У дома встретилась с еленой Александровной, Она хочет пойти К тырсе, посылаю с ней для оли кусочек булки, остатки вишневого экстракта, немного сахарного песку и заварку чая.

III.1942 г.

На улице Декабристов встретились мне салазки. Накрыты простыней совсем голые детские трупы. У одного закрытые глаза, чудные черные загнутые ресницы и красивое личико. Но почему они голые?

Дома у нас умирает Ася. Без больницы или стационара она погибнет. Врача вызывали 2, 11 и 28 марта. Бесполезно. 28/3 написала заявку на Ф.Н.Голушина, Васю Голушина и опять Асю. Явился молодой врач только для осмотра Ф.Н., а Васю и Асю отказался смотреть, невзирая на все мольбы. С завода без больничного листа не получить карточки I категории. Жалко, что я не мужик, двинула бы ему со всей силы. Ася стонет, делает под себя.

Сегодня учителя получили карточки I категории. Страшно радуются. Катя пошла получать 300 гр. крупы и 300 гр. мяса и потеряла карточку. Страшно огорчилась. Я тоже приуныла, но утешала ее, хотя так хотелось отругать растяпу. Но в этом месяце впервые отоваривается вся карточка, и голод нам не грозит даже с этой потерей. Катя сходила в радиоцентр и получила 3 апельсина, один из них гнилой и горький, но мы ели и наслаждались.

IV.1942 г.

Очень устаю от работы. Чистили сперва дворы. Снег от нечистот коричневый, как жженый сахар. Нет оттепели, но запах неприятный. Работаю лопатой или впрягаюсь в салазки и вожу сколотый снег в Сад Трудящихся. Ряд лиц раздражают своей болтовней и старанием ничего не делать. Этакая хитрость. Но большинство очень усердны, работаю на совесть.

Работать на улице - наслаждение. Дышишь чистым воздухом.

IV.1942 г.

С сегодняшнего дня я пенсионер: 150 руб. пенсии при лимите 849 руб. Пенсию выплатят с учетом дня подачи мною заявления, т.е. с 17 декабря прошлого года.

IV.1942 г.

Мучаюсь над составлением графика уборки снега. Директор, Вера Васильевна, всячески помогает. Мешают учителя, поскольку все происходит в единственно отопляемой комнате. У каждого из них свои понятные мне предложения, которые все учесть никакой возможности. Кроме того, положена наконец-то грань между школьниками, действительно учащимися в школе, и теми, кто только числятся таковыми. Сверху директива: первые, как служащие, должны работать по 2 ч, остальные - по 6 ч.

Звонит телефон: инспектор Н.И.Высоковская вызывает меня и директора к 3 ч в РОНО на заседание. Предварительно зайти к ней за билетами. Через 15 минут звонок из ГорОНО: в 2 ч явиться к ним на заседание. Звоним в РОНО: очевидно, заседание в РОНО отменяется? Ответ: никто ничего не знает, инспектор Высоковская в РОНО, а без нее никто ничего не знает. Директор идет в ГорОНО, а я разгребать снежные завалы, поручив дежурной в 2 ч 45 мин. еще раз позвонить в РОНО. Оттуда передают идти в райком партии Октябрьского района, захватив паспорт, и вызвать Высоковскую из зала заседаний. Недоумеваю и иду. Опоздала, разумеется, к началу заседания на 20 минут. На лестнице меня обгоняет военный оркестр. На милицейском посту узнаю, что сейчас актив и что вход по партбилетам и спецприглашениям. Умоляю всех проходящих вызвать Высоковскую. Поражаюсь неприветливости и нелюбезности. Какая-то девица пытается даже нотацию прочесть, мол, для таких, как я, дисциплина мало что означает. Это уже анекдот, стою молча и улыбаюсь этой активистке. Выручает одна малознакомая женщина, припомнившая меня по работе в Эрмитаже, она проходит к Н.И.Высоковской и получает пригласительный билет для меня. И вот тут мне становится ясно, почему по телефону ничего не сказали, на какое заседание зовут, и отчего столько таинственности и неразберихи. Это встреча с партизанами и колхозниками, привезшими в Ленинград через фронт продовольственные подарки. Самые обыкновенные люди, а какие они молодцы, настоящие герои. У многих собравшихся в зале ленинградцев вопрос: как они теперь доберутся назад? Наверняка немцы узнают из наших газет об их появлении в осажденном городе.

Кстати, о подарках. Ленсоюз художников получил их от столичных художников, доставили военные из самой Москвы на двух машинах. Сразу был организован митинг. На долю каждого художника пришлось около 2 кило печений, сгущенное молоко, шоколад. Курящие получили папиросы и табак. Ленинградские писатели тоже получили подарки от московских писателей: по 10 сухарей, печенье, кусок мыла, концентрат пшена, шоколад. Почему бы столичным учителям не подумать о нас, ленинградцах?

