Барабан, который умел ужасно громко стучать

 

Не заметить, что в доме появился Барабан, было невозможно: он таким оглушительным треском поприветствовал всех сразу, что все сразу даже поёжились. Особенно Дедушка поёжился, но всё равно гостеприимно сказал в ответ:

– Здравствуйте, дорогой Барабан, и добро пожаловать… экий Вы громкий!

– Я такой оттого, – с радостью отчитался Барабан, – что новёхонький. И умею стучать ужасно громко.

– Это хорошо, что Вы умеете стучать громко, – улыбнулся Дедушка. – Но ведь дело не в этом.

– А в чём? – очень заинтересовался Барабан.

Однако Дедушка только покачал головой и ответил, что пока не скажет Барабану, в чём дело, потому как, дескать, рано ещё об этом говорить.

Тогда Барабан решил подождать, когда настанет время, а сам пока принялся стучать во всю мощь – просто хоть уши зажимай! Так, между прочим, и поступило одно комнатное растение под названием Аспарагус… кстати, это было очень вежливое растение и – перед тем как заткнуть уши – оно извинилось и сказало, что у него с утра сильно голова болит. А Барабан ответил, что, мол, сочувствует и что в таком случае уши, конечно, следует зажать, поскольку он, Барабан, как раз намерен сейчас ужасно громко стучать… – и опять застучал.

– Простите, Вы когда‑нибудь отдыхаете? – спросила Барабан Настольная Лампа, которая от его треска даже принялась нервно мигать.

– Никогда! – браво отрапортовал Барабан. – Я же новёхонький! И пока я новёхонький, я буду стучать без передышки.

– Понятно… – вздохнула Настольная Лампа, нервно мигая. А Дедушка только развел руками.

Через несколько дней, когда всем уже казалось, что они вот‑вот сойдут с ума от постоянного беспорядочного треска, Барабан наконец выучил одну дробь – хоть и короткую, но всё‑таки ритмичную. Так что слушать его стало уже не так мучительно – и Дедушка сказал:

– Ну вот, дорогой Барабан, а теперь мы с Вами пойдём в цирк.

И они пошли в цирк – и в цирке Барабан увидел один Очень Большой Барабан, а увидев, подумал: «Наверное, этот Очень Большой Барабан умеет громче меня стучать». И Очень Большой Барабан застучал… но оказалось, что стучит он довольно тихо. А в это самое время под куполом цирка одна гимнастка делала всякие упражнения на трапеции. И тогда наш Барабан подумал, что Очень Большой Барабан всё‑таки слишком тихо стучит, и решил ему помочь. Тут он ка‑а‑ак начнёт трещать… и все зрители принялись оборачиваться в его сторону и шикать, а гимнастка чуть не упала со своей трапеции – и зрители ужасно испугались за неё, что она разобьётся, но всё, слава Богу, обошлось.

А наш Барабан, конечно, обиделся и сказал:

– Я же помочь хотел своим громким стуком!

И услышал в ответ от Дедушки:

– Это хорошо, что Вы умеете стучать громко, но ведь дело не в этом.

– А в чём? – снова, как в день знакомства с Дедушкой, спросил Барабан.

Однако Дедушка опять только покачал головой и ответил, что пока не скажет Барабану, в чём дело, потому как, дескать, рано ещё об этом говорить.

Тогда Барабан решил ждать дальше, когда настанет время, а сам снова принялся стучать и выучил ещё одну дробь, а потом ещё одну. И наступил день, когда Дедушка сказал Барабану:

– Теперь мы с Вами пойдём на военный парад.

На военном параде наш Барабан увидел много разных барабанов – от самых маленьких до самых больших. Они шли и барабанили – невероятно слаженно. Тут наш Барабан решил, что его стука явно не хватает в их мелодии – и принялся выдавать свои дроби, одну за другой. А под барабанный бой маршировали военные – и когда наш Барабан вмешался в общую мелодию своими дробями, все окружающие на него зашикали – и военные сразу сбились с ноги, чуть не попадав друг на друга… и даже мелодия на время прекратилась, но потом всё, слава Богу, обошлось. А наш Барабан, разумеется, обиделся и сказал:

– Я же только хотел как лучше!

Снова услышав в ответ от Дедушки:

– Это хорошо, что Вы умеете стучать громко, но ведь дело не в этом.

И вот какая странность: как бы громко ни барабанил Барабан потом, дело опять и опять было не в этом. А в чём было дело… оставалось загадкой, потому что говорить об этом всегда было рано.

Между тем Барабан давно уже стучал не так часто. Он знал теперь великое множество всяких дробей и множество разных коротких мелодий, но исполнял их не всё время, а от случая к случаю: например, бодрые – утром, деловые – днем, тихие‑претихие – вечером, и лишь по праздникам просто барабанил вовсю. А если в доме случалась беда – и вовсе молчал, дожидаясь хороших перемен. И только когда хорошие перемены наконец приходили, Барабан разражался самой долгой и бравурной своей дробью.

– Смотри‑ка, – нервно мигая, говорила тогда Настольная Лампа Аспарагусу, снова, вежливо сославшись на головную боль, зажимавшему уши, – этот старый Барабан, оказывается, всё ещё умеет стучать, как новенький – ужасно громко!

– Конечно, умею, – отзывался старый Барабан и смущённо добавлял: – Только теперь я знаю, что дело не в том, чтобы стучать громко… дело в том, чтобы стучать вовремя.

А уж Дедушка ли объяснил ему это или Барабан понял это сам – какая разница!