День тот же. По наклонной сквозь цветы и прямо в пропасть.

Когда человек говорит, что не может поверить собственным ушам, он врёт. Потому что если бы он действительно не мог поверить, он бы не смог вымолвить ни слова. Примерно это со мной и случилось после слов Джи.
Сначала я просто ничего не понял. Стоял и смотрел на Джерарда, пытался заглянуть в его глаза, которые он старательно прятал. Он не врал просто потому, что он не врёт мне никогда. Обычно. Отговаривать? Что может быть тупее, чем вопли «нет, ты никуда не поедешь, ты что, уговори родителей остаться». Кто будет слушать семнадцатилетнюю размазню? Кто вообще хоть когда-нибудь слушал того, кто младше? Я смотрел на Уэя и не мог поверить в то, что когда-нибудь всё это кончится. И это «когда-нибудь» подобралось так близко, что я чувствую его дыхание.
Мы просто молчали. Весь оставшийся день ходили вместе, как тени друг друга, и молчали. В моей голове возникали героические идеи спасения самого дорогого человека от неизбежного исчезновения.
Я спросил у Джи, куда и зачем он уезжает. Ответ оказался прост и банален: его отцу дают повышение на работе в городе в соседнем штате, а именно – в Нью-Йорке. Получать он будет в несколько раз больше, да и возможностей для Джерарда и Майки в культурном центре Америки будет побольше. Никаких минусов, в принципе, в переезде нет: новый дом, новая работа, новая жизнь. Для Майки – новая школа, для Джерарда – хороший университет.
Только вот никто не учёл, что к Джи и тут мог кто-то привязаться. Притом привязаться настолько, что исчезновение Джерарда – почти то же самое, что и исчезновение огромного куска души.
Я помню, что когда до меня дошло, что происходит, я схватил Джи за руку и держал, пока не успокоился. Я чувствовал, что он рядом, чувствовал, что он ещё здесь, никуда не делся и не денется через секунду. Мне нужно было физически ощущать его присутствие, держаться за него, как за последнюю соломинку. Любовь? Да какая нахрен любовь, это уже зависимость.
…Я лежал на кровати и пялился в потолок с совершенно отсутствующим видом. Мама, увидев меня в… ну, вы поняли, каком состоянии, ничего не сказала и просто принесла мне поесть под дверь. Она всегда злилась, ей не нравилось то, что со мной творилось, но когда всё повернулось вот так, она встала на мою сторону просто потому, что она моя мама. Она поняла всё без слов, лишь взглянув на меня один раз.
Я услышал шаги внизу. Это Алекс. Больше просто некому. И снова я начну размазывать сопли и ныть о том, как всё плохо и как мне нужна его помощь. Да, мне всё это уже надоело, но что я могу с этим поделать? Не самого он выбрал удачного ученика.
- Привет, Фрэнк, - услышал я его бархатный голос, когда дверь в мою комнату отворилась. С трудом пробравшись сквозь завалы вещей, Алекс с деловитым видом уселся на край моей кровати, выложил из портфеля все папки с заданиями на стол и, подёргав меня за рукав кофты, спросил:
- Ну, что теперь?
Ещё один человек, способный с первого взгляда определить степень наполнения моей жизни дерьмом. Я рассказал Алексу всё, как есть, и удивился сам себе: все эмоции из меня будто выкачали, оставив лишь жалкие их подобия. Сначала мой горе-репетитор молчал и смотрел на меня каким-то уж чересчур сочувствующим взглядом. А потом, переждав пару минут и дав буре в моей душе слегка успокоится, заговорил:
- Слушай, ты не должен опускать руки. Ты не должен корить себя и убиваться в одиночестве. Попробуй сделать хоть что-то.
- Что, например? – спросил я.
- Что? Сходи к его родителям, вот что. Поговори с ними. Может, удастся уговорить их оставить твоего ненаглядного ненадолго. Всё-таки, ему через полгода поступать в университет, он сам имеет право выбирать, что ему делать со своей жизнью.
- Это бесполезно, - выдохнул я, закрывая лицо подушкой.
- Это будет бесполезно до тех пор, пока ты так будешь считать, - услышал я голос Алекса чересчур близко к своему лицу. Парень убрал подушку с моего лица, осторожно разжав мои пальцы. Его руки были холодными и сухими. Я встретился с ним взглядом и… меня слегка передёрнуло. Что это в его глазах? Будто во мне он видит того, кого потерял много лет назад.
