Стало тихо. Соломахин настороженно вскинул голову. Любаев насупился. Все смотрят на Потапова.

Потапов (вскочив). Я?! Вы что? Вы что говорите?
Айзатуллин (спокойно). Я говорю, что вы выпили и в таком виде пришли на партком.
Толя (вскочив). Как вам не стыдно!
Потапов (беря себя в руки). А вы можете это доказать?
Айзатуллин. А вы — можете доказать? То, что вы говорите, вы можете доказать? На каком основании вы утверждаете, что у треста не было объективных причин для изменения плана? Видите ли, ему двери не привезли! Ну и что? Вы же обвиняете трест в том, что он подложным путём выбил себе премию! (Батарцеву.) Он же поэтому отказался от премии! В знак протеста! (Потапову.) В таком случае шли бы прямо к прокурору, если здесь жулики! Как можно говорить о делах треста, об огромной организации, насчитывающей три тысячи человек, делать далеко идущие выноды, не имея за душой элементарного представления, что в этом тресте происходит, в какой, он живет обстановке, что у него есть, чего у него нету?! Безобразие!
Т о л я (Потапову, шёпотом). Достать? Потапов. Сиди тихо.
Л ю б а е в. Разрешите, Лев Алексеевич, два слова.

Соломахин кивает.

(Повернувшись к Айзатуллину.) А мне, Исса Сулейманович, вполне понятно, почему Потапов отказался от премии. И я не нахожу здесь никакого желания охаять трест! Я даже в этом не нахожу никакой особенной погони за заработками, за деньгами. Товарищи, давайте поставим себя на место Потапова. Что видит Потапов каждый день с утра до вечера? Каждый день с утра до вечера он видит то одни, то другие недостатки в работе нашего треста. Действительно, недостатки есть. Я, правда, не стал бы на себя брать такую ответственность — утверждать, что у нас их больше, чем на любой другой стройке СССР. Но они есть. И Потапов их остро воспринимает. Они его выводят из себя. Они ему мешают нормально работать. В конце концов, они ему просто мешают получать удовольствие, радость от своего труда. Вот что здесь важно!... (Меняет интонацию.) Другое дело — способен ли Потапов со своей бригадирской колокольни составить себе объективное представление о положении дел в масштабах треста? (Поворачивается к Потаповy.) Вы поймите, товарищ Потапов, у вас в результате каждодневного, так сказать, общения с неритмичной подачей бетона и прочим произошёл в сознании некоторый перекос в сторону наших внутренних недостатков. Причем в этом вы совершенно не виноваты. Потому что каждый человек видит жизнь со своей горки... (Поворачивается к Соломахину.) Что я предлагаю, Лев Алексеевич. Надо кому-нибудь из нас, членов парткома, посетить эту бригаду. Надо потолковать с товарищами. И я уверен, после такой беседы многое встанет на место...
Комков (резко). Да чего там толковать?! Потапов, хоть знаешь, какой главный недостаток у тебя в бригаде?
Потапов (с вызовом). Не знаю!
Комков Тогда я тебе скажу. У тебя в бригаде никудышный бригадир! Что значит — тебе не дали бетона? А ну пускай попробуют мне бетона не дать! (Усмехнулся.) Один раз попробовали; я вышел в ночь, Павел Емельянович, а бетона нет. Так я тогда сел в самосвал — и к директору бетонного завода на квартиру! Организовал ему подъёмчик в три часа ночи, посадил в машину — и на завод. И бетон был! И до сих пор есть!.. Чтоб я пошёл на склад искать двери? Извините! Нет дверей — телеграмму в райком партии: «Сижу без дела. Бригадир Комков». И будут двери. На сто лет вперёд! Ты плохо руководишь бригадой, Потапов. Может быть, не умеешь? Тогда скажи — найдут замену (Черникову.) Пожалуйста, я могу вам сосватать бригадира, Виктор Николаевич. Вот такой парень у меня есть. Огонь! Комкова за пояс заткнёт. Серьёзно.
Айзатуллин (Мотрошиловой, сокрушаясь). Как можно! Как можно с бухты-барахты давать оценку тресту! Сколько самоуверенности должно быть в человеке!
М о т р о ш и л о в а (громко). А все потому, что дисциплины нет! (Поворачивается к Батарцеву.) Потапов про простои правду говорит, Павел Емельянович. На сто процентов с ним согласна. Вот у меня был случай. В двадцать шестое управление затребовали кран. Причем как затребовали! Орут. Пишут докладные. Стоим!.. Значит, погрузили мой кран на трейлер, привезли. Смонтировали. А работы-то нет! Не нужен им кран, оказывается! Он им только через неделю понадобился! И я эту всю неделю, честное слово вам говорю, сидела на верхотуре, в кабине, и вязала внучке носки!
Айзатуллин. Дорогая Александра Михайловна! Никто же не говорит, что на стройке не бывает простоев. Бывают! Но вот вы — вы же не стали из этого случая делать выводы по всему тресту!
Мотрошилова. Не стала...
Айзатуллин. А он стал! Вот же о чём идет речь! Любаев (вдруг). Слушайте, а не напрасно, ли мы псе кипятимся? (Соломахину.) Лев Алексеевич, я вообще подозреваю, что товарищи сгоряча отказались от премии, сделали жест, а теперь и рады дать задний ход, но уже неудобно. Ведь вся стройка уже знает!
Ком к о в. Та-ак! Ясно. Он, значит (кивнул на Потащит), сделал глупость, а сейчас партком должен думать, ему из этой глупости выкрутиться! И ради этого собрались?!
Л ю б а е в. Олег Иванович, ну что ты все время в бутылку лезешь? Конечно, надо помочь товарищам. А как же! Надо же найти какое-то разумное объяснение этому ихнему «отречению» от премии, чтобы хоть не смеялись над ними!
Потапов (перебивает). Минуточку, Роман Кириллович! Я ещё не утонул — меня спасать не надо! (Толе.) А ну-ка, достань!

Толя словно только и дожидался этой команды — мигом полез под стол и исчез там. Общее недоумение. Потапов невозмутимо ждет. Наконец растрёпанный, взлохмаченный Толя вылез из-под стола со своей сумкой в руках: сумка расстёгнута, битком набита всякой всячиной, — видно, что Толя долго шарил там и что-то безуспешно искал.

(Гневно.) Ну?!..
Толя (торопливо бормочет). Сейчас, сейчас... (Ставит сумку на стол и поочередно, вещь за вещью, вынимает: рубашку, шахматную доску, старые джинсы, книжку, мотоциклетную деталь, старый берет, брезентовые рукавицы... — всё это он передает Потапову.)