Сибирь, Священная Российская империя

 

Люди в этом сти­хий­но воз­ник­шем по­се­ле­нии жи­вут в са­мых при­ми­тив­ных ус­ло­ви­ях. Ни элект­ри­чест­ва, ни во­доп­ро­во­да. За сте­ной, сде­лан­ной из сруб­лен­ных поб­ли­зос­ти де­ревьев, жмут­ся друг к дру­гу жал­кие ла­чу­ги. Са­мая ма­ленькая хи­бар­ка при­над­ле­жит от­цу Сер­гею Рыж­ко­ву. По­ра­зи­тельно, как ста­рый свя­щен­ник до сих пор не умер. По­ход­ка вы­да­ет мно­го­чис­лен­ные во­ен­ные и пос­ле­во­ен­ные ра­не­ния. При ру­ко­по­жа­тии за­мет­но, что у не­го сло­ма­ны все пальцы. Ког­да он пы­та­ет­ся улыб­нуться, вид­но, что те нем­но­гие зу­бы, ко­то­рые ему не вы­би­ли дав­ным-дав­но, сгни­ли и по­чер­не­ли.

- Чтобы по­нять, как мы ста­ли «ре­ли­ги­оз­ным го­су­дарст­вом» - и как это го­су­дарст­во на­ча­лось с та­ко­го че­ло­ве­ка, как я, - вам на­до по­нять при­ро­ду на­шей вой­ны про­тив жи­вых мерт­ве­цов.

Как и во мно­гих дру­гих конф­лик­тах, на­шим луч­шим со­юз­ни­ком ста­ла Су­ро­вая Зи­ма. Ку­са­чий мо­роз, ко­то­рый только уси­лил­ся, ког­да по­чер­не­ло не­бо над пла­не­той, дал вре­мя, что­бы под­го­то­виться к ос­во­бож­де­нию ро­ди­ны. В от­ли­чие от Со­еди­нен­ных Шта­тов мы ве­ли вой­ну на два фрон­та. С за­па­да у нас был уральский барьер, а с юго-вос­то­ка на­се­да­ли ази­атс­кие тол­пы. В Си­би­ри по­ло­же­ние ста­би­ли­зи­ро­ва­лось, но и здесь бы­ло не­бе­зо­пас­но. Сю­да хлы­ну­ли бе­жен­цы из Ин­дии и Ки­тая, мно­жест­во за­мо­ро­жен­ных упы­рей от­та­ива­ло и от­та­ива­ет до сих пор, каж­дую вес­ну. Мы нуж­да­лись в зим­них ме­ся­цах, что­бы ре­ор­га­ни­зо­вать во­ен­ные си­лы, упо­ря­до­чить на­се­ле­ние, оце­нить ре­сур­сы и расп­ре­де­лить бо­га­тые за­па­сы во­ен­но­го сна­ря­же­ния.

Мы не на­ла­жи­ва­ли во­ен­ное про­из­водст­во, как в дру­гих стра­нах. В Рос­сии не соз­да­ва­ли де­пар­та­мен­та стра­те­ги­чес­ких ре­сур­сов: ни­ка­кой про­мыш­лен­нос­ти, только са­мое не­об­хо­ди­мое, что­бы на­кор­мить лю­дей и по­мочь им вы­жить. Но за­то у нас име­лось нас­ле­дие во­ен­но-про­мыш­лен­но­го комп­лек­са ве­ли­кой стра­ны. Я знаю, вы на За­па­де сме­ялись над на­шей «при­чу­дой». «Ива­ны-па­ра­но­ики де­ла­ют тан­ки и пуш­ки, ког­да их на­род про­сит ав­то­мо­би­ли и мас­ло». Да, Со­ветс­кий Со­юз был отс­та­лым и не­эф­фек­тив­ным, да, на­ша эко­но­ми­ка обанк­ро­ти­лась на вер­ши­не во­ен­но­го мо­гу­щест­ва, но ког­да Ро­ди­на-Мать поз­ва­ла, имен­но это спас­ло ее де­тей.

(Он по­ка­зы­ва­ет на выц­вет­ший пла­кат на сте­не. На нем - приз­рач­ный об­раз ста­ро­го со­ветс­ко­го сол­да­та, ко­то­рый свер­ху, с не­бес по­да­ет гру­бый ав­то­мат бла­го­дар­но­му рус­ско­му ре­бен­ку. Сни­зу над­пись по-рус­ски: «Спа­си­бо, де­душ­ка!»).

