К моему собственному удивлению

Спустя два месяца.

 

— Привет, чувак! — сказал Джо, хлопая Купера по спине. — Вы почти вовремя.

— Мы не опаздываем, — сказал Купер, ударяя Джо. — Сейчас только пять минут первого. Что? Ты скучал по мне?

— Скучал по тебе? Чёрт, нет. Я скучаю по твоей девушке, — сказал Джо, смеясь и дьявольски улыбаясь ему. Будучи возле Купера, Джо притянул меня в объятия. — Как дела, Лили?

Я тепло обняла его в ответ:

— Всё хорошо, Джо.

— Ребята, вы голодны? Хайден на заднем дворе жарит гамбургеры и хот-доги.

— Знаю. Я чувствую запах, — ответила я, услышав урчание своего желудка. — Я умираю с голоду.

Купер и я провели весь день накануне, практикуясь в самообороне, которой мы занимались в течение многих недель, и потеряли счёт времени. Мы закончили тем, что рано заснули, а проснулись поздно этим утром, хотя, я на самом деле не думаю, что Купер спал так же долго, как и я. Думаю, он хотел полежать со мной, пока я не проснусь.

— Вы можете идти туда. Я выйду через минуту. Мне просто нужно поставить пиво в холодильник.

— Тебе нужна какая-то помощь? — спросила я у него. — Помочь принести тарелки, приправы, или ещё что-нибудь?

— Конечно. Ты можешь захватить кое-что на столе и вынести Хайдену, — ответил Джо, указывая на корзину, наполненную приправами, булочками и прочим, необходимым для гамбургеров и хот-догов.

Купер открыл мне дверь, и мы вышли в патио Джо.

— Привет, Хайден, — поздоровалась я, опуская корзину.

— Лили! Как дела? — поинтересовался Хайден, притягивая меня одной другой для объятия, продолжая заниматься грилем.

— Хорошо.

Купер и Хайден обменялись рукопожатием и хлопнули друг друга по спине.

— Что нового, чувак? — спросил Хайден у Купера.

— Ничего. Ждём тебя, пока ты приготовишь еду. Я не выполнил свои обязанности прошлой ночью и не накормил свою девочку, — съязвил Купер, посмотрев на меня виновато. — Я слышу, как её желудок урчит.

Смущаясь, я сказала:

— Это было не так громко.

Купер рассмеялся:

— Ты уверена в этом?

Хайден тоже рассмеялся:

— Не волнуйся. Я позабочусь об этом, — он протянул мне тарелку с гамбургером. — Добавь в него всё по своему вкусу, Лили-детка.

— Благодарю Вас, добрый Сэр. Думаю, я добавлю в него всё, что только можно.

Купер подошёл ко мне сзади, и я почувствовала его дыхание на своей шее. Низким хриплым голосом он выдохнул:

— Мне нравится, что тебе нравится всё по максимуму.

Мурашки.

— Это так? — проворковала я.

— О, да. Ещё мне нравится, что тебя до сих пор трясёт, когда я близко. Есть ли что-нибудь в тебе, что я не нахожу чертовски сексуальным?

Я игриво промурлыкала:

— Понятия не имею. Ты мне скажи.

Купер проницательным взглядом смотрел на меня, как мне казалось, вечность.

— Не-а, нет ничего в тебе, что было бы не сексуальным.

Он прошел мимо меня, чтобы захватить немного еды, и я, наконец, выдохнула, только сейчас заметив, что задерживала дыхание. Наконец, объявилась Бет, выглядя очень мило в шортах, маечке и шлепанцах. Я решила надеть бледно-жёлтый сарафан, подол которого был чуть выше колена, и коричневые сандалии. В последние пару месяцев мы все собираемся у Джо по воскресеньям на пикник. Некоторое время я полагала, что Джо и Бет начали встречаться, потому что казалось, будто они нравятся друг другу, но это не так. Я спросила Бет об этом однажды, и она сказала мне, что они просто друзья.

Бет и я были заняты разговором, болтая ни о чём, когда её глаза переметнулись на Купера. Я последовала за её взглядом и заметила, что он улыбается, глядя на меня, скрестив руки на груди и прислонившись к стене, скрестив ноги в лодыжках. Жаркий взгляд, который он послал мне, практически воспламенил меня, подобно легковоспламеняющимся парам бензина, я почувствовала, как жар зарождается в груди.

— Бог мой, этот мужчина любит тебя, — сказала Бет. — Он никогда не сводит с тебя глаз.

— Эй, Лили, у меня есть шутка для тебя, — сказал Джо, обнимая одной рукой меня за плечи. По-прежнему не отводя глаз от Купера, я увидела, как правая сторона его рта приподнялась, что заставило меня послать ему ответную ухмылку.

— Ладно.

— Две рыбки в водоёме. Одна смотрит на другую и говорит: «Чувак, ты пушка. Я сваливаю» (Примеч. Тут происходит игра слов — tank — топливный бак / водоём).

