Географическое положение и природные условия

 

Словом «Месопотамия» (Междуречье) древние греки обозначали земли, лежавшие между Тигром и Ефратом. На деле, однако, Тигр и Евфрат являются не границами этого края в точном смысле слова, а скорее главными ориентирами, к которым тяготеют его настоящие границы. Используя наименование «Месопотамия», античные авторы хотели подчеркнуть то, что подавляющая часть этой территории лежит между двумя реками. Месопотамия – это плоская равнина в бассейне Тигра и Евфрата, раскинувшаяся на северо‑запад от Персидского залива до Верхнего Евфрата и гор Восточной Анатолии. Сейчас территория Месопотамии в основном входит в состав Ирака. Весь этот обширный регион делился на Нижнюю и Верхнюю Месопотамию.

В Верхней (Северной) Месопотамии Тигр и Евфрат далеко отстоят друг от друга. Нижняя (Южная) Месопотамия лежала в нижнем течении Тигра и Ефрата, где эти реки текли близко друг к другу. Сейчас Тигр и Евфрат при впадении в Персидский залив сливаются в единую реку Шатт‑эль‑Араб; в древности они имели отдельные устья. Евфрат в пределах Нижней Месопотамии разделялся на несколько рукавов; их долины были полностью заселены.

Нижнюю Месопотамию в древности именовали Шумером и, в свою очередь, делили на южную и северную часть. Юг Нижней Месопотамии именовался Приморьем, или Шумером в узком смысле слова, а север первоначально называли Ки‑Ури, а позднее – Аккад (по названию города Аккад, столицы Месопотамии в конце III тыс. до н. э.). Отсюда и название Нижней Месопотамии в целом, закрепившееся с конца III тыс. до н. э., – «Шумер и Аккад». Еще позже Нижнюю Месопотамию стали называть Вавилонией, по ее новому главному центру – Вавилону.

К середине I тыс. до н. э. Нижняя Месопотамия стала именоваться Вавилонией, а Верхняя – Ассирией. Оба этих названия употребляли и греческие ученые, но при этом Ассирией они часто называли и земли, лежащие к западу от Евфрата до Средиземного моря. Внутри территории этой «расширенной» Ассирии географам необходимо было различать часть, лежащую к западу от Евфрата, и часть, лежащую к востоку от него. Первую из указанных частей греческие географы стали называть Сирией (редуцированный вариант названия Ассирия), а вторую – Месопотамией.

Таким образом, первоначально название Месопотамия относилась только к Верхней Месопотамии. Кроме того, в древнееврейском языке существовало название Нахараим, дословно – «Страна двух рек» (русский синоним – Двуречье). Так древние евреи называли Верхнюю Месопотамию. Греческое «Месопотамия» (Междуречье) соответствовало библейскому «Нахараим» (Двуречье). Наконец, в начале нашей эры римские географы распространили название Месопотамия и на Вавилонию (Нижнюю Месопотамию). Так возникло современное географическое понятие «Месопотамия».

Двусмысленность названия Месопотамия и его аналогов сказывается иногда по сей день. Например, там, где в Библии встречается наименование Нахараим, на европейские языки его переводят как Месопотамия, хотя в Библии Нахараимом называется только Верхняя Месопотамия, а название Месопотамия в современных европейских языках означает и Верхнюю Месопотамию, и Нижнюю. Аналогично современное русское название Двуречье, являясь калькой с древнееврейского «На‑хараим», тоже относится ко всей Месопотамии, а не только к Верхней.

Ученые XIX–XX вв. считали, что Персидский залив в древности вдавался в береговую линию гораздо севернее, чем сейчас. Эту точку зрения отражает большинство карт и атласов Древнего Востока. Действительно, шумерские Ур и Эреду, сейчас далеко отстоящие от моря, в древности были портовыми городами, в которых разгружались морские суда. Однако геологи выяснили, что на деле границы самого залива с древности и по сей день практически не менялись, и только устье рек Тигра и Евфрата было весьма широким и проходило так, что до речных пристаней в Уре и Эреду могли легко подниматься корабли из Персидского залива. Кроме того, впадина, расположенная близ Эреду, по‑видимому, являлась в древности озером, соединявшимся со старым руслом Евфрата системой каналов. Это же русло могло подходить и к Уру.