- Прости, - Алекс поспешно убрал свои руки с моих и отсел подальше. Застеснялся, что ли?
- Всё нормально, - всё ещё немного ошарашенно ответил я, садясь на кровати и почёсывая затылок.
- Ты поговори с родителями Джерарда. Они ведь не совсем бездушные, должны понять.
- Ничего они не поймут, - отмахнулся я, - я схожу к нему домой, но вряд ли от этого что-то изменится.
- А ты поверь в то, что изменится, - улыбнулся Алекс. У меня в голове совершенно неожиданно промелькнула мысль, которая одновременно и грела душу, и настораживала.
«Что бы я без него делал?»
… Звонок у Уэев настолько оглушительный, что может разбудить всю улицу, если не целый город. Я стоял у двери с видом потерянного щенка: пальцы на ногах озябли, взгляд из-под капюшона совершенно забитый и посиневшие губы дрожат. Обнять и плакать.
- Кого там занесло… - услышал я Джерардово бурчание по ту сторону двери. Сейчас каждое его слово приобретало какой-то ироничный оттенок чего-то последнего, завершающего. Отвратительные ощущения. Дверь открылась, и на меня воззрилась заспанная пара глаз Джи. Я его разбудил. Полосатая кофта, свисающая с одного плеча из-за того, что велика; какие-то придурочные тапки-зайцы; на голове – гнездо, за ухом торчит карандаш. Значит, не спал. Значит, рисовал.
- Эй, ты что делаешь, - пробормотал он, когда я набросился на него с объятиями. Сжав его в своих руках и уткнувшись носом в такое знакомо пахнущее Уэем плечо, я был просто не в силах что-то сказать или сделать, а уж тем более – отпустить.
- Ты меня задушишь, - сдавленно прошипел Джи, но вместо того, чтобы отбиваться, обнял меня в ответ и зарылся носом мне в волосы.
Вот бы этот миг длился всю оставшуюся жизнь.
- И как это называется? – спросил Джерард, не отпуская рук.
- Не знаю, - буркнул я в ответ.
- Ты меня не отпустишь?
- Никуда и ни за что.
Джи засмеялся.
- Вот и отлично. Только давай я затащу тебя в дом, а то наши соседи не такие большие поклонники гей-порно.
Как всегда, в своём репертуаре.
В доме Уэев было, как всегда, тепло и уютно: одноглазый жираф, бардак и прелестный мягкий ковёр. Я прошёл внутрь, уже не так волнуясь и не истеря по поводу «как же я наступлю на этот ковёр», как когда-то давно. Казалось, что это воспоминания из какой-то другой жизни. Желтовато-янтарный свет единственной не перегоревшей лампочки в люстре делал эту комнату ещё мягче и… добрее, что ли. Я просто не знаю, как это ещё можно описать.
- Ты больше не обижаешься? – спросил Джи, снова обнимая меня сзади. Ему мало. Да и мне тоже, чего уж греха таить.
- На что мне обижаться? На то, что у тебя нет выбора? На то, что ты не хотел меня ранить? Я должен на себя обижаться, что не смог ничего с этим сделать раньше.
- И что связался со мной, - вставил Джи. Да, наверное. Не было бы всего этого – не было бы и моей жизни, но и не было бы всего того, что будет потом. Если бы я никогда не знал Джерарда, я бы не испытывал этих адских мук сейчас.
- А я-то думаю, почему Джерард так долго внизу копошится? – услышал я голос Майки. Очкастый задрот с телефоном в одной руке и кружкой кофе в другой спускался по лестнице вниз. Я улыбнулся ему, он мне тоже. Эдакое невидимое приветствие.
- Свали, малявка, ты мне сейчас весь кайф обломаешь, - своим обыкновенным сварливым голосом пробурчал Джерард, обвивая меня аки осьминог и снова тыкаясь носом мне в макушку.
- А родителей ваших дома нет? – спросил я, вспомнив, зачем пришёл.
- Пока нет, - ответил Майки, громко сёрбая кофе, - день рождения у какой-то там общей знакомой. Придут, может, часа через два-три.
- Я подожду.
- Ты что задумал? – со страхом в голосе спросил Джерард.
- Я задумал оставить тебя у себя, потому что ты принадлежишь мне.