Купер покачал головой и опустил её, что могло быть интерпретировано как: «Я не могу поверить, что это мой друг». Но как всегда он засмеялся вместе с остальными.

Хайден плюхнулся в кресло и положил ноги на стол:

— Джо, я держу тебя рядом, просто чтобы мне было над кем посмеяться.

Мы болтали и смеялись, когда на моём телефоне заиграла песня «Lean on Me» (Примеч. Название песни переводится как «Обопрись на меня»). Я знала, что это звонит Мэгги.

— Привет, детка.

— Не деткай мне. Ты не звонила мне уже несколько месяцев.

— Я разговаривала с тобой на прошлой неделе.

— Точно. ДНИ прошли, а я не слышала тебя.

— Тебе не кажется, что ты немного драматизируешь?

— Я, безусловно, драматична, но это к делу не относится. Мы говорим о тебе, пренебрегающей мной, так что не меняй тему.

— Прости, Мэг. Я была... занята в последнее время.

— Занята? Делая что? Или я должна спросить «с кем»?

— Мэгги!

Хихикая в трубку, она сказала:

— Что? Мне любопытно.

Я ничего не сказала, надеясь, что она догадается о том, что я не одна.

— Боже мой, он рядом, не так ли? — спросила она с волнением в голосе.

— Да.

— И ты не хочешь говорить о нём в его присутствии.

— Правильно.

— Он хорош?

— СТОП.

Она не хихикала больше. Нет, она умирала от смеха.

— Ох, Лили, тебя всегда было так легко смутить. Кроме того, мы обе знаем, что ты ничем ещё с ним не занималась.

Чувствуя, как жар заливает лицо, и, заметив, что Купер смотрит на меня, я захотела поступить как страус и зарыть голову в песок. Я практически использовала все джедайские обманные уловки, чтобы заставить её сменить тему.

Она как будто смогла увидеть моё вишнево-красное лицо, так как сказала:

— Расслабься. Не смущайся. Думаю, это здорово, что вырешили подождать.

Почему мы всё ещё говорим об этом? Я смотрела на Купера, Джо, Хайдена и Бет, и они с любопытством уставились на меня. Было очевидно, что у меня такой разговор, которого я не очень жаждала. Но разве они отвернулись и занялись собой, чтобы попробовать и предоставить мне уединение? Нет.

— Мэгз, действительно, я…

— Ладно, я всё поняла, — сказала она, но потом хихикнула снова. — Я хочу встретиться с твоим мужчиной. Мне нужно дать тебе своё одобрение или это не официально.

— Что не официально?

— Твои отношения. Это не официально, пока я не встречусь с ним и не утвержу.

— Уверена, что он будет в восторге от этого, — ответила я, глядя на Купера. Его брови поползли вверх, понимая, что разговор идёт о нём.

— Дай ему трубку, и я позволю ему узнать о себе.

— Я не стану этого делать, — запротестовала я.

— Дай ему трубку. Нам нужно достичь понимания, — сказала она с намёком на озорство в её тоне.

— Подожди.

Выражение Купера говорило: «Какого чёрта?», но также оно говорило: «Во что ты меня втянула?» и «С кем ты там разговариваешь?».

Я практически сунула телефон ему в лицо.

— Мэгги хочет поговорить с тобой, — сказала, стараясь звучать серьёзно, но осознавая, что никак не могу перестать улыбаться. — Она моя лучшая подруга из Колорадо.

— О, — сказал он и поднес телефон к уху. — Алло?

Я наблюдала за лицом Купера. Казалось, он больше слушал, а в основном говорила Мэгги. Иногда он говорил: «Да», «Конечно», «Я буду» и «Ты даже не должна волноваться об этом». Наконец, он рассмеялся и сказал:

— Тоже приятно было поговорить, — он покачал головой и протянул телефон мне.

— Мэгги?

— Детка. Слушай, мне нужно бежать. Я позвоню тебе позже.

— Подожди минуту. Мне интересно, что ты сказала ему? — спросила я, отходя в сторону и стараясь говорить тихо.

— Ах да, это. Я сказала ему, что пока мы не встретимся, и я не одобрю ваши отношения — это не официально. Также я сказала ему, что отрежу его яички столовым ножом, если он когда-нибудь причинит тебе боль.

Думаю, захлебнулась пивом. В попытках отдышаться, мне удалось выдавить:

— Ты сказала что?!

Купер умирал от смеха, но она оставалась в основном серьёзной:

— Что? Он понял. У нас взаимопонимание, Лил. Слушай, я постараюсь навестить тебя в ближайшее время, хорошо?

— Хорошо, — ответила я, всё ещё глядя на Купера, который, казалось, очень забавлялся в этот момент.

— Лили, похоже, он действительно хороший парень. Если мои угрозы о его мужском достоинстве не подействовали, то он, должно быть, надёжный. Мне нужно бежать. Я перезвоню позже. — Она повесила трубку, и я не знала, следует ли мне извиниться за Мэгги или попробовать притвориться, что этого никогда не случалось.

