответствовавший лжехристианскому мышлению. Ко времени убранства Собора святого Павла в Риме (около 450 года н.э.) Иисус уже был бородатым, некрасивым и угрюмым, и в апостолах отражались его внешность и настроение.

В VI веке в церкви святого Виталия (Равенна) не оставалось уже почти ничего от классического изображения Иисуса. В часовне собора святого Лоренца Христос бородатый, не величественный и без достоинства, изможденный; в церкви святых Назария и Селсия (Равенна) мозаика пятого века изображает даже овец капризными и сумрачными. А в мозаике Форума церкви святых Космоса и Далмиана (526 — 530 гг. н.э.) апостолы начинают приобретать «христианский» внешний вид — более длинные и некрасивые туловища. По словам указанных авторов, в средневековом искусстве раннего периода классические черты и фигуры стали подменяться уродством.

Сократ начал страшное наступление на красоту с последующим и сопутствующим этому прославлением уродства. Его последователи, которые ошибочно принимали себя за поклонников Иисуса, естественно, довели это до логического завершения.

Английские пуритане были большими противниками красоты. В своей работе «Нелюбовь к локонам» Принн пишет: «Изящество Ума и Души... это единственная привлекательность и красота, которые делают нас прекрасными и восхитительными перед лицом Господа, людей и Ангелов», это — «единственная культура и красота, которую ценит Всевышний», «упорная и страстная привязанность к красоте должна обязательно быть греховной и отвратительной, ибо исходит чаще всего из неверного, нечистого и похотливого сердца», «те, кто обладает целомудренными и чистыми чувствами, полагая телесную, внешнюю красоту ненужной, пренебрегают своей естественной красотой, совсем избавляясь от нее нанесением лицу шрамов, рубцов и повреждений, дабы оно не вызывало страсти и не обольщало других». Читателю нетрудно заметить, что реальная боязнь красоты у эгого известного пуританского лидера — боязнь перед ее соблазном секса.

Доктор Людовик приводит историю с «набожной дамой из Бостона», которая «серьезно подумывала об удалении у дочери здоровых зубов, чтобы лишить ее греховной красоты и ее соблазна секса». Поэт эпохи английского протестантизма Мильтон, который последовательно придерживался взглядов Сократа и Клемента Александрийского, писал: «Красотой восхищаются лишь плененные, слабые умы. Перестаньте восхищаться ею, и все ее прелести рассыпятся и превратятся просто в пустяк». Череду метаний Байрона от матери к сводной сестре, греческим мальчикам, светским авантюристкам, жене-хищнице, любовницам из низших слоев общества, мечтательным графиням, пока совсем не устал от всех них и не уехал в Грецию бороться за свободу, психологи относят на счет его физического дефекта, который описывается то как косолапость, то как травма при рождении, которую никому не дозволялось видеть. Этот дефект создал у Байрона в детстве неуклюжую, с хромотой, покачивающуюся походку. Его невероятно грубая мать, считавшая его дефект отвратительным, высмеивала мальчика и подстрекала маленьких девочек, которых он «любил», смеяться и подшучивать над ним. Из-за этого чудовищного обращения у Байрона развилась страстная зависть к мальчикам с прямыми ногами, что привело его в школе прямо к любовным связям с многими красивыми прямоногими мальчиками. Он начал свою любовную карьеру как гомосексуалист и, подобно Шекспиру до него и Оскару Уайльду после него, регулярно описывал в своих поэмах и письмах приливы своей гомосексуальной страсти. Его печаль в связи со смертью матери, которую он и любил, и ненавидел, бросала его в объятия престарелых любовниц, самой молодой и самой знатной из которых была шестидесятивосьмилетняя графиня Оксфордская. Все они годились ему в матери и бабушки. Единственным исключением из его увлечений престарелыми любовницами была двадцатитрехлетняя леди Франсуа Уэбстер, которая подвергалась своим мужем таким издевательствам, что ее молодость и красота были загублены, а сама она выглядела старой измученной женщиной. Впоследствии, когда Байрон обратился к молодым женщинам, он не доверял им и причинял им боль.

Эти привязанности, которые не могли принести ему счастья, привели к тому, что в третьей, заключительной стадии своей любовной жизни он, авантюрно бросившись в пучину кровосмесительства, соблазнил свою сестру и жил с ней с нескрываемой страстностью. Спустя некоторое время после своей женитьбы на прекрасной Анабелле Милбейн он привел ее жить в дом сестры, заявив леди Байрон: «А теперь, имея ее (свою сестру Августину Ли), ты увидишь, что я могу обойтись без тебя — во всех отношениях». По секрету он сообщил жене, что дочь Августины — Медора — от него и что он стал отцом ребенка, когда полковник Даек Ли был в отъезде, будучи женатым, он развязал преднамеренную кампанию издевательств над женой, чтобы, как говорят, отомстить всем красивым женщинам и до конца возмутить английское общество. Его гомосексуальные наклонности не кончились с началом гетеросексуального опыта, и в первую же брачную ночь он по секрету сказал жене, что ненавидит спать с любой женщиной. Что остается сказать? Если требуется большее доказательство неспособности Байрона оценить значение женской красоты, то это можно найти в его резких обличительных речах против женщин.

Извращенное мышление этого порочного человека, его ненависть и стремление отомстить за себя всем красивым женщинам делают его негодным в качестве судьи женской красоты, ее истинной ценности и важности. Цитировать Байрона с его умалением женского очарования — то же, что цитировать дьявола с его низведением добродетели и великодушия.