Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Ю.М.Лотман и М.М.Бахтин: проблема сопоставления концепций в биографической преспективе
Анализируя взгляды Ю.М.Лотмана на феномен биографии и биографический подход в ряду, представленном и М.Бахтиным, мы не можем обойти вниманием сложную проблему взаимоотношений Бахтин-Лотман, неоднократно освещаемую в литературе. Мы обратим внимание на аспекты, непосредственно связанные с нашей темой. В основном, в исследованиях подчеркивается неприятие Бахтиным структурализма. М.Л.Гаспаров называет Лотмана антиподом Бахтина, точнее «носителем второго языка нашей гуманитарной науки» [22, с. 8], для него было существенным различное понимание двумя учеными проблемы диалога (У Лотмана - полифонизм языков, которыми владеет культура, у Бахтина – полифонизм голосов, которыми звучат живые люди). Б.Егоров в своей версии лотмановской биографии поместил целый раздел под название «Бахтин и Лотман» [36, с.243-258]. Он подчеркивает, что различие взглядов между двумя мыслителями представало более существенным, чем оно было на самом деле. Этому способствовало, в частности, недостаточное знакомство с трудами друг друга. Следует, по мнению Егорова, также учитывать эволюцию самого Лотмана, чьи позиции стали во многом сближаться с бахтинскими. (Видимо это дало повод Д.Бетеа рассматривать Лотмана в своей «метафорической автобиографии» Пушкина» [14] почти как ученика Бахтина (См. критику такой позиции: [18])). Ким Су Кван отмечает, что различия между Бахтиным и Лотманом проявлялись в большей степени в осмыслении фундаментальный оснований культуры, однако они постепенно стираются по мере приближения к индивидуально-личностному полюсу культуры. «По мере того, как лотмановское понятие личности проявляет свою сущность не только в интеллектуальной способности, но и в умении поступать, то есть «выбирать» свое поведение в ситуации отсутствия автоматической предсказуемости, крайне любопытным образом Лотман оказывается близок к Бахтину [42, с. 133]. Отважимся в связи с этим и на основании собственного анализа констатировать близость основных позиций М.Бахтина и Ю.Лотмана в отношении феномена биографии, биографического жанра и биографического подхода в гуманитарном знании. Такая близость, на наш взгляд, базируется не только на сходном понимании индивидуально-личностного начала культуры, но и на представлении культуры как мира текстов (среди которых – биографические и автобиографические играют важнейшую роль). Кроме того, и Бахтин и Лотман, специфику гуманитарного знания видели именно в том, что она работает исключительно с миром «культурных текстов», среди которых – все многообразие биографических/автобиографических текстов культуры.
Раздел 5. Теоретико-методологические проблемы анализа биографии и перспектив развития биографического подхода в современном гуманитарном знании (концептуальная глава) Наше исследование завершает раздел, в котором будут сформулированы теоретико-методологические основания философского (социально-философского) анализа феномена биографии в культуре и возможностей биографического подхода в современном гуманитарном знании. Мы попытались представить их как определенное концептуальное единство, очертить, насколько возможно, проблемно-понятийный каркас такого анализа. Это позволит, как мы надеемся, использовать предложенную концептуальную модель (стратегию) анализа биографии в социокультурном бытии и биографического подхода в гуманитаристике на междисциплинарном уровне, для разных областей humanities. Концептуальный, теоретико-методологический раздел представлен нами как завершающий, обобщающий результаты рассмотрения отдельных вариантов биографического подхода. Обоснование такого выбора структуры дано во введении. Предмет исследовательского интереса (биография и биографический подход), во многом, обусловили логику исследования. Обращаясь к индивидуализирующей биографической стратегии, мы опасались слишком широких предварительных методологических и понятийных обобщений и исследовали на конкретных примерах, как, исходя из внутренней логики биографического подхода и научного интереса к феномену биографии, такие обобщения и концептуализации возникают. Однако индивидуализирующая стратегия, такая как биографическая, еще не означает отсутствие теоретической и мировоззренческой мотивации. Мы постарались обобщить в данном разделе сформулированные нами на конкретных примерах выводы о том, какие общие тенденции развития социокультурного бытия и гуманитарного знания актуализировали биографическую проблематику.