Купер обхватил моё лицо ладонями:

— Я на самом деле рад, что у тебя есть такой друг, как она.

Он оставил поцелуй на моих губах. Джо и Хайден ждали объяснений, но Купер едва удерживался, чтобы не ляпнуть лишнего. Вместо этого, он взял в руки свою гитару и сказал обыденно:

— Я расскажу вам всё позже, — его ухмылка ни на мгновение не сошла с лица.

 

 

Деревья отсвечивали различными оттенками зелёного, пока мы ехали по пустой двухполосной просёлочной дороге. Музыка была включена, окна опущены, были слышны гул дороги и биты барабанов. По радио играл Эд Ширан «LegoHouse», и я улыбнулась, вспомнив, что это первая песня, которую Купер пел для меня. Мои мысли переметнулись к самому началу, в тот день, когда я вернулась домой, чтобы похоронить моего папу. Я была сломлена и разбита на крошечные кусочки, пытаясь собрать их воедино, боясь, что если порыв прошлого подует на меня, то он унесёт с собой все кусочки, которые мне удалось удержать, и я бы уехала с оболочкой того, что осталось.

Думаю, ты никогда по-настоящему не осознаёшь реальность прошлого, пока не проходит время, которое позволяет оглянуться назад и посмотреть на себя, на то, каким ты был. Когда ты находишься в таком моменте, что не можешь видеть ясно. Это вроде как смотреть на картину, уткнувшись в полотно носом. Ты видишь только размытые оттенки цветов, которые находятся вне фокуса, поэтому очень трудно увидеть то, что хотел донести художник. Это происходит до тех пор, пока ты не сделаешь шаг назад, увеличив расстояние между собой и картиной, что позволит увидеть её в целом. Это момент, когда ты оценишь всю красоту перед собой. Все маленькие детали, мазки, все линии сойдутся, чтобы сформировать изображение, в котором и заключается смысл. Иногда приходится сделать шаг назад, чтобы увидеть то, что находится прямо перед тобой.

Возвращаясь в мой дом от Джо, мы были тихими, хотя мои мысли, казалось, были громкими, и иногда я задавалась вопросом, мог кто-либо ещё их услышать. Я вытащила себя из собственных раздумий, чтобы посмотреть на Купера. Его руки лежали на руле, по которому Купер изредка постукивал пальцами в такт музыке. У него были красивые мужские руки — руки музыканта с мозолями на пальцах от многих лет игры на гитаре. Я хотела протянуть руку и схватить её, только чтобы держать в своей, но не сделала этого.

Купер предложил мне остаться в его доме, но я сказала ему, что мне нужно домой. Значительная часть меня хотела остаться с ним, прижаться к нему в его кровати, где он мог бы отгонять плохие сны, которые теперь мучают меня по ночам. Другая часть меня хотела вернуться домой и научиться быть сильной самостоятельно. У меня было зловещее предчувствие, что беспокойство внутри меня вот-вот вырвется на волю. Это было то ощущение, от которого я не могла отделаться. Однако я не упомянула об этом при Купере. Сны походили всё больше и больше на воспоминания и всё меньше на сны, и я боялась. Однако больше всего я опасалась прятаться от них. Я начала понимать, что для того, чтобы моё размытое прошлое стало более понятным, мне нужно было признать, что моя жизнь чуть не была уничтожена, и тогда я могла бы работать над тем, чтобы найти недостающие кусочки и собрать их воедино. Мне нужно было сделать это для себя. И мне нужно было сделать это для Купера.

— Я собираюсь начать посещать психотерапевта, — ляпнула я, когда Купер открывал дверь для меня, удивив даже саму себя. Не ожидала, что выболтаю всё так. Я ожидала его реакции, но он молчал, ожидая моего уточнения. — Я понимаю, что мне нужна помощь из-за того, что со мной случилось. Мне бы понравилось, если бы ты был там со мной... в какую-то одну из встреч.

И пока я обдумывала сказанное, то также поняла, что у меня был очень странный интерес к мелкому гравию у меня под ногами, я стояла, уставившись на него. Я закрыла рот и терпеливо ожидала ответ Купера.

Он просто посмотрел на меня и большим и указательным пальцами приподнял мой подбородок вверх:

— Скажи мне, где и когда, и я буду там. Я буду везде, где только нужно.

Глава 18

Ничего больше

 

Мелодия была прекрасной. Казалось, будто это звучит влюбленное сердце. Так, как если бы оно могло петь об эмоциях, спрятанных глубоко внутри него и грозящих вот-вот выбраться наружу. Мелодия была такой... нежной. Я не узнала её. Моё сердце, если это возможно, лишилось возможности биться. Я открыла глаза и увидела Купера с гитарой на коленях, сидящим на краю кровати. Мы были в моей комнате. Я, должно быть, уснула. Это была ночь кино, и мы решили посмотреть фильмы у меня дома. Его глаза были закрыты, и он играл медленную и красивую мелодию, которая разрывала мне сердце. На мгновение я подумала, что он грустит. Выражение его лица было почти болезненным. Он перестал играть и протянул руку, чтобы записать что-то карандашом, который был у него за ухом.