- Я слу­жил ка­пел­ла­ном в трид­цать вто­рой мо­тост­рел­ко­вой ди­ви­зии. Под­раз­де­ле­ние ка­те­го­рии Д, нам да­ва­ли сна­ря­же­ние чет­вер­то­го клас­са, са­мое древ­нее в ар­се­на­ле. Мы по­хо­ди­ли на во­як из ста­рых фильмов о Ве­ли­кой Оте­чест­вен­ной со сво­ими ППШ и трех­ли­ней­ка­ми. У нас не бы­ло ва­шей кра­си­вой бо­евой фор­мы с иго­лоч­ки. Мы но­си­ли ру­ба­хи сво­их де­дов: гру­бая, зап­лес­не­ве­лая, по­би­тая молью шерсть, ко­то­рая ед­ва спа­са­ла от хо­ло­да и нис­колько не за­щи­ща­ла от уку­сов.

У нас бы­ло очень мно­го уби­тых, по большей час­ти в го­родс­ких бо­ях, и все из-за пло­хих бо­еп­ри­па­сов. Эти пат­ро­ны ока­за­лись стар­ше нас: не­ко­то­рые из них ле­жа­ли в ящи­ках под сне­гом и дож­дем еще с тех пор, как Ста­лин сде­лал свой пос­лед­ний вы­дох. Ник­то не мог быть уве­рен, что его ору­жие не даст осеч­ку в тот са­мый мо­мент, ког­да на не­го на­ся­дет упырь. Та­кое час­то слу­ча­лось в трид­цать вто­рой мо­тост­рел­ко­вой ди­ви­зии.

Наша ар­мия бы­ла не та­кой ор­га­ни­зо­ван­ной, как ва­ша. Ни плот­ных ма­леньких ка­ре Радж-Сингх, ни эко­ном­ной бо­евой так­ти­ки «один выст­рел, один уби­тый». На­ши сра­же­ния выг­ля­де­ли не­ряш­ли­во и жес­то­ко. Мы по­ли­ва­ли про­тив­ни­ка из круп­но­ка­ли­бер­ных пу­ле­ме­тов ДШК и ог­не­ме­тов, обст­ре­ли­ва­ли из «Ка­тюш» и да­ви­ли гу­се­ни­ца­ми до­ис­то­ри­чес­ких тан­ков Т-34. Не­эф­фек­тив­но, рас­то­чи­тельно, слиш­ком мно­го не­нуж­ных смер­тей.

Первый круп­ный бой сос­то­ял­ся в Уфе. Пос­ле не­го мы пе­рес­та­ли за­хо­дить в го­ро­да и на­ча­ли за­му­ро­вы­вать их на зи­му. Мы мно­го­му на­учи­лись в те пер­вые ме­ся­цы, ког­да бро­са­лись очер­тя го­ло­ву в раз­ва­ли­ны пос­ле дол­гих ча­сов не­ми­ло­серд­но­го обст­ре­ла, от­во­евы­вая ра­йон за ра­йо­ном, дом за до­мом, ком­на­ту за ком­на­той. И всег­да бы­ло слиш­ком мно­го зом­би, слиш­ком мно­го осе­чек, слиш­ком мно­го уку­шен­ный ре­бят.

У нас не име­лось «таб­ле­ток Л»,[89] как у ва­ших. Единст­вен­ное ле­карст­во от ин­фек­ции - пу­ля. Но кто наж­мет на спуск? Только не дру­гие сол­да­ты. Убийст­во то­ва­ри­ща, да­же ес­ли он за­ра­жен, слиш­ком сильно на­по­ми­на­ло о де­ци­ма­ци­ях. Вот она, иро­ния. Де­ци­ма­ции да­ли на­шим сол­да­там си­лы и дис­цип­ли­ну сде­лать все - все, кро­ме это­го. Поп­ро­сить или да­же при­ка­зать од­но­му сол­да­ту убить дру­го­го - зна­чи­ло пе­рей­ти гра­ни­цу, за ко­то­рой воз­го­рит­ся оче­ред­ной мя­теж.

