Отечественная исг На рубеже 19-20 вв. : милюков П. Н. , вернадский Г. В. , платонов С. Ф. , лаппо-данилевский А. С.

 

Историография, являясь квинтэссенцией исторической науки, представляет собой синтез истории и теории исторической науки, содержит весьма ценный для современности опыт концепций развития общества с учетом всевозможных перспектив. Особенно ценен опыт, накопленный в переходные периоды социального развития, которые сопровождаются усиленной теоретической деятельностью. Таким переломным периодом в России явился конец XIX — начало XX в.

В советской историографии эта проблема поиска обрела трактовку "кризиса буржуазной исторической науки", хотя в настоящее время доказано, что это был "кризис роста" исторической науки в России [1]. Акцентируя внимание на борьбе идей, отечественные историки подчас забывали, что кроме борьбы может быть и плодотворный синтез идей, их органическое соединение. Сложный процесс идейно-теоретических изысканий привел к подвижкам в сфере фундаментальных положений, в сфере методологии.

Являясь одним из трех важнейших внутренних факторов развития исторической науки [2], методология способна не только оказывать определяющее влияние на сопутствующие факторы, но и сама существенно изменяться при их развитии (при смене проблематики исследований, при мощном развитии источниковой базы). Диалектика взаимоотношения внутренних и внешних факторов развития науки требует особого внимания. При этом следует не упускать из виду, что действенным орудием изучения и объяснения исторического процесса является не просто сам научный метод, но и соответствующая ему техника исследования [3].

Раскрывая процесс превращения исторических знаний в историческую науку, интенсивно проходивший в XVIII в., следует особо обратить внимание не только на содержание новых теоретических начал (прагматизм, рационализм, деизм), на которых основывалось историческое знание, но и на особое отношение в то время материалистической и идеалистической тенденций. Они еще не были разведены до взаимоисключения, они содержались в рамках универсализма. Иначе и быть не могло, ибо новые теоретические основания пришли на смену старой провидециалистской концепции, свойственной летописному периоду отечественной историографии [4]. Переход исторических знаний на новые основания в XVIII в. не исключил употребления исследователями таких категорий, как бог, природа ("естество"), человек, чувство, разум, просвещение. Это ярко проявилось в трудах В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова, у просветителей типа Н.И. Новикова.

В период становления исторической науки проходила не только смена методологических принципов, но шла подвижка и во "втором" эшелоне - велась интенсивная работа по сбору и обработке исторических источников, начиналась их научная критика (от "малой" до "высшей"). Таким образом, шло накопление материала для создания обобщенных и концептуально оформленных трудов по отечественной истории. Наиболее плодотворным в этом плане оказался XIX в. как в лице дворянской историографии (Н.М. Карамзин), так и либерально-буржуазной (С.М. Соловьев, В.О. Ключевский). Важным фактором, повлиявшим на появление обобщающих исторических трудов, явилась идея закономерности общественного развития, которая пробивала себе дорогу в общественной мысли России на фоне борьбы идей государственности и народности.

Плюрализм исходных идей не позволил втиснуть историческую мысль XIX в. в прокрустово ложе одной господствующей идеи, ярким проявлением чего выступала "теория факторов". В работах С.М. Соловьева и В.О. Ключевского она включала в число главных элементов природу страны, природу племени и влияния извне [5].

Поиск критериев исторического развития общества сочетался с особым вниманием к проблеме исторического факта и исторического источника. Особое внимание к ней в отечественной исторической науке второй половины XIX в. было связано в значительной степени с распространением позитивистской методологии. Позитивизм был "разнолик" [6], однако для него было характерно особое внимание к историческим источникам и фактам - кирпичикам прошедшей действительности. Это содействовало развитию созидательных, творческих начал в работе историков. Не случайно позитивисты создали фундаментальные по объему материала труды, разделявшие позитивистские установки, собрали и освоили огромное количество разнородных источников по истории различных районов великой России [7].

