Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Психологические корни воровства
Какие же желания лежат в основе воровства? Что для себя делает ребенок, когда крадет чужое? Общеизвестно, и это подтвердили наши дети: ворованным почти никогда не пользуются. Игрушки хранились в тайниках, в них практически не играли. Деньги тратились бессмысленно и быстро. Ситуация была абсурдной, если смотреть с точки зрения здравого смысла: один мальчик украл 3 «плеера», имея свой - такой же. Мое представление о том, что происходит с ворующим ребенком, было смутным и общим: акт агрессии, фрустрированные потребности, отсутствие ощущения собственной значимости и похожее. Я не часто сталкивалась с ворующими детьми в своей терапевтической практике. Но когда это случалось, я шла от предположения, что ребенку чего-то сильно не хватает: оставалось найти это что-то и научить получать более приемлемыми способами. В этот раз я задалась вопросом: почему одни дети воруют, а другие - нет (речь шла не о единичном случае, который бывает в жизни, наверное, каждого, а о регулярной и осознанной практике жизни). Ведь тех, кому чего-то сильно не хватает, достаточно много, однако не все они воруют. Что же забирает вор? Он покушается на нашу безопасность. Он нарушает нашу приватность. Возможно, он живет в том ощущении незащищенности, постоянной угрозы, которое пробуждает в нас. Возможно, детское и подростковое воровство - реализация неудовлетворенной потребности брать, ничего не давая взамен. Брать, а не покупать и не менять (что по сути одно и то же), т.к. еще не на что. Во внутреннем плане это может быть фиксация на ранней потребности в слиянии, не прожитом ребенком, с размытостью границ и неясностью собственных желаний, с одной стороны, и насилие извне, порождающее постоянную реактивную агрессию по защите своей границы, с другой стороны.
Тренинг с детьми (9-11 лет) был посвящен, во-первых, прояснению понятий «воровство», «мое», «чужое», «наше», а во-вторых направлен на осознание границ и содержания своего пространства и некоторую проработку проявившихся проблем. Тренинг выявил интересную вещь: если знание о воровстве и собственности (так сказать, культурный пласт) было вполне четкими и адекватным, то в психологическом плане проявилась та путаница, которая, видимо, и свидетельствовала о несформированности ощущения границ и о подвижности именно этого феномена (возможно, это одна из задач личностного развития в переходном возрасте).
Первое, что меня удивило - это наличие людей и животных в поле, которое изначально и четко задавалось как поле вещей. Аргументация была вполне логичной: ведь это мои родители, а не чьи-нибудь еще. Или: да, это моя кошка. Я могу ею распоряжаться, мне ее подарили. Стало ясно, что сами критерии вещи размыты. Вещь - не только материальна, но и не имеет собственной воли? Видимо, с детьми это тоже стоит прояснять. Второе, что меня удивило - что само понятие «моего» тоже неясно. Что есть мое? То, чем я могу распоряжаться самостоятельно? То, чем я пользуюсь? То, что люблю? За что отвечаю? Или все это вместе? И, наконец, то, что было ожидаемым и всеобщим: это смешение моего и нашего. Особенно это касалось родительских или семейных вещей. Видимо, само смешение не страшно и характерно для этого возраста. Дети, у которых проявлялось именно смешение, были достаточно благополучны и в учебе, и в отношениях. Они были способны заявить и реализовать свой интерес и принять, использовать чужой. Видимо, структурирование границ своего пространства, вытеснение общих вещей на эту границу и расширение собственного значимого вещного пространства совпадает с постепенным обретением автономии в подростковом возрасте и является зоной ближайшего развития детей. Возможно, именно этим объяснялось довольно спокойное отношение наших детей к воровству: потребность в автономии они вполне могли удовлетворить в различных формах и условиях школьной жизни, которые давали достаточный простор для свободной самореализации и ответственности. Иногда мне кажется, что им предоставляется пространства и свободы больше, чем они могут освоить. Как крайности проявились две тенденции: либо все было «наше», пространство, которое ребенок выделял как свое, было мизерным: карандаш, портфель. В поведении этих детей беспокоило то, что характерно для механизма слияния: непроявленность собственных интересов, пассивность, нежелание заявлять свою позицию (видимо, из-за отсутствия таковой), полное отсутствие здоровой агрессии. В отношениях они были незаметны и несколько аутичны. Вторая крайность была связана с неправомерным расширением своих границ, вернее, с заполнением своего пространства общими вещами, когда «своим» объявлялось «наше». В поведении эти дети были агрессивны, экспансивны, пытались постоянно доминировать, даже тогда, когда их некомпетентность была очевидна им самим. У всех были проблемы в учебе.