Сначала от­ветст­вен­ность воз­ло­жи­ли на ру­ко­водст­во, офи­це­ров и стар­ших сер­жан­тов. Худ­ше­го ре­ше­ния при­ду­мать не­воз­мож­но. Каж­дый день смот­реть в гла­за этим лю­дям, этим мальчиш­кам, за ко­то­рых не­сешь от­ветст­вен­ность, с ко­то­ры­ми сра­жа­ешься бок о бок, де­лишь хлеб и оде­яло, ко­то­рым спа­са­ешь жизнь или ко­то­рые спа­са­ют жизнь те­бе. Кто в сос­то­янии сос­ре­до­то­читься на тяж­ком бре­ме­ни ру­ко­водст­ва, со­вер­шив та­кой пос­ту­пок?

Мы на­ча­ли за­ме­чать, что на­ши по­ле­вые ко­ман­ди­ры дег­ра­ди­ру­ют. Пре­неб­ре­га­ют дол­гом, спи­ва­ют­ся, сво­дят сче­ты с жизнью - са­мо­убийст­ва сре­ди офи­це­ров при­об­ре­ли ха­рак­тер эпи­де­мии. На­ша ди­ви­зия по­те­ря­ла че­ты­рех опыт­ных ко­ман­ди­ров, трех млад­ших лей­те­нан­тов и ма­йо­ра, и всех только в пер­вую не­де­лю пер­вой кам­па­нии. Два лей­те­нан­та заст­ре­ли­лись, один сра­зу пос­ле убийст­ва за­ра­жен­но­го, вто­рой поз­же ночью. Тре­тий ко­ман­дир взво­да изб­рал бо­лее пас­сив­ный ме­тод, ко­то­рый мы на­зы­ва­ем «са­мо­убийст­вом в бою». Он на­ме­рен­но шел на са­мые опас­ные за­да­ния, ве­дя се­бя как бес­печ­ный ря­до­вой, а не как от­ветст­вен­ный ру­ко­во­ди­тель. Он умер, пы­та­ясь спра­виться с дю­жи­ной упы­рей с од­ним лишь шты­ком в ру­ках.

Майор Ков­пак прос­то ис­чез. Ник­то не пом­нил ког­да. Мы зна­ли только, что он не мог стать до­бы­чей зом­би. Ра­йон был со­вер­шен­но чист, ник­то, аб­со­лют­но ник­то не по­ки­дал тер­ри­то­рию без соп­ро­вож­де­ния. Все по­ни­ма­ли, что мог­ло слу­читься. Пол­ков­ник Са­ви­чев офи­ци­ально за­явил, что ма­йо­ра пос­ла­ли в раз­вед­ку, но он не вер­нул­ся. Пол­ков­ник да­же ре­ко­мен­до­вал предс­та­вить его к ор­де­ну Ро­ди­ны пер­вой сте­пе­ни. Слу­хи ни­чем не убьешь, а для бо­ево­го ду­ха под­раз­де­ле­ния нет ни­че­го страш­нее, чем весть, что один из их офи­це­ров де­зер­ти­ро­вал. Я не ви­нил его, и до сих пор не ви­ню. Ков­пак был хо­ро­шим че­ло­ве­ком, сильным ли­де­ром. До кри­зи­са он три ра­за во­евал в Чеч­не и один раз в Да­гес­та­не. Ког­да мерт­вые на­ча­ли вос­ста­вать, он не только пре­дотв­ра­тил мя­теж в сво­ей груп­пе, но и по­вел их всех пеш­ком, со сна­ря­же­ни­ем и ра­не­ны­ми на ру­ках, от Кур­ты в го­рах Са­либ до по­сел­ка Ма­нас­кент на Кас­пийс­ком мо­ре. Шестьде­сят пять дней, трид­цать семь круп­ных бо­ев. Трид­цать семь! Ма­йор мог стать инст­рук­то­ром - он зас­лу­жил это пра­во - и его да­же приг­ла­си­ла Став­ка, бла­го­да­ря гро­мад­но­му бо­ево­му опы­ту Ков­па­ка. Но нет, он поп­ро­сил не­мед­лен­но вер­нуть его на фронт. А те­перь Ков­пак - де­зер­тир. Это на­зы­ва­ли «вто­рой де­ци­ма­ци­ей». В те дни поч­ти каж­дый де­ся­тый офи­цер по­кон­чил жизнь са­мо­убийст­вом, и эта де­ци­ма­ция ед­ва не по­ло­жи­ла ко­нец всем на­шим уси­ли­ям.