Большое внимание методологическим проблемам уделяется при освещении причин и сущности идейно-методологического кризиса отечественной либерально-буржуазной историографии конца XIX - начала XX в. При этом следует обратить внимание на сложность проблемы, ибо кризис не представлял собой "некоего всеохватывающего упадка" [8]. Это было время смены идейно-теоретических основ исторической науки. Причинами кризиса были внешние и внутренние факторы. К числу внутренних факторов относится несоответствие старых идейно-теоретических установок мощному потоку эмпирического знания. Отсюда последовал отказ от поиска закономерностей в историческом процессе и даже, по выражению В.И. Ленина, "наплевизм" в отношении исторических знаний. Характерным явлением для эпохи кризиса было распространение неокантианских идей.

Позитивисты не отвергали закономерность исторического развития, но полагали, что сложность общественных явлений может опрокинуть все "исторические законы". Так, П.Н. Милюков считал, что закономерность - абстрактная внутренняя тенденция - под влиянием географических, климатических, почвенных и других условий "может разнообразиться до бесконечности, до полной невозможности распознать среди всевозможных вариаций одну и ту же основную подкладку" [9]. Сторонники позитивистской методологии полагали, что историческая закономерность, "сложные исторические факты" должны проверяться данными конкретных (эмпирических) наук, а сами исторические явления необходимо разлагать на простые элементы. Позитивисты были противниками каких бы то ни было теоретических спекуляций, они признавали равнозначность различных факторов, определяющих исторический процесс, и не признавали монизм, в том числе и материалистический.

Общим у сторонников позитивизма и неокантианства было внимание к явлениям психологическим. Но если для позитивистов типа П.Н. Милюкова "психическая среда" выступала обязательным условием исторического развития [10], то для неокантианцев она выступала основой проявления общественной жизни. А.С. Лаппо-Данилевский полагал, что "между физиологическими и экономическими процессами мы не можем уследить непосредственной связи вне свойств сознания тех субъектов, через посредство которых они совершаются" [11]. В неокантианском разделении наук на номотетические (обобщающие) и идеографические (описательные) история относилась к последним. Ее относили к "наукам о духе", но проявления духовной жизни людей стремились изучать лишь по результатам воздействия духа на общественную среду. Результаты этого воздействия и объявлялись историческими фактами, доступными историку, а сама духовная деятельность объявлялась непознаваемой.

Процесс познания для неокантианцев представлял не отражение в сознании людей объективной реальности, а конструирование знания о прошлом на основе, "предпосылки единообразия психики, равенства физической и психической природы человека" [12].

Новую методологическую основу для исследования прошлого определила марксистская материалистическая теория. Главной задачей исследователей стало уже не изучение духовной деятельности, а установление объективных закономерностей развития общества, последовательной смены общественно-экономических формаций, последовательное проведение классового анализа, учета "объективного содержания исторического процесса в данный конкретный момент..." [13]. На смену эволюционной теории развития общества пришло революционное учение, субъективизм и метафизика были оттеснены диалектическим методом. Наряду с историзмом и объективностью сильное развитие получил принцип пролетарской партийности.

Своеобразным путем развивалась провинциальная историческая мысль России. Она шла путем синтеза идей и идейно-теоретических конструкций, созданных столичными исследователями. При этом теоретические положения и выводы подвергались проверке на основе местного, регионального материала.

Губернские ученые архивные комиссии не создали обобщающих трудов по истории России и не выдвинули какой-то новой исторической концепции. Однако нельзя забывать, что архивные комиссии сознательно концентрировали свои усилия на местной, региональной истории, которой мало кто занимался, и не ставили задач глобальных. Тем не менее, в исторической перспективе именно эта деятельность должна была обеспечить новый, более качественный виток исторических обобщений - сводный курс российской истории.