— Купер? — прошептала я.

Он повернулся ко мне лицом:

— Что, детка?

— Что ты делаешь?

— Просто работаю над кое-чем, — он снял гитару со своих колен и поставил её рядом с кроватью. — Тебе опять было неспокойно, так что я сыграл колыбельную, и кажется, она помогла. Я сижу здесь с тех пор и наблюдаю за тобой.

— Ты был здесь всё это время?

— Я говорил, что не оставлю тебя.

 

 

Это был мой первый терапевтический сеанс. Доктор Коннелли сидела напротив меня и писала в своем блокноте, пока я рассказывала о том, что произошло пять лет назад. Рассказав только то, что случилось, но не в состоянии дать пояснения и описать какие-либо детали.

— Почему ты здесь, Лили? Скажи, что ты надеешься получить от терапии, — её тон был обыденным, но говорила она чётко и по существу.

— Я точно не знаю, — ответила честно. — Мне нужно принять это на каком-то уровне, чтобы я смогла двигаться дальше. Думаю, я прожила половину жизни. Я закрылась... забыла... сделала вид, что этого не происходило со мной. Сейчас мне начали сниться кошмары, только они больше похожи на воспоминания.

— Когда начались кошмары, Лили?

— Два месяца назад.

— Что случилось два месяца назад?

— Что вы имеете в виду?

— Что-нибудь тебя испугало или стало причиной дискомфорта?

— Да. Мужчина подошёл ко мне, когда я сидела со своим парнем и нашими друзьями. Он даже не сказал ничего, что могло бы заставить меня испугаться, но я была в ужасе. Он на самом деле сделал мне комплимент за песню, которую Купер и я исполнили вместе.

— Купер — это твой парень?

Я кивнула.

— Как ты думаешь, почему тот мужчина испугал тебя?

— Не знаю. Я даже никогда не видела его раньше.

— Скажи мне точно, что он сказал тебе, Лили.

— Он сказал: «Вот это было представление, крошка».

— И это всё? Это всё, что он сказал?

— Это всё. Забавно, правда? Говорю вам, он не сказал ничего, что могло вызвать волнение или панику, но именно это и произошло. Я была охвачена ужасом.

— Что-то подобное уже с тобой случалось раньше?

— Нет, — ответила категорически, — я имею в виду, что я всегда нервничаю и чувствую себя неуютно, но никогда не испытывала подобного раньше.

— Так с этого начались кошмары?

— Да. Первый был той же ночью, после того, как мы вернулись в дом Купера.

— Расскажи мне о кошмаре, который был у тебя.

Я рассказала ей, что была схвачена кем-то. Рассказала об ощущении боли, о затхлом запахе сигарет и алкоголя.

— Помните ли вы, чтобы мужчина, удерживающий вас, говорил что-нибудь?

— Да. Он сказал: «Что ты вытворяешь, крошка?». Он также назвал меня сукой и сказал, что убьёт меня.

Она что-то записывала и кивала головой так часто, давая мне понять, что она внимательно слушает.

— Крошка, — сказала она.

— Что?

— Раньше вы сказали, что мужчина, который заговорил с вами той ночью после вашего вступления, сказал: «Вот это было представление, крошка». И только что вы сказали, что человек в вашем кошмаре также обратился к вам «крошка». Возможно, это была та фраза, которая вызвала ваши страхи, спровоцировала воспоминания. И это началось с кошмаров. Как часто они были с тех пор?

— Почти каждую ночь.

— Вы говорили об этом с Купером?

— Вы имеете в виду, рассказала ли я ему, в чём их суть? Нет. Он только знает, что мне они снятся.

— Почему нет, Лили?

— Он уже слишком сильно беспокоится обо мне. Я не хочу обременять его больше, чем сейчас.

— Он просил вас поговорить с ним об этом?

— Да. Я сказала ему, что не хочу говорить об этом.

— Как давно вы знаете Купера?

— Я знаю его уже четыре месяца. Он знает меня уже пять лет, — сказала я, а потом рассказала ей эту историю.

— Понятно, — сказала она. — Значит, Купер уже вовлечён во всё это, Лили. Он увидел часть того, что случилось с вами. Он знает, сколько времени вам понадобилось, чтобы восстановиться физически. Почему вы думаете, что не сможете поговорить с ним об этом?

— Дело не в том, что я думаю, будто не смогу. Это... — мой голос затих. — Этот день изменил и Купера тоже. Если я могу уберечь его от этого, то так я и поступлю.

— Он пытается защитить вас, а вы пытаетесь защитить его. Думали ли вы о том, чтобы поговорить с ним и позволить ему решать, с чем он может справиться?