Логичной и единст­вен­ной альтер­на­ти­вой бы­ло поз­во­лить мальчиш­кам са­мим ли­шать се­бя жиз­ни. Я до сих пор пом­ню их ли­ца, гряз­ные и пры­ща­вые, пок­рас­нев­шие гла­за ок­руг­ля­лись от стра­ха, ког­да они сжи­ма­ли гу­ба­ми ду­ло. Что еще по­де­ла­ешь? Ско­ро за­ра­жен­ные на­ча­ли уби­вать се­бя груп­па­ми, все уку­шен­ные со­би­ра­лись в по­ле­вом гос­пи­та­ле и од­нов­ре­мен­но на­жи­ма­ли на спуск. На­вер­ное, их уте­ша­ла мысль, что они уми­ра­ют не од­ни. Воз­мож­но, это единст­вен­ное уте­ше­ние, ко­то­ро­го ре­бя­та мог­ли ждать. От ме­ня они его точ­но не по­лу­ча­ли.

Я был ре­ли­ги­оз­ным че­ло­ве­ком в стра­не, ко­то­рая дав­но по­те­ря­ла ве­ру. Де­ся­ти­ле­тия ком­му­низ­ма, а вслед за ни­ми ма­те­ри­алис­ти­чес­кая де­мок­ра­тия, ос­та­ви­ли это­му по­ко­ле­нию рус­ских смут­ные предс­тав­ле­ния об «опи­уме для на­ро­да» и не­об­хо­ди­мос­ти в нем. Мо­им дол­гом, как ка­пел­ла­на, бы­ло только соб­рать письма при­го­во­рен­ных мальчи­шек к сво­им семьям и раз­дать им по ста­ка­ну вод­ки, ес­ли смо­гу най­ти. Прак­ти­чес­ки бес­по­лез­ное су­щест­во­ва­ние, я знаю, и, су­дя по то­му, как уп­рав­ля­ли на­шей стра­ной, вряд ли что-то из­ме­ни­лось бы.

Это слу­чи­лось пос­ле сра­же­ния за Кост­ро­му, все­го за па­ру не­дель до нас­туп­ле­ния на Моск­ву. Я при­шел в по­ле­вой гос­пи­таль, что­бы вы­пол­нить пос­лед­нюю во­лю за­ра­жен­ных. Их по­ме­ша­ли от­дельно, од­ни - тя­же­ло ра­не­ны, дру­гие еще в пол­ном здра­вии и трез­вом уме. Пер­во­му мальчиш­ке бы­ло не больше сем­над­ца­ти. Лад­но бы его уку­си­ли, но нет. У зом­би отор­ва­ло предп­лечья под гу­се­ни­ца­ми са­мо­ход­ки СУ-152. Ос­та­лись только клочья пло­ти и сло­ман­ные пле­че­вые кос­ти, ост­рые как пи­ки. Они и протк­ну­ли мальчиш­ку че­рез ру­ба­ху. Будь у зом­би це­лые ру­ки, он бы все­го лишь схва­тил его. Мальчиш­ка ле­жал на кой­ке, из жи­во­та шла кровь, ли­цо ста­ло пе­пельным, в ру­ках дро­жа­ла вин­тов­ка. Ря­дом с ним ле­жа­ли в ряд еще пять сол­дат. Как всег­да, я ска­зал им, что бу­ду мо­литься за их ду­ши. Они или по­жи­ма­ли пле­ча­ми, или веж­ли­во ки­ва­ли. Я взял их письма, как всег­да, пред­ло­жил вы­пить и да­же пе­ре­дал нес­колько си­га­рет от ко­ман­ди­ра. Я про­де­лы­вал то же са­мое мно­го раз, но те­перь слов­но что-то из­ме­ни­лось. Что-то рож­да­лось внут­ри ме­ня, ту­гое, ще­ко­чу­щее чувст­во, ко­то­рое на­ча­ло под­ни­маться вверх че­рез серд­це и лег­кие. Я зад­ро­жал всем те­лом, ког­да сол­да­ты прис­та­ви­ли ду­ла к под­бо­род­кам.