На первый взгляд исторические воззрения многочисленных сотрудников губернских ученых архивных комиссий представляются эклектическими. Мы видим в них элементы, явно свойственные дворянской историографии, особенно в выступлениях и трудах деятелей Тверской, Рязанской, Костромской и Симбирской ГУАК. Явно проглядывают черты революционно-демократических воззрений на роль народа в истории и его видных представителей, таких, как Радищев, Добролюбов, которых чтили саратовские и нижегородские архивисты. Несомненно, слышны и отголоски славянофильской сводной концепции с учением о роли народных нравственных начал, о силе национального духа, о "национально-исторической почве", которые постоянно присутствуют в трудах Ярославской, Рязанской и Саратовской ГУАК. Налицо обращение к земско-областной теории А.П. Щапова у нижегородских архивистов. В то же время есть и элемент классового анализа, стремление разобраться с базисными проблемами, обращение к деятельной личности и природным факторам. Монархическое и демократическое начала находятся в постоянном противодействии. Все это свидетельствует о том, что сотрудники ГУАК в эпоху кризиса буржуазной историографии, сопровождавшегося борьбой позитивистской, неокантианской и марксистской методологий, стремясь избежать крайностей, настойчиво искали свой, единственно правильный метод из соединения частей различных методологий, которые проверялись на жизненность на местном историческом материале.

В таком случае мы должны говорить не об эклектике, а о том, что губернские ученые архивные комиссии России в начале XX века в своих трудах развивали новую - синтетическую концепцию истории России.

Характерными чертами нарождавшейся новой концепции истории России были:

а) признание народа главной силой исторического развития, "кормильцем государства" и "сиротой", выносящим главную тяжесть труда и борьбы;

б) признание "общественной пользы" главной целью исторического творчества, критерием значения исторической деятельности и ориентиром для дальнейшего развития страны;

в) признание главным условием существования и развития державы единства и взаимодействия всех сословий российского общества, действующих сообща в составе единого организма;

г) отрицание классовой борьбы в качестве движущей силы общественного развития, признание ее за проявление кризиса, аномалии в развитии народного организма;

д) признание за основу жизнеспособности народа наличие исторически сложившегося бытового уклада, для которого государственная власть служит лишь политической скрепой;

е) признание опыта исторического и культурного развития народа важным условием его дальнейшего развития;

ж) наличие элементов материалистического подхода к анализу общественного развития и отрицание учения об общественно-экономических формациях как конструкции искусственной, оправдывающей революционные катаклизмы;

з) понимание органического или естественного развития народа как развития по восходящей;

и) уважение к духовному, умственному труду и отношение к интеллигенции как к цвету нации;

к) признание многофакторности исторического развития и внутренних факторов главными [14].

Сотрудники ГУАК определяли свою теорию как "национально-научную". Несомненно, с ней была связана одна из альтернатив дальнейшего исторического развития России.

Вполне естественно, что метод, соответствующий новой, синтетической концепции, должен был носить черты универсализма. К сожалению, научный поиск в данном направлении был прерван. Тем не менее, исторические концепции грядущего XXI века будут носить характер синтетичности, а методология познания — черты универсализма.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1.Ковальченко И.Д., Шикло А.Е. Кризис русской буржуазной исторической науки в конце XIX—начале XX вв. // Вопросы истории. 1982. № 1; Макарихин В.П. Губернские ученые архивные комиссии России. Н. Новгород, 1991; Гуревич А.Л. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории. 1991. № 2, 3; Могильницкий Б.Г. Некоторые итоги и перспективы методологических исследований в отечественной историографии // Новая и новейшая история. 1993. № 3; Рамазанов С.П. Кризис исторической науки в России начала XX века: сущность и основные этапы. Николаев, 1994.

2.Сахаров А.М. Историография истории СССР. Л.: Изд-во МГУ, 1978. С. 18-24.

3.Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1987. С. 34.

4.Пронштейн А.П. Летописный период русской историографии и накопление практических навыков в работе над источниками // История СССР. 1981. №3. С. 130-131.

5.Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. 1-15. М., 1959-

1960; Ключевский В.О. Курс русской истории. Т. 1-5. М., 1956.

6.Могильницкий Б.Г. Политические и методологические идеи русской либеральной медиевистики середины 70-х гг. XIX в. — 900-х гг. Томск, 1966. С. 10-11.

7.Макарихин В.П. Губернские ученые архивные комиссии и их роль в развитии общественно-исторической мысли России конца XIX — начала XX в. // История СССР. 1989. № 1. С. 160-170.