Район свободно сообщавшихся с Персидским заливом болотистых лиманов Тигра и Евфрата и соединявшихся с ними лагун назывался в древности «Горькое море». Сейчас после аридизации и подъема почвы, вызванного намыванием ила обеими реками, этот район и есть долина Шатт‑эль‑Араба.

Географически Месопотамия представляет собой широкую неглубокую впадину, ограниченную Аравийским плато, возвышенностями Сирии и горными хребтами – Армянским Тавром и Загросом. Основные очаги развития цивилизации располагались в Нижней Месопотамии, которая была самой благоприятной для земледелия частью всего Плодородного Полумесяца, но бедной минеральными ресурсами и древесиной. К тому же масштабная ирригация, которую месопотамцы стремились по возможности развивать и без которой земледелие здесь изначально было невозможным, приводила к быстрому засолению почв и падению урожайности. В конце концов засоление почв и аридизация климата привели к запустению Южной Месопотамии и ее крупнейшего центра – Вавилона.

 

Древняя Месопотамия

Территория Верхней Месопотамии представляла собой холмистую степь, местами переходящую в невысокие горы. На востоке Верхней Месопотамии была расположена Ассирия (это название употреблялось греческими авторами и принято в науке для обозначения области с центром в древнем городе Ашшур на Среднем Тигре).

Одна из главных особенностей геополитической карты Месопотамии – два ее постоянных «фронта»: на севере – северо‑востоке – востоке от нее (где равнинные жители Месопотамии взаимодействовали с горцами – почти всегда враждебно) и на границе с Аравийским плато (откуда в Месопотамию волна за волной вторгались кочевники).

Крайняя бедность Месопотамии минеральными ресурсами, включая металлы, и деревом с ранних пор стимулировала развитие внешнеторговой и военной экспансии. Месопотамцы вывозили ткани, зерно и ремесленные изделия, а сами отправля–ли торговые и военные экспедиции за лесом, металлами и рабами.

Необходимость компенсировать недостаток природных ресурсов вынуждала месопотамских владык получать соответствующее сырье и изделия в виде дани с горной периферии на севере и востоке, а также устанавливать контроль над основными торговыми путями, выводящими на запад, к Средиземному морю. С середины III тыс. до н. э. и до конца существования независимой месопотамской государственности правители Месопотамии систематически совершали с этими целями военные походы к Средиземному морю и в горные районы Западного Ирана.

 

Население

 

Древнейшим из обычно упоминающихся цивилизованных народов Месопотамии, бесспорными создателями месопотамской письменности были шумеры, заселившие Нижнюю Месопотамии в начале IV тыс. до н. э. На исходе IV тыс. до н. э. в Месопотамию переселилась из Северной Аравии особая ветвь семитов – так называемые восточные семиты, получившие в науке название «аккадцы». Одна группа восточных семитов расселилась на севере территории, занятой шумерами (шумерское название этой области – Ки‑Ури), а другая группа осела на Среднем Тигре. От первой группы восточных семитов, смешавшейся с шумерами и в конце концов ассимилировавшей их, происходит народ вавилонян, от второй – ассирийцы. Вавилонский и ассирийский языки – разные диалекты восточносемитского (аккадского) языка, на рубеже III–II тыс. до н. э. обособившиеся друг от друга.

В конце III тыс. до н. э. в Нижней Месопотамии возникла великая держава, охватившая всю Месопотамию. Ее столицей был город Аккад, находившийся в области Ки‑Ури. В этот период впервые в официальных надписях стал употребляться наряду с шумерским языком и восточносемитский. В результате восточносемитский язык в Месопотамии начали называть аккадским, а современные ученые именуют аккадцами его носителей.

Шумеро‑аккадоязычное население Нижней Месопотамии (предки вавилонян) и аккадоязычное население Среднего Тигра (предки ассирийцев) осознавали себя как единый двуязычный суперэтнос. Люди этого суперэтноса имели даже общее самоназвание: и на шумерском, и на аккадском языке они определяли себя как «черноголовые» (по‑шумерски – санг‑нгига, по‑аккадски – цалмат каккади). Этот суперэтнос современные ученые и называют «древними месопотамцами», «носителями месопотамской цивилизации». Общность «черноголовых» выделяла себя не по политическому критерию (они не так уж часто объединялись в границах одной державы), а по цивилизационному. Члены общин и родов, поддерживавших культ шумеро‑аккадских божеств и считавших своим главным общинным покровителем одно из них, говорившие на шумерском и аккадском языках и использовавшие шумеро‑аккадскую клинопись, относились к «черноголовым». Таким образом, общность «черноголовых» была этнокультурной общностью в современном понимании этого слова.

