Идеология – фронт национальной обороны

В современной геополитике относительно России сохраняется, и даже нарастает, странная и очевидная двусмысленность: с одной стороны, Россия считается полноценным членом мирового «демократического сообщества» (как участник «большой восьмерки», борец с международным терроризмом и т.д.); а с другой, – вроде как остается перманентной угрозой тоталитаризма, антидемократизма и имперских амбиций. Казалось бы, после поражения в холодной войне Россия вполне смирилась со своей скромной второстепенной ролью в мировой политике и, приняв все условия Запада о путях собственного реформирования, уже не должна вызывать сколько-нибудь заметного раздражения и недоверия у своих западных партнеров… Однако действительность свидетельствует о другом: на Россию продолжает оказываться неослабевающее политическое, экономическое и идеологическое давление, что позволяет говорить о том, что «холодная война» в своей более глубокой и скрытой форме продолжается.

Очевидно, причина подобной ситуации состоит в том, что, несмотря на разгром советского коммунизма у Запада по отношению к России, сохраняются непреодолимые, иррациональные по своей природе фобии, связанные как с традиционным историческим величием России, так и с грандиозностью опыта Советской России в XX веке, ставшей на некоторое время альтернативным полюсом человеческой цивилизации. Нынешнее «затишье» в России не внушает той стороне никакого спокойствия. Как пишет А.Панарин, «…русский народ, который сегодня мрачно и загадочно безмолвствует, несомненно, остается на стратегическом подозрении. Главное обвинение, которое ему бросается, – неисправимая архаичность. Казалось бы, какое кому дело до нашей архаичности и неприспособленности к веку – это скорее должно обнадеживать наших ревнивых соперников. Но они по-прежнему подозревают, что специфическое "реликтовое излучение", от нас исходящее, не дает всему миру окончательно "осовремениться" по-американски. Наша моральная идея, наша солидаристская идея – вот те слагаемые "русской идеи", которые по-прежнему внушают настоящее опасение архитекторам нового мирового порядка»[11]. То есть, независимо от геополитических, экономических и исторических итогов «холодной войны», главный и конечный вопрос противостояния не снят, но сохраняется на глубинном цивилизационно-идеологическом уровне. Поэтому нынешняя фаза «холодной войны» с полным правом может быть идентифицирована как идеологическая или, если шире – цивилизационная (по Хаттингтону).

В этом контексте коммунистическое прошлое России не может быть просто списано со счетов мировой истории на основе деклараций «нового мышления», «рыночной экономики» или «общечеловеческих ценностей», слишком очевидна связь между основными интенциями коммунизма и глубинными архитипическими чертами русского менталитета и миропонимания. «Призрак коммунизма», посетивший мир в образе Советской России, по-прежнему не дает покоя строителям однополярного мира, пугая возможностью возвращения. Поэтому, несмотря на официально провозглашенную полную идеологическую капитуляцию России, ее идеологическая демилитаризация продолжается предельно интенсивным образом. Причем глубина идеологического воздействия не ограничивается одним антикоммунизмом, а распространяется на фундаментальные основы русского миропонимания. Это связано с тем, что для Запада тезис о принципиальной предрасположенности русских к тоталитаризму, империализму и коммунизму представляется вполне очевидным, что и подразумевает в качестве превентивной меры тотальное разрушение самой системы русского мировоззрения на всех уровнях его формирования. Тут необходимо понять: как победа Запада в «холодной войне», осуществлявшейся под видом борьбы с СССР как коммунистическим режимом, фактически оказалась победой Запада над исторической Россией (о чем недвусмысленно заявил З.Бжезинский), так и идеологическая война с остатками русского «тоталитаризма» («империализма», «коммунизма», «национализма» и т.д.) имеет своей стратегической целью разрушение самого архетипа русского национального самосознания как одного из главных препятствий на пути построения нового мирового порядка. Так как Россия оказывается идеологическим оппонентом Запада именно в своих метафизических духовных основах, то, соответственно, именно эти основы, с точки зрения Запада, и должны быть разрушены.

Этому в первую очередь и посвящена неутомимая деятельность работников невидимого «внутреннего фронта». Как неутомимые жучки-короеды бесчисленные радзиховские, сванидзе, познеры, разумовские, архангельские, и несть им числа, ежедневно и ежечасно подтачивают некогда монолитное здание русского миропонимания, разрушая его связи и сцепки на всех уровнях общественного и индивидуального сознания. Все ценностные и сущностные опоры традиционных национальных представлений брошены в махину идеологической переработки: понимание истории, отношение к государству, культура, воспитание, образование, этика, отношение к армии, труду, гражданскому долгу и т.д. Словно поставлена задача все оставшиеся островки традиционного русского миропонимания и гражданского самосознания превратить в пыль. По крайней мере, если проанализировать смысл и направление основных программ телевидения, то какой-либо иной общий смысл в них найти трудно, а точнее – невозможно… И это, кстати, один из очевидных аргументов в пользу полной патриотической ложности «путинской эпохи» с ее «стабилизацией», «возрождением», «вставанием с колен» и проч. – на фоне внешнеполитического и экономического популизма продолжается предельно интенсивный и откровенный демонтаж русской цивилизации в самых сокровенных ее началах. «Враги России знают, – пишет митрополит Иоанн, – что настоящей властью в современном мире обладает не тот, у кого в руках "красная кнопка", и не тот, кто отдает приказы заводам и танкам, осуществляя непосредственное руководство экономикой или армией, но тот, кто имеет возможность формировать самосознание масс и государственное мировоззрение. Поэтому их главные силы брошены на то, чтобы удержать контроль над общественным мнением, целенаправленно разрушить мешающие им идеологические приоритеты и создать на их месте иные, удобные для себя»[12]. Мы прекрасно помним, что Советский Союз был уничтожен путем массированной идеологической атаки (путем «идеологического взрыва»); почему же мы не видим, что нынешняя идеологическая атака направлена уже на уничтожение самой России как цивилизации?

При этом по-прежнему иллюзорны упования наших западников, ожидающих какой-то «новой идентификации» России на фоне приобщения ее к «мировому цивилизованному сообществу». Как было показано выше, идеократический характер русского общества имеет очень глубокое метафизическое предопределение и как стратегический потенциал национальной истории не может произвольно меняться. Поэтому привить какую-то новую идентификацию (идею) душе народа онтологически невозможно, но вот разрушить старую, стереть ее образ в анналах исторической памяти и национального самосознания, вложив на ее место временную идеологическую фикцию, при современных информационных технологиях не представляется слишком уж затруднительным. Наоборот, сегодня это один из самых эффективных способов ведения «военных действий». Как пишет один из современных аналитиков, «для подчинения страны достаточно переориентировать мышление ее народа так, чтобы страна начала действовать в интересах атакующей стороны и исключить возможность собственного произвольного, независимого целеполагания. Все остальные типы решений и действий могут быть объявлены абсолютно свободными, поскольку они не затрагивают самого принципиального момента – постановки стратегических целей. …Разрушение способности ставить стратегические цели и удерживать реальность понимания и восприятия превращает целые страны в элементы глобальной системы нового мирового порядка, не несущие собственных задач, но работающие на задачи, которое ставит победитель в информационной войне»[13].

К сожалению, национальная идея как источник подобного самобытного исторического целеполагания не может быть сокрыта где-то в бронированном сейфе. Она хранится в подвижном, живом самосознании реально живущих людей, и сознание это, как показывает опыт, совершенно беззащитно перед возможностью разного рода идеологических диверсий. Исключительная специфика нынешнего века состоит в том, что современные информационные технологии (глобализация информационных потоков, нейролингвистическое программирование и т.д.) позволяет проникать не только в сознание, но и в подсознание каждого конкретного человека, дезориентировать его ценностные установки и управлять, таким образом, масштабными социальными процессами. Подобного рода идеологическая диверсия была осуществлена Западом против России в начале 90-х годов. Российское общество после резкого сброса традиционных социально-мировоззренческих ценностей оказалось в зоне идеологического вакуума, превратившись в беззащитную, аморфную социальную массу, неспособную к адекватному историческому самосознанию, самоопределению и действию. В этот момент и произошла тотальная информационная оккупация России западно-ориентированными силами, взявших управление стратегическими «перестроечными» процессами в свои руки.

У России на момент исторического перехода не оказалось никакой твердой идеологической опоры, чтобы на ее основе сплотить общество перед лицом разыгравшейся антигосударственной смуты. Не оказалось цивилизационного смысла, способного выполнить роль стратегического целеполагания и мобилизовать нацию к осознанному историческому действию. Все было сделано так, чтобы такой единой платформы у общества не появилось: это мог бы быть обновленный социализм (с человеческим лицом), но СМИ до предела демонизировали этот образ в общественном сознании. Это могло бы быть христианское преображение общества (вспомним вдохновенное слово митрополита Иоанна), но откровенное слияние Церкви с новой властью перечеркнуло эту возможность; наконец, это могло быть просто современное постиндустриальное общество, но варварское разрушение и разграбление национальной экономики не оставило никаких надежд на подобные перспективы.

С тех пор ситуация не изменилась. Россия по-прежнему находится в полубессознательном состоянии управляемой сомнамбулы. У нее так и не появилось ясного идеологического взгляда, способного подтвердить адекватность национально-исторического самосознания: бестолковая «эпоха Ельцина» сменилась невыразительной «эпохой Путина», а мы по-прежнему не знаем своего будущего. «Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв» [Откр.3.1] – к сожалению, таково глубоко фиктивное состояние нынешней российской государственности.

В итоге задача истинного идеологического самоопределения общества, обретения фундаментальности национального бытия, остается поистине жизненно важной. Идеология в эпоху информационных войн становится важнейшим стратегическим достоянием, главным онтологическим рубежом национальной обороны – дальше отступать некуда! Только отстояв свое право на независимость национального самосознания, возможно сохранить в наше время и независимость национально-государственную. Поэтому идеология сегодня – главный фронт национальной обороны. Только отсюда, от подлинных начал и истоков национального духа, русская государственность может вернуться к новой жизни, новой силе и новой истории.

Между тем нынешняя «государственная» политика озабочена прямо противоположной задачей. Под дымовой завесой либерализма, демократии, «прав человека» и тому подобных универсалий гражданского общества осуществляется тотальная деидеологизация общественного сознания как полное исключение какого бы то ни было духовно-идеологического фундаментализма и культурно-исторической самобытности. Тотальность этого управляемого процесса проявляет себя на всех без исключения уровнях формирования общественного сознания: в образовании, в культуре, в СМИ, в органах управления. Обществу принципиально отказано в праве на утверждение какой-либо надличной идеальной ценности в качестве общепринятой, будь это любовь к родине, образ будущего, национальная идея или религиозная истина. В полном соответствии с интенцией постмодерна все ценности объявляются относительными, т.е. не обязательными. И это лишь на первый взгляд может показаться безобидным проявлением посттрадиционализма. На самом деле данный процесс есть элемент целенаправленной идеологической атаки стратегического противника. Как пишет С.Кара-Мурза, «атака на ценности – прелюдия к любой войне. Цель этой атаки – ослабить связанность народа, лишить его коллективной памяти, общего языка и системы координат, в которой он различает добро и зло. В пределе – демонтировать ту центральную мировоззренческую матрицу, на которой собран и воспроизводиться народ. Если это удается, народ рассыпается как куча песка»[14].

Очевидно, единственным противодействием данному гибельному вмешательству в святая святых национальной жизни должна стать сознательная консолидация общества на национально-консервативных мировоззренческих началах с преобразованием этой тенденции в полноценную национально-государственную идеологию. Однако реформаторы России утверждают иные подходы. Принципиальная идеологическая бесформенность российского общества оказывается закрепленной на самом высшем государственном уровне – в Основном Законе страны! Так, Статья 13 Конституции РФ устанавливает, что: 1) в РФ признается идеологическое многообразие; 2)никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. То есть государство откровенно постулирует свою идеологическую «бессознательность» и геополитическую аморфность(!), отказываясь как от традиционных идеологических ценностей прошлого, так и от какой бы то ни было национальной стратегии будущего, предпочитая свободный дрейф по волнам истории «без руля и ветрил» и внятных национально-исторических целей. Не абсурдна ли такая позиция?!

Однако Конституция – лишь для отвода глаз… Фактически же власть, приватизировав управление, уверенно развернула общество к берегам западного «капиталистического рая», используя по умолчанию в качестве двигателя этого процесса разрушительную идеологию либерализма, исполняющую функцию атомизации социума, что является необходимым условием рыночных отношений. Либеральный демонтаж государственности идет полным ходом, народу же, фактически, брошен клич – «спасайся в одиночку!» – словно общий корабль «Россия» уже списан в анналах истории и никакому восстановлению не подлежит.

Деидеологизация в этой системе выполняет роль не столько выравнивания или стабилизации общественных процессов, сколько роль анестезии как отключение национального самосознания от понимания масштабов и глубины тех макроисторических «ампутаций и расчленений», которые безоглядно осуществляются реформаторами во всех без исключения областях национальной жизни. Существо же деидеологизации сводится в конечном итоге к тому, чтобы человек, как частица общества, не имел ни грамма гражданского самосознания как чувства личной ответственности за происходящее, чтобы все его заботы были ограничены индивидуальным, а вопрос об общественном вообще был снят с повестки дня. Не имея никакого идеологического эталона (как меры этической ценности общественных явлений), человек принципиально не способен как-то оценивать или направлять происходящие общественные изменения, и это есть достоверный показатель наступающего разложения общества. Мораль, этика, нравственность – ни один из этих социальных нормативов не может существовать сам по себе, в качестве автономной системы, без единого идеологического поля, объемлющего все общество в качестве замкнутого целого. Предоставленное само себе, все это тут же сыплется прахом как имеющее смысл лишь в рамках целого. Целое же определяется в первую очередь духовно-идеологическим единством общества, а не единством языка, территории, системы экономических связей или истории. Здесь в области духовно-идеологических приоритетов и происходят основные битвы современности.

Универсальным деидеологизирующим средством является в наше время либерализм. Парадоксальность либерализма заключается в том, что, выступая как принципиальный противник и разрушитель всякой идеологии, он сам становится идеологией, в этом и состоит его универсальность. Вытесняя или разрушая какую-либо национально-государственную идеологию, либерализм тут же сам занимает ее место в качестве универсальной идеологии. Это настоящая «идеологическая чума XX века», ибо против ее экспансии не может устоять ни национальная традиция, ни религиозный фундаментализм, ни государственная идеология. Сила же ее проста и состоит в перманентном отрицании общего ради частного на всех уровнях социальной системы, что, по сути, неизбежно приводит к полной либерализации (освобождению) и торжеству эгоистического начала в человеке. Это и есть та таинственная универсальная сила, перед которой не могут устоять никакие твердыни общества. Идеология, религия, мораль, этика, традиция, общественное мнение – все эти сферы общественного сознания отодвигаются на задний план, уступая место свободе личного индивидуального начала от авторитета общества (liberti – свобода от…). Идеология индивидуализма и составляет суть либерального универсализма.

Очевидно, что подобное индивидуалистическое идеологическое начало в корне противоречит самой онтологической природе идеологии, являющейся раскрытием сверхличной национальной идеи в плоскости реальной истории. По существу в основе идеологии, ее господствующего статуса в обществе лежит архетип теократической организации общества и именно этот архетип (а не саму идеологию) и разрушает либерализм. Фактически это означает подмену фундаментальных основ общественного бытия: замену духовно-метафизических организующих начал общества, формирующих его как органическое целое, на материально-эмпирические, структурирующие общество как механическое целое. Разница принципиальна и катастрофична. Общество как таковое, как единый одухотворенный организм, как целостный и независимый субъект истории исчезает, превращаясь в аморфную социальную массу, из которой заинтересованные силы могут слепить любую «демократическую» конфигурацию.

Таким образом, в эпоху либерализма и информационных войн национальная идеология оказывается главным национальным достоянием требующим первостепенной и всесторонней защиты. Ни целостность границ, ни развитость экономики, ни наличие армии не может нынче гарантировать национальной безопасности и независимости. Только наличие онтологически укорененной национальной идеологии может обеспечить независимое существование нации в истории. Собственно так было и всегда, но именно нынешний, невиданный ранее, уровень информационных технологий делает принцип внутренней (онтологической) детерминированности национальной истории необязательным, подменяя его фактором внешнего идеологического управления. Здесь из национального бытия изымается его сокровенное содержание – национальная идея – и на ее место помещается некая условная идеологическая фикция типа «общеевропейского дома», «гражданского общества» или, на худой конец, «борьба с международным терроризмом».

Лишая народ его национальной идеи, тем самым лишают его и национальной культуры, целиком базирующейся на этой идее, того «духовного пространства», которое освоила нация за время своей истории. И это означает не только конец национальной культуры, но духовную смерть нации. «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне» [Мф.10.28]. Именно такого рода угроза нависла сегодня над Россией. Призывая к защите духовного статуса национальной культуры, А.Панарин пишет: «Русский народ изолируют от созданного его великими классиками великого духовного пространства, где генерировались вселенские идеи и ставились потрясающие вопросы. Из идейного максималиста, каким ему завещано быть всей его духовной традицией, его хотят превратить в "минималиста", которого хватает лишь на обсуждение неотложных бытовых вопросов и формирование жалких стратегий низкопробно-эгоистического индивидуализма… Это изгнание нашего современника из большого духовного пространства должно быть признано даже более опасным, чем изгнание его с законных территорий, освоенных великими предками. …Вот почему на первое место в современной национальной борьбе за выживание объективно выдвигаются интеллектуалы-гуманитарии. От них требуется дать отпор современной атаке стратегического противника на духовные твердыни нации»[15].

Последняя мысль заслуживает особого рассмотрения.

Разыгравшаяся ныне в России идеологическая смута, несмотря на многочисленные зримые разрушения национального бытия, имеет тонкую идеальную природу. Поэтому по-настоящему оценить происходящее можно лишь на духовно-интеллектуальном уровне. Это означает, что реальное действенное участие в развернувшейся информационно-идеологической войне может принять не весь народ как единое целое, а только интеллектуальная прослойка нации, т.е. интеллигенция. Тут бессмысленны традиционные призывы типа «вставай страна огромная!», как это по старинке пытаются делать коммунисты, ибо народ как монолит, как материализованная мощь нации в нынешнем противостоянии бессилен. Враг принципиально невидим, «оружие массового поражения» направлено на идеальные основы национального самосознания. Здесь мало даже высокого интеллекта, необходим одухотворенный интеллект, т.е. укорененный в национальной духовной традиции, всецело определяемой православием. Поэтому именно одухотворенная интеллигенция, как интеллектуальная совесть нации, должна встать в первых рядах защитников Отечества, образовать из себя новое народное Ополчение. В этом сегодня ее главное национальное призвание и историческая ответственность.

Необходима всеобщая мобилизация интеллигенции на защиту цивилизационных основ национального бытия. Причем защиты не пассивной, а активной, направленной на выработку адекватной идеологической стратегии, способной вывести Россию из идеологического тупика. По мысли А.Панарина, эта стратегия «состоит не в том, чтобы заниматься национальным самовосхвалением, призывать к духовно-политической изоляции и пестовать "исконное". По существу она состоит в том, чтобы заново переосмыслить современные проблемы глобализирующегося мира с позиций нашей большой духовной традиции, сформулировать альтернативные варианты ответа на мироустроительные вопросы нашей эпохи…»[16]. То есть необходима формулировка национальной цивилизационной альтернативы новым вызовам истории. Это есть сущностная, позитивная задача для национального интеллекта.

Суть исторических системных кризисов, подобных нашему, в том и состоит, что в нем переплетается множество идеологических, политических, духовных и мировоззренческих путей истории; когда инерция прошлого заходит в тупик и в ситуации неопределенности (точки бифуркации) необходимо сделать новый исторический выбор – проявить образ будущего. Только национальная интеллигенция как обладающая соответствующим мировоззренческим аппаратом (знаниями, интеллектом, духовностью и культурой) может предугадать этот образ в своей национальной интуиции, опознать и принять его своим сердцем, душой и разумом, определить его в слове. Занята ли ныне интеллигенция подобным стратегическим поиском? С очевидностью можно сказать, что нет. Большинство – в исторической апатии, в пассивном следовании за обстоятельствами, которые умело фабрикует небольшая (в общегосударственном масштабе) кучка антинациональных сил. В том-то и парадоксальность проблемы, что историческое действие, которое должна осуществить национальная интеллигенция, находится даже не в реальной политике (как необходимость «выходить на баррикады»), а внутри собственной совести – оценить настоящее и осознать будущее. Однако уже второй десяток лет в пространстве интеллектуальных проектов наблюдается томительное затишье, словно загипнотизированная телевизионными «шаманами» русская интеллигенция беспомощно наблюдает как национальную историю уводят у нее из под ног.

Особенно очевидно бездействие интеллигенции в конкретной зоне ее гражданской ответственности – в сфере национальной идеологии. После обрушения старой системы ценностей, в обществе до сих пор не восстановлено никаких общих этических идеалов, способных хоть как-то объединить нацию в новых исторических условиях. Более десятка лет мы пользуемся суррогатами фальшивых идеологических установок не только в области экономики, но и в области мировоззрения, механически перенося западные стандарты бытия, во всех его плоско-меркантильных проявлениях, на свою общественную и личную жизнь. Словно сами лишены какой бы то ни было самобытной национальной культуры и традиции, словно не имеем собственной фундаментальной системы ценностей в лице православия.

Между тем, сегодня национальная история просто замерла, остановилась в ожидании новой формулировки национальной идеи, и этот немой вопрос истории обращен непосредственно к русской интеллигенции! Способна ли она преодолеть инерцию идеологических схем прошлого, стряхнуть мишуру политологических штампов настоящего и, собравшись с мыслями, проявить образ национального будущего, выполнить тем самым свою основную общественно-историческую миссию? Ведь это не задача политиков – они решают сугубо утилитарный вопрос о власти. Вопрос о национальной идее, о смысле национальной жизни, об образе будущего как цели национального бытия – это задача интеллигенции. И хоть эта задача сугубо идеальна, но если интеллигенция найдет для нее адекватное историческое решение, то политики будут вынуждены с ним согласиться!

Часть I.

Глава 3.