«На счет «три», - ска­зал са­мый старший. - Раз… два…»

Дальше он не ус­пел. Сем­над­ца­ти­лет­ний па­рень от­ле­тел на­зад и упал на зем­лю. Ос­тальные пот­ря­се­ние ус­та­ви­лись на дыр­ку у не­го во лбу, по­том на ды­мя­щий­ся пис­то­лет в мо­ей ру­ке, в ру­ке Гос­по­да.

Господь го­во­рил со мной. Его сло­ва зву­ча­ли в мо­ей зве­ня­щей го­ло­ве. «Больше ни­ка­ких грехов, - ска­зал Он мне. - Больше ни од­на ду­ша не по­па­дет в ад». Так яс­но, так прос­то. Мы те­ря­ли слиш­ком мно­го офи­це­ров, зас­тав­ляя их уби­вать сол­дат, а Гос­подь те­рял слиш­ком мно­го хо­ро­ших душ, ког­да сол­да­ты уби­ва­ли се­бя са­ми. Са­мо­убийст­во - грех, и мы, Его слу­ги - те, кто изб­рал се­бе судьбу Его пас­ты­рей на зем­ле - единст­вен­ные, кто мо­жет нес­ти крест ос­во­бож­де­ния душ, за­то­чен­ных в больном те­ле! Вот что я ска­зал ко­ман­ди­ру ди­ви­зии, ког­да он уз­нал о мо­ем пос­туп­ке, вот что пе­ре­да­ли каж­до­му по­ле­во­му ка­пел­ла­ну и да­же каж­до­му граж­данс­ко­му свя­щен­ни­ку по всей ма­туш­ке-Рос­сии. То, что позд­нее ста­ло из­вест­но под наз­ва­ни­ем «окон­ча­тельное очи­ще­ние», ста­ло только пер­вым ша­гом ре­ли­ги­оз­ной ли­хо­рад­ки, ко­то­рая прев­зош­ла по на­ка­лу да­же иранс­кую ре­во­лю­цию восьми­де­ся­тых го­дов. Гос­подь слиш­ком дол­го от­ка­зы­вал влюб­ви сво­им де­тям. Они нуж­да­лись в нас­тав­ле­нии, му­жест­ве, на­деж­де! Мож­но ска­зать, это и есть при­чи­на, по ко­то­рой мы выб­ра­лись из вой­ны с зом­би как ве­ру­ющий на­род и про­дол­жа­ем за­но­во отст­ра­ивать свое го­су­дарст­во на фун­да­мен­те этой ве­ры.

- Есть ли до­ля прав­ды в слу­хах, что ва­шу фи­ло­со­фию изв­ра­ти­ли в уго­ду по­ли­ти­ке?

(Пауза).

- Я не по­ни­маю.

- Президент объявил се­бя гла­вой церк­ви…

- Разве на­ци­ональный ли­дер не мо­жет ощу­тить лю­бовь Гос­по­да?

- Но как нас­чет ор­га­ни­за­ции «отря­дов лик­ви­да­то­ров» из свя­щен­ни­ков и убийст­ва лю­дей под пред­ло­гом «очи­ще­ния жертв ин­фек­ции»?

(Пауза).

- Я не по­ни­маю, о чем вы.

- Разве не по­это­му вы рас­со­ри­лись с Моск­вой? Раз­ве не по­это­му вы здесь?

(Длинная па­уза. Сна­ру­жи до­но­сят­ся зву­ки ша­гов. В дверь сту­чат. Отец Сер­гей отк­ры­ва­ет, на по­ро­ге сто­ит ма­ленький ре­бе­нок в лох­мотьях. Его блед­ное на­пу­ган­ное ли­цо в гря­зи. Он ли­хо­ра­доч­но та­ра­то­рит на мест­ном на­ре­чии, сры­ва­ясь на крик и по­ка­зы­вая в сто­ро­ну до­ро­ги. Ста­рый свя­щен­ник сдер­жан­но ки­ва­ет, хло­па­ет мальчи­ка по пле­чу и по­во­ра­чи­ва­ет­ся ко мне).

- Спасибо, что заш­ли. А те­перь из­ви­ни­те ме­ня.

(Когда я встаю, что­бы уй­ти, он отк­ры­ва­ет большой де­ре­вян­ный сун­дук, сто­ящий у кро­ва­ти, дос­та­ет Биб­лию и пис­то­лет вре­мен Вто­рой ми­ро­вой вой­ны).