О том, какую важность придавали месопотамцы своей идентификации «черноголовых», независимо от каких бы то ни было политических границ, ярко свидетельствует пример знаменитых Законов Хаммурапи, правившего всей Месопотамией. Во вступлении к этим Законам Хаммурапи объявляет себя правителем и заступником «черноголовых», после чего перечисляет множество подвластных ему городов. Однако, как выяснилось, этот перечень включает далеко не все города, в действительности входившие в его империю, а только те, которые населяли шумеро‑аккадцы, поддерживавшие культы шумеро‑аккадских богов, указанных в этом перечне рядом с каждым названным в нем городом. Таким образом, внутри всего круга подвластных ему земель Хаммурапи выделяет шумеро‑аккадский этно‑ритуальный ареал и только его рассматривает как «свой», а прочие свои владения даже не упоминает.

Общность «черноголовых» прошла долгий исторический путь. На рубеже III–II тыс. до н. э. аккадцы полностью ассимилировали шумеров. Однако былое разделение «черноголовых» на аккадцев и шумеров, как и разделение самой Нижней Месопотамии на шумерский юг и аккадский север, не прошли бесследно. Шумерский язык остался для всех «черноголовых» «мертвым» языком учености и ритуала. Нижняя Месопотамия сохранила название «Шумер и Аккад», а потомки жителей шумерского юга Нижней Месопотамии рассматривались теперь как особый народ «приморцев» в составе общности «черноголовых».

Примерно в то же время, как уже говорилось, аккадоязычное население Нижней Месопотамии обособилось по диалекту от аккадоязычных жителей долины Среднего Тигра с центром в Ашшуре. Вскоре это обособление было закреплено политически: Нижняя Месопотамия объединилась вокруг Вавилона, а Ашшур оставался независимым от него. В результате к середине II тыс. до н. э. сами «черноголовые» делили себя на три народа: ассирийцев, аккадцев (вавилонян) и приморцев – потомков шумеров крайнего юга Двуречья, ассимилированных аккадцами. В следующие несколько веков приморцы полностью слились с вавилонянами, так что в I тыс. до н. э. речь шла уже просто об ассирийцах и вавилонянах. Последние следы былого этнотерриториального различия между шумерским югом и аккадским севером Нижней Месопотамии окончательно стерлись и забылись.

Хотя «черноголовые» выделяли себя в общность не по политическому, а по этнокультурному признаку, позднее они все же выработали особую концепцию, которая оформила их уже сложившееся единство политически и территориально. Окончательно эта концепция сформировалась на исходе III тыс. до н. э. при царях III династии Ура. С этого времени считалось, что шумеро‑аккадский ареал образует прочное территориальное единство – страну «Шумер‑и‑Аккад», которой сами боги предназначили существовать под одной властью, в качестве особого царства.

Отныне, если в Месопотамии наступала политическая раздробленность, это воспринималось как временное бедствие; считалось, что как только боги вернут свою милость стране, она вновь объединится. Войны между разными царствами раздробленной Месопотамии и смена политических центров страны теперь понимались не как обычное противоборство разных государств, а как переход единой государственности царства «Шумер‑и‑Аккад» от одной династии к другой. С XVIII в. до н. э. и до заката месопотамской цивилизации столицей царства «Шумер‑и‑Аккад» практически неизменно был Вавилон, поэтому, говоря о событиях середины II–I тыс. до н. э., многие авторы называют это царство Вавилонией.

С XIV в. до н. э. восприятие месопотамцами своей истории было осложнено тем, что на северном рубеже «Шумера‑и‑Аккада» (Вавилонии) появилась Ассирийская держава: город‑государство Ашшур объединил под своей властью обширные территории Верхней Месопотамии, превратившись таким образом в столицу нового могучего царства. Ассирия определяла себя как особое, отдельное от «Шумера‑и‑Аккада» геополитическое целое, но желала объединения с ним под эгидой ассирийских царей.