8.Ковальченко И.Д., Шикло А.Е. Основные тенденции в развитии исторической науки в России в эпоху империализма // Сборник материалов по истории исторической науки в СССР. М., 1985. С. 15.

9.Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. СПб., 1896-1901. Ч. 1. С. 12.

10.Там же. 4.2. С. 3.

11.Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. СПб., 1910. Вып. 1. С. 177.

12.Лаппо-Данилевский А.С. Указ. соч. 1913. Вып. 2. С. 314-315.

13.Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 139.

14.Макарихин В.П. Губернские ученые архивные комиссии России. Н. Новгород, 1991. С. 50.

 

Павел Николаевич Милюков

П.Н. Милюков (1859-1943), являлся не только выдающимся политическим деятелем, но был и крупнейшим представителем консервативного направления в отечественной либерально-буржуазной историографии.

Широкую известность получили его научные труды "Государственное хозяйство в России первой четверти XVIII столетия и реформы Петра Великого", "Очерки по истории русской культуры", "Главные течения русской исторической мысли", "История второй русской революции", "Россия на переломе".

Будучи лидером кадетской партии, оформляя концептуально программные установки русского либерализма, развивая позитивистскую методологию, Милюков, естественно, оказался в гуще политических страстей, за что В.И. Ленин назвал его "дюжинным либеральным сикофантом" [1]. Политические пристрастия во многом заслонили научно-исторические заслуги П.Н. Милюкова.

Милюков родился 15 января 1859 г. в Москве. Отец его занимался вопросами архитектурного облика города, был инспектором художественных училищ, преподавал, был оценщиком в московском банке. По линии матери Милюков был связан с дворянским родом Султановых из Ярославской губернии. Родители с детства воспитали у Павла и его брата Алексея любовь к искусству, к музыке.

После окончания гимназии, Милюков, как многие, наряду с учебой занимался и репетиторством, а в 1877 г. поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Наряду с лекциями В.О. Ключевского, В.И. Герье, П.Г. Виноградова П.Н. Милюков слушал лекции по языкознанию, греческой философии, занимался санскритом. Под влиянием В.О. Ключевского он изучал историю России с точки зрения "внутренней органической эволюции". После завершения университетского курса Милюков был оставлен на кафедре Ключевского для подготовки к профессорскому званию. Вел спецкурсы по историографии, исторической географии, истории колонизации России. Историографические материалы Милюкова позднее войдут в книгу "Главные течения русской исторической мысли"(1896).

Одновременно с подготовкой диссертации Милюков вел занятия в Московской земледельческой школе, на Женских педагогических курсах.

В мае 1892 г. П.Н. Милюков защитил магистерскую диссертацию по истории государственного хозяйства России в первой четверти XVIII в. Защита проходила по его монографии, которая была удостоена премии имени С.М. Соловьева. Женившийся на А.С. Смирновой приват-доцент Московского университета П.Н. Милюков занялся научной и общественной работой в ряде столичных обществ: Московском обществе истории и древностей российских (МОИДР), Московском археологическом обществе, Обществе естествознания, географии и археологии. Он тесно общается с историками А.С. Лаппо-Данилевским, С.Ф. Платоновым, Н.М. Павловым-Сильванским, В.И. Семевским и другими. Вскоре Милюков издал книгу "Спорные вопросы финансовой истории Московского государства". Попытка защитить магистерскую монографию как докторскую диссертацию у П.Н. Милюкова не прошла, против восстал сам В.О. Ключевский, что привело к охлаждению отношений ученика и учителя.

В середине 90-х гг. Милюков активно включается в общественную деятельность, выезжает читать лекции в другие города. За "намеки" о чаяниях свободы и осуждение самодержавия на лекции в Нижнем Новгороде Милюков был исключен из Московского университета и сослан в Рязань. Будучи в Рязани, П.Н. Милюков сотрудничал с местной губернской ученой архивной комиссией, вел археологические раскопки, работал над "Очерками по истории русской культуры". По приглашению Софийского высшего училища он на два года выезжал преподавать в Болгарии и Македонии всеобщую историю. В поездке расширил свои языковые познания до 18 иностранных языков, освоив болгарский и турецкий [2].