5.1. Социокультурные основания феномена биографии в европейской традиции: инварианты и современные трансформации. Социокультурные и онтологические основания феномена биографии в европейской культуре, интереса к «истории жизни» конкретного человека обнаруживаются в базовой инвариантной ориентации данного типа культуры на индивидуализм. Сразу оговорим, что термин «онтологический» мы используем в смысле социальной онтологии и онтологии социокультурного мира, подразумевающей наличие «исторического априори» (в терминологии Э.Гуссерля) или «исторической трансцендентальности (по П.Бурдье [22]). Можно говорить о различных типах индивидуализма, соответствующих той или иной культурно-исторической эпохе. Так, Л.Баткин, очень осторожно относящийся к применимости понятий «индивидуальность», «личность» по отношению ко всем периодам истории европейской культуры (см. его полемику об этом, прежде всего с А.Я.Гуревичем и С.С.Неретиной [11]) не подвергает сомнению наличие индивидуализма как европейской культурной инварианты, оговаривая при этом, что существует она в разных исторических модусах. Можно вслед за ним говорить о «высоком индивидуализме» как о некоем культурном идеале: понятие о самоценном, ответственном перед самим собой, и, в известном смысле, суверенном «я» [10, с. 30]. (В этой перспективе «высокого индивидуализма» исследователь рассматривает историю и трансформации «европейского самосознания», основываясь, прежде всего, на великих автобиографических текстах европейской культуры (Августин, Абеляр, Руссо) [10]. С определенной долей иронии можно сформулировать лозунг: «высокому индивидуализму» – «высокую автобиографию»). С.Аверинцев, изучая античные истоки биографического жанра, также отмечает, что они связаны с феноменом индивидуализма. Новый жанр возникает в условиях кризиса полисного образа жизни, который обозначился в IV в. до н.э и развязал индивидуалистические тенденции духовной жизни. В свою классическую («трагическую») эпоху греки биографий не писали [2, с. 640]. Биография заставляет потесниться историографию, более соответствующую идеалам классической гражданственности. Аверинцев подчеркивает, что первыми героями биографий, оформившихся как жанр, стали монархи и мудрецы. «Самовластный монарх и приписывающий себе законы мудрец в равной мере эмансипировались от уклада гражданской общины, а потому вызывали интерес не только своими общезначимыми «деяниями»…, но и своим частным образом жизни. В этом образе жизни реализовался идеал нового индивидуализма, двуединое выражение которого – Александр на своем троне и Диоген в своей бочке» [2, с. 639]. Сегодня можно констатировать кризисное состояние современного европейского индивидуализма. Экспансия индивидуализма, превращение его в моду, размывание многих сдерживающих его культурных, религиозных, социально-институциональных барьеров оказываются для индивидуализма как культурной инварианты саморазрушительными. Вместо «высокого индивидуализма» - индивидуализм «атомизирующий» человека и одновременно массовизирующий, лишающий личностного своеобразия. Вместо «Исповеди» Августина, где каждый акт автобиографической саморепрезентации сопровождается саморефлексией: а имею ли я право говорить в данном случае от первого лица, - лавина псевдоисповедальных текстов масс-культуры, автобиографический бум и минимум ответственности за сказанное от имени «Я» в исповедальной (псеводоисповедальной) и автобиографической установке. Недаром французскому культурологу и литературоведу, исследователю автобиографического письма Ф.Лежёну пришлось буквально взывать о необходимости новой формы общественного договора – «автобиографического соглашения», ограничивающего самопрезентационный произвол, вторгающийся в приватную сферу других людей [42]. Тем не менее, следует не только спасаться от индивидуализма, но и спасать индивидуализм – как базовое основание европейской культуры. И обращение к современным модификациям феномена биографии/автобиографии – это не только диагностика опасного состояния дел, но и определенная социокультурная терапия.