Не прекращавшиеся в течение многих столетий ассиро‑вавилонские войны, вызванные этими претензиями, не привели к сколько‑нибудь прочным результатам и закончились лишь с гибелью Ассирии. За это время ассирийцы перепробовали множество способов удержать Вавилонию под своей властью – от прямой аннексии до создания особого автономного Вавилонского царства в составе Ассирийской державы (престол его обычно предоставлялся одному из ассирийских царевичей), но так и не смогли добиться покорности вавилонян. В конце концов Вавилония, восстав против Ассирии, уничтожила ее (кон. VII в. до н. э.) и некоторое время была единственным государством «черноголовых». В 539 г. до н. э. в результате персидского завоевания Месопотамия стала частью Персидской империи.

Этнокультурная общность «черноголовых», утратив свою независимую государственность, продолжала существовать еще несколько веков. Ее история завершилась арамейской ассимиляцией «черноголовых». Арамеи (древние «сирийцы», как их называли греки; не путать с современными сирийцами‑арабами) – один из крупнейших семитских народов античного Востока, расселившийся в Месопотамии еще в начале I тыс. до н. э. С гибелью Ассирии значительная часть общности ассирийцев была уничтожена, а оставшаяся стала стремительно арамеизироваться. После персидской аннексии Вавилонии ее аккадо‑язычное население также довольно быстро ассимилировалось арамеями, утратив свой былой язык, письменность и многие культурные ценности. Уже к концу I тыс. до н. э. лишь часть населения крупнейших городов говорила по‑аккадски и совершала шумеро‑аккадские ритуалы. Около рубежа эр и она арамеизировалась. Оба ее языка, шумерский и аккадский, а также ее письменность (клинопись) окончательно вышли из употребления. Так завершилась история народа «черноголовых» и цивилизации древней Месопотамии.

 

 

Глава 10

Месопотамия общин и городов‑государств

 

 

Источники по истории Месопотамии до XXIV в. до н. э. можно разделить на три категории:

1) памятники материальной культуры, открытые при раскопках;

2) письменные источники, составленные на исходе указанной эпохи или еще позже и фиксирующие исторические, литературно‑исторические и мифологические представления, которые имели хождение у месопотамцев (например, «Шумерский царский список» XXI в. до н. э., предлагающий сводную схему династической истории всех предшествующих периодов; литературные шумероязычные композиции о полусказочных деяниях шумерских правителей III тыс. до н. э. – так называемые шумерские «былины», прежде всего о правителях Урука Эн‑Меркаре и Гильгамеше; шумерские ритуальные тексты, записанные в основном на исходе III – в начале II тыс. до н. э.);

3) письменные источники, непосредственно отражающие события рассматриваемого времени, – хозяйственные архивы IV тыс. до н. э. из Урука и Джемдет‑Насра, хозяйственно‑административные архивы XXVI в. до н. э. из Шуруппака, более позднего времени из Лагаша и др., бесчисленные хозяйственно‑административные документы III династии Ура, надписи шумерских, аккадских и урских царей. Среди них особо надо отметить «Стелу коршунов» царя Эаннатума из Лагаша (ок. 2450 г. до н. э.), сообщающую о войнах и договорах с соседним государством Уммой, надпись Уруинимгины из того же Лагаша (ок. 2320 г. до н. э.) о социальном кризисе и проведенных им реформах, письма последнего царя III династии Ура Ибби‑Суэна, Судебник основателя той же династии Ур‑Намму (ок. 2100 г. до н. э.) и др.

К сожалению, период до середины III тыс. до н. э. практически вовсе не освещен источниками третьей категории и очень скупо освещен источниками второй категории, так что реконструировать события этого периода приходится почти исключительно по археологическому и языковому материалу. Между тем именно в этот темный для нас период и зародилась шумеро‑аккадская цивилизация! В частности, до сих пор нельзя с полной уверенностью судить ни о том, как и когда в Месопотамии появились шумеры, ни о том, как и когда в ней появились аккадцы (заведомо шумерской была культура Урук, а присутствие аккадцев в Месопотамии фиксируется по первым же сохранившимся архивам и царским надписям Раннединастического периода, т. е. в XXVI в. до н. э., но что было с шумерами и аккадцами еще ранее, точно неизвестно).

 

 

Заселение Месопотамии. Убейдцы‑субареи

 

В низовья Тигра и Евфрата человек проник довольно поздно – в эпоху развитого неолита, в VI тыс. до н. э. Первым населением Южного Двуречья были, как мы уже видели, субареи – выходцы с северо‑востока, от предгорьев Загросского хребта. К концу VI тыс. до н. э. они освоили болотистый край вплоть до «Горького моря» и построили здесь древнейшие известные нам огражденные поселения Месопотамии – протогорода.