Не явившийся на прием у болгарского посла П. Милюков был отправлен в отставку, а в Петербурге за участие в собрании, посвященном памяти П.Л. Лаврова, он был арестован, полгода просидел в тюрьме. Выпущенный на свободу, П.Н. Милюков был приглашен для чтения лекций в Чикаго и Бостон, в Гарвард. Лекции были оформлены в книгу "Россия и ее кризис" (1905).

В годы первой русской революции Милюков начинает сотрудничество с кадетами, пишет программу для журнала "Освобождение". Целью деятельности П.Н. Милюкова становится установление в России конституционного строя, и в октябре 1905 г. он становится одним из лидеров кадетской партии. Отмена сословных привилегий, равенство всех перед законом, свобода личности, свобода слова, увеличение крестьянских земельных наделов — все это заботило Милюкова и его соратников. Милюков активно выступал в Государственных думах, "спасал революцию от нее самой", искал путь парламентского решения социальных вопросов. Однако кризис усугублялся. Первая мировая война его еще больше обострила, и Милюков восторженно приветствует отрешение царя и начавшуюся Февральскую революцию. В марте он стал министром иностранных дел во Временном правительстве князя Г.Е. Львова. Настаивал на ведении войны до победного конца, за что поплатился карьерой, он предлагал Советам "сойти с политической арены". Октябрьскую революцию Милюков воспринял враждебно. Он помогал формировать Добровольческую армию, создавал международную коалицию по борьбе с большевизмом. Вполне естественно, что это привело к необходимости эмиграции в Англию, а затем переезд в Париж, где он редактировал газету "Последние новости", стал учредителем и председателем Клуба русских писателей и ученых, Комитета помощи голодающим в России. Милюков участвовал в создании Русского народного университета, читал лекции в Сорбонне, во Франко-Русском институте.

В 30-е тт. П.Н. Милюков возвратился к научной работе, он перерабатывал и дополнял свои прежние труды, создавал новые. В условиях наступающей фашизации Европы Милюков призывал эмиграцию встать на сторону России, утверждал, что Россию победить можно, но завоевать нельзя. Он радовался, когда узнал об отступлении немцев под Сталинградом.

Научное творчество П.Н. Милюкова привлекает внимание исследователей не случайно. Уже первые его труды, посвященные государственному хозяйству России XVIII в. и спорным вопросам финансовой истории Московского государства, являются во многом оригинальными, основанными на строго выверенном материале мастером научного синтеза и аналитиком. Привлечены были документы Сената, Разрядного приказа, Кабинета Петра I, Ближней канцелярии, записки русских и иностранных авторов, зарубежные материалы. Рассмотрена была деятельность податной и финансовой систем в условиях Петровских реформ, работа административных органов приказных и губернских. Реформы Петра I оценивались П. Милюковым как своевременные только с точки зрения военных потребностей.

Общая концепция русской истории дана П.Н. Милюковым в книге "Очерки по истории русской культуры" (1895-1896). Во введении к ней дан обширный очерк теоретико-методологических принципов исследования. Предмет его - "культурная история". Под "культурной историей" он понимал все стороны внутренней истории: экономическую, социальную, государственную, умственную, нравственную, религиозную, эстетическую. Объявив о появлении "нового направления" в развитии исторической мысли, Милюков, во-первых, заявлял о начале изучения массовой истории, массовых явлений, а не только жизни героев, а во-вторых, это изучение многогранного процесса исторического развития, истории "внутренней", а не только политической. В этом и состояло содержание термина "культурная история" в широком смысле [3].

В духе позитивистской методологии П.Н. Милюков утверждал как равнозначные различные стороны внутренней истории. Это отразилось и в построении его "Очерков". Часть первая включает разделы о населении, экономическом быте, государственном и сословном строе России. Часть вторая — разделы о церкви, о вере и творчестве, о школе и образовании. Третья — проблемы национализма и общественного мнения.