— Да. Я имею в виду, что я хочу поговорить с Купером, но не хочу обременять его ещё больше.

— Неужели вы думаете, что Купер именно так воспримет это? Как бремя?

Если бы я была честна сама с собой, то, скорее всего, сказала бы «нет». Я покачала головой, уставившись в журнальный столик, разделяющий доктора Коннелли и меня.

— Вы всё время используете слово «бремя». Вы считаете себя обузой, Лили?

Так ли это?

— Я не знаю. Может быть. Чувствую, будто я несу на себе огромный груз, обмотанный вокруг моей шеи в течение многих лет, и я всегда чувствовала, что это был именно мой груз. Это не справедливо — просить кого-нибудь помочь с этим.

— Понятно, — доктор Коннелли подождала минуту или две, прежде чем ответила. Думаю, она хотела, чтобы я подумала о том, что только что сказала. Наконец, она заговорила. — Лили, спросите себя, если бы вы поменялись ролями, что бы вы хотели, чтобы Купер сделал?

Я тяжело вздохнула:

— Я бы хотела, чтобы он поговорил со мной. Я хотела бы знать, — и добавила: — Я спросила его, не будет ли он против придти на какой-нибудь мой сеанс. Вы считаете, это хорошая идея?

— Что вы думаете?

— Я думаю, что хотела бы видеть его рядом.

— Может, вам следует пригласить его на следующую встречу.

— Ладно, — сказала я, вставая, чтобы уйти.

— Думаю, мы увидимся на следующей неделе.

— Увидимся с вами тогда.

В то же время я думаю о том, о чем мы договорились.

 

 

Я лежала, глядя на Купера, замечая беспокойство на его лице, а затем вспомнила слова доктора Коннелли. Я взяла Купера за руку и положила её себе на сердце.

— Я хочу рассказать тебе о моих снах.

— Я слушаю, — сказал он, наклоняясь. Он уставился на свои руки, прижимающиеся к моей груди, без сомнения, чувствуя биение моего сердца.

— Думаю, что они... воспоминания, — я посмотрела на его лицо, чтобы увидеть его реакцию. Он закрыл глаза и вздохнул. Он опустил голову, и что-то похожее на боль промелькнуло на его лице. Это было то, чему я хотела помешать, но я уже начала, так что мне нужно было закончить. — Я помню только обрывки. То, что я помню, вроде вспышек на самом деле.

Удерживая свою руку на моём сердце, Купер подвинулся ближе ко мне. Он взял мою другую руку и поднес её к своему сердцу.

— Продолжай, — он выдохнул.

Я с трудом произнесла:

— Я помню, что была брошена на землю, и мужчина был на мне. Не знаю, что произошло до этого. Хотя во сне я чувствую его запах и помню ощущение боли повсюду. Это всё ещё нечетко, и как я уже сказала, это только обрывки.

— Почему ты мне не рассказала?

— Потому что я знала, как это повлияет на тебя. Я вижу боль в твоих глазах сейчас, и хотела избавить тебя от неё, если могла.

Слёзы стекали по моим щекам, и я почувствовала раздражение. Я так устала плакать.

Купер крепче сжал мою руку, которая лежала на его сердце.

— Не утаивай от меня что-либо, Лили. Не умалчивай от меня ничего только потому, что захотела пощадить меня. Это единственное, с чем я не могу справиться. Я могу справиться со всем остальным, но не с тем, что ты страдаешь в одиночестве. Я не могу, — он обхватил рукой мою шею и притянул к себе, чтобы бережно удерживать в объятиях. — Я здесь, красавица. Позволь мне быть рядом с тобой.

— Позволю. Прости. Я просто…

— Шшш. Ты не сделала ничего плохого. Думай о том, что мы рядом сейчас. Мы сделаем это вместе. Ты и я.

— Доктор Коннелли хочет, чтобы ты пришёл со мной на следующую встречу.

Купер рассмеялся:

— Я собирался сказать тебе, что приду на вашу следующую встречу, пригласила бы ты меня или нет.

Я посмотрела на него, думая, как чудесно ощущается то, что Купер держит меня в своих объятиях.

— Что же я сделала такого, чтобы заслужить тебя?

— Ты задаешь неправильный вопрос.

— И какой же правильный вопрос?

— Что же я сделал такого, чтобы заслужить тебя?

— Ты же знаешь, что я люблю тебя так, что даже не могу дышать, верно?

— Знаю. Но ты знаешь, что я люблю тебя даже больше этого? — он осторожно уложил меня на подушку, нависая надо мной. Оставляя мягкие поцелуи на моём лице и шее, он тихо запел:

 

Я люблю тебя больше, чем волны любят океан,

Больше, чем снежные шапки любят горы,

Больше, чем гром любит дождь,

Больше, чем свечи любят пламя.

Ты воздух в моих лёгких и каждый мой вздох для тебя.