"Я СВОЕЙ РОДИНЫ НЕ ПРОДАЮ"

Неизгладимое впечатление оставила встреча в РОНО с партизанами и колхозниками. Первым говорил начальник партизанского отряда С., лет сорока, бородатый, с поставленным взглядом и зычным голосом. Большие, сильные руки. Богатырь. Он уже 9 месяцев партизанит. Свой район не называет. Успехи отряда растут. Сейчас их "владения" 9000 кв. км с лишним. Там восстановлены колхозы (вместо немецких общественных хозяйств), школы, больницы. "Работаем в школах по программам 41 г., так как других Наркомпрос не прислал", - говорит он под общий хохот зала. Есть запас школьных тетрадей, несколько тетрадей с письмами колхозников были доставлены тов. И.В.Сталину. Рассказывает про ребят-партизан. Мальчик 12-ти лет Коля попался немцам. Им стало известно, что он помогал партизанам. Офицер ему сперва грозил, затем предложил Schokoladersats - горький и невкусный, другого сейчас у немцев нет. Мальчик гордо ответил: "Я своей Родины не продаю". Офицер набросился на ребенка и оторвал ему нижнюю челюсть. Мальчик умер. После занятия деревни нашими партизанами он был похоронен с воинскими почестями.

Дети бегают из села в село, устраивают игры, отмечают избы, занятые под штабы, залезают в гаражи, подсчитывают машины, и эти сведения передают партизанам. Те сообщают нашим военным частям, и вот уже взлетают наши аэропланы и бомбят гаражи и т.д.

Очень помогают колхозницы. "Мать партизан" Татьяна Марковна подобрала 9 раненых бойцов, выходила их, укрывала от немцев и затем по лесным тропам довела до наших. У нее партизан всегда найдет теплую пищу, кров. Она починит одежду, постирает белье. Достанет, кому надо, рукавицы. Т.М. присутствует в зале. Публика требует ее выступления, но она уклоняется. Я плохо могла рассмотреть эту застенчивую женщину, мешала лампа, стоящая на столе президиума.

После выступал партизан-пулеметчик, истребивший 175 немцев. Рассказал два боевых эпизода. Бить врага надо не числом, а умением, подчеркнул он. Командир дополнил: пулеметчик - участник финской войны, имеет орден Ленина и сейчас представлен к званию Героя Советского Союза.

Затем просто и типично крестьянским языком говорит колхозник о налаживаемом хозяйстве, о пахоте по ночам, потому что днем летают вражеские самолеты и бомбят. Во всех речах дань мужеству ленинградцев, скорбь по поводу разрушений в нашем городе. В заключение звучит призыв и дальше работать, "как на фронте", очистить город от грязи и выражается уверенность в скором окончании блокады.

IV.1942 г.

Иду с провизией из донорского кооператива по Невскому, довольная к тому же, что купила за 120 руб. остаток донорской карточки у женщины, которая эвакуируется: 10 яиц, 250 гр. рыбы и 400 гр. мяса. У магазина Елисеева звук сирены. Воздушная тревога. Сразу начинается оглушительная стрельба зениток. В небе разрывы - серые, грязные дымки, и огоньки трассирующих пуль. А выше летят 7 немецких самолетов плотной стайкой. Перехожу Невский и ныряю под арку Гостиного двора. Пальба усиливается. На углу Банковской линии масса перепуганных женщин и группа военных. Последние смотрят на небо. Бегу через Львиный мостик, но на канале такой бой, что решаюсь дальше проскочить, лишь перебегая от ворот к воротам. Начинает бить наша артиллерия, ядра свистят. Со звоном разлетается оконное стекло в доме, мимо которого вознамерилась проскочить мышкой. На углу Дзержинской девочка радостно подымает еще теплый осколок немецкого снаряда. Прячусь в подъезде аптеки, затем ныряю в булочную. Там окна звенят и дрожат. Такого обстрела и налета еще не было. Говорят о 100 самолетах, но в небе коршунами кружит все та же семерка. По Плехановой идти не решаюсь, бегу по Дзержинской и заскакиваю в проход бань. Невольно вспоминаю, как бежала по этому проходу в 1924 году во время наводнения. Во дворе мне делается страшно, я здесь одна, вот так завалит, и некому будет опознать. И буду без вести пропавшей. Выбегаю на Мойку. В подворотне народ. Это сразу успокаивает. Бегу до дома, вид у меня абсолютно неподходящий для боевой обстановки - в руках синяя сумка и сетка с провизией, а подмышкой огромный букет сосновых веток - материал для домашнего изготовления витамина С. Способ приготовления прост: иглы сосны измельчить и постепенно ссыпать в стакан отварной воды, куда добавить пол-ложки уксуса. Дать настояться 40 минут и пить. Вкусно и пахнет лесом.

В полночь просыпаюсь. Палят зенитки. Неужели мы проспали с Катей Малкиной тревогу? Характерный звук падения бомбы. Она или очень маленькая, или упала далеко. Дом качнуло, и только тут звук сирены. Тревога длится около двух часов. Дом качает еще дважды. Никто не выходит из комнат: нет сил и идти-то некуда. Убежища за зиму пришли в ужасный вид.

Смогли ли наши партизаны перейти линию фронта? Этот командир-богатырь С. и эта "мать партизан" Татьяна Марковна - что с ними? А тот герой-пулеметчик? Пусть я их и не знаю, а беспокойство, как за родных. Наши это.

IV.1942 г.

Днем короткая десятиминутная тревога. Целый день в небе гудят наши самолеты. Какая ночь нас ждет? Когда лежишь и качает дом, не страшно, но мучительная тоска давит тебя - неужели никогда не увидишь тех, кого любишь?

От Любы письмо. Мое она получила. Я так и думала. Она не поймет, что в смерти Богданова никто не виноват. Она пишет: "Неужели ни у кого не нашлось для него кусочка хлеба?" Как будто кусочек мог помочь. Может быть, прочтя наши дневники, она больше поймет. Что бы с нами ни случилось, но хоть какие-то записи, да останутся.