Такое ощущение, будто всё моё привычное смущение смылось в какой-то невидимый унитаз с табличкой «похуй».
- А, понятно, - буднично ответил Джи, - надеюсь, ты прикуёшь меня наручниками к батарее и заставишь называть «моим господином». Я ведь твоя собственность, - прошептал он, специально касаясь губами моего уха. Вот ведь засранец. Майки, увидев, что творится, быстренько свалил к себе в комнату, лишь хмыкнув и сказав себе под нос что-то вроде «они уже одними взглядами друг друга изнасиловали».
Что творится?
Нет, ну если не считать того, что через пару мгновений Джерард уже повалил меня на диван с твёрдым намерением зацеловать меня до смерти, параллельно содрать с меня всю одежду и, как следствие, совсем немного меня изнасиловать, - ничего не творится.
- Твои родители… Могут зайти…. В любой момент, - сдавлено прохрипел я, когда Джи ненадолго отстранился, чтобы снять кофту. Уже ненужный предмет одежды был брошен куда-то под стол.
- Они знают, - прошептал Джерард, глядя мне в глаза и возбуждённо дыша.
- Знают, что ты гей? – переспросил я, прикасаясь своими холодными пальцами к груди Джерарда, а потом осторожно его обнимая.
- Знают, что я тебя люблю, - улыбнулся Уэй и снова впился в мои губы.
Я не знаю, почему, но всегда всё идёт именно так. У нас нет времени, чтобы насладиться тем, что у нас есть. Больше никаких масок, никакого притворства и страха, никаких тайн. Есть мы, и мы знаем, что любим друг друга. Но времени у нас нет. Джи уезжает через неделю и у меня только один шанс. Биться о стенки непонимания, как мотылёк о горящую лампочку. Да кто меня будет слушать? Но попробовать стоит.
Для Джерарда это был точно не «первый опыт», как для меня. Говорить о боли, о чувствах, которые я испытывал… Это слишком личное, слишком моё. Под головой явно страдал несчастный плюшевый жираф с оторванным глазом, мы с Джи просто не помещались на этом диване, и потому скатились на пол, в пахнущий деревом ворсистый ковёр. Всё было слишком быстро, слишком неожиданно.
Я не рассчитывал на это.
Но надеялся.
Мы были чересчур близки. Чем ближе я подпускаю к себе Джерарда, тем тяжелее будет его куда-то отпускать… Да какое, блять, «отпускать»?! Я запру его в своей комнате, я закрою его на тысячу замков, я никуда его не выпущу. Он только мой, и никто у меня его не заберёт.
… - Странно, - прошептал Джерард, поглядывая на входную дверь, которую было видно даже с пола, на котором мы полусидели, полулежали.
- Что именно? – спросил я, наматывая на палец прядь волос Джи.
- По идее, они должны были вернуться уже почти час назад.
- Задержались, может.
- Наверное.
Этот разговор не нёс никакого смысла. Нам просто было приятно слышать голоса друг друга. Нести всякий бред, только чтобы всё это продолжалось. Наверное, любой, кто вошёл бы сейчас в гостиную и увидел нас, понял бы, чем мы тут занимались полчаса назад просто по нашим глазам, по тому, как от нас пахло друг другом, по небрежно сцепленным пальцам наших рук.
- Будешь всё равно ждать? – спросил Джи, запрокидывая голову и глядя на меня.
- Буду ждать. Если они не слушают тебя, я сам попробую до них достучаться.
- Я раз сто уже пытался, - вздохнул Джи, - но они просто говорили, что «это не обсуждается» и что «найдёшь ты себе ещё штук двести таких же любовничков».
- А ты не найдёшь? – спросил я.
- Нахрена они мне? - пробурчал Джерард, - я с ними тараканов всяким мажорам не подбрасывал, над девчонками не издевался, Синими Слониками не называл и в комнату свою не пускал. Ты уж прости, Фрэнки, но ты такой же мой, как и я – твой. Поэтому тебе не отвертеться.
- Как будто бы я так хочу отвертеться.
- Ну мало ли. Найдёшь себе какого-нибудь сексуальненького репетитора с длинными пальцами и красивыми глазами, я знаю, ты можешь, - сказал Джи, и я услышал в его голосе нотки ревности. Ой, ну да ладно. Не верю.
- Джерард, только не говори мне, что ты думал, что между мной и Алексом что-то есть, - захихикал я.