То есть, фактически, это были не два феномена, а один: отсутствие действительно своего пространства. И работа с ними была направлена на одно и тоже: выделение и отделение своих вещей, а фактически, своего пространства. Только одним требовалось «захватить» какие-то вещи, а точнее признать своим то, что до этого как бы не существовало. Другим же требовалось отказаться от части своих прав на то, чем им хотелось бы распоряжаться и отыскать то, что, может быть, не так ценно и интересно, но зато свое (и, возможно, почувствовать, что именно этим может быть и ценно, и интересно). Также появилось предположение, как могут учителя и воспитатели, используя идею вещей, помочь этим детям - в повседневной жизни почувствовать свои границы и свою индивидуальность.
Ворующие дети Интересна оказалась картина у детей, которые были пойманы или подозревались в воровстве. У них наблюдались обе крайности, описанные выше, но работа по выделению и наполнению собственного пространства встречала сильнейшее сопротивление. Когда я спрашивала, что из своих вещей они могли бы отдать, чтобы получить то, что очень хочется, остальные дети готовы были расстаться с ножиком, львенком, «Барби». Эти же дети широким жестом «отдавали» квартиры и родительские машины. Один мальчик убеждал меня, что папина машина - это и его машина: он может ею распоряжаться, поменять, отдать. Фактически они настаивали на сохранении для себя тон картины мира, которая была, и пытались жить в ней в реальности. Очевидно, она служила каким-то важным защитным механизмом и одновременно путем реализации каких-то потребностей. Пространство общего тренинга не давало возможности для более глубокой проработки. Возможно, их стоит выделить в отдельную группу и поработать в технике взаимодействия пространств, где они имели бы возможность не только выделить и осознать объем своего пространства, но и увидеть, что значит для них пространство другого. Эта работа еще продолжается, и пока я могу поделиться своей гипотезой, которая возникла из предыдущего опыта индивидуальной и групповой работы с этими детьми и их родителями, а также из опыта коллег, сталкивавшихся в практике с ворующими детьми. Гипотеза следующая: для таких детей автономия другого представляет угрозу. Присутствие в их поле другого человека со своим пространством, своей активностью, своими границами вызывает неосознаваемое ощущение постоянной угрозы. Возможно, это отзеркаленная картинка родительского взаимодействия с ними. Тогда отказ от собственной автономии и покушение на автономию другого может быть попыткой построить для себя более безопасный мир. Возможно, отчуждение нас от наших вещей спасало нашу сохранность как личностей в то время, когда граница между мной и не-мной разрушалась в масштабах и интересах государства. Не иметь всегда означало не терять. Одно из спасений от постоянного ощущения уязвимости, если я не могу защитить то, что считаю своим пространством - это его не иметь. Или иметь там, куда гарантированно никто не влезет - внутри себя. Но, как отчужденные чувства и части тела не перестают существовать, а лишь выпадают из нашего опыта, так и вещи ничем не замещаются. Их место в нашем внутреннем пространстве пустует. Возможно, страх перед вором тем больше, чем меньше я позволяю себе брать и иметь. Желание заполнить пустоту в своем пространстве проецируется вовне. Или реализуется в самой ранней архаичной форме - воровстве.
АЛЕКСАНДР МОХОВИКОВ
|
||||||
Последнее изменение этой страницы: 2017-01-19; просмотров: 178; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.21.76.0 (0.007 с.) |