И если я никогда не выполню ещё что-нибудь в моей жизни,

Это не имеет значения, потому что у меня уже есть лучшее, на что я мог надеяться,

И это твоё сердце.

Вот почему я люблю тебя больше, чем есть звёзд на небе,

И поэтому я буду любить тебя до самой смерти.

 

— Потрясающе. Это ты написал? — слёзы щипали мои глаза. Его низкий и страстный голос возбудил во мне такие сильные чувства, что я была поражена, как они смогли вообще появиться, но ему каждый раз, казалось, удаётся вызвать ещё больше эмоций во мне, чем можно представить.

— Ммм, хмм.

— Я люблю тебя. Так сильно.

— Явно не так сильно, как я люблю тебя, — пошутил он, поглаживая мои волосы.

— Что? Я тоже могла бы написать песню, знаешь ли. Должна ли я начать ухаживать за тобой теперь?

— Тебе не нужно охмурять меня. Я уже повержен.

— Да-да. Знаю, но хочу, чтобы ты знал, как много ты для меня значишь. Иногда я чувствую, что слов недостаточно.

— Тебя достаточно, Лил. Я знаю, что ты любишь меня. Тебе не нужно писать мне песню или делать что-нибудь, или быть кем-то другим, а не самой собой. Тебя достаточно.

 

 

Неделя пролетела, и мы ждали, когда доктор Коннелли вызовет нас в свой кабинет. Я нервно стучала ладонями по коленям, и Купер протянул руку и схватил их, поднёс к губам и поцеловал каждый палец по очереди.

— Расслабься, детка. Всё будет хорошо.

— Лили, Купер, я готова, — доктор Коннелли позвала нас. Мы встали, и она повела нас в свой офис. Она протянула руку Куперу. — Я доктор Коннелли. Приятно познакомиться.

Купер пожал ей руку:

— Спасибо. Мне тоже приятно с вами познакомиться.

Купер и я оба сели на диван, а доктор Коннелли — на стул прямо напротив нас. Взяв блокнот в руки, она открыла его и просмотрела свои заметки с нашей последней встречи. Взглянув вверх, она направила своё внимание на Купера.

— Итак, Лили рассказала мне, что вы видели, что случилось с ней пять лет назад, и по странной иронии судьбы вы двое снова встретились. Как вы себя чувствовали, увидев Лили снова после всего?

Купер прочистил горло:

— Ну, сперва, я был ошеломлён немного. Я не мог поверить, что она стояла прямо передо мной, — он посмотрел на меня и улыбнулся. — Затем, когда я узнал, что она вернулась, потому что её отец умер, мне опять было грустно за неё.

Доктор Коннелли кивнула в знак понимания:

— Как вы знаете, Лили здесь, потому что она хочет сложить кусочки её прошлого воедино. Кусочки, о которых она не полностью помнит. Она позволила себе проходить через это последние пять лет без полного принятия того, что произошло, и это вызвало у неё беспокойство и недавние приступы паники и ночные кошмары. Вы — большая часть этой головоломки, Купер, и ваша готовность участвовать будет большой частью исцеления Лили.

— Да, мэм, — сказал Купер, с трудом сглотнув. — Я сделаю всё, что нужно для Лили.

— Хорошо. Я рада это слышать. Если вы не возражаете, я бы хотела начать с вас. Вернитесь обратно в тот день, Купер. Начните сначала. Купер сделал глубокий вдох и закрыл глаза на мгновение, ломая голову над тем, с чего начать. Затем, он открыл глаза и начал свой рассказ.

 

 

17 марта 2008 года

— Я собираюсь на пробежку, бабушка.

Мне нужно выбраться из дома на некоторое время. Я так устал от всего происходящего, и мне нужно отдохнуть, а бег помогает очистить голову. Я приехал, чтобы навестить бабушку с дедушкой, потому что мне иногда необходима моя семья. Мне одиноко в Южной Каролине, и работа убивает меня прямо сейчас. Я обул кроссовки и вышел за дверь. Преодолев полпути по улице, я понял, что забыл iPod в своей комнате. Я был так напряжен, что даже не вспомнил о музыке. К чёрту всё. Я не развернусь сейчас.

Я бы хотел, чтобы мой отец был всё ещё рядом. Я мог бы использовать некоторые его мудрые советы. Он никогда не стеснялся в выражениях. Он верил в поговорку, что, если хочешь что-то сказать — скажи, а там будь что будет. Мысленно пытаясь воодушевиться упорством своего отца, пока бегал, я заметил, что солнце клонится к закату, жара уже спала, что хорошо, потому что после двух миль я насквозь промок от пота. Думая о том, чтобы повернуть назад, я слышу то, что звучит похоже на крик. Я остановился на месте и прислушался. Это точно крик. Я слышу его снова. Он звучит отчаянно. Откуда он исходит? Оглядываюсь вокруг, заглядывая между домами, моё сердце бешено колотится. Чёрт побери! Где она? Это женский крик. Однозначно могу это сказать. Крики убивают меня. Я бегу между кварталами, и, наконец, вижу её. Слышу крик снова, и её заглушают, ударяя кулаком по лицу. Сукин сын! Её трясут как тряпичную куклу. Ноги несут меня к ней, я не отрываю от неё глаз. Она падает на землю, и он пинает её в голову четыре или пять раз. Затем он пинает её обмякшее тело, и я не знаю точно, сколько раз. Я кричу на мужчину, прежде чем это даже доходит до моего сознания, что крики с требованием остановиться исходят от меня. Он просто продолжает пинать и избивать её несопротивляющееся тело. Боже мой, он убил её! После того, как она ударилась об землю, я ни разу не видел, чтобы она двигалась.