Украинский философ А. Валевский, предложивший философское обоснование «биографики» также помещает феномен биографии в онтологический (социо-онтологический) горизонт индивидуализма, в котором он видит основу и смысл европейской культуры, поскольку она идентифицирует «себя посредством парадигмы индивидуализма» [23, с. 6]. Онтология биографии, с его точки зрения представляет собой определенный набор условий, обеспечивающий возможность текстуального представления индивидуального. Как раз разговор об этих условиях (социокультурных условиях) может быть, как нам представляется, одновременно и диагностикой, и терапией. Если мы не обнаружим этих биографических/автобиографических предпосылок или обнаружим в искаженном, деформированном виде – мы указываем на опасность, грозящую европейской культуре как таковой и, возможно, на пути спасения. Среди этих условий и фундаментальных допущений: коммуникационная компетентность человека рассказать о себе как о неповторимой индивидуальности; такое состояние самоидентификации личности, которое позволит ей ответить на вопрос «кто я?», и одновременно наличие возможностей для биографа сказать о своем персонаже «кто он (она)?» (См.: [23, с. 88]). Возможно лавина «life-story» в современной масскультуре - это и неосознанное понимание индивидом того, что он не может сказать «кто я?» и своими жизненными историями взывает к обществу, к Другим с просьбой и требованием: я расскажу вам о себе, а вы скажите мне в ответ «кто я?».
Феномены биографии и автобиографии характеризуют, прежде всего, индивидуально-личностный полюс культуры. Однако биографическая проблематика на всех ее уровнях (биография в социокультурном бытии, биография как литературный и исторический жанр, биографический подход в гуманитаристике) неразрывно связана с решением вопроса о сопряжении индивидуально-личностного и надындивидуального измерений, о взаимодействии уникальной личной судьбы-биографии с Большой Историей, их взаимодополнительности (лотмановские «два плеча одного рычага»). Эта тема глубоко волновала авторов избранных нами для анализа их концепций ученых-гуманитариев. И ее глубокая проработка в трудах Ф.Шлейермахера, В.Дильтея, М.Бахтина, Ю.Лотмана во многом обусловила наш выбор персоналий. Не прерывая мотив социокультурной диагностики и терапии, отметим, что ее составляющей будет глубокий теоретический анализ того, как в современных условиях происходит через биографические/автобиографические акты сопряжение этих двух полюсов, какие опасные тенденции и деформации обнаруживаются сегодня в таком сопряжении-перекрестьи. В проанализированных нами концепциях были глубоко продуманы основания такой сопряженности индивидуального и надындивидуального, конкретной, единичной жизни и социокультурного бытия. Одновременно утверждался принцип «первоисторичности личности» (надперсональный мир истории и культуры творится «из личностной точки). В.Дильтей разрабатывает концепцию «внутренней историчности», «конкретной историчности» индивидуальной жизни, основной постулат которой: исходная саморефлексивность жизни в своих проявлениях создает исторический мир в целом. Подчеркивается не столько витальная, сколько культурно-историческая составляющая феномена жизни. В этом смысле внимание к биографии и автобиографии означает внимание к самой истории, Большой Истории. В сходном контексте М.Бахтин вводит понятие «внутренней социальности» и «живой единственной историчности», которая является конституирующей для социальности и историчности надыиндивидуального мира и его структур. В основе «внутренней социальности» лежит исходный диалогизм, а сущностным выражением внутренней «высшей социальности» являются автобиографические и биографические акты, которые обращены к другому сознанию – от ближайшего адресата к «высшему нададресату». Онтологическая укорененность биографизма в человеческом бытии и культуре обнаруживается еще и в связности «истории» и «historia» (в терминологии М.Хайдеггера [70, с. 137]), свершения и свершившегося. Совершающееся совершается с нами же самими, совершающееся сохраняется в знании о нем. Такая онтология базируется на двух принципах: «жизнь познает жизнь» (В.Дильтей) и «история не существует вне historia” (М.Хайдеггер). Еще одна тенденция современного социокультурного бытия актуализирует внимание к феномену биографии. Основная, наиболее часто встречающаяся характеристика сегодняшней социальной реальности – реальность трансформирующаяся, изменяющийся мир. Кардинальные социокультурные, технологические, глобализационные изменения происходят в столь короткое время, что успевают так же кардинально несколько раз изменить траектории жизни людей и, соответственно, зафиксироваться в «историях жизни», биографиях. Такие человеческие документы, «личные нарративы» - живое свидетельствование о специфике глобальных изменений и трансформаций. Существенно и то, что кардинальные сдвиги происходят за короткое время одной человеческой жизни, а не в перспективе жизни нескольких поколений. Не только «большая история», но и биография становится хроникой таких изменений. Хроникой своеобразной, поскольку фиксирует она, прежде всего, личные решения и их мотивацию, связанные с кардинальными социальными изменениями (переехать в другую страну, изменить профессию, освоить новые формы массовой коммуникации, изменить политическую ориентацию, избавиться от национально-религиозных предрассудков и обрести взамен новые, приспособиться к интеграционным процессам – от жизни в условиях «железного занвеса» к открытости границ и т.д.). Ведь наиболее существенным для современных трансформаций, прежде всего, связанных с глобализацией, оказывается не просто ускорение темпов, а сам характер изменений. Как подчеркивает украинский социолог В.И.Подшивалкина, рост интереса к биографической проблематике связан с динамикой социальных изменений (См.: [57, с. 522]). В связи с этим выделяются значимые характеристики таких трансформаций, которые обуславливают исследовательский интерес к феномену биографии.