Нижнемесопотамские субареи создали особую, так называемую убейдскую, археологическую культуру, существовавшую в V – начале IV тыс. до н. э. («убейдское тысячелетие»). Они знали металлургию меди, и соответствующие термины были позднее переняты у убейдцев шумерами. Убейдская культура распространилась, по мере расселения субареев, на огромном пространстве от Центрального Загроса через Верхнюю Месопотамию и Сирию к Средиземному морю, а также на СевероВосточную Аравию, включая Бахрейн. Вся эта территория вместе с Нижней Месопотамией составила относительно однородную этнокультурную ойкумену субареев – носителей убейдской культуры и «бананового языка», о котором говорилось выше.

Убейдцы изготавливали первые из известных нам, хотя еще очень примитивные, доспехи (они представляли собой кожаные перевязи с нашитыми на них медными бляхами), а их вожди или жрецы носили странные островерхие шлемы или маски, закрывающие все лицо и имитирующие морды рептилий, с удлиненным, полого уходящим назад навершием. Несмотря на успехи в развитии ремесел и строительстве храмов, ни большого процветания, ни большого могущества убейдцы не добились, поскольку не умели проводить крупномасштабные ирригационные работы. Без ирригации в Месопотамии нельзя было получить большие урожаи, а без них – достичь такого уровня хозяйства и накопления запасов, который позволил бы ускоренно развивать культуру, содержать властную верхушку и требовал появления письма для хозяйственного учета. В результате убейдцы так и не вышли за рамки первобытно‑общинного строя. В то же время убейдские представления о богах оказались очень авторитетными на Ближнем Востоке: божества с «банановыми» именами продолжали почитаться в Передней Азии вплоть до античных времен.

 

«Шумерская загадка» и ниппурский союз

 

С расселением в начале IV тыс. до н. э. на территории Нижней Месопотамии пришельцев‑шумеров археологическая культура Убейд сменилась здесь культурой Урук. Судя по позднейшим воспоминаниям шумеров, первоначальным центром их поселения здесь был город Эреду, т. е. район в самом низовье Евфрата. Тогда это было далеко не самым выгодным из мест обитания на юге Двуречья.

Шумеры не вытеснили нижнемесопотамских убейдцев, а смешались с ними и ассимилировали их, переняв многие ремесла и искусства. Свидетельство тому – нешумерские термины соответствующего значения, перешедшие в шумерский язык. Городские поселения и храмовые здания периода Урук продолжают постройки предыдущей убейдской эпохи, так что приход шумеров был мирным.

 

Одна из традиционных загадок востоковедения – вопрос о прародине шумеров. Он не разрешен до сих пор, так как язык шумеров пока не удалось надежно связать ни с одной из известных ныне языковых групп. Параллели искали даже среди тибето‑бирманских и полинезийских языков – причем при всей кажущейся фантастичности последней версии она лучше других подкреплена языковым материалом.

Существует шумерский миф о происхождении всего человечества с острова Дильмун (современный Бахрейн). Согласно этому мифу, здесь «в начале времен» было нечто вроде библейского рая и жили первопредки всех живых существ, включая людей. Одно время ученые хотели видеть в этом мифе след глухих воспоминаний шумеров о том, что они переселились в Месопотамию из региона Бахрейна. Однако более тщательный анализ показал, что оснований для такой интерпретации нет: шумерская мифология видит в Дильмуне прародину всех живых существ, а не только шумеров, и этот сюжет принадлежит к числу общих космогонических мифов о начале мира и времени, а не к собственно шумерским историческим воспоминаниям об их появлении в Месопотамии.

Более надежные сведения дают нам шумерские тексты III тыс. до н. э., повествующие о контактах Шумера с далекой центральноиранской страной Аратта (район современного города Йезда). Эти тексты свидетельствуют, что в Аратте почитали шумерских богов и носили шумерские имена, а может быть, и говорили по‑шумерски. Не здесь ли нужно искать след переселения шумеров в Месопотамию с востока, через Иран? Тогда одним из районов оседания шумероязычного населения на этом пути и явилась бы Аратта. Это предположение возвращает нас к старым гипотезам ученых конца XIX в., которые считали версию об «иранском» маршруте шумеров наиболее вероятной.

