Гордости и горести землячества

Бог даровал мне встречи и общение со многими выдающимися людьми, в том числе среди земляков, выходцев из Омской области. Довелось лично познакомиться и даже совместно работать с легендарным Сергеем Иосифовичем Манякиным. Человек, которым гордится его малая родина – Ставрополье, и которого почитают в Омском Прииртышье, неотъемлемой частью которого он стал.

С.И. Манякин за 26 лет руководства Омской областью преобразил наш регион, выведя его в число регионов-лидеров по производству и социальной сфере, по культуре и науке. Он сформировал из омичей управленческую команду, которой были по плечу любые задачи. Именно поэтому его ценили и боялись в Москве. Именно поэтому М. Горбачев его забрал в Москву, повысив до руководителя Комитета партийного контроля ЦК, и в Москве отправил на пенсию.

Мне довелось вернуть С.И. Манякина в политику, предоставив возможность еще четыре года помогать омичам выжить в лихолетье.

Но сейчас хочу сказать о другом дорогом для меня человеке, о Михаиле Александровиче Ульянове.

Для меня М.А. Ульянов – не просто великий земляк. Это человек, по которому мы, сибирские мальчишки, особенно тарские мальчишки, равнялись, которым гордились и на которого стремились походить – на того Ульянова, что играл ярких героев-коммунистов в «Председателе», «Добровольцах», в эпопее «Освобождение», да и во многих других советских фильмах.

Когда в 1990 году я впервые попал в Москву, где Михаил Александрович трудился в Вахтанговском театре, конечно, у меня была мечта с ним познакомиться. Я сходил на «Мартовские иды» с М. Ульяновым в роли Цезаря и долго после этого размышлял над злободневностью этого спектакля и этой ульяновской роли.

Но сложилось так, что я перегорел. Более того, оказываясь, причем неоднократно, в компаниях вместе с Михаилом Александровичем, особенно на собраниях Омского землячества, в правление которого мы с М.А. Ульяновым входили, я старался избегать общения с ним. И впервые сам подошел к нему, чтобы сказать несколько слов, только после премьеры фильма С.С. Говорухина «Ворошиловский стрелок».

Станислав Сергеевич, пригласив меня на премьеру в Дом Кино, просто пролил бальзам на мои раны. После просмотра фильма, подойдя к идущему по коридору Михаилу Александровичу Ульянову и его супруге, я поздравил своего великого земляка с успехом и сказал:

– Михаил Александрович, Вам надо было сыграть эту роль!

Очевидно, что сказанное как-то перекликалось с ощущениями самого Ульянова, потому что он не просто кивнул, не просто вежливо поблагодарил, а стал говорить о том, как непросто понимать, где добро и зло, как непросто последние годы было ему отличать одно от другого.

Известие о смерти Михаила Ульянова застигло меня, когда я был на отдыхе в Курской области. Я тут же выехал в Москву. Приехав с вокзала домой (до похорон оставалась еще пара часов), я сел за стол и полчаса сидел, ничего не делая, просто размышляя. Потом встал и… поехал на вокзал, чтобы уехать назад в Курск.

Не смог я заставить себя пойти на похороны, потому что как президенту Омского землячества в Москве мне могли дать слово, а я не хотел говорить неправды. Этого не простили бы мне мой покойный отец, и художник-фронтовик Иван Пензов, и многие другие дорогие мне люди, ставшие жертвой 1991 года. Тем более, не хотел говорить правду в момент, когда мы прощались с великим артистом. Почему?

Потому что в 1990 году, прибыв в Москву, я услышал выступление Михаила Ульянова на съезде ВТО, где он призвал разобраться с Игорем Горбачевым и Татьяной Дорониной за то, что они продолжают якшаться (это его слово) с коммунистами. А потом я услышал, как Михаил Александрович рассказывает о своей игре в кино и театре, где он играл коммунистов, но играл он эти роли с фигой в кармане.

Представьте, как Егор Трубников держит в кармане фигу, когда говорит со своими односельчанами. Или маршал Жуков. У меня пропало желание встречаться с актером, блистательно сыгравшим эти роли, потому что я, в отличие от него, не хотел отрекаться от идеалов его киногероев, от образов, которыми восхищался, которым подражал.

Но именно за это предательство идеалов на 400-летие города Тары, в 1994 году, группа тарских фронтовиков направила своему земляку М.А. Ульянову письмо, порекомендовав ему не приезжать на юбилей. М. Ульянов сослался на гастроли и ограничился поздравительной телеграммой.

Много позже 1990 года Василий Семенович Лановой просил меня не принимать близко к сердцу слова своего старинного друга, не обращать внимания на те заявления Михаила Ульянова. Что я должен, мол, понимать, что артисты есть артисты, они всегда обслуживают власть. На что пришлось возразить:

– Вот Вы, Василий Семенович, Вы ведь не стали себя так вести, когда Советский Союз рушился. Вы ведь не отреклись от Павки Корчагина или Ивана Вараввы, не тронули те святые идеалы, которые отстаивали, с которыми жили всю свою жизнь.