Вход Господень в Иерусалим. Изгнание торгующих из храма. Проклятие бесплодной смоковницы.

 

Торжественный вход Господень в Иерусалим

Мф. 21, 1-11; Мк. 11, 1-11; Лк. 19, 29-44; Ин. 12, 12-19

 

В земной жизни Господа нашего Иисуса Христа наступал по­следний решительный момент. Настало время объявить всена­родно и торжественным образом, что Он есть истинный Мессия, Сын Давидов, Которого много веков ожидал еврейский народ. Было время, когда Иисус не хотел усиливать злобу фарисеев и по­тому нередко уклонялся от открытого столкновения с ними. Но те­перь предстояло вынести на Себе всю адскую злобу этих сынов тьмы, торжественно вступить в Иерусалим, чтобы они не могли потом оправдываться тем, что Он скрывал от них Свое Мессиан­ское достоинство.

Иисус Христос шел в Иерусалим для того, чтобы испить чашу страданий до дна и отдать Свою душу за искупление многих лю­дей. Вот почему вход Господень в Иерусалим явился началом ве­личайших событий последних дней Его земной жизни.

Иерусалим в это время был уже переполнен паломниками, которые все еще продолжали стекаться сюда со всех концов Пале­стины, а также из соседних стран. Огромные гурты и отары скота для жертвоприношений сгонялись к городу по окрестным доро­гам. Караваны верблюдов, нагруженных товарами, проходили узкими улицами к центру города. Торговля оживилась. Еврейская полиция и римские воинские патрули наблюдали за порядком. Римский прокуратор Понтий Пилат прибыл в Иерусалим из Кеса­рии с отрядом воинов, чтобы усилить бдительность по охране по­рядка и спокойствия в столице во время праздничных дней. На праздник Пасхи в Иерусалим прибыл и правитель Галилеи Ирод Антипа.

Весеннее яркое солнце согревало и веселило пеструю толпу народа, переполнявшую площади и улицы древней столицы. Осо­бенно оживлено было на площади храма. В народе часто слыша­лись речи о необыкновенных чудесах Галилейского Пророка. Ве­сти об исцелении слепого на Иерихонской дороге и, особенно, о воскрешении Лазаря в Вифании передавались из уст в уста.

Среди народа много было очевидцев чудес, совершенных Га­лилейским Пророком. Имя Иисуса слышалось повсюду. Многие хотели видеть Его в Иерусалиме на празднике Пасхи. Но вдруг среди паломников разнесся слух, что Иисус Христос идет в Иеру­салим. Это произошло на другой день после Вифанской вечери, за шесть дней до Пасхи. Люди побросали свои дела и двинулись в сторону Масличной горы навстречу Галилейскому Пророку.

А в это время Господь торжественно шел из Вифании в Иеру­салим. Большая толпа народа сопровождала Его. Возле селения Вифагия Христос сел на молодого осленка и стал подыматься на Елеонскую гору. Так исполнилось предсказание пророка Заха­рии, который сказал: «Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжест­вуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле...» (Зах. 9, 9).

Апостолов и многочисленный народ охватило чувство востор­га. Они увидели в своем Учителе долгожданного Мессию. Желая каким-то образом воздать царские почести Христу, ученики по­стилали на дороге свои одежды, а народ резал пальмовые ветки, приветствовал ими Господа и бросал их под ноги осленка, на ко­тором Он ехал. Когда шествие достигло вершины горы и взорам сопровождавшей Господа толпы открылся прекрасный вид на древний Иерусалим с его великолепным храмом, в народе произо­шел особенный взрыв восторга. «Осанна (спасение) Сыну Давидо­ву! Благословен грядущий во имя Господне (т. е. достоин хвалы идущий от имени Господа, от Бога посланный), Царь Израилев! Осанна в вышних!» ¾ раздавались кругом радостные восклицания.

При спуске с горы Елеонской толпа еще больше увеличилась, и все множество народа, сопровождавшего и встречавшего Госпо­да, стало громко прославлять Бога за все чудеса, которые совер­шил Христос. Весь Иерусалим, со всем его огромным населением предпраздничных дней, пришел в движение и возбуждение.

В сопровождавшей Господа толпе были и фарисеи. Они не приветствовали восторженными криками грядущего Царя-Мес­сию. Злобою на Него кипели их ожесточенные сердца; они готовы были тут же растерзать Его, но боялись народа, и потому ограни­чились лишь дерзким криком Ему из толпы: «Учитель! запрети ученикам Твоим (так выражать свой восторг)». На эти злобные выкрики фарисеев Господь кротко ответил им: «Если они умолк­нут, то камни возопиют».

Истину никогда нельзя заставить замолчать. Если человечес­кие сердца станут неспособными прославлять Бога и «превратят­ся в камни», то камни (неживая природа) будут прославлять сво­его Творца.

Господь продолжал Свой путь в Иерусалим среди неумолкаю­щей толпы, но злобные выкрики фарисеев навели на Него груст­ные думы. Он знал, что ликующий народ, признающий теперь Его Мессией, скоро будет неистово вопить: «Распни! Распни Его!» Он знал, что этот священный город с его храмом за неверие евре­ев будет разрушен, так что камня на камне не останется в нем. Все это вызвало во Христе прилив невыразимой скорби, и Он зары­дал. Господь знал, что избранный Богом народ гибнет, что нет уже никакой возможности спасти его. Смотря на Иерусалим, Христос сквозь слезы воскликнул: «О, если бы ты хотя теперь, в этот день твой узнал, что служит к спасению твоему! Но это и те­перь скрыто от глаз твоих. И за это твое неверие, за то, что ты не понял этого времени, времени посещения тебя Богом, придут дни, когда враги твои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне».

Когда Христос вступил в Иерусалим, торжественное шествие направилось через весь город прямо к храму. Господь вошел в храм для молитвы, но так как было уже позднее время, Он не стал учить народ и с апостолами возвратился в Вифанию.

 

Великий Понедельник

3.1. Проклятие бесплодной смоковницы

 

Мф. 21, 18-22; Мк. 11, 12-26

 

Переночевав в Вифании, Христос на другой день рано утром опять пошел с апостолами в Иерусалим, но уже без всякой торже­ственности. По дороге Он почувствовал голод и, увидев у обочины роскошную смоковницу, подошел к ней, чтобы подкрепиться ее плодами. Но пышная на вид смоковница оказалась бесплодной. Тогда Господь, обращаясь к бесплодному дереву, сказал: «Отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек!» И смоковница тотчас начала засыхать.

Зачем же всегда милующий Христос проклинает невинное де­рево? Не смоковницу осудил Христос, а еврейский народ, кото­рый за свое неверие отныне выброшен из виноградника Божьего. Бесплодная смоковница, как бездушный предмет, служила лишь наглядным изображением духовной бесплодности избранного на­рода. Столько времени Господь подготавливал еврейский народ к принятию Мессии – и они не узнали Его; мало того, они отверг­ли Христа, Которого должны были не только принять, но и явить Его всему миру.

Таким образом, засохшая смоковница явилась символом, пророчеством и притчей о духовно бесплодном еврейском народе, не принявшем своего Мессии.

Ученики не могли не понять тайного смысла этого чуда, так как совсем недавно они слышали из уст Спасителя притчу на ту же тему. Тогда Господь говорил им о смоковнице, уже третий год не приносящей плодов, и о садовнике, который умолял хозяина не рубить дерево. «Господин! ¾ просил садовник хозяина. ¾ Оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, ¾ не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее» (Лк. 13, 6-9).

И вот теперь этот «следующий год» наступил, а смоковница так и осталась бесплодной. Три года проповеди Христовой о Царстве Божием, обращенной к «любимому насаждению Бо­жию», не пробудили очерствевшей души исторического Израиля и не вызвали в нем ответной любви к своему Мессии. Поэтому чу­до проклятия бесплодной смоковницы явилось ничем иным, как символическим пророчеством Иисуса Христа о грядущей траги­ческой гибели Ветхого Израиля, что и осуществилось очень скоро при разрушении Иерусалима и храма в 69-70 гг. в царствование императора Веспасиана его сыном Титом.

Но почему же случилась эта трагедия? Почему евреи так и не уверовали во Христа, Который пришел их спасти? Почему ни уче­ние Его, ни чудеса не убедили их в истине?

В сущности, говоря, этот вопрос и до сих пор остается исто­рической загадкой духа Израиля-богоборца. Однако пророк Исайя предвидел случившееся и за много столетий предсказал, говоря: «Потому не могли они веровать, что... народ сей осле­пил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Ин. 12, 39-41).

Но бесплодная засохшая смоковница с тех древних евангель­ских времен стала символом не только еврейского народа, но и тех народов, а также отдельных лиц, которые отвергли Хри­ста и вместе с Ним - Бога.

3. 2. Второе изгнание торгующих из храма.

Дети, прославляющие Господа

 

Мф. 21, 12-17; Мк. 11, 15-19

 

Оставив засыхать бесплодную смоковницу, Господь с учени­ками вошел в Иерусалим и направился к храму. Во дворе дома Бо­жия шла шумная предпраздничная торговля.

Множество жертвенных животных, грязь, шум, звон медных денег, споры меновщиков – все это оскверняло и оскорбляло свя­тыню Господню. Возмущенный осквернением дома Божия, Хрис­тос начал выгонять из храма продающих и покупающих, а столы меновщиков опрокинул. При этом Господь говорил им: «Не напи­сано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов? а вы сделали его вертепом разбойников».

Когда храм был очищен, слепые и хромые обступили Госпо­да. Они просили Его о помощи, и Господь исцелял их. Народ, ви­дя чудеса Иисуса Христа, еще больше стал прославлять Его. Даже малые дети, бывшие в храме, громко восклицали: «Осанна Сыну Давидову!»

Первосвященники и старейшины пылали злобой на Христа, но они не решались арестовать Его при народе, боясь беспоряд­ков. Наконец, восклицание детей в храме вывело их из терпения. Подойдя ко Христу, они злобно сказали: «Слышишь ли, что они говорят? Ты Своими поступками довел и детей до безумия».

На это Господь кротко ответил: «Да, Я слышу, но понимаю эту радость детей не так, как вы. Разве вы никогда не читали ска­занное Давидом: из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу?»

До позднего вечера Господь учил народ и исцелял больных в храме, а затем с учениками опять возвратился в Вифанию. Так закончился Великий Понедельник страстной седмицы.

 

Геннадиевская Библия.

 

Геннадиевская библия (ГБ)

{{195}}История славянской библейской филологии в значительной степени связана с изучением ГБ. И поскольку ГБ представляет собою полный свод всех книг Св. Писания, ее изучение проводится на фоне рукописной традиции и приводит к заключениям относительно истории библейского текста в целом. Иосиф Добровский в свой приезд в Москву в 1793 г. тщетно пытался получить доступ к этой рукописи, хранившейся в Синодальной библиотеке, ему пришлось довольствоваться Иоакимовской библией 1558 г. Добровский смог правильно указать, что ряд книг переведен с латинского оригинала. Некоторые книги (Иов, Пророки), по его мнению, были переведены у южных славян, остальные у восточных в XII в. и позже. Разумеется, перевод Четвероевангелия, Апостола и Псалтыри он считал делом Кирилла и Мефодия. Взгляды Добровского на историю славянской Библии рассмотрены не раз, см.: Михайлов 1912, с. CLXV1I—СХСІѴ; Vajs 1929, s. 358—370; Ryba 1953, s. 197—226.

В «Описании славянских рукописей московской Синодальной библиотеки» характеристике ГБ и двух других полных экземпляров XVI в. посвящено 164 страницы первого тома, вышедшего в 1855 г. По богатству сопоставительных материалов из других славянских рукописей, из греческих, латинских и еврейских источников, по обилию ценных наблюдений {{196}}этот труд А. В. Горского и К. И. Невоструева намного превзошел все то, что появилось до него. Он заложил прочное основание славянской библейской филологии в России и до сих пор не утратил своего научного значения.

Важнейшими наблюдениями Горского и Невоструева нужно признать следующие: (1) древний перевод Пророков сохранился лишь частично в объеме книг Софонии, Аггея, Захарии и Малахии; (2) книги Иова, Песни песней, Пророков (за исключением названных четырех) и Апокалипсиса извлечены из толковых версий; (3) служебный текст Евангелия переписывался чаще и в древности был распространен шире, чем четий текст; (4) в XIV—XV вв. у южных славян была проведена правка новозаветного текста по греческим оригиналам, в результате распространился более единообразный текст; (5) те библейские книги, которые отсутствовали в славянской рукописной традиции, были переведены для ГБ с латинского оригинала. Заслуживает восхищения наблюдательность, благодаря которой авторам удалось обнаружить разницу между цитатами из пророческих книг в русской летописи или у митроп. Илариона, с одной стороны, и текстом Пророков в ГБ — с другой (Описание, т. 1, с. 133—135).

Однако относительные датировки, предложенные в «Описании», лишены исторической точности, тексты характеризуются как «древние» или «менее древние» без достаточной убедительности, не является верной их группировка. Например, к составу первоначального перевода отнесены Восьмикнижие, Псалтырь и Притчи (с. 132), которые, по нашим представлениям, относятся к трем разным группам. Безусловно, в «Описании» не хватает южнославянского литературного фона. Отмечаемая близость славянских текстов к Ватиканскому или Александрийскому кодексам Септуагинты, конечно, не дает права на какие-либо выводы. Эти недостатки отражают состояние науки в ту эпоху, когда славянская библейская филология делала свои первые шаги.

Позже И. Е. Евсеев посвятил ГБ доклад на XV Археологическом съезде в Новгороде (1914) и ряд страниц в «Очерках» (1916, с. 10—22), а в диссертации Герда Фрейдгофа (Freidhof 1972a) дана хорошая лингвистическая характеристика языковых черт тех частей ГБ, которые были заново переведены при подготовке издания Острожской библии.

В 1915 г. при основании Комиссии по научному изданию славянской Библии И. Е. Евсеев начал подготовку к публикации рукописи ГБ. В революцию эта работа остановилась, набранные в Московской синодальной типографии листы были уничтожены. В 1992 г. Издательский отдел Московского патриархата и Музей Библии осуществили роскошное, богато иллюстрированное фототипическое издание Нового Завета из кодекса ГБ (в серии «Русская Библия», т. 7—8). Безвременная кончина весною 1994 г. архимандрита Иннокентия (Просвирнина), руководившего этой работой, не оставляет надежды на то, что в скором будущем появятся тома, содержащие ВЗ, равно как задуманный научный комментарий к ГБ.

ГБ принадлежит к числу тех немногих славянских рукописей, об истории создания которых имеются кое-какие сведения. В выходной записи (ГИМ, Син. 915, л. 1) сказано: в лѣто 7007 (1499) написана бысть книга сіа, глаголемая библия, рекше обѣих завѣтовъ ветхаго и новаго, при благовѣрномъ великомъ князѣ иванѣ васильевичѣ, всеѧ руси самодерьжцѣ, и при митрополитѣ всеа руси симонѣ и при архіепископѣ новгороцком генадіи, в великомъ новѣ городѣ, въ дворѣ {{197}} архіепископлѣ, повелѣніемъ архіепископля архидіакона инока герасима. а діаки, кои писали, се ихъ суть имена василь ерусалимьскои, гридя исповѣдницкои, климентъ арханьгельскои. Архиепископ Геннадий Гонзов был весьма заметной церковной и литературной фигурой своего времени. Из названных непосредственных участников работы в истории русской письменности хорошо известен Герасим Поповка (см. Лурье 1988а). Некий гость (купец) Василий совершил хождение в св. Землю в 1465—1466 гг. и описал его в своих записках (Белоброва 1988), на старости лет он мог стать дьяком с прозвищем Иерусалимский. Рукопись конца XVI в. РНБ, Пог. 84 (л. 360 об.) содержит важные сведения о главном участнике работы над ГБ — Вениамине: «Макавейскыа <...> с латинскаго языка <...> лета 1-го по семи тысящых (=1493) повелением господина преосвященаго архиепископа Генадиа от некого мужа честна презвитера, паче же мниха обители святаго Домника именем Вениамина, родом словенина, известие ведуща латинъскы язык и граматику, ведуща же отчасти и греческаго языка и фрязска» (Ркп. Погодина, с. 70). Из наблюдений над языковыми особенностями переведенных Вениамином книг А. И. Соболевский (1903, с. 254—259) сделал вывод, что он был хорват, а церковнославянский язык знал по глаголическим богослужебным книгам. В Новгород он мог прибыть из славянского католического монастыря в Праге или Кракове, где с XIV в. с помощью хорватских клириков возобновилось славянское богослужение. Известно, что Вениамин выполнил в Новгороде некоторые другие литературные труды (Лурье 19886).

С латинского оригинала для ГБ переведены следующие разделы Св. Писания:

1 и 2 Паралипоменон,

1 Ездры,

Неемии,

2 Ездры,

3 Ездры

Товит,

Иудифь,

Есфирь, главы 10-16,

Премудрости Соломона,

Иеремии, главы 1-25, 46-51,

1 и 2 Маккавейские.

Как уже указывалось, эти книги и части книг были неизвестны славянской рукописной традиции.

Кроме того, с Вульгаты были переведены предисловия блаж. Иеронима к перечисленным выше книгам, за исключением Есфири и Иеремии, а также статья в предисловии «Все священное писание разделяется на два завѣта» (Описание, т. 1, с. 9). По Вульгате же проведена разбивка на главы всего библейского текста.

Книги, переведенные с латыни, пестрят лексическими латинизмами, которые иногда сопровождаются славянскими соответствиями на полях. Горскому и Невоструеву это обстоятельство дало основание для того, чтобы сделать вывод о недостаточном знании переводчиком латинского языка или же о его желании украшать свою речь латинизмами, как это было в моде у польских писателей XVI—XVII вв. (Описание, т. 1, с. 48). {{198}}В свою очередь Соболевский оценил работу переводчика более снисходительно: латинизмы в тексте рядом с переводами на полях явились результатом небрежного редактирования, тогда как некоторые стилистические неудачи стали следствием обычной для той эпохи буквалистической манеры перевода.

Предисловие и Оглавление в ГБ (ГИМ, Син. 915, л. 3—7 об.) переведены с немецкого оригинала, о чем говорят встречающиеся здесь ссылки на немецкую традицию Св. Писания. По всей вероятности, было использовано кельнское издание немецкой Библии 1478 г. (Miller 1978). Как кажется, из толкований Николая Лиранского (его Postilla были изданы в Нюрнберге в 1493 г.) заимствовано одно замечание на Маккавейские книги (Описание, т. 1, с. 129).

Весь остальной текст ГБ взят по славянской рукописной традиции. Таким образом —

Восьмикнижие представлено в болгарском переводе X в. (см. § 7);

1—4 Царств — в околомефодиевском переводе (§ 5);

Есфирь, главы 1—9, — в русском переводе XII в. (§ 10);

Иов — в околомефодиевском переводе (§ 5);

Псалтырь — в кирилло-мефодиевском переводе (§ 4);

Притчи — в мефодиевском переводе (§ 5);

Екклисиаст — в мефодиевском переводе (§ 5);

Песнь песней — в русском толковом переводе (§ 9) с устранением толкований;

Иисус Сирахов — в мефодиевском переводе (§ 5);

Пророки — в болгарском толковом переводе (§ 7) с устранением толкований;

Пророки Софония, Аггей, Захария и Малахия — в мефодиевском переводе (§ 5);

Евангелия, Деяния и Послания — в Афонской редакции (§ 11);

Апокалипсис — в околомефодиевском переводе (§ 5) с устранением толкований.

Нельзя сказать, чтобы работа была проделана с великой тщательностью. Во всех толковых версиях устранение толкований было произведено с некоторыми небрежностями, оставившими после себя следы толкований, компиляция из 36 стихов в Еккл. 1:12 (см. § 9) не была выявлена и устранена.

Новгород XV в. был, несомненно, крупнейшим центром славянской письменности, где можно было найти все необходимое для составления полного библейского кодекса. Трудно понять, почему для Песни песней не был взят текст по четьему мефодиевскому переводу, в котором не было лакун (см. § 5). В одновременной работе Матфея Десятого преимущество совершенно справедливо было отдано четьему типу Песни (см. § 14).

Большой интерес представляют собою культурно-исторические обстоятельства этой работы. По мнению Горского и Невоструева, стимулом к собиранию полного кодекса Библии послужила борьба новгородского архиепископа Геннадия с жидовствующими еретиками (Описание, т. 1, с. 136—137). Евсеев был убежден, что создание ГБ на основе печатной латинской Вульгаты знаменовало собою победу католической пропаганды в столь важной области церковной жизни, как Св. Писание. Евсеев привел интересные факты и наблюдения о том, что доминиканский орден отличался активным прозелитизмом в XV в. (это «иезуиты до иезуитов»), {{199}}что Геннадий неоднократно вступал в контакты с римско-католической курией и стремился использовать некоторые иезуитские приемы борьбы с еретиками, что Вениамин мог быть специально направлен католическими кругами в Новгород в 1490 г. в составе посольства от германского императора (Евсеев 1914, с. 13—16). Затем Евсеев (1916, с. 17—20) привел выписки из Екклисиаста, в которых отметил разительное сходство с хорватскими глаголическими текстами XIV в. (принятыми в католической церкви) как доказательство целенаправленного искажения славянской традиции под влиянием Вульгаты.

Несмотря на весь блеск и увлекательность аргументации Евсеева, к ней нужно отнестись с большой осторожностью. Проверка текста Екклисиаста по другим славянским рукописям, независимым от ГБ, показала, что отмеченные Евсеевым чтения известны всей рукописной традиции и, следовательно, должны восходить к архетипу IX в.; они находятся в согласии с греческим текстом LXX (Алексеев, Лихачева 1978, с. 70—71). Столь же неудачна оказалась попытка Г. Фрейдгофа (Freidhof 1972b), пошедшего по стопам Евсеева, доказать влияние глаголического текста Евангелия от Луки на ГБ; в действительности речь идет, по всей вероятности, о текстовых особенностях «четвертой» редакции (Алексеев 1979, с. 41).

Рассуждая исторически об этом вопросе, следует выделить две его стороны: во-первых, стремление к созданию полного библейского кодекса и, во-вторых, примененные для этого средства.

Появление Нового Завета святителя Алексея, библейских сборников вроде ЮБ, РГБ, Унд. 1, Матфея Десятого говорит о том, что интерес к полному четьему типу текста начинает проявляться уже с середины XIV в. Это могло быть связано с определенным уровнем богословского просвещения, которого достигла в XV в. славянская среда, ведь в XV в. становятся многочисленны и четьи, и толковые списки библейских книг, которые прежде служили лишь источником при создании катехизических компиляций. К этому же вел отказ от специальных литургических сборников типа паримийника и апракоса под воздействием перехода к новому литургическому уставу. Разумеется, бурное развитие в Европе во второй половине XV в. книгопечатания не могло укрыться от внимания славян, между тем европейское книгопечатание было сосредоточено на издании полных библейских кодексов.

Возможно, что эти тенденции имели место и в византийской письменности, во всяком случае на грани XIII—XIV вв. на Афоне появился полный библейский кодекс; в XV в. по заказу ревнителя унии кардинала Виссариона в Венеции было изготовлено два полных кодекса (Иннокентий 1990, с. 32—33), каковой факт можно рассматривать, в согласии с Евсеевым, как происки католической пропаганды. Замечательно, однако, что пубикация в той же Венеции в 1518 г. издательством Альда Мануция полного греческого текста Св. Писания не вызвала ни при своем появлении, ни в последующие времена никаких критических замечаний со стороны православных.

Что касается предпочтения, отданного в Новгороде латинскому оригиналу, то его следует признать совершенно естественным. На Руси действительно не знали в это время греческого языка. Известно, что несколькими десятилетиями позже Максим Грек должен был делать свои переводы на латынь, а уже с латыни на церковнославянский переводили приставленные к нему переводчики (см. § 14). С другой стороны, полного {{200}}греческого текста в это время напечатано не было, полные библейские рукописные кодексы были в редкость, так что обращение к печатному тексту Вульгаты нужно признать естественным.

Евсеев модернизирует историческую картину, когда придает факту использования латинского оригинала столь важное идеологическое значение. В допечатную эпоху не было стремления к моноконфессиональному тексту, об этом уже шла речь в Главе 4, § 6. Чуть позже новгородский переводчик Димитрий Герасимов перевел с латыни толкования на Псалтырь епископа Брунона без каких-либо последствий для твердости православия. Не было в славянской православной среде и строгого отношения к канону, на чем настаивает Евсеев, утверждая даже, что правка и дополнение Библии по латинскому оригиналу «противоречит всему складу русского миросозерцания <...> Известное самодовольство русских своим православием побуждало их относиться недоверчиво даже к православию греков после падения Цареграда» (Евсеев 1916, с. 10). Но нужно иметь в виду, что проявления культурной и религиозной нетерпимости, с которыми приходится встречаться в русской истории, представляют собою вовсе не реакцию на само существование тех или иных феноменов за пределами русской культуры, они являются прямой реакцией на влияние и, таким образом, стоят рядом с явлениями иного, даже противоположного характера. Только от позиции наблюдателя зависит то или иное решение вопроса о том, что является более характерным для русской культурной истории: усвоение влияний или отражение их.

Нет, разумеется, никаких оснований приписывать православной славянской среде более строгое отношение к канону, чем это было в других христианских общинах. В своем месте уже были приведены факты усвоения славянами неканонических текстовых форм, а именно: перевод Мефодием неканонической книги Иисуса Сирахова (и оставление без перевода канонических книг Паралипоменон), включение в четьи сборники книги Менандр, включение в списки канонических книг «Филона Пьявского», вслед за византийскими экзегетами использование чтений Акилы, Симмаха, Феодотиона, применение в списках Пятикнижия деления на парашиот и т. п. Сама история канона не так однозначно проста, чтобы не вызывать колебаний и сомнений. Мы не знаем, почему так много отрывков из неканонической книги Премудростей Соломона оказалось включено в византийский и славянский паримийники, а ведь для поздней католической догматики, которая отделила Рим от православного Востока, эта книга имеет принципиальное значение.*{{[33] Три места из неканонических книг имеют для римско-католических догматов о Filioque, о исхождении Св. Духа, о чистилище особое значение: Сир. 24:31 (здесь в Вульгате индивидуальное чтение); Прем. 7:25, 2 Мак. 12.46.}}

ГБ не была пущена в ход для широкого копирования, ее изготовление ничего не изменило в культурной и религиозной жизни православных славян. Это лишний раз говорит о том, что при ее изготовлении был проявлен практически богословский подход.

Две копии ГБ охаратеризованы в «Описании», это список 1558 г., написанный по распоряжению царя Ивана Васильевича иноком Иоакимом (ГИМ, Син. 21), и список приблизительно 1570—1571 гг. (ГИМ, Син. 30). Постатейный обзор этих трех экземпляров показывает мелкие отличия в составе, ряд разночтений говорит о том, что они скопированы с общего оригинала, но не с рукописи ГБ (см. Описание, т. 1, особо с. 2—3, 130—132). {{201}}Еще одна копия XVI в. хранится в ГИМ, Увар. 652, ее отношение к ГБ неизвестно. В собр. БАН 33.10.4 находится сборник ветхозаветных книг конца XV в. без Восьмикнижия и Царств, но с теми книгами, которые были переведены для ГБ с латыни; по всей вероятности, это второй том двухтомного экземпляра полной Библии. Наконец, как уже говорилось, рукопись XVI в. РНБ, Пог. 84 содержит только те книги, которые были переведены для ГБ с Вульгаты.

 

Билет 11.