 

Формирование шумерской общности на территории Нижней Месопотамии ограничило субарейскую ойкумену полосой земель вдоль Верхнего Тигра, Северного и Центрального Загроса. Все это обширное пространство и именовалось впоследствии «страной Субар» (аккад. «Субарту», «Шубарту»). После бурных политических и военных потрясений на рубеже III–II тыс. до н. э. местных субареев ассимилировали их северо‑восточные соседи, горцы‑хурриты. На них с тех пор и перешло в месопотамских источниках название «субареи» или «шубареи».

Шумеры эпохи Урук объединялись в большой общинно‑племенной союз, охватывавший почти всю Нижнюю Месопотамию. Центром союза был Ниппур (современная деревня Ниффер, Ирак) – протогород, лежавший как раз в срединной части Нижней Месопотамии. В Ниппуре поддерживался культ верховного общешумерского бога Энлиля («Владыка воздуха» или по‑шумерски «дыхания») – главный культ всего союза, скреплявший его воедино.

Каждая отдельная община или группа общин, входившая в союз, занимала небольшой участок бассейна Южного Двуречья с центром в относительно более крупном городском поселении, к которому тяготели ближайшие мелкие пункты. Их жители входили в одно общинное образование с обитателями центрального поселения. Такие общинно‑территориальные объединения в науке принято называть номами (гр. ном – область, административно‑территориальная единица). Именно в центральном поселении располагалось главное «учреждение» всего нома – храм главного бога‑покровителя. В каждом номе эту роль исполняло одно из божеств шумерского пантеона, включавшего и вошедших туда субарейских богов. При храме существовало хранилище номовых запасов зерна и ремесленных изделий. Здесь же собирались общинники и жили представители номовой верхушки – старейшины и вожди. Храмы отправляли особых торговых агентов общины – тамкаров – в чужеземные страны, вести внешнюю торговлю, обменивая часть общинных запасов на металлы и лес, а заодно и на рабов.

О единстве и могуществе шумерского союза можно судить по яркому факту так называемой колониальной экспансии шумеров в эпоху Урук. В середине – 2‑й половине IV тыс. до н. э. однотипные шумерские колонии появились на территории чужеземных племен в долине Верхнего – Среднего Евфрата и в Юго‑Западном Иране (в Сузах), на огромных по тому времени пространствах, и служили там военными и торговыми центрами шумеров. Как видно, по следам тамкаров приходили воины. Создание и защита таких колоний на дальних расстояниях от Шумера был бы совершенно непосильным делом для отдельных первобытных общин и даже для их примитивных союзов. Это требовало наличия всешумерского политического единства и самостоятельной политической верхушки, уже отделившейся от рядовых общинников и располагавшей немалой властной мощью.

И действительно, судя по погребениям, в эпоху Урук у шумеров уже выделилась властная и богатая правящая элита. Появились и рабы из числа военнопленных или купленных в чужеземных краях. Наконец, возникла развитая пиктографическая письменность, служившая прежде всего целям хозяйственного учета; ее документы обнаружены и в шумерских колониях. Все это стало возможным и необходимым только благодаря хозяйственному расцвету государства шумеров в эпоху Урук, основанному на впервые осуществленной тогда высокоразвитой ирригации.

Как видно, шумерское объединение этого времени представляло собой могучее образование, сравнимое по уровню государственного развития с ранними центральноамериканскими державами, основанными племенными союзами (ацтекская и др.). Внутренней эксплуатации в шумерских общинах практически не было. Ирригационными работами занимались по повинности свободные общинники; организовывала эти работы номовая верхушка, что, разумеется, укрепляло ее влияние и полномочия в той самой мере, в какой росли масштабы и значение ирригации. Верхушка номовой общины (главный судья, старшая жрица, старшина торговых агентов‑тамкаров и особенно верховный жрец‑прорицатель) наделялась куда большими участками земли, чем рядовые общинники, и была освобождена от любых общинных работ, так как ее работой считалось руководство общиной и осуществление ритуалов. Именно верховный жрец – эн (досл. «господин») руководил службой в храме, храмострои‑тельством, считался главой общинного самоуправления в номе и совета старейшин общины. Храмовый персонал состоял не только из жрецов, но также из ремесленников и воинов. Всех их содержала община, а командовал ими эн. С течением времени эны стали наследственными правителями.

