Ревизия ценностей ведёт к ревизии эмоциональных реакций.

Ревизия эмоциональных реакций делает путь к индивидуальному счастью менее извилистым…

Вот как бы в описанной выше ситуации себя ощутила и, следовательно, повела девушка, в понимании которой секс, любовь и женитьба никак не связаны? Верно, она бы просто улыбнулась, сказала "Спасибо за прекрасное времяпровождение", чмокнула в щёчку напоследок и пошла бы, довольная, по делам… Хотя большинством обывателей она и была бы названа каким-нибудь грубым крепким словцом.

Формирование понятийного мышления меняет эмоциональные реакции по отношению к явлениям действительности. Из них выбрасывается весь субъективизм и остаются лишь реальные, объективные признаки.

Но данная интересная и обширная тема, увы, выходит за рамки конкретной статьи.

И если снова и вкратце, то…

Секс – половое сношение людей.

Брак – способ регулирования имущественных отношений между неродственными людьми, возникающий в момент государственной регистрации мужчины и женщины в качестве мужа и жены.

Семья – общественный институт, характеризующийся совместной организацией жизни (как правило, реализуемой через общность быта, но не обязательно) между мужчиной и женщиной и / или между родителем(-ями) и ребёнком (детьми).

Любовь -?

Как можно видеть, чтобы стать мужем и женой, необходимо зарегистрировать брачные отношения, то есть вступить в брак.

Чтобы создать семью же никакой государственной регистрации (брака) не требуется.

Чтобы завести ребёнка, никакой государственной регистрации (брака) также не требуется, при этом также не требуется даже заводить семью в том виде, где это является организацией совместной жизни между мужчиной и женщиной (и лишь для женщины рождение ребёнка напрямую сопряжено с возникновением и семьи одновременно, поскольку родитель и ребёнок – также уже являются семьёй).

Для занятий же сексом и вовсе достаточно лишь одного фактора – встречи мужчины и женщины (хотя в ряде стран Запада сейчас даже не требуется и этого фактора).

Ни одно из описанных выше явлений никакой реальной связи между собой не имеет, всё это совершенно разнородные явления (за исключением, пожалуй, лишь связи секса с рождением детей, хотя и при современном уровне медицины благодаря процедуре ЭКО даже эта связь уже не является безусловной). И в представлении обывателя все эти явления плотно связаны друг с другом лишь благодаря недоразумению, корни которого лежат в древних традициях, давно утративших свою объективную силу (здесь можно отослать читателя к великолепной работе Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства"), и в некорректном осмыслении явлений действительности (в отсутствии понятийного мышления). В данном случае уместно вспомнить, как Выготский говорил о специфике комплексного (допонятийного) мышления: " Оно всё проникнуто переизбытком или перепроизводством связей […]. Процесс выделения признаков в комплексном мышлении чрезвычайно слаб ". Выготский говорил и про тенденцию "замещать недостаток объективных связей переизбытком субъективных связей и принимать связь впечатлений и мыслей за связь вещей " [8].

Та же самая картина и с религиозной принадлежностью человека, это тоже сфера псевдопонятий. Значительная доля живущих в России граждан считают себя православными (при условии, что верят в бога, конечно), значительная доля живущих в Польше считают себя католиками. Но большинство этих людей затруднятся (а вообще и просто не смогут) дать определение католицизму или православию, то есть не смогут выделить существенные характеристики каждого из этих вероисповеданий. Иначе говоря, люди не знают принципиальных различий между двумя этими вероисповеданиями, но, тем не менее, они считают себя именно католиками или именно православными и никак иначе. В представлениях обывателя зачастую проскакивает мысль о тождестве нации и вероисповедания, мол, "если я русский, значит, я православный", что опять же раскрывает псевдопонятийную природу подобных представлений (поскольку никакой связи между нацией и вероисповеданием нет, ведь даже эфиоп может принять православие, а русский может быть протестантом или вовсе атеистом). Люди не знают, почему считают себя православными христианами, но уверены в том, что это именно так. Они совершенно неспособны выделить существенные признаки православия, которые бы отличали его от католицизма. Как правило, многие из верующих даже никогда не открывали Библию (священную для всех христиан книгу), поэтому непонимание ими канонов православия вовсе не выглядит удивительным. По этой же причине не выглядит удивительным ошибочное мнение некоторых верующих, будто Библия состоит не только из Ветхого и Нового заветов, но и ещё из каких-то книг (Деяния апостолов, Псалтирь, книги пророков и т.д.), хотя именно из этих книг включительно и состоят Ветхий и Новый заветы. Верующие попросту не знают, в чём суть православного вероучения, они не знают о своей вере почти ничего, но это никак не мешает им считать себя именно православными. А порой же, когда они вдруг узнают некоторые аспекты православных канонов, то и вовсе приходят в откровенное недоумение.