Общеисторическая концепция П.Н. Милюкова строилась на многофакторном подходе к анализу исторического материала. Он призывал изучать в синтетическом начале факторы материальные и духовные. Причем рассматривать их необходимо не отвлеченно-теоретически, а в конкретных исторических условиях. Сравнение этих условий в рамках отдельных национальных традиций давало почву подхода сравнительно-исторического, когда можно выявить общее и особенное в характере исторического развития. Хотя при этом П. Милюков утверждал, что все элементы социальной жизни идут от основы человеческой природы.

Милюков утверждал, что существуют уровни исторических явлений: есть простые и есть более сложные. Они требуют соответствующих подходов, методов. Он призывал никогда не путать цель исторического исследования и уяснение причин исторического развития, т.е. исследовательский подход не должен заслонять истинную суть исторического процесса. Хотя и он важен для использования опыта в практической деятельности. Для науки же важно установление причин и закономерностей.

Важное значение уделял Милюков "общественной целесообразности" в вопросах культуры, нравов, традиций. "Только там, где в ряде поколений существует одинаковое понимание целей, передаваемых из поколения в поколение традицией и воспитанием, только там, где существует общественная организация, приспособленная к вполне сознательным и целесообразным поступкам массы, — только в таком случае можно говорить о целесообразном ходе исторического процесса" [4].

Производя наблюдения за русской демографией, экономическим политическим и социальным строем, Милюков выделял некоторые процессы, которые проходят красной нитью через весь исторический процесс. Осуществляя наблюдение над "количественным и качественным составом русского населения", автор пришел к заключению, что наблюдается большая разница по сравнению с Западной Европой. Слабая и неравномерная заселенность огромной страны, сложность географических условий, незавершенная ассимиляция различных племенных элементов, постоянная эксплуатация природных богатств страны, "расхищение природных почвенных сил", разобщенность различных частей России, слабость рынка, отдача внешней торговли на откуп иностранцам — все это типично для России. Она стоит на низших ступенях той лестницы, по которой уже прошли европейские государства. Вопрос о пути дальнейшего развития — это вопрос о соотношении "национализма" и "европеизма". И в том и другом, полагал П.Н. Милюков, "истина смешана с ошибкой" [5].

Называя национальный характер "последствием исторической жизни", П.Н. Милюков, признавал, что "наиболее выдающейся чертой русского народного склада является полная неопределенность и отсутствие резко выраженного собственного национального обличья". Отсюда и развилась "способность усваивать всевозможные черты любого национального типа".

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1.Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 19. С. 176-177.

2.Историки России ХУШ-ХХ вв. Вып. 2. М., 1995. С. 4-6.

3.Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. СПб., 1904. Ч. I. С. 4-9,12.

4.Там же. С. 112 (См. также: Главные течения... С. 341-343).

5.Там же. Ч. 2. С. 252.

 

Сергей Федорович Платонов

С.Ф. Платонов (1860-1933), известен как один из талантливейших историков России конца XIX -начала XX века. Развивая наследие В.О. Ключевского, С.Ф. Платонов в своих трудах разработал концепцию Смуты в России начала XVII в., которая была классически реализована в труде "Очерки по истории Смуты в Московском государстве ХУ1-ХУ11 вв. (Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время. СПб., 1899).

Не меньшую известность имели его исследования древнерусских сказаний и повестей о Смутном времени, его "Лекции по русской истории" и "Учебник русской истории". Особым авторитетом пользовались труды С.Ф. Платонова в российской провинции, тем более в среде нижегородских краеведов, многие из которых занимались изучением истории формирования и подвига земского ополчения во главе с Мининым и Пожарским.

В советской историографической литературе давались различные оценки трудов Платонова, одни называли его идеологом "реакционного дворянства", другие — крупным представителем буржуазной историографии. В последние годы внимание к трудам ученого усилилось и вырабатывается более взвешенное отношение к его историческому творчеству.