Во-первых, это - ярко выраженная субъектная, личностная составляющая социальных изменений («популярная личность», «инициативный деловой человек» и т.д.), обуславливающая необходимость анализа часто замаскированных внутренних смыслов и побуждений инициаторов социальных инноваций. Этот момент подчеркнут и у Ю.М.Лотмана: резко возрастает удельный вес моментов исторических флуктуаций, социокультурных бифуркаций, в результате которых дальнейшая судьба истории, культуры, цивилизации все в большей степени становиться зависимой от сознательного выбора. В историческом процессе усиливается роль личной ответственности и морального поведения его участников. Именно в биографических и автобиографических документах зафиксировано, то, каковы эти участники и как «представляет себе мир та человеческая единица, которой предстоит сделать выбор» [35, с. 350] (См. также [47]). Во-вторых, преобразованиям предшествует период изменений скрытой, интимной, приватной стороны жизни человека, формирования вне-публичной сферы, где отрабатываются альтернативные образцы поведения и социокультурной практики, которые внешне «внезапно» становятся господствующими в социуме. Один из путей поиска такого скрытого непубличного субъектного «потенциалиса» (термин Б.Вальденфельса [24]) социокультурных трансформаций – анализ биографических нарративов. В их поле могут оказаться и характерные для периода трансформаций малопонятные и быстроисчезающие социальные феномены, промелькнувшие «формы жизни», так и не успевшие отстояться и состояться. Память о них часто не сохраняется в Большой истории, но может быть зафиксирована в «историях жизни». В-третих, социокультурные трансформации характеризуются принципиальным индетерминизмом и синергетичностью (См.: [57, с. 523]). Их многовекторность предполагает множественность исходов развития социальных объектов. В связи с этим любой общественный процесс можно представить как серию последовательных выборов, осуществляемых субъектом из «множества всех возможных миров». «Способность всякого порядка быть иначе (иным, инаковым)» - еще одна существенная черта «потенциалиса» у Б.Вальденфельса (См. [24, с. 106]). И эта способность оказывается многократно усилена в современную эпоху постмодерна, в условиях моральной и когнитивной амбивалентности. Анализ биографического/автобиографического материала позволяет узнать не только как «представляет себе мир та человеческая единица, которой предстоит сделать выбор», но и как делает выбор человек, который представляет себе мир в виде «множества возможных миров». Интерес к биографической/автобиографической проблематике в контексте социальных трансформаций меняет и само гуманитарное знание. Как подчеркивает П.Томпсон, именно через осознание подлинной природы «истории жизни» как свидетельства о социальных изменениях «временн о е измерение» вновь входит в социогуманитарное знание, налагая методологический запрет на рассмотрение социальных феноменов в их остановленности, «искусственно разобранными, как часы» (См.: [63, с. 129]). Делать выбор – значит, идти на риск. Так было во все исторические эпохи. Тем более проблематичной и напряженной становится связка «риск-выбор» (в более расширенном варианте - «риск-выбор-решение») в современном мире, который характеризуется многомерностью, полицентричностью, плюральностью. Как подчеркивает Л.Г.Скокова, исследующая концептуальные основания биографического метода в социологии, биографический подход (на его междисциплинарном уровне) является одним из наиболее адекватных для анализа данного комплекса понятий, характеризующих социокультурное бытие (См.:[60, с.1]). Биографический подход во всех своих вариантах исходит из субъективного восприятия мира непосредственными участниками социокультурных процессов, их точка зрения принимается за отправной пункт теоретических обобщений (См.: [60, с.7]). Сквозь призму биографического/ автобиографического опыта, понятия «риск», «выбор», «решение», во-первых, осмысливаются «изнутри» жизненного мира, во-вторых, лишаются своей жесткой понятийной определенности, обретают континуальность и процессуальность. В третьих, погруженные в биографический контекст, они как бы рождаются каждый раз заново (личный опыт «запускает» здесь маховик теоретических обобщений, что не отменяет, конечно, наличие предварительного знания и предпонимания). Через индивидуальное переживание, проживание-претерпевание, обретающее затем то или иное выражение, выясняется, что значит для конкретного индивида, в его собственной судьбе-биографии выбирать, решать, а значит, рисковать (или, рисковать, следовательно, выбирать и решаться). Мы попытались показать, что биография - это точка пересечения, локус и топос непосредственного взаимодействия индивидуальной жизни с культурно-историческим и социальным бытием. В этой связи, именно в контексте биографического подхода проясняется, чем оказываются субъективный выбор, риск и решение в универсальной перспективе социокультурного целого. И.