Великое предприятие под названием Рольбон кончилось, как кончается

Великая страсть. Придется придумать что-нибудь другое. Несколько лет назад в

Шанхае в кабинете Мерсье я внезапно стряхнул с себя сон, я очнулся. Но

Началось другое сновидение: я зажил при царском дворе, в старых дворцах,

Таких холодных, что зимой в дверных проемах нарастали ледяные сталактиты.

Сегодня я очнулся перед блокнотом белой бумаги. Факелы, празднества в

Ледяных домах, мундиры, прекрасные зябнущие плечи -- все исчезло. Вместо них

В теплой комнате осталось НЕЧТО, и это нечто я не хочу видеть.

Маркиз де Рольбон был моим союзником: он нуждался во мне, чтобы

Существовать, я -- в нем, чтобы не чувствовать своего существования. Мое

Дело было поставлять сырье, то самое сырье, которое мне надо было сбыть, с

Которым я не знал, что делать, а именно существование, МОЕ существование.

Его дело было воплощать. Все время маяча передо мной, он завладел моей

Жизнью, чтобы ВОПЛОТИТЬ через меня свою. И я переставал замечать, что

Существую, я существовал уже не в своем обличье, а в обличье маркиза. Это

Ради него я ел, дышал, каждое мое движение приобретало смысл вне меня --

Вон, там, прямо передо мной, в нем; я уже не видел своей руки, выводящей

Буквы на бумаге, не видел даже написанной мной фразы -- где-то по ту сторону

Бумаги, за ее пределами, я видел маркиза -- маркиз потребовал от меня этого

Движения, это движение продлевало, упрочивало его существование. Я был всего

Лишь способом вызвать его к жизни, он -- оправданием моего существования, он

Избавлял меня от самого себя. Что я буду делать теперь?

Только не шевелиться, главное -- НЕ ШЕВЕЛИТЬСЯ... ОХ!

Мне не удалось удержаться, и я повел плечами.

Я потревожил вещь, которая ждала, она обрушилась на меня, она течет во

Мне, я полон ею. Ничего особенного: Вещь -- это я сам. Существование,

Освобожденное, вырвавшееся на волю, нахлынуло на меня. Я существую.

Существую. Это что-то мягкое, очень мягкое, очень медленное. И легкое

-- можно подумать, оно парит в воздухе. Оно подвижно. Это какие-то касания

-- они возникают то здесь, то там и пропадают. Мягкие, вкрадчивые. У меня во

Рту пенистая влага. Я проглатываю ее, она скользнула в горло, ласкает меня,

И вот уже снова появилась у меня во рту; у меня во рту постоянная лужица

Беловатой жидкости, которая -- ненавязчиво -- обволакивает мой язык. Эта

Лужица -- тоже я. И язык -- тоже. И горло -- это тоже я.

Я вижу кисть своей руки. Она разлеглась на столе. Она живет -- это я.

Она раскрылась, пальцы разогнулись и торчат. Рука лежит на спине. Она

Демонстрирует мне свое жирное брюхо. Она похожа на опрокинувшегося на спину

Зверька. Пальцы -- это лапы. Забавы ради я быстро перебираю ими -- это лапки

Опрокинувшегося на спину краба. Вот краб сдох, лапки скрючились, сошлись на

Брюхе моей кисти. Я вижу ногти -- единственную частицу меня самого, которая

Не живет. А впрочем. Моя кисть перевернулась, улеглась ничком, теперь она

Показывает мне свою спину. Серебристую, слегка поблескивающую спину --

Точь-в-точь рыба, если бы не рыжие волоски у основания фаланг. Я ощущаю свою

Кисть. Два зверька, шевелящиеся на концах моих рук, -- это я. Моя рука

Почесывает одну из лапок ногтем другой. Я чувствую ее тяжесть на столе,

Который не я. Это ощущение тяжести все длится и длится, оно никак не

проходит. Да и с чего бы ему пройти. В конце концов это невыносимо... Я

Убираю руку, сую ее в карман. Но тут же сквозь ткань начинаю чувствовать

Тепло моего бедра. Я тотчас выбрасываю руку из кармана, вешаю ее на спинку

Стула. Теперь я чувствую ее тяжесть в запястье. Она слегка тянет, чуть-чуть,

Мягко, дрябло, она существует. Я сдаюсь -- куда бы я ее ни положил, она

Будет продолжать существовать, а я буду продолжать чувствовать, что она

Существует; я не могу от нее избавиться, как не могу избавиться от

Остального моего тела, от влажного жара, который грязнит мою рубаху, от

Теплого сала, которое лениво переливается, словно его помешивают ложкой, от