Родился С. Платонов 16 июня 1860 г. в Чернигове, сам историк считал себя "чистым представителем южной (московской) ветви великорусского племени", так как родители были коренными москвичами. В доме деда под Москвой будущий ученый получил ощущение истинной родины. Отец привил сыну любовь к книге, к чтению, с детских лет он читал труды Карамзина и Пушкина. Отец стал управляющим типографией Министерства внутренних дел и получил дворянский титул. Сын дворянина окончил частную гимназию Ф. Бычкова и в 1878 г. поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета.

Вначале С. Платонов стремился получить философско-литературное образование, писал стихи, повести и фельетоны ("Сон", "Жуиры", "Повесть без названия: Грех юности"). Позднее внимание студента привлекли профессора истории и юристы, большое влияние на формирование исторических взглядов С. Платонова оказал историограф и источниковед профессор К.Н. Бестужев-Рюмин, преподаватели В.Г. Васильевский, А.Д. Градовский, В.И. Сергеевич. В семинарах этих ученых Платонова привлекало умение работать с историческими текстами, творческий исторический анализ.

С увлечением изучал студент Платонов работы В.О. Ключевского, в которых он находил необыкновенную силу ума и остроумия. Он восхищался широтой видения исторического процесса Ключевского, независимостью суждений от определенных стереотипов сторонников государственной школы. В годы учебы С. Платонов познакомился с будущими учеными-профессорами В.Г. Дружининым, М.А. Дьяконовым, А.С. Лаппо-Данилевским, И.А. Шляпкиным, Е.Ф. Шмурло и другими. Всех их объединяла новая для того времени "область русской историографии" и стремление познать законы народного "самопознания".

Под руководством К.Н. Бестужева-Рюмина будущий профессор приступил к разработке проблемы земских соборов в ХУ1-ХУН вв., обратив особое внимание на роль "земщины" в Смутное время. Так была найдена тема для магистерской диссертации. Проводя научную подготовку к профессорскому званию в университете С.Ф. Платонов конкретизирует тему исследования и сосредоточивает внимание на историко-литературных памятниках Смутного времени. Темой диссертации стали "Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник". Работа готовилась в течение 8 лет, было исследовано около 60 произведений отдаленной эпохи, и в 1888 г. диссертация была успешно защищена. Приват-доцент Платонов через два года стал профессором. Опубликованная в виде монографии диссертация получила Уваровскую премию Академии наук.

Став профессором, С.Ф. Платонов сменил учительскую работу в школе на преподавание в университете курса русской истории, проблемных курсов и семинарских занятий. В его "семинариях" готовились видные представители петербургской школы историков: П.Г. Любомиров, Н.П. Павлов-Сильванский, П.Г. Васенко, А.Е. Пресняков, Е.В. Рождественский, Б.А. Романов.

Темой докторской диссертации стали "Очерки по истории Смуты в Московском государстве ХУ1-ХУН вв.". С.Ф. Платонов обратил серьезное внимание на события, предшествующие Смуте с ее политическими катастрофами и социальными потрясениями. В 1899 г. диссертация быка опубликована и защищена в Киевском университете. "Очерки по истории Смуты" С.Ф. Платонов считал высшим своим научным достижением. На основе большого исторического материала автор сделал вывод о том, что перемены в составе господствующего класса зачастую ведут к "политическим несчастьям и социальным междоусобиям".

Определив специфику различных регионов Московского государства, С.Ф. Платонов со всей определенностью заявил о том, что формирующееся крепостное право и усиливающийся феодальный гнет были главной причиной Смуты, фугой причиной был раздел России на земщину и опричнину царем Иваном Грозным. Желая разгромить удельную аристократию, Иван Грозный вызвал цепь непредсказуемых событий. Пресечение династии, борьба боярских родов за власть постепенно переросла в широкое социальное движение, подняла низшие слои к борьбе против высших и знатных.

Завершилась она вмешательством иноземцев и последующей борьбой за их изгнание. К власти в России на место старой знати пришли, по выражению С.Ф. Платонова, средние классы.

В оценке значения Смуты Платонов во многом следовал за Ключевским, однако полагал, что в ходе борьбы потерпели поражение и "верхи" и "низы" русского общества. Со временем концепция Смуты С.Ф. Платонова стала господствующей. Критики признали за его "Очерками" не только исторические достоинства, но и художественный талант автора.