- Что ты ржёшь? Ты постоянно «Алекс то», «Алекс сё», и что мне думать? Если честно, у меня уже был план… эмм… устранения этой ходячей пидорастической проблемы, - своим привычным противным голосом заявил Джи. «Это же Уэй».
Внезапно от двери послышались какие-то звуки, скрежет поворачиваемого в замке ключа, и, наконец, дверь открылась и в дом вошли родители Джерарда. Мы с ним сразу вскочили (что бы там эти господа обо мне ни слышали, всё же встречать их в их же собственном доме в таком виде, будто я тут живу, было бы невежливо).
- Эээ, мам, пап, это Фрэнк, - выдавив из себя улыбку, сказал Джерард.
- Здравствуйте, - тихонько поздоровался я. Мама Джерарда была довольно приятной женщиной с очень красивыми глазами, а отец… Мне сразу показалось, что с ним будет сложно.
- Здравствуй, - улыбнулась миссис Уэй. Отец Джи ничего не сказал. Я ему не понравился сразу.
- Ты что тут забыл? – грубовато спросил он. Джерард попытался что-то ему прошипеть, но, наткнувшись на укоризненный взгляд матери и читаемое в моих глазах «не надо», он быстро замолчал.
- Я бы хотел с вами поговорить, - засунув свой страх куда подальше и попытавшись унять клокочущее где-то в горле сердце, сказал я.
- Ух ты, ну давай.
- Дональд! – возмущённо прошептала миссис Уэй, но её муж её явно не хотел слушать. Он смотрел на меня, пытаясь прожечь взглядом. Честно говоря, у него это неплохо получалось. Только лазеров из зрачков не хватало. И супергеройского плаща.
- Вы любите свою жену? – блять, кто-нибудь, ебаните меня сковородкой, что я несу…
- Люблю, - не моргнув глазом ответил мистер Уэй.
- А вы никогда не думали, что кто-то может полюбить вашего сына? – чёрт, Джи же тут рядом стоит, что я делаю, что я, мать вашу, делаю?
- Ему всего…
- Ему всего семнадцать, да? – (ебать, я его перебил, он мне глаза на задницу натянет! Почему я так боюсь этого мужика и в то же время такой типа весь невозмутимый?) –Однако в этом возрасте в некоторых странах люди уже женятся. Он взрослый человек и имеет право самостоятельно выбирать, как и где ему жить. И уж тем более, кого любить. Если бы вдруг вашу жену, которую вы любите, захотели бы куда-нибудь от вас увезти? И вы бы никогда её не увидели? Вы смирились бы с этим? Вы бы закрыли глаза? Послушайте, я действительно люблю вашего сына, - для пущей убедительности я взял очумелого Джерарда за руку, - и мне всё равно, что мы оба парни и это типа «неправильно». Мы вообще неправильные. Просто оставьте его в покое. Оставьте его мне.
Мистер Уэй молчал. Смотрел на меня изучающим взглядом, смотрел с осуждением на наши руки, пару раз с укором взглянул в глаза Джи. По законам жанра он сейчас должен улыбнуться, обнять нас и благословить на всю оставшуюся жизнь. По крайней мере, мама Джи точно уже была на пути к этому: несчастная женщина незаметно вытерла крохотную слезинку и всё это время тепло-тепло улыбалась и мне, и Джерарду. Но вот его отец…
- Я не могу ничего отменить. Всё уже сделано. Прости, Джерард, но жизнь не всегда будет поворачиваться к тебе своей светлой и хорошей стороной. Несмотря на вашу эту… - мистер Уэй замялся, - любовь, твоё будущее – это не интрижка на месяц с каким-то одноклассником. Вы знаете друг друга месяц и что-то мне говорите о любви? Прости, Джерард, но не в этот раз.
- Дональд, может, всё-таки… - начала было миссис Уэй, но её муж её перебил:
- Нет, не может. Дом куплен, почти все документы готовы, и Джерард едет с нами, потому что он не пуп Земли и мне надоело постоянно идти на поводу у собственного сына.
С этими словами Уэй старший ушёл. А мне хотелось орать. Я стоял там, держал Джерарда за руку, смотрел отсутствующим взглядом в стену сквозь пелену дурацких накативших вдруг слёз. В горле – комок, в душе – камень побольше.
Я просто не знал, куда от всего этого бежать и как захватить с собой Джи.
У меня просто ничего не получалось.
Неужели это всё?