Г.Дройзен, выдающийся историк и методолог истории, подчеркнул, что биография – наиболее адекватный исследовательский жанр для понимания «волящей энергии и страстей» индивидов, действующих в истории, индивидуального «гениального произвола», выбивающего ход истории с привычной орбиты (См.: [35, с. 417]. Это как раз и есть зона субъективного «выбора-риска», которая со времен Дройзена стала еще в большей степени влиять на историко-культурный процесс. «Волящая энергия», субъективный выбор, осмысление рисков с ним связанных, принятие решения, обретают еще большую глубину в свете «философии поступка». Возможности одного из ее вариантов, предложенных М.М.Бахтиным, в контексте биографического подхода мы проанализировали в соответствующем разделе. Бахтин онтологизирует «поступок», а «философию поступка» рассматривает как «prima philosophia». Такое допущение основано на том, что поступок рассматривается в свете его причастности к «событию бытия», той области, где свершается поступок в своей нудительности и участности. Одновременно индивидуально-ответственным поступком («сложным поступком», «сплошным поступлением») предстает единичная «единственная жизнь» в ее «живой историчности». Единственную жизнь в ее биографических координатах и область «события-бытия» соединяет «момент чистой событийности во мне» (гетевская максима «жить изнутри»): потенциальная отнесенность к рискованной неопределенности (прежде всего, смысловой, а не фабульной), к фундаментальному «или-или», к сфере нравственной свободы и, одновременно, чистого долженствования, абсолютного «требования-задания». Только в свете этой соотнесенности «единственной жизни» и «события бытия» можно говорить о «едином и единственном событии бытия», которое ухватывается лишь феноменологическим описанием. «Феноменология мира поступка» (она же, по Бахтину, «метафизика поступка») может быть развернута в биографическом контексте как «описание мира единственной жизни-поступка изнутри поступка на основе его не-алиби в бытии» [14, с. 105]. Как подчеркнул А.Валевский, «очертания онтологического горизонта биографического опыта не являются строго формализованными понятиями, скорее это структура феноменологических очевидностей, обозначающих этот опыт» [23, с. 16]. Может показаться, что указание на феноменологичность биографического описания относится уже к сфере методологии гуманитарного познания. Однако такая феноменологичность характеризует и саму природу биографии как социокультурного феномена, и в этом смысле язык описания и методологические приоритеты не безразличны природе описываемого явления. Валевский видит в биографии ответ на метафизический вопрос, укорененный в ментальном строе европейской культурной традиции: «что есть именно этот человек?», считая его первичным вопросом биографии, не просто как литературного жанра и вида исторического повествования, но и определенного состояния сознания [23, с. 6]. Биография - это не только ответ на вопрос о конкретном человеке, его индивидуальной жизненной траектории и судьбе, но и само вопрошание. Горизонт и структура такого вопрошания также укоренены в определенном типе культуры и трансформируются с ее развитием. Однако оно чаще всего остается непроясненным, в том числе и на теоретическом уровне. Так, использование биографического материала в изучении социокультурной динамики, не всегда означает наличие пристального и методологически тематизированного интереса к самому феномену биографии. Биографические документы часто являются лишь средством рассмотрения тех или иных проблем, наведения субъективно-личностного ракурса видения, но никак не самостоятельной целью исследования, со своей спецификой и типом вопрошания, обращенным именно к самой биографии.
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2017-01-26; просмотров: 515; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.19.29.89 (0.012 с.) |