Адреналин бурлит, а я не могу добраться до неё достаточно быстро. Стоп! Стоп! Это всё, что я могу сказать. Боже милостивый, просто прекрати избивать её! Этот сукин сын, наконец, взглянул вверх и, увидев меня, срывается с места. Я мог поймать его. Мне бежать за ним? Нет. Я должен помочь ей.

Я падаю на землю возле её безжизненного тела. Я боюсь передвинуть её. Боюсь прикоснуться к ней. Что, если я сделаю ей хуже, поднимая её? Что, если у неё сломана шея? Черт побери! Дерьмо! Что мне делать?

Кажется, будто она истекает кровью отовсюду. Её одежда почти сорвана, а волосы спутались на голове из-за сочившейся крови. Я быстро снимаю свою футболку и оборачиваю её вокруг головы девушки, чтобы попробовать остановить кровотечение. Просовываю руку под колени и голову, чтобы поднять её с земли, и замечаю, что моя футболка практически промокла. Её запястье болтается неестественно, и она издает булькающие звуки. Стискиваю зубы и молюсь Богу, чтобы я не сделал ей хуже. Её рёбра, наверное, сломаны, и кто знает, какие внутренние повреждения у неё есть. Прежде чем я даже осознаю, что делаю, я беру её на руки и несу вниз по улице, зовя кого-нибудь на помощь. Именно тогда я увидел мужчину, сошедшего со своего крыльца и бегущего к нам. Его глаза были широко распахнуты, а на лице – гримаса.

— Пожалуйста, мне нужно отвезти её в больницу! Вы можете доставить нас туда?

— Моя машина. Положи её в мою машину, — его голос безумен. Он выуживает ключи из своего переднего кармана, а руки заметно дрожат. Тяжёлые, рваные рыдания вырываются из него. — Это моя дочь. Это моя Лили, — он роняет ключи и нагибается, чтобы поднять их.

— Пожалуйста, сэр. Мы должны ехать. Сейчас!

Я уже на заднем сидении его машины, все ещё держу его дочь. Не хочу кричать на него, но боюсь, что она умрёт на моих руках. Наклонившись к её лицу, наблюдаю за её дыханием. Мне нужно убедиться, что она не перестанет дышать. Не прекращай дышать, Лили. Не прекращай дышать. Я держу тебя. Не умирай на мне. Быстро осматриваю её изодранное тело сверху до низу. Она теряет много крови. Я нежно держу её за руку в надежде, что это принесёт ей частичку комфорта. И тут замечаю, что два её ногтя сорваны. Иисус Христос! Я смотрю на её лицо. Просто смотрю на её лицо, потому что не хочу видеть больше, и не хочу не видеть её лица. Я просто хочу посмотреть на её лицо и пожелать ей жить. Просто жить. Ты должна жить.

 

 

Купер заплакал навзрыд, упираясь локтями в колени, его руки сжимали затылок:

— Я не могу. Больше не могу, — он взвыл.

Я была тоже полностью раздавлена.

— Я тоже не могу, — прошептала я, умоляюще глядя на доктора Коннелли. — Пожалуйста. Хватит на сегодня.

Глава 19

Каждую минуту

 

Сделав попытку вытереть слезы, Купер встал и потянулся к моей руке. Никогда не видела его плачущим, и потому сейчас его вид разрывает мне сердце. Он обнял меня и прижался лицом к моей шее. Он тихо всхлипнул, и я инстинктивно прижала его крепче, так как что-то подсказывало мне, что он нуждался в этом. Ему необходимо было обнять меня, а мне нужно было, чтобы он обнимал меня. Ему нужно было поплакать, и мне нужно было позволить ему это. Он притянул меня ближе, и его рыдания стали громче. Все его тело тряслось от боли, которая исходила из него. Слёзы свободно текли из моих глаз рекой, но эти слёзы были из-за Купера, а не из-за себя. Эти слёзы, которые лились сейчас, были из-за боли и мучений, которые он испытывал. Его глубокие, острые раны были более болезненные, чем мои собственные. Его агония была моей агонией. Его печаль была моей печалью. Его боль была моей болью.

После долгого молчания доктор Коннелли, наконец, заговорила. Она закрыла блокнот, который лежал на её колене, и села на край стула.

