Личностная индивидуальность (identily) против ролевого смешения

С установлением первоначальных добрых отношений с миром трудовых навыков и орудий и с наступлением пубертатного возраста собственно детство приходит к концу. Начинается юность. Но в подростковом и раннем юношеском возрасте вся та индивидуальность и целостность личности, которая была достигнута ранее, вновь ставится под вопрос вследствие интенсивного физического роста, соизмеримого с развитием в раннем детстве, усугубляемого к тому же генитальным созреванием. Растущий и развивающийся подросток, сталкиваясь с физиологической революцией, происходящей в его организме, и с осязаемыми взрослыми проблемами, стоящими впереди, теперь прежде всего озабочен тем, как он выглядит в глазах других и как этот образ соотносится с его собственным представлением о себе. Он озабочен также и тем, как связать роли и навыки, культивировавшиеся ранее, с профессиональными прототипами сегодняшнего дня. В поисках нового чувства целостности и индивидуальности подросток должен вновь вступать во многие из ранее выигранных битв, даже если для этого ему приходится достаточно искусственным образом определять вполне достойных людей на роли своих врагов, и он всегда готов сотворить себе кумира, создать идеал в качестве стража окончательной версии своей личностной индивидуальности.

Интеграция, достигающая на этом этапе формы эго-идентичности, есть, как было уже указано, нечто большее, чем сумма детских идентификаций. Это есть осознанный личностью опыт собственной способности интегрировать все идентификации с влечениями либидо, с умственными способностями, приобретенными в деятельности, и с благоприятными возможностями, предлагаемыми социальными ролями. Далее, чувство эго-идентичности заключается во все возрастающей уверенности в том, что внутренняя индивидуальность и целостность, имеющая значение для себя, равно значима и для других. Последнее становится очевидным во вполне осязаемой перспективе «карьеры».

Опасностью этой стадии является ролевое смешение. Там, где оно основано на уже исходно существующем сильном сомнении в собственной сексуальной идентичности, нередко наблюдаются криминальные и психотические эпизоды. Однако во многих случаях речь вдето неспособности разрешить вопросы профессиональной идентичности, что вызывает тревожность у переживающих такое состояние молодых людей. Чтобы привести себя в порядок, они временно развивают, вплоть до явно полной утраты собственной индивидуальности, сверхидентификацию с героями улиц или элитарных групп. Это знаменует наступление периода «влюбленности», которая в целом никоим образом и даже первоначально не носит сексуального характера — если только нравы не требуют того. В значительной степени юношеская влюбленность есть попытка прийти к определению собственной идентичности путем проекции собственного первоначально неотчетливого образа на кого-то другого и лицезрения его уже в отраженном и проясненном виде. Вот почему проявление юношеской влюбленности во многом есть разговор.

Молодым людям в удивительной степени также могут быть присущи избирательность в общении и жестокость по отношению ко всем «чужакам», отличающимся от них цветом кожи, социальным происхождением, вкусами или способностями. Часто специальные детали костюма или особые жесты временно избираются в качестве знаков, помогающих отличить «своего» от «чужака». Важно понять (что не значит простить или соучаствовать в этом), что такая нетерпимость является защитой для чувства собственной идентичности от обезличивания и смешения. Дело в том, что подростки, создавая замкнутые группы и клишируя собственное поведение, свои идеалы и своих врагов, не только помогают друг другу таким образом справиться с временными трудностями; они также, таким извращенным способом, проверяют способность друг друга хранить верность. Готовность к такой проверке объясняет тот отклик, который прямолинейные и грубые тоталитарные концепции находят в умах молодежи тех стран и тех социальных классов, которые потеряли или теряют свою групповую идентичность (феодальную, аграрную, племенную, национальную) и сталкиваются с глобальной индустриализацией, эмансипацией и все расширяющейся коммуникацией.

Ум подростка находится в состоянии моратория (что соответствует психологической стадии, промежуточной между детством и взрослостью) между моралью, выученной ребенком, и этикой, которая должна быть сформирована взрослым. Ум подростка есть идеологический ум — и он, безусловно, предполагает идеологическое мировоззрение общества, которое говорит с подростком совершенно откровенно, на равных. Подросток готов к тому, чтобы его положение как равного было подтверждено принятием ритуалов, «символа веры» и программ, одновременно определяющих и что есть зло. Поэтому в поисках социальных ценностей, управляющих идентичностью, подросток сталкивается с проблемами идеологии и аристократии в их самых общих смыслах. Смыслы эти связаны с представлением о том, что внутри определенного образа мира и в ходе предопределенного исторического процесса наилучшие люди будут приходить к руководству, и руководство будет развивать в людях самое лучшее. Для того чтобы не стать циниками и не впасть в апатию, молодые люди должны быть способны каким-то образом убедить себя в том, что те, кто преуспевает во взрослом мире, при этом взваливают себе на плечи обязанность быть лучшими из лучших <...>. В последней главе этой книги мы обсудим способ, которым современные революции пытаются разрешить, а также использовать глубокую потребность молодых в переопределении своей личностной индивидуальности (identity) в индустриальном мире.