 

На пути к шумеро‑аккадскому симбиозу

 

События, последовавшие за эпохой Урук, до сих пор не вполне ясны. В конце IV тыс. до н. э. шумерские колонии внезапно перестали функционировать – шумеры потеряли свои внешние владения, и наступила новая археологическая фаза – Джемдет‑Наср. На ее исходе, т. е. около рубежа IV–III тыс. до н. э., шумеры научились выплавлять бронзу и перешли от пиктографии к полноценной словесно‑слоговой письменности. С этого времени начинается Раннединастический период, первый этап которого завершился около 2900 г. до н. э. гигантским наводнением. Месопотамцы навсегда запомнили его как важнейшую веху своей древнейшей истории – «всемирный потоп».

Сводная версия истории Месопотамии, составленная почти тысячелетие спустя, так описывает возникновение государственности в этом регионе. Впервые государственность (шумер. царственность) была дана шумерам самими богами, которые для этого изначально избрали город Эреду. Позднее царственность перешла к другим центрам, в том числе Шуруппаку. Затем боги решили уничтожить всех людей, наслав на землю чудовищное наводнение – великий потоп. Характерная черта: согласно месопотамской традиции, это было не карой за какую‑либо вину, а делом чистой прихоти – «богов великих потоп устроить побудило их сердце». Лишь добрый бог Энки – владыка пресных подземных вод, хранитель благодетельной мудрости и наставник людей – решил спасти хотя бы одного человека. Он избрал праведника Зиусудру, правителя Шуруппака, открыл ему будущее и посоветовал построить ковчег и спасаться в нем. Шестидневное наводнение уничтожило всех людей, кроме Зиусудры, – «все человечество стало глиной». Зиусудра в своем ковчеге причалил к высокой горе, и от него пошел новый человеческий род. В конце концов благой Эа даровал Зиусудре – единственному среди всех людей мира – бессмертие во плоти. После потопа боги вновь вручили царственность людям Нижней Месопотамии. На этот раз ее первым центром стал Киш, а потом она переходила к другим шумерским городам.

Итак, шумерская традиция четко выделяет две фазы истории страны: до некоего потопа и после него, когда история Месопотамии как бы получает второе начало. Шумерские династийные списки отражают те же события: они включают как допотопные, так и послепотопные династии разных городов, отмечая потоп как рубеж между ними. При этом правление послепотопных династий доводится в списках до бесспорно исторических и надежно датируемых событий, что позволяет исследователям рассчитать то время, на которое, по мнению шумеров, приходился потоп.

Правда, в шумерских списках десятки послепотопных царей получают, из уважения к их древности, фантастические сроки правления – по нескольку тысяч лет. Но, пересчитывая их сообразно реальной продолжительности царских правлений и уточняя эти расчеты синхронизмами одних царей с другими, можно получить довольно точную датировку потопа как вехи месопотамской династийной истории – он произошел примерно в XXX в. до н. э. С другой стороны, приблизительно на это же время приходится грань первого и второго этапов Раннединастического периода, когда, как известно со времен раскопок Л. Вулли в Ираке (нач. XX в.), Нижнюю Месопотамию постигло невиданное наводнение.

Крупное наводнение археологически отражается в виде разделяющего жилые слои слоя глины, образовавшегося из отложенного водным разливом ила. Такие слои, достигающие особенной толщины, обнаружены сразу в нескольких месопотамских городах на глубине, соответствующей началу III тыс. до н. э. Речь идет, таким образом, об особенно мощном наводнении, затронувшем большую часть Нижней Месопотамии; это и есть «потоп», помещаемый примерно на то же время шумерскими списками царей. «Допотопная эпоха» этих списков отвечает, таким образом, первому этапу Раннединастического периода, а послепотопная – следующим. При этом обе эпохи, согласно шумерской традиции, оказываются эпохами раздробленности, перехода гегемонии от одного центра к другому. Иными словами, о былом могуществе Ниппурского общинного союза шумеры ничего не помнили и начинали отсчет своей древнейшей, «допотопной» эпохи с более позднего времени, когда этот союз уже распался!