В 1899 г. вышло первое издание "Лекций по русской истории" С. Платонова, а вскоре и "Учебник русской истории для средней школы", обе книги получили высокое признание общественности и неоднократно переиздавались. Публиковались очерковые статьи о деятелях Смуты, о представителях династии Романовых. Платонов дал оценки реформ Петра I, проследил формирование основ просвещенного абсолютизма в XVIII в. Он создал работы о ряде выдающихся отечественных историков — о К.Н. Бестужеве-Рюмине и В.О. Ключевском.

Более 30 лет вел С.Ф. Платонов преподавательскую деятельность в университете, в Педагогическом и Археологическом институтах, Высших женских курсах, в Николаевской академии генштаба и Александровской военно-юридической академии. Он преподавал историю детям Александра III. Вел административную деятельность, был деканом, сотрудничал с Русским историческим обществом и другими. К уходу на пенсию был награжден семью орденами. Революции 1917 г. не дали заниматься свободным творчеством. Отрицательно относясь к Октябрьской революции, специалист по истории Смуты начала XVII в. считал ее неподготовленной, вызванной просто стечением обстоятельств и особенно Первой мировой войной.

В 1918 г. Платонов был избран председателем Археографической комиссии, он сотрудничал с Союзом русских архивных деятелей. В 1930 г. Платонов стал действительным членом Академии наук. Сложно складывались его отношения с М.Н. Покровским. В 1930 г. Платонов с дочерью, а также еще 115 видных ученых, были арестованы ОГПУ. Скончался С. Платонов в 1933 г. в самарской ссылке. В 1967 г. был реабилитирован.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1.Милюков П.Н. Два русских историка (С.Ф. Платонов и А.А. Кизеветтер) // Современные записки. Париж, 1933; Брачев В.С. Сергей Федорович Платонов // Отечественная история. 1993. № 1; Чернобаев А.А. С.Ф. Платонов // Историки России XVIII-XX веков. М., 1995. С. 13-22. Список трудов и выступлений С.Ф. Платонова прилагается в работе А. Чернобаева.

2.Макарихин В.П. Профессор С.Ф. Платонов и губернские ученые архивные комиссии Поволжья // Вестник МГУ. 1979. Серия историческая.

Г.В. Вернадский. Трагедию послереволюционного периода отечественной историографии определил ее разлом на советскую и эмигрантскую историческую науку, причем каждая ее ветвь пролагала свое «русло». В 1990-е гг. в нашей стране начинается активное изучение историографического наследия, оставленного русским зарубежьем. Происходит подключение этой ветви к отечественной историографии. В 2000 г. в Москве выходит труд «Русская историография. Очерки по истории науки в России в 1725— 1920 гг.» — последняя большая работа, написанная Г.В. Вернадским (1887—1973), где прослежено развитие историографии в России от XVIII в. до «разгрома русской исторической науки» в 1920 г. В ней ученый дал оценку вклада более ста персоналий в отечественную историографию, найдя в своем лекционном курсе место не только историкам, но также писателям (А.С. Пушкину, Ф.М. Достоевскому, Л.Н. Толстому), ученым (Д.И. Менделееву) и искусствоведам (И.Э. Грабарю, В.Н. Лазареву). Г.В. Вернадский был убежден, что «в совокупности все они наметили дальнейший путь развития русской исторической науки». Достоинством пособия Г.В. Вернадского является выделение научных школ (в частности, разделов «Ученики В.О. Ключевского», «Ученики С.Ф. Платонова»).

В России Г.В. Вернадский прожил 33 года. В 1917 г. за несколько дней до Октябрьской революции он защитил в Петроградском университете магистерскую диссертацию о масонах XVIII в. В августе 1920 г. Г.В. Вернадский принял предложение П.Н. Врангеля и возглавил Отдел печати при Гражданском управлении в Крымском правительстве. Данное обстоятельство сделало неизбежной его эмиграцию два месяца спустя.