— Купер, — сказала она успокаивающе. — Здорово, наконец-то, это выпустить. На это потребовалось много времени, не так ли?

Он не ответил, просто продолжал издавать низкие, судорожные всхлипы. Я осталась стоять на месте, мои ноги тряслись. Я до сих пор была в своих мыслях, всё ещё хотела сбежать. Хотела убежать быстро и далеко, но до сих пор стояла на месте. Я делала это ещё потому, что мой выбор — обнимать мужчину, которому принадлежало моё сердце, который хватался за меня, словно я была его единственным спасательным кругом. А он, несомненно, был моим. Я сумела удержать всё в себе, кроме вздохов, которые делала. Болезненных вздохов. Ведь Купер был моим воздухом, а мой воздух был поглощён горем. Так что, да, дышать было почти невыносимо. Это всё равно, что пытаться дышать огнём. Это обжигало всё внутри. Я поборола ещё одно желание сбежать — сбежать от глубокого горя, которое мне пришлось испытывать.

— Ничего страшного, — сказала доктор Коннелли. Она встала, чтобы передать мне коробку с салфетками, которая стояла на краю её стола. — Чувства исцеляют, и вам обоим предстоит очень длительное лечение. Эти эмоции хороши тем, что они позволяют излечить от тех эмоциональных ран, которые вы так долго носили в себе. Известно вам или нет, но они присутствовали у вас. И теперь, когда мы рассматриваем эти раны, то можем начать работу по их излечению. Маленькими шажками. Раны на коже не заживают за ночь, также и этими. Это путь, и мы пройдём его. Мы не можем изменить то, что случилось с нами или с кем-то, о ком мы очень заботимся, но мы можем изменить то, как справляемся с этим. Этим мы и занимаемся сейчас. Это хорошо.

Перед уходом доктор Коннелли дала нам номер своего мобильного:

— В случае, если вам нужно будет поговорить, — сказала она. — Увидимся на следующей неделе. Но если я понадоблюсь раньше — звоните.

Дверь лифта открылась, и мы вошли вместе, рука об руку. Когда она закрылась, Купер придвинулся ко мне и обнял обеими руками, сильными и оберегающими. Низким тембром он начал напевать песню Энрике Иглесиаса «Hero» (Примеч. Название песни переводится как «Герой». Она начинается словами «Позволь мне быть твоим героем»). Я затаила дыхание. Потерялась в его словах, потерялась в его теплом дыхании рядом с моим ухом, потерялась в медленном танце наших тел, решивших жить собственной жизнью. Я была полностью потеряна — в нём.

Двери лифта открылась, и вошли два человека. Купер сделал вид, что не заметил их, и продолжал петь, и мы покачивались в такт мелодии. Мы двигались в лифте, как будто исполняли медленный танец. Не имело значения, где мы были в тот момент, потому что место, где мы должны быть — это рядом друг с другом. Ещё недавно я была бы слишком смущена, чтобы сделать что-то подобное на публике. Но сейчас мне было всё равно. Нам нужен был момент, и мы воспользовались им. Припев ещё раз... «Я могу быть твоим героем, детка. Я могу поцелуем прогнать твою боль. Я всегда буду рядом с тобой. Ты умеешь удивлять».

Лифт остановился между этажами, и двери открылись. Никто не зашёл, а те двое остались внутри вместе с нами. Ощущение остановки и начала движения между этажами вызвало лёгкое головокружение, но опять же, это чувство могло быть вызвано и тем, что властелин моего сердца исполнял мне серенаду после того, как плакал в моих объятиях.

Купер пел мне, пока мы обнимались. Не уверена, сколько времени лифт простоял, но когда он зазвенел, и двери открылись ещё раз, кто-то кашлянул.

— Это первый этаж. Будете выходить?

Купер взял меня за руку, и мы обернулись к говорившему. В лифте с нами оказались дама и маленький ребёнок. Я посмотрела вниз, женщина держала ребёнка за руку. Оба были тихими с того момента, как зашли в лифт. Я уже было собралась извиниться, но вместо этого улыбнулась:

— Да, спасибо.

Мы вышли, и дама сказала:

— Думаю, это самое милое, что я когда-либо видела, — она обернулась и посмотрела на мальчика, стоящего рядом с ней. — Вот, на что похожа любовь, — сказала она ему, указывая на нас. Улыбка растянулась по всему лицу мальчика, а Купер протянул руку и взъерошил ему волосы. Я на самом деле не знала, что сказать, поэтому любезно улыбнулась обоим.

— Ты очень хороший певец, — сказал мальчик, глядя на Купера с восхищением.

— Спасибо, маленький мужчина. Это твоя мама?

— Да, — ответил мальчик, глядя на неё.

Купер улыбнулся им обоим:

— Заботься о своей маме. Она у тебя единственная, — он ещё раз взъерошил мальчику волосы, и мы повернулись, чтобы уйти.

Мы услышали, как малыш сказал: