Ядерная половая идентичность

 

Мани и Эрхардт (1972) в своих исследованиях приводят доказа­тельства того, что, воспитывая мальчика или девочку, родители по-разному обращаются с детьми в зависимости от их пола, даже если считают, что ведут себя с ними одинаково. Хотя существует раз­личие между младенцами мужского и женского пола, базирующе­еся на гормональной истории, это различие не приводит автома­тически к различию в постнатальном поведении по женскому/ мужскому типу. Феминизирующая гормональная патология у муж­чин и маскулинизирующая гормональная патология у женщин, за исключением случаев очень сильных гормональных нарушений, мо­жет больше сказаться на полоролевой идентичности, чем на ядер­ной половой идентичности.

Превышение уровня андрогенов у девочек в пренатальном пери­оде может привести, например, к мальчишескому поведению, повышенному выбросу энергии в играх, агрессии. Неадекватная пренатальная андрогенная стимуляция у мальчика может привести к некоторой пассивности и неагрессивности, не оказывая влияния на ядерную половую идентичность. Дети-гермафродиты развивают устойчивую женскую или мужскую идентичность в зависимости от того, воспитывали их как девочек или как мальчиков, и вне зави­симости от того, какой у них генетический код, гормональный уровень и даже — до некоторой степени — внешний вид гениталий (Мани и Эрхардт, 1972 г.; Мэйер, 1980 г.).

Столлер (1975b), Персон и Овэзи (1983, 1984) провели ряд ис­следований по выявлению взаимосвязи между ранней патологией в детско-родительских отношениях и закреплением ядерной поло­вой идентичности. Транссексуализм, т.е. идентификация индивида с полом, противоположным биологическому, не зависит от гене­тических, гормональных или физиологических генитальных отклонений. Хотя при изучении некоторых биологических вариаций, осо­бенно женского транссексуализма, возникает вопрос о возможном влиянии гормонального уровня, все-таки больше оснований видеть причины этого явления в серьезных нарушениях ранних психосо­циальных взаимодействий.

В этой связи очень интересны впервые описанные Столлером (1975b) психоаналитические исследования взрослых транссексуалов и детей с аномальной половой идентификацией, дающие информацию об основных паттернах родительско-детских взаимоотноше­ний. Обнаружилось, что у мужчин-транссексуалов (мужчин по биологическим признакам, имеющих женскую ядерную идентичность) матери, как правило, имели ярко выраженные бисексуаль­ные черты, а отцы либо отсутствовали, либо были пассивными и отстраненными. Мать видела в сыне как бы свое продолжение, неотъемлемую часть себя. Подобный блаженный симбиоз приво­дил к постепенному стиранию у ребенка мужских качеств, повы­шенной идентификации с матерью, а также отказу от мужской роли, неприемлемой для матери и неудачно сыгранной отцом. У женщин-транссексуалов мать обычно отвергающая, а отец либо отсутствует, либо недоступен для дочери, которая не чувствует, что ее поддерживают как девочку. Это стимулирует ее стать замещаю­щей мужской фигурой для матери в ее одиночестве. Мускулинное поведение дочери одобряется матерью, ее депрессия уходит и воз­никает чувство полноценной семьи.

То, что в раннем детстве родительское поведение (особенно поведение матери) оказывает огромное влияние на ядерную поло­вую идентичность ребенка и все его сексуальное поведение, характерно не только для людей. В классической работе Харлоу и Хар­лоу (1965) описывается исследование поведения приматов и приводятся доказательства того, что необходимым условием нормального развития сексуального поведения обезьян является нали­чие тесного физического контакта детеныша с матерью и связан­ное с этим чувство безопасности. При недостатке материнской заботы в раннем возрасте и малочисленных контактах со сверстниками во время критической фазы развития во взрослом состоянии отмечаются различные нарушения сексуального поведения. Такие особи в дальнейшем также страдают от социальной дезадаптации.

Хотя Фрейд (1905, 1933) полагал, что представители обоих по­лов обладают психологической бисексуальностью, он постулировал, что ранняя генитальная идентичность как у мальчиков, так и у девочек, носит маскулинный характер. Он считал, что девочки, первоначально сосредоточенные на клиторе как источнике удоволь­ствия (по аналогии с пенисом), затем изменяют свою первичную генитальную идентичность (и скрытую гомосексуальную ориента­цию) в позитивной эдиповой фазе. Эти перемены связаны, по мнению Фрейда, с реакцией разочарования по поводу отсутствия пениса, кастрационной тревогой и символическим стремлением восполнить отсутствие пениса с помощью ребенка от отца. Стол­лер (1975b, 1985), однако, придерживается иной точки зрения. Он считает, что, принимая во внимание сильную привязанность мла­денца к матери и симбиотические отношения с ней, ранняя иден­тификация младенцев обоих полов носит фемининный характер. В процессе сепарации-индивидуации мальчики постепенно переходят от женской к мужской идентичности. Персон и Овэзи (1983, 1984), однако, на основе своего исследования пациентов с гомосексуаль­ной ориентацией, трансвеститов и транссексуалов постулируют врожденность половой идентичности — и мужской, и женской. Я полагаю, что точка зрения Персона и Овэзи соответствует данным Мани и Эрхардта (1972), а также Мэйера (1980), о формировании ядерной половой идентичности гермафродитов, а также их наблю­дениям взаимодействия матери с младенцами мужского и женско­го пола с самого рождения и психоаналитическим наблюдением нормальных детей в сравнении с детьми, имеющими сексуальные отклонения, особенно исследованиям, в которых рассматривают­ся сознательная и бессознательная сексуальная ориентация родите­лей (Галенсон, 1980; Столлер, 1985).

Брауншвейг и Фейн (1971, 1975), соглашаясь с гипотезой Фрейда о врожденной бисексуальности обоих полов, приводят доводы в пользу того, что психологическая бисексуальность основывается на бессознательной идентификации младенцев с обоими родителями. Впоследствии бисексуальность корректируется в диаде “мать-ребе­нок”, в результате чего происходит определение ядерной половой идентичности и ее фиксация. Как утверждают Мани и Эрхардт (1972), неважно, что “папа готовит ужин, а мама управляет трактором”, — социально обусловленные половые роли родителей ни­как не скажутся на становлении ядерной сексуальной идентичнос­ти ребенка, если их собственные ядерные половые идентичности строго дифференцированы.

Задание и принятие ядерной половой идентичности определяет принятие либо мужской, либо женской половой роли. Поскольку бессознательная идентификация с обоими родителями (бессозна­тельная бисексуальность, признанная в психоанализе) также под­разумевает бессознательную идентификацию с ролями, приписы­ваемыми тому или иному полу, существует четкая тенденция к бисексуальным паттернам поведения и отношений, а также к би­сексуальной ориентации как всеобщему человеческому свойству. Возможно, что кроме строгих социальных и культурных требований четкой половой идентичности (“Ты или мальчик, или девочка”) последняя подкрепляется и определяется интрапсихической необ­ходимостью в интегрированной и консолидированной идентично­сти личности в целом. То есть ядерная половая идентичность ло­жится в основу формирования идентичности Эго. Фактически, как предположил Лихтенштейн (1961), сексуальная идентичность явля­ется ядром эго-идентичности. Клинические исследования показы­вают, что недостаточная интеграция идентичности (синдром диф­фузии идентичности) обычно сосуществует с проблемами половой идентичности и, как подчеркивали Овэзи и Персон (1973, 1976), у транссексуалов обычно обнаруживаются серьезные нарушения и других аспектов идентичности.

 

ПОЛОРОЛЕВАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

 

В классической работе Маккоби и Жаклин (1974) делается вы­вод о том, что существует целый ряд необоснованных представле­ний о полоролевых различиях: некоторые из них достаточно проч­но укоренились, другие вызывают сомнения и вопросы. Одним из таких необоснованных представлений является то, что девочки бо­лее “социальны” и “управляемы” по сравнению с мальчиками, им легче дается механическое заучивание и решение повторяющихся задач; при этом они имеют более низкую самооценку и меньшую мотивацию к достижению успеха. Считается также, что мальчики лучше выполняют задания творческого характера, требующие от­каза от ранее усвоенных стандартных подходов; что они более “аналитичны”. Считается, что на девочек большее влияние оказы­вают наследственные факторы, на мальчиков же — окружающая среда; у девочек определяющим является звуковое восприятие, у мальчиков — зрительное.

Среди укоренившихся половых различий можно назвать следую­щие: девочки превосходят мальчиков в вербальных способностях, мальчики — в зрительно-пространственной ориентации и математи­ке. Кроме того, мальчики более агрессивны. Все еще нет единой точки зрения относительно различий в тактильной чувствительно­сти, чувстве страха, застенчивости, тревожности, конкурентнос­ти, доминантности, а также в уровне активности, уступчивости, научения и “материнского” поведения.

Какие же из вышеперечисленных психологических различий ге­нетически детерминированы, какие имеют социальную природу, а какие развиваются спонтанно через подражание? Маккоби и Жак­лин утверждают (и имеется достаточно данных, подкрепляющих это утверждение), что очевидна связь между биологическими факторами и степенью агрессивности и способности к зрительно-пространственной ориентации. По имеющимся данным, мужчины и сам­цы человекообразных обезьян более агрессивны; по-видимому, вне зависимости от национально-культурной принадлежности уровень агрессии в значительной степени зависит от количества половых гормонов. Возможно, предрасположенность к агрессии находит свое выражение в таких чертах, как доминирование, активность, соперничество, но имеющиеся данные не свидетельствуют об этом с полной определенностью. Маккоби и Жаклин приходят к выво­ду, что генетически обусловленные характеристики могут прини­мать форму большей готовности к проявлению какого-либо конк­ретного вида поведения. Это относится к усвоенным формам поведения, но не ограничивается ими.

Фридман и Дауни (1993) пересмотрели данные о влиянии пре­натальной гормональной патологии у девочек на постнатальное сек­суальное поведение. Они изучили имеющиеся сведения о девочках с врожденной гипертрофией (гиперплазией) надпочечников и про­вели сравнительный анализ с девочками, мамы которых во время беременности принимали половые стероидные гормоны. Этих де­тей растили как девочек, и хотя их ядерная половая идентичность была женской, ставился вопрос о том, в какой степени избыточ­ность мужских гормонов в пренатальном периоде влияет на их ядерную половую идентичность и полоролевую идентичность в детстве и отрочестве.

Несмотря на то, что была выявлена слабая связь избыточного количества андрогенов в пренатальном периоде с преобладанием гомосексуальности, более существенным явилось открытие, что вне зависимости от воспитания у девочек с врожденной гипертрофией надпочечников наблюдалась большая склонность к мальчишеской манере поведения. Они проявляли меньше интереса к куклам и украшениям, предпочитая им машины, пистолеты и т. д. по срав­нению с контрольной группой. В качестве партнеров для игр они отдавали предпочтение мальчикам, проявляя при этом большую энергию и склонность к дракам. Данные этих исследований дают возможность предположить, что гормональный уровень в пренаталь­ном периоде оказывает значительное влияние на полоролевое поведение ребенка в детском возрасте. Фридман (в личной беседе) соглашается с Маккоби и Жаклин (1974) в том, что большинство особенностей, отличающих мальчиков от девочек, по всей вероят­ности, культурно обусловлены.

Ричард Грин (1976) изучал воспитание мальчиков с феминин­ными чертами. Выяснилось, что основными факторами, влияю­щими на развитие фемининности у мальчиков, являются безраз­личие родителей к проявлению фемининного поведения или его поощрение; одевание мальчика в женскую одежду; чрезмерная ма­теринская опека; отсутствие отца или неприятие им ребенка; фи­зическая привлекательность ребенка; недостаток общения с маль­чиками своего возраста. Критической общей чертой во всех этих случаях, похоже, является то, что в них отсутствует неодобрение фемининного поведения. Дальнейшие обследования этих детей обнаружили среди них высокий процент (до 75%) бисексуальнос­ти и гомосексуальности (Грин, 1987).

Наличие бихевиоральных качеств другого пола — мальчишеско­го поведения у девочек и фемининного — у мальчиков часто связа­но с гомосексуальным выбором объекта. Фактически, можно счи­тать, что полоролевая идентичность так же тесно связана с ядерной половой идентичностью, как и с выбором объекта: предпочтение собственного пола может повлиять на выбор роли, социально идентифицируемой с противоположным полом. И наоборот, вживание в роль противоположного пола может повлечь за собой предраспо­ложенность к гомосексуализму. Здесь мы подходим к следующему слагаемому сексуальности — выбору объекта.

 

ДОМИНИРУЮЩИЙ ВЫБОР ОБЪЕКТА

 

Для описания выбора объекта сексуального влечения Мани (1980) и Перпер (1985) в своих работах пользуются термином шаб­лоны человеческого поведения. Перпер полагает, что такие шаблоны не закодированы изначально, а вырабатываются в процессе фор­мирования человека, что включает в себя развитие нервной систе­мы на основе генетически заложенных механизмов и последующее нейрофизиологическое создание образа “желанного другого”. Раз­витие образа выбранного объекта Мани называет любовными картами (lovemaps). Он полагает, что они формируются на основе определенной программы, заложенной в мозг индивида, получающей дальнейшее развитие и завершение во взаимодействии с окружаю­щей средой, в которой воспитывается ребенок до восьми лет. Нельзя не заметить, что, говоря о выборе объекта сексуального влечения, эти выдающиеся ученые в области вопросов формиро­вания сексуального поведения человека ограничиваются лишь са­мыми общими рассуждениями. Изучение литературы на данную тему приводит к мысли, что конкретных исследований сексуального опыта детей проведено крайне мало, если они вообще есть. Совсем иная картина сложилась в области исследований полоролевой и ядерной половой идентичности — можно назвать целый ряд фун­даментальных трудов на эту тему.

Я полагаю, что недостаток документальных материалов на дан­ную тему говорит о нежелании признать существование детской сексуальности. Это связано с тем, что в западной культуре было наложено табу на вопрос сексуального поведения младенцев. В свое время Зигмунд Фрейд бесстрашно пренебрег этим запретом. Пред­ставители культурной антропологии (Эндельман, 1989) приводят данные, свидетельствующие о том, что дети демонстрируют спон­танное сексуальное поведение. Галенсон и Руаф (1974), наблюдая за детьми в естественных условиях, обнаружили, что мальчики играют с гениталиями, начиная с 6—7-го месяца, девочки — на 10—11-м месяце; те и другие начинают мастурбировать на 15—16-м ме­сяце. Большое влияние на сексуальное поведение детей оказыва­ют социальный статус и культурная среда. Так, например, вероятность мастурбации детей, воспитывающихся в семьях рабо­чих, в два раза выше, чем у детей среднего класса.

Фишер (1989) отмечает, что способность детей логически мыс­лить о гениталиях намного ниже общего уровня логического мыш­ления; он также обратил внимание на то, что девочки игнорируют клитор и мистифицируют природу влагалища и что родители бес­сознательно повторяют вместе со своими детьми свой собственный опыт подавления сексуальности. Существуют также данные, свидетельствующие о том, что подростки продолжают игнорировать сексуальные темы в переходном возрасте.

Мани, Эрхардт (1972) и Банкрофт (1989) говорят о широко распространенной боязни исследовать детскую сексуальность. Но Банкрофт предполагает, что, ввиду повышенной социальной оза­боченности по поводу сексуальных злоупотреблений в отношении детей, “необходимость лучшего понимания детской сексуальности получит всемирное признание, и тогда в будущем, возможно, легче будет проводить исследования в этой области”. Даже психоанализ до недавнего времени не отвергал концепцию о “латентном перио­де” — фазе, во время которой проявляется мало интереса к вопро­сам пола. Сейчас среди детских психоаналитиков все более распро­страняется мнение о том, что на самом деле эти годы характеризу­ются более сильным интернализированным контролем и подавлени­ем сексуального поведения (из личной беседы с Полиной Кернберг).

По моему мнению, существует достаточно оснований говорить о том, что психологические или, точнее, социально-психологичес­кие факторы формируют ядерную половую идентичность и в значительной степени влияют на полоролевую идентичность, если не определяют ее полностью. Однако имеется гораздо меньше осно­ваний для утверждений о том, что эти аспекты оказывают влияние на выбор сексуального объекта. Изучение сексуальной жизни при­матов показало, что на формирование сексуального поведения и выбор сексуального объекта гораздо большее влияние оказывают раннее научение, контакт с матерью и общение со сверстниками, и меньшее — гормональные факторы (по сравнению с не-прима­тами). Выше мы видели, что у человеческих детей эта тенденция получает дальнейшее развитие.

Мэйер (1980) предполагал, что, как младенец и маленький ре­бенок бессознательно идентифицирует себя с родителем своего пола при формировании ядерной половой и полоролевой идентичности, так же он идентифицируется с сексуальным интересом этого роди­теля. Мани и Эрхардт (1972) подчеркивают, что правилам мужского и женского поведения обучаются, а также отмечают идентификацию ребенка с реципрокными и комплементарными (взаимоответными и дополняющими) аспектами взаимоотношений между мужчинами и женщинами. Существуют поразительные клинические данные об обоюдном соблазнении, присутствующем в отношениях ребенка и родителей, которые часто не учитываются в академических исследованиях половой и полоролевой идентичности, — очевидно, по причине сохраняющегося культурного табу на детскую сексу­альность.

Хотелось бы особо отметить два выдающихся вклада в эту область психоаналитической теории и наблюдений. Во-первых, это пси­хоаналитическая теория объектных отношений, позволяющая объединить процесс идентификации и комплементарности ролей в еди­ную модель развития. Во-вторых, это теория Фрейда об эдиповом комплексе, которой я коснусь в другом контексте. Здесь же я ссы­лаюсь на свою более раннюю работу, где высказывается предполо­жение о том, что формирование идентичности определяется взаи­моотношениями между младенцем и матерью, особенно в раннем детстве, когда эмоциональный опыт ребенка очень интенсивен, вне зависимости от того, приятное это переживание или болезненное.

Память об этих эмоционально-насыщенных моментах образует ядро схемы взаимодействий Я-репрезентации ребенка (self represen­tation) с объект-репрезентацией матери (object representation), приносящими приятные или неприятные минуты. Вследствие этого формируются две параллельные и изолированные друг от друга ли­нии Я-репрезентаций и объект-репрезентаций и соответствующего им аффекта — позитивного или негативного. Эти первоначально “абсолютно хорошие” и “абсолютно плохие” Я- и объект-репрезен­тации затем интегрируются в репрезентации “целого” Я и репрезен­тации “целых” значимых других — процесс, являющийся основой нормальной интеграции идентичности. В предыдущих работах (1976, 1980а, 1980) я также подчеркивал свою убежденность в том, что идентичность формируется через идентификацию с отношения­ми с объектом, а не самим объектом. Это означает идентификацию и с Я, и с другим в их взаимодействии и, соответственно, интер­нализацию реципрокных ролей этого взаимодействия. Установле­ние ядерной половой идентичности — интегрированной Я-концеп­ции, которая определяет идентификацию индивида с тем или иным полом — не может быть рассмотрено отдельно от установления со­ответствующей интегрированной концепции другого, что включа­ет отношение к нему как к желаемому сексуальному объекту. Эта связь между ядерной половой идентичностью и выбором желаемо­го сексуального объекта в то же время объясняет присущую чело­веку бисексуальность: мы идентифицируемся и с нашим собствен­ным Я, и, одновременно, — с объектом влечения.

Если, например, мальчик ощущает себя мальчиком, любимым матерью, он отождествляет себя одновременно с мужской ролью ребенка и с женской ролью матери. Таким образом, в будущем такой ребенок может актуализировать свою Я-репрезентацию, про­ецируя репрезентацию матери на другую женщину; или под влия­нием определенных обстоятельств может отыгрывать роль матери, проецируя Я-репрезентацию на другого мужчину. Доминирование Я-репрезентации как ребенка мужского пола может давать уверен­ность в преобладании гетеросексуальной ориентации (включая не­осознанный поиск матери в других женщинах). Превалирующая идентификация с репрезентацией матери может определить форми­рование одного из типов мужской гомосексуальности (Фрейд, 1914).

У девочки в ее ранних отношениях с матерью формируется и закрепляется ядерная половая идентичность путем идентификации и с ее собственной, и с материнской ролью во взаимодействии. Ее более позднее желание занять место отца как объекта любви мате­ри, так же как ее собственный позитивный выбор отца в эдиповой фазе, закрепляет бессознательную идентификацию и с отцом. Эдипов комплекс в то же время закрепляет неосознанную иденти­фикацию со своим отцом. Таким образом она тоже устанавливает бессознательную бисексуальную идентификацию. Отождествление не с человеком, а с отношением и построение в бессознательном системы реципрокных ролей дают возможность говорить о психо­логической обусловленности бисексуальности. Это находит свое отражение в способности к обретению как ядерной половой иден­тичности, так и сексуального интереса к человеку другого (или того же) пола в одно и то же время. Это также способствует интегра­ции половых ролей противоположного пола с ролями своего соб­ственного, а также идентификации с социальными половыми ро­лями как своего, так и противоположного пола.

Подобная точка зрения на раннюю сексуальность предполагает, что концепция Фрейда (1933 г.) о врожденной бисексуальности верна, так же как и его сомнение по поводу связи бисексуальнос­ти с известными биологическими структурными различиями полов. Иными словами, у нас недостаточно оснований говорить о прямой связи между диморфной анатомической предрасположенностью к бисексуальности и бисексуальностью, сформировавшейся в процес­се психического развития в раннем возрасте.