С другой стороны, первые же «послепотопные» письменные источники, доступные нам (2‑я четв. III тыс. до н. э.), действительно рисуют Шумер раздробленным на множество независимых номовых государств и при этом свидетельствуют о повсеместном присутствии рядом с шумерами нового, восточносемитского этноса. Его представители входили в те же общины и государства, что и шумеры, и вместе с ними поддерживали культы шумерских божеств, которых они отождествили с собственными, восточносемитскими (так что многие из этих божеств получили в итоге двойное имя – шумерское и аккадское). Никакого противопоставления шумеров и аккадцев как одного, аборигенного, народа другому, пришлому, в этих письменных источниках уже нет – очевидно, аккадцы пришли в страну задолго до их составления.

Исходя из этого можно сделать вывод, что былой общинный союз шумеров эпохи Урук утратил свои внешние владения, а потом и вовсе распался под напором расселения восточных семитов – аккадцев из Северной Аравии. На поселениях эпохи Джемдет‑Наср нередко встречаются следы военных разрушений. Наступившая фаза раздробленности соответствует первому этапу Раннединастического периода – «допотопному времени», самой древней эпохе, удержавшейся в исторической памяти шумеров; тогда‑то и начал осуществляться шумеро‑аккадский симбиоз. Этот этап подытожило великое наводнение – шумерский «потоп», после которого семиты и шумеры уже безоговорочно сосуществуют как симбиоты. В самом деле, поднимать после катастрофы страну им приходилось вместе. Восточные семиты усвоили более высокую шумерскую культуру, включая письменность, и к середине III тыс. до н. э. образовали с шумерами ту самую двуединую и двуязычную этническую общность «черноголовых», о которой говорилось выше. Почти все цари месопотамских городов‑государств III тыс. до н. э. принадлежали к этнически шумерским династиям, а значительные и официальные тексты составлялись именно на шумерском языке.

 

Месопотамская письменность

 

В эпохи Урук и Джемдет‑Наср основным способом письма месопотамцев была пиктография, созданная шумерами. Пиктография с помощью рисунков фиксировала информацию. Содержание таких рисунков можно было передавать различными речевыми конструкциями, пересказывать разными словами без изменения смысла, поскольку они отражали не конкретные слова, а определенный смысл. Шумерское рисуночное письмо было совершенно одинаковым в северных и южных районах Нижней Месопотамии. Это значит, что его разработали в одном центре, столь авторитетном, что разные месопотамские общины заимствовали его оттуда в неизменной форме. Этим центром был, разумеется, Ниппур – столица всешумерского общинно‑культового союза эпохи Урук. Можно предположить, что шумерская пиктография была оформлена в ниппурском храме Энлиля в ходе целенаправленной работы по созданию новых методов хозяйственного учета и руководства.

Каждая пиктограмма обозначала предмет либо некое понятие: так, зачерненный небосвод мог обозначать и ночь, и темноту, и болезнь, а гора – и гору, и чужеземную страну, и раба, как выходца из чужеземной страны. Через некоторое время такие пиктограммы стали использовать для «ребусного» письма – например, изображение тростника (шумер. ги) стало обозначать слово «возвращать» (по‑шумерски тоже ги, но с другой интонацией). Кроме того, любой знак, изображавший какой‑то предмет, мог передавать слог или группу слогов, совпадающих по звучанию с названием этого предмета или хотя бы напоминавших это звучание, т. е. приобретал фонетическое значение (и не одно). Так знаки рисуночного письма становились слоговыми знаками и могли поэтому применяться для передачи служебных частей речи, грамматических показателей и вообще любых звукосочетаний, т. е. для фиксации речи. В итоге тот или иной знак имел несколько словесных и звуковых (слоговых) значений, а также мог употребляться как детерминатив[26]. Все это придавало письму громоздкий и сложный характер.

Постепенно система такого употребления знаков приняла устойчивый и всеобъемлющий характер, одновременно схематизировалось и упростилось их начертание (так что опознать в знаке какой‑либо предмет было уже нельзя). Это и означало переход от пиктографии к письменности. Месопотамскую письменность называют клинописью, поскольку месопотамцы писали на сырой глине пером‑палочкой из тростникового стебля с треугольным сечением: такие перья оставляли клинообразные оттиски. Для сохранности глиняный документ могли обжигать.

С середины III тыс. до н. э. шумерское письмо стали все чаще применять для аккадоязычных текстов (хотя оно было не очень приспособлено к аккадской фонетике). В начале II тыс. до н. э. потомки шумеров полностью перешли на аккадский язык, шумерский же язык продолжал использоваться на протяжении всей истории Месопотамии прежде всего как «высокий» язык ритуала.