К примеру, человек, считающий себя православным и периодически посещающий храмы, может подтрунивать над любвеобильной кришнаитом, заявляя, что странно при такой вере позволять себе сексуальные отношения, если целью каждого конкретного полового акта не является зачатие ребёнка. На деле же таким образом он озвучивает каноны именно православной веры, к коей себя и причисляет, и когда ему уточняют, что это именно в православии так, он поначалу не верит, отрицает, и в итоге требуется время, чтобы донести до него каноны его же собственной веры, о которой он имеет более чем смутное представление.

 

Проработка терминологии углубляет познание и понимание действительности, проводя уточнённое разграничение между явлениями, не позволяя им сливаться в иллюзорно-целостные конструкции. Чем чётче озвучиваемые (а следовательно, и мыслимые) определения, тем чётче очертания мира. Чем чётче очертания мира, тем более адекватные действия производятся. Но львиная доля людей живёт в мире с размытыми контурами, как подслеповатые котята.

Понятия описывают реальность. Псевдопонятия – описывают миф. И большинство людей живут в мире, наполненным мифическими свойствами. Потому и действия их во многом неумелы. Их прогнозы не сбываются, их цели не достигаются. И виноваты в этом в итоге кто угодно и что угодно, но только не они сами, не их специфическое мышление.

Важно помнить, что "богами" и прочим "волшебством" заполняются бреши в собственной картине мира.

Боги – строительная замазка в жилище обывателя, где всё насквозь открыто всем ветрам.

Боги рождаются там, где обыватель начинает строить ошибочные предположения о том, что науке известно уже точно и давно.

 

 

Заключение

 

 

В подведении итогов, нужно заметить, что в данной работе автор умышленно не стал касаться многих проблемных тонкостей относительно феномена понятий, не стал углубляться в терминологические дебри, дабы не усложнять восприятие сути повествования, поскольку всё написанное предназначено в первую очередь не для специалистов (хотя и для них здесь имеются свежие идеи), а, главным образом, для человека несведущего в обозначенном вопросе, который живёт самой обычной обывательской жизнью и не задумывается о многих вещах, задуматься о которых бы стоило. Автором не раскрывалось различие в таких способах классификации явлений, как таксономия, партономия или сборные понятия. Не раскрывалась суть теории прототипов Элеаноры Рош, которые есть, по сути, именно мышление в псевдопонятиях. Не указывалось значительное тождество описанного явления усечённых псевдопонятий с предложенным Анной Вежбицкой термином "концепт-минимум". Не указывалась также и сложность выведения определений некоторым явлениям, которые можно назвать переходными, на примере которых мы обнаруживаем, что переход между одним явлением и другим слишком нечёток, как переход цветов в радуге один в другой, когда некую совокупность явлений мы можем расценивать как фазы одного спектра, но фазы очень условные; в значительной части случаев эта техническая сложность касается определения явлений живой природы в силу их эволюционной подвижности, переменчивости, в результате чего, к примеру, в таксономии животного мира в надклассе четвероногих (Tetrapoda) мы обнаруживаем совершенно безногих змей, двуногих птиц или же плавниковых китообразных. И ещё ряд нюансов в явлении понятий не вошли в данную работу, которая, собственно, и не брала на себя обязательства быть полностью исчерпывающей. Описание всего этого не просто бы увеличило работу в объёме, но и существенно бы затруднило её понимание.

Данную работу мы начали с рассмотрения того, что образ объективной действительности, построенный на работе собственных органов чувств, исключительно на собственных ощущениях не выдерживает критики, так как грешит многочисленными огрехами, с которыми знаком каждый под видом тех или иных "иллюзий". Далее мы рассмотрели, что даже те явления, с которыми человек сталкивается в своей жизни с разной степенью регулярности, которые и ложатся в основу его так называемого "личного опыта", также являют мало ценности, поскольку не представляют собой систематизированных, структурированных (то есть чётко и целенаправленно поставленных) наблюдений, в контролируемых условиях с учётом множества прочих переменных, способных оказывать влияние на результат. "Личный опыт" чрезвычайно ситуативен, случаен, зависим от настроения субъекта. Поэтому и возникает вывод, что опыт может быть по-настоящему информативным, объективным только в тех условиях, когда наблюдение и эксперимент чётко подготовлены, все влияющие факторы учтены и производятся контролируемые перемены строго заданных условий, и никаких иных, которые могли бы остаться незамеченными. Всё это означает, по сути, что объективное познание какого-либо явления возможно лишь путём реального практического его преобразования, когда мы преобразуем какую-либо сторону этого явления по задуманному нами плану, получая именно предсказанный, ожидаемый нами итог. Так и возникает постулат о том, что объективное познание действительности возможно только путём овладения ею, то есть достижения возможности практического преобразования того или иного явления действительности с получением задуманного результата – каждый раз, когда наш прогноз оправдывается, и мы преобразуем явление именно в то, во что планировали, явление познаётся в его сущности, то есть в этот момент мы познаём действительность во всей её объективности, такой, какая она есть.

Но и с практическим преобразованием действительности (с практикой) не всё так просто, поскольку, как мы увидели, практика должна быть адекватна самой действительности, должна содержать в себе только существенные действия для этого преобразования и не содержать действий несущественных. Именно несущественные действия, несмотря на всю успешность применённой практики и являясь её частью, могут исказить итоговый образ действительности, внеся в него неадекватность, а следовательно, и необъективность, то есть элемент мифа, мифологического понимания действительности. При развёртывании всех описанных тезисов мы увидели, что познание действительности возможно только путём её анализа, то есть путём разложения её на составляющие части. Познать что-либо – значит разобрать его, расчленить. Но ещё до того, как индивид перейдёт к практическому расчленению действительности, ему предстоит произвести то же самое в собственных ощущениях, в собственном представлении, поскольку действительность в значительной степени воспринимается в виде размытых слитых воедино совокупностей пятен, с которыми просто невозможно работать. И для того, чтобы изначально расчленить весь этот набор случайных стимулов на чётко осознаваемые явления и понять, что из всего этого можно взять для преобразования в ходе практики, индивид вынужден овладеть языком и счётом, которые являются незаменимыми орудиями в деле различения и познания действительности в сфере собственных представлений. И только уже потом благодаря слову и заключённому в нём значении и благодаря счёту индивид понимает, что именно ему следует преобразовывать и сколько. Но коль скоро становится ясно, что язык вносит чрезвычайно весомую лепту в дело познания действительности, то на передний план и выдвигается вопрос о принципиальной важности чёткости языка, точности всех употребляемых в нём значений. Чем чётче определение формулируется для описания какого-либо явления, тем чётче формируется и понимание этого явления, его сущности в нашем собственном представлении. Как мы смогли увидеть в последних двух разделах данной работы, ясность словоупотребления, выражающаяся через чёткость определений, свойственных понятиям, играет самую определяющую роль в деле исчерпывающего познания объективной действительности. Именно поэтому задачей первостепенной важности и является овладение понятиями и понятийным мышлением – овладением таким способом познания действительности, в ходе которого выделяется существенное в явлении и отсекается всё несущественное. Только так образ действительности может стать чётким, и только тогда с ним и можно будет работать максимально продуктивно. Все другие способы осмысления действительности являются фикцией, наполняющей действительность мифическими чертами и уводящими от объективного познания в далёкую сторону.

Из всего выше описанного может сложиться неверное и даже пугающее представление, будто для овладения понятиями и понятийным мышлением требуется самая незаурядная эрудиция и не просто часы, а целые годы, проведённые в библиотеках вместо весёлых алкогольных возлияний с друзьями в студенческие годы. Но это не так. Как уже отмечалось выше, даже учёные имеют тенденцию становиться "облями", скатываться на уровень допонятийного мышления, стоит им только выйти за пределы собственной научной дисциплины и приняться рассуждать о чём-то, изучением чего они никогда не занимались. Собственно, именно так и возникают различные "лжеучёные", представители "лженауки" – когда специалист в одной отрасли начинает строить теории относительно другой отрасли, специалистом в которой он не является. Дело в том, что обладать понятийным мышлением можно только в той сфере знания, которая была плотно изучена человеком, другая же сфера знания может представлять собой (и, как правило, обычно и представляет) уже совсем иначе устроенную область действительности, где явления существуют по принципиально иным законам, нежели это происходит в прежде усвоенной сфере знания. Одна наука отличается от другой не просто самими канонами описания изучаемых явлений, а как раз наоборот – разница в принципах существования изучаемых явлений приводит к различиям в описательных для них канонах той или иной науки. То есть невозможно просто взять и "озвучить" принципы одной науки в терминах другой науки. Поскольку разница там не столько в терминологии, сколько в законах существования явлений. Когда математик по недоумению переносит принципы математического познания на принципы, к примеру, той же исторической науки, то после всех его пассов, после всех "заключений в скобки", "возведения в корень", "деления" и "умножения" у него и получается, что Иван Грозный и Юлий Цезарь – одно лицо. Или же когда инженер-механик начинает со всей серьёзностью рассуждать о принципах формирования и функционирования языка, забыв, что есть такая сфера знания, как лингвистика, где всё уже достаточно хорошо изучено, то он так же непременно привнесёт в эту сферу знания много ляпсусов и поводов для анекдотов.

Так и рождаются лженауки, ежедневно обрастая массой поклонников. Когда астрономы пытаются привнести свою лепту в палеонтологию, рождаются мифы наподобие вымирания динозавров из-за падения метеорита, хотя сами палеонтологи и без каких-либо глобальных катаклизмов вполне гармонично объясняли вымирание динозавров [11].

В том и дело, что для овладения какой-либо наукой, необходимо изучить именно эту науку. И только изучив ту или иную науку, можно приниматься рассуждать о её адекватности или же пытаться "пересмотреть" некоторые её каноны. Обли возникают именно там и именно тогда, когда из своей конкретной и узкой сферы знания протягивают длинные лапки в иные сферы, близкие или отдалённые [35]…

Из этого следует, что для сохранения понятийного мышления не обязательно владеть знаниями всех наук, а достаточно лишь ограничиваться суждениями в тех областях, знаниями в которых уже довелось овладеть. Всякий же раз, когда индивид принимается рассуждать о чём-то, что не изучал, он почти обязательно скатывается на уровень допонятийного мышления (поскольку попросту не владеет понятиями данной науки, не владеет пониманием законов, согласно которым функционируют явления, изучаемые данной наукой), то есть, иными словами, превращается в обля – в человека, испытывающего "иллюзию компетентности". Каждый раз, когда обыватель, не будучи экспертом в экономике, приступает к критике решений Центробанка или Минфина, он непременно превращается в обля. Каждый раз, когда обыватель, не будучи экспертом в геополитике, приступает к критике внешнеполитических действий той или иной страны, он непременно превращается в обля. А быть облем – это иметь представления, не соответствующие действительности. Следовательно, и все рассуждения таких субъектов не имеют никакой ценности.

Поведение же человека, имеющего представление о феномене понятий в их психологическом смысле, о понятиях как явлении, как форме познания действительности, в корне отличается от поведения обля в аналогичных ситуациях. Он не подвержен "иллюзии компетентности", так как знаком с организацией процесса познания и различной сложностью различных же структур знания. Вынужденно соприкоснувшись с некоторой сферой знаний, которая не была им изучена, такой человек совершенно не стремится ни к каким суждениям. Он просто слушает и принимает к сведению. Потому что он чётко знает, что не имеет никаких адекватных представлений о реальном положении дел в этой новой для него сфере знания. Столкнувшись с информацией из непознанной прежде сферы знания, такой человек слушает и молчит. Лишь иногда он может задавать уточняющие вопросы, так как пытается нащупать "почву под ногами", сориентироваться в новой для него системе понятийных координат, поскольку знает, что такая система всегда есть и заключена она именно в понятиях, потому единственное, с чего начинается познание человека, это уточнение новых для него понятий, проникновение в их суть путём ознакомления с определениями. Человек будет искать чёткие определения. Без определений отсутствует "система координат", ибо надо знать, с чем работать.

Поэтому часто в разговорах о неведомых вещах, о которых обли могут говорить часами, человек с представлениями о понятиях и понятийном мышлении воздерживается от каких-либо суждений и либо задаёт порой уточняющие вопросы, либо просто и прямо говорит "Не знаю, не могу рассуждать, так как не имею об этом понятия"… (Надо сказать, облей подобное поведение может шокировать. По крайней мере, удивлённое выражение на их лицах точно проскочит. Оно и понятно, ведь как это "Не иметь понятия", когда всё так просто и очевидно? Экономика? Легко! Антропогенез? Легко! Государственное управление? Легко! Теория относительности? Легко! Да и вообще Эйнштейн был неправ... И т.д.).

Таким образом, вся разница в этом плане между облем и человеком, имеющим представление о понятийном мышлении как форме познания, заключается не в объёме усвоенных наук, а именно в умении не лезть со своими сформированными суждениями в те сферы знания, о которых понятия не имеешь… Каждая наука обладает своим понятийным аппаратом, на основе которого и формируется вся теория данной науки, это принципиальный и существенный момент в любой научной дисциплине. И если человек это знает, то его суждения всегда будут ограничены тем, что он реально очень основательно изучил. Поэтому можно понять, что не существует человека, обладающего понятийным мышлением ВООБЩЕ, а есть лишь люди, обладающие понятийным мышлением в той или иной сфере знания. Но только тот, кому довелось узнать о существовании понятия как формы познания действительности, очень редко будет в своих суждениях выпадать из сферы знаний, где он компетентен, а потому и очень редко будет демонстрировать образцы допонятийного мышления. Как тонко заметил Ричард Фейнман, люди преимущественно любят говорить как раз о том, в чём разбираются меньше всего, поскольку говорить о том, что известно всем, – неинтересно [43].

Иными словами, немножко обля есть в каждом. И чем меньше наук мы изучаем или же чем больше мы лезем со своими суждениями в сферу неведомого для нас, тем больше в нас обля становится…

Перечислять все псевдопонятия (и примеры других типов допонятийного мышления) в умах людей можно бесконечно долго, поскольку, помимо очень распространённых, почти универсальных псевдопонятий, существуют и псевдопонятия индивидуальные, которые учесть никак невозможно. Всё существенное об этом уже сказано, осталось только подвести итоги. Соотнесём различия между понятийным и допонятийным типами мышления.

 

1) Понятия – всегда чётко определены, в итоге с ними можно работать, ими можно успешно руководствоваться в деле овладения и преобразования действительности; понятия – внеситуативны, то есть объективны (не зависят от настроения или же от веры в то, как должно быть, поскольку описывают то, как всё есть на самом деле, описывают реальность как таковую, а не отношение человека к этой реальности). Допонятийные типы мышления – нечётки, размыты, содержат либо лишние признаки (принятые за существенные), либо не содержат части существенных, работать с ними, руководствоваться ими можно, но лишь в деле очень несложного практического действия, выстраивать же сложную и непротиворечивую теоретическую систематизированную картину мира на их основе невозможно, поскольку они сугубо ситуативны (зависят от конкретной ситуации), то есть необъективны. Псевдопонятие многозначно, размыто, понятие же чётко и однозначно. На понятиях базируется наука (как единственный способ познания объективной действительности), на псевдопонятиях – незамысловатая обывательская жизнь, наполненная мифическими представлениями.

2) Допонятийные формы мышления образуют комплексы, преимущественно изолированные друг от друга, то есть набор разрозненных образов, не объединённых в одну систему, набор образов, по сути, никак не пересекающихся между собой. Тогда как понятия образуют единую иерархическую структуру ("понятийную сеть" или "решётку") с вертикальными и горизонтальными связями, открытую для присоединения ("вбирания" в себя) новых понятий.

В силу последнего пункта освоение понятийного мышления на некотором этапе вызывает необходимость в предварительном уточнении каждого нового встреченного понятия, чтобы наиболее адекватно встроить его в уже начавшуюся формироваться "понятийную решётку". Тогда как при допонятийном мышлении каждый новый встреченный термин не испытывает нужды в его уточнении, поскольку ни в какую связную "решётку" встраивать его не нужно, так как комплексы функционируют в значительной мере независимо друг от друга, они почти не пересекаются. Иными словами, при понятийном мышлении психика устроена так, что стоит только её обладателю услышать какой-либо тезис (к примеру, ""), так в воображении автоматически начинают подыскиваться примеры, его опровергающие. То есть понятийное мышление автоматически осуществляет так называемый "мысленный эксперимент", подбирая соответствующие иллюстрации, которые смогут вывести всякий новый тезис из "равновесия", заставить его колебаться – так понятийное мышление проверяет новую информацию "на прочность" с целью проработки его адекватности, содержательности, чёткости и безусловности всех его характеристик, и уже затем, если "мысленный эксперимент" пройден, новая информация встраивается в уже сформированную "понятийную решётку".

3) В силу последнего пункта при понятийном мышлении не возникает противоречивых суждений, поскольку все понятия выстроены в единую иерархическую и взаимосвязанную структуру. Внутренний опыт индивида перестраивается, формируется та самая "понятийная решётка", связи между явлениями в которой не ограничиваются лишь родо-видовыми отношениями категорий, а включают в себя также и связи функциональные, причинно-следственные (что в дальнейшем и уберегает обладателя понятийного мышления от множества противоречивых суждений). Тогда как при допонятийном мышлении противоречивость суждений – явление самое обычное (поскольку всякие образцы допонятийного мышления не образуют единой взаимообусловленной структуры, а существуют в виде изолированных, непересекающихся комплексов). Человек на данном этапе развития может изрекать весьма противоречивые тезисы, но сам же никаких противоречий между ними обнаружить неспособен. Дети на данном этапе объясняют способность лодки не тонуть в воде через "потому что она маленькая", а аналогичную же способность корабля – "потому что он большой". Или уже взрослый человек, помешанный на вегетарианстве и прочих псевдонаучных теориях, может рассуждать о том, что " боль – это лишь иллюзия, поскольку мозг на самом деле лишь один раз даёт сигнал о боли, а потом прекращает, и дальше нам лишь кажется, что мы испытываем боль, а на самом деле её уже нет ", но чуть позже уже в другом разговоре всё сказанное не мешает этому же человеку вспомнить, как он лежал после тяжёлой операции в больнице, и когда анестезия прекращала действие, боль возвращалась (здесь слабому мышлению недостаёт "мысленного эксперимента", за счёт которого можно было бы понять, что психика человека не может самостоятельно узнавать, через которое время действие анестезии прекращается, и когда боль снова "можно начинать чувствовать")… Противоречивость суждений не является редким делом, когда дело касается больших масс. По данным одного из опросов [7], 17% россиян считают себя сторонниками теории эволюции, но при этом согласны с утверждением, что "ж ивой мир на нашей планете был создан в законченном и совершенном виде и никакого его развития сегодня уже не происходит". Или же адепты культа бретарианцев (или "солнцеедов", то есть тех, кто утверждают, будто человек способен питаться солнечным светом или путём дыхания веществами, содержащимися в воздухе, отказавшись от обычной еды и порой даже от воды) – они не улавливают противоречия заявляемых тезисов фактическому наличию желудочно-кишечного тракта у человека, который явно возник не случайно (не важно, с какой позиции оценивать возникновение человека – с позиций креационизма или эволюционизма). В том же духе вера людей в способность человека к телекинезу (несмотря на существование у него рук, чтобы манипулировать предметами), к телепатии (несмотря на существование по-особому устроенных, в отличие даже от ближайших человеку обезьян, гортани и языка для членораздельного говорения, то есть для способности передавать свои мысли на расстояние), к левитации (несмотря на отсутствие у него крыльев) и многое другое. Но противоречивых суждений, ложащихся в основу странных верований, у облей столь много, что им можно посвятить отдельную критическую работу под говорящим саркастическим названием "Почему Ник Вуйчич не летает?" (или же "Почему Ник Вуйчич не ходит?" – правильно, потому что у него нет ног, или же "Почему Ник Вуйчич не жонглирует?" – правильно, потому что у него нет рук. И не летает он тоже потому, что у него нет крыльев... И он не дирижабль). Нечувствительность к противоречиям – чёткий признак допонятийного мышления. В психике обывателя не сформирована единая "понятийная решётка", где все явления, что ему известны, соединялись бы функциональными и причинными связями. Поэтому обль и способен совмещать в голове два разных тезиса, противоречащих друг другу по какому-либо фактору, но никаких вопросов у него по этому поводу не возникает.

4) Другим важным фактором, характеризующим свойства "понятийной решётки", является то, что любые новые знания, с которыми сталкивается человек, он понимает и усваивает без заучивания, иначе говоря, они как бы "ложатся" на его понятийные структуры и в них закрепляются. Всякому хорошему педагогу этот феномен известен в виде извечной оппозиции между "зазубрить" и "понять": если нечто удаётся понять во всех его существенных признаках и функциональных связях с другими явлениями, то зазубривание как явление попросту перестаёт существовать – все новые факты в рамках понятой системы усваиваются автоматически и без усилий.

 

Формирование понятийного мышления – длительный процесс. На это уходят годы, если человек открывает важность феномена самостоятельно и стихийно, но процесс можно и значительно сократить и упростить, если проводить его целенаправленно и по-особому организованным методам. Самые элементарные способы – это всем известные методы "Третьего лишнего", метод "Аналогии" и "Категоризация", которые порой практикуются даже в некоторых общеобразовательных школах [22].

Более же интересным способом формирования понятийного мышления является своеобразная "игра в понятия", где необходимо любому произвольно выбранному предмету дать исчерпывающее определение путём называния его существенным признаков. Наиболее продуктивно этот способ разворачивается в групповом варианте, когда в обсуждении участвуют несколько человек, поскольку один может подметить в предмете некую сторону, которая для другого останется незамеченной, да и возникновение дискуссий по некоторым признакам также оказывается весьма плодотворным в деле порождения грамотных определений. Если начать с банального "Что такое стакан?", можно увидеть сразу множество подводных камней, указывающих на кажущуюся простоту вопроса. К примеру, в определении понятия "стакан" нельзя отделаться фразой в духе "То, из чего пьют", так как пить можно и из лужи или из ладоней, то есть становится ясно, что для стакана не столько важно то, как его используют, сколько то, для какого использования он ПРЕДНАЗНАЧЕН, это общая тенденция в категоризации явлений, созданных человеком – их предназначение, цель, для которой они создавались (на это справедливо указывала ещё Вежбицкая [5], говоря о том, что нельзя давать определение лодке как "то, на чём плавают", ведь на дырявой лодке уже не поплаваешь, хотя лодкой она при этом продолжает оставаться, следовательно, необходимо для антропогенных, созданных человеком, предметов включать в виде признака именно его изначальное предназначение). Дальше уже идёт вычленение внешних существенных признаков (соотношение высота-широта, наличие или отсутствие ручки и т.д.), которые бы позволили отличить стакан от бокала, чашки или рюмки. После развитого навыка определения существенных признаков на примере простых материальных предметов можно переходить к определению более сложных понятий в духе "Что такое запрет?" и заканчивая ещё более сложными абстрактными конструкциями в духе "система" или "информация" и т.д. Если поставить эту "игру в понятия" себе в привычку, то уже за несколько месяцев практики человек будет наблюдать, как он автоматически мысленно пытается сходу давать определения всяким терминам, которые слышит в разговорах, с целью их конкретизации для наиболее адекватного владения ими в дальнейшем.

Но возможности овладения понятийным мышлением не ограничиваются "игрой в понятия", есть и более прогрессивные, а, следовательно, и более сложные методы этого овладения, в числе которых и так называемая теория поэтапного формирования умственных действий и понятий П. Я. Гальперина, детально проработанная более чем за полувековую историю и разворачивающаяся не только в плане рассуждений, но и с применением некоторых материальных средств (макеты, карты, графики, схемы и т.д.), и позволяющая не только овладевать понятиями, но и различными типами сложных навыков [38]. Теория поэтапного формирования умственных действий - грандиозная теория, за воплощением которой стоит огромный пласт научных исследований в области психологии, но которая, увы, в последние десятилетия всё активнее предаётся забвению.

Развивать понятийное мышление не просто можно, а это и необходимо, поскольку в ходе расширения понятийного аппарата, как уже указывалось выше, вместе с расширяющимися представлениями о реальных масштабах действительности и сложности происходящих в ней процессов заодно уточняется и место человека в этой действительности, что непосредственно преобразует и его ценностные ориентиры, устремления, следовательно, преобразуя и эмоциональные реакции человека.

Но даже если и не сводить всю суть прочитанной работы к необходимости формирования строгих понятий, то важным является хотя бы в общих чертах осознать роль языка вообще и слова в частности в ходе человеческой жизни. Максимально чётко формулировать свои мысли требуется не столько для того, чтобы человека понимали другие, а в первую очередь, чтоб он понимал себя сам. Нужно стремиться оперировать в речи только теми словами, которые в любой момент будет возможность развернуть во всей глубине их определений, чтобы быть уверенным в том, что это не просто пустое слово, а слово, наполненное конкретным содержанием, и которое, следовательно, можно в той или иной степени использовать